Дом, который построили мы.

Глава 1
ЧЕРТЕЖ МИНУВШЕГО
«Земля наша велика и обильна», – говаривали древние славяне IX века в обращении к варягам Рюрика. Тогда они и представить себе не могли, насколько будет велика и обильна наша единая и неделимая Россия в XXI веке – свыше 17 млн квадратных километров.
А в середине XIX века ее территория и вовсе была 22,4 млн квадратных километров с населением, сопоставимым с количеством жителей современной России, – 146 млн человек. Страна получилась огромна, богата, но крайне неоднородна. Заселена лишь на треть – в полосе гор, пустынь, степей, тайги, тундры, вечной мерзлоты плотность населения составляла не более 0,05 человек на квадратный километр. Более-менее заселены были земли лишь вдоль питающих жизнь рек и питающих коммерцию железных дорог и трактов.
На момент развала Российской империи городов-мегаполисов в ней было всего два – Петроград и Москва, еще четыре – с населением свыше полумиллиона человек: Варшава, Рига, Киев, Одесса. С десяток городов разрослись с начала века от 150 до 400 тысяч. Остальные представляли собой либо очень большие деревни, либо слепленные рабочим потом соты пролетарских поселков вокруг рудников, шахт, заводов и фабрик. С вкраплением «приличных» кварталов, торговых рядов, базарных площадей, церквей-синагог-костелов-мечетей, кабаков, воинских казарм, полицейских участков.
Ни о какой продуманной градостроительной политике и системе коммунального хозяйства речи не было. Водопровод, отвод городских стоков, освещение, замощение в крупных городах перестали быть диковинкой лишь во второй половине XIX века. Холерные поветрия из-за нездоровой воды стали ежегодными спутниками скученных поселений. Профессии водовозов, золотарей, трубочистов, извозчиков были крайне востребованы и дефицитны.
Чуть ли не единственным требованием к строителям со стороны городской управы было то, чтобы возводимые здания ни в коем случае не были выше главного собора. Внешний облик строений определяли вкусы обывателей да мошна купечества. Городской транспорт, а тем более электрические трамваи, имели лишь некоторые крупные центры. О собственном метро мечтали в столицах в сладких снах и прожектах...
Не имеет смысла предаваться дряхлым мифам о «лапотной России» и «просвещенной Европе» – схожая ситуация наблюдалась повсеместно на рубеже эпох, отличаясь лишь ментальными тонкостями. Человечество только училось становиться цивилизованным. До поучительной для всего мира революции в России истэблишмент Старого Света держал свое население в черном теле, в колониях его и вовсе за людей не считали. В Новом Свете коренным жителям вместо метро предложили резервации и инфицированные оспой одеяла. Впереди были концлагеря и газовые камеры...
Заботу о теле делегировали лекарям и цирюльникам, о душе – священникам, о красоте – живописцам. На долю строителей оставили храмы, замки, дворцы, крепости и тюрьмы. Строить собственное жилье в Европе из-за малоземелья было крайне дорого и невыгодно, поэтому большинство небогатых горожан предпочитали многолетнюю аренду жилплощади в доходных домах. Отсюда и пошла европейская традиция не связывать себя личной недвижимостью, а всю жизнь проводить на съемных домах-квартирах.
В России же не иметь хоть небольшого, но собственного угла всегда считалось позором. Без своей крыши над головой глава семейства не мог чувствовать себя уверенно и достойно содержать семью, быть уважаемым главой рода и равноправным членом общины. На Кавказе мужчина просто обязан был сам построить собственный дом (а то и башню), чтобы привести в него жену. Поэтому возвести жилище, «жить своим домом» становилось главной задачей каждого взрослого россиянина.
Ремесло строителя – плотника или каменотеса – появилось на Руси вместе с рождением первых укрепленных градов. Ладить срубы из «кондового четверика» в обло (в охряпку, в охлуп, в режь, в лапу, в столб, в иглу, в погон – зависит от мастера), хитро рубить для этого лес зимой («покамест дерево спит») и класть углы из обожженного в печах глиняного кирпича-плинфы научились еще во времена летописных древнерусских князей. Жилье рубили из леса, лишь наиболее ценные храмы мастерили дорогостоящим способом кирпичного обжига. Поэтому пожары были часты, но и дома восстанавливались скоро.
Строительный материал рос вокруг, а ремесло у славян носило домашний характер – любой был и швец, и жнец, и на дуде игрец. Так что, почитай, каждый смерд владел топором не хуже матерого дружинника.
С помощью этого нехитрого инструмента да натертой мелом или сажей плотницкой отбивочной «верви» (измерительная нить) качественно сложить могли и избу, и баньку, и сарай, и церковь, и корабль.
К примеру, в 1667 году воевода Сила Аничков «со товарищи» топорами из сосновых бревен заложили Илимский острог с проезжей сторожевой Спасской башней о 30 венцах с навесной надвратной часовней, которые сохранились до сих пор.
В 1666-1671 годах зодчие Семен Петров и Иван Михайлов воздвигли уникальный дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском из 26 соединенных друг с другом деревянных теремов и церковью Казанской иконы Божьей Матери (до 30 метров высотой). Во дворце насчитывалось 270 «хоромин» общей площадью 10 250 квадратных метров и 3 000 окон (ныне восстановлен по старым чертежам).
По легенде в 1714 году мастер Нестор сложил 37-метровую Преображенскую церковь в онежском погосте в Кижах с 22 разноярусными главами, алтарным прирубом в форме пятиугольника, с криволинейной формой кровли («бочкой»), с восьмериками на перекрещивающихся балках вообще без металлических крепежных деталей.
Мастерство строить без единого гвоздя и даже без пилы от подклета до конька было достаточно распространено в изобильной лесами России. Топором можно валить деревья, очищать их от сучьев, обтесывать, «выглаживать» доски. Топор надежнее: спиленное бревно может начать «махриться», впитывать влагу и гнить. Когда же топор в умелых руках, он так обрабатывает дерево, что волокна уплотняются и становятся водоустойчивыми. А точно вытесанный в бревне желоб наглухо «запирает» его в венце, без всяких ржавеющих со временем гвоздей.
Топором сподручно было мастерить и долбленки-моноксилы. Проще говоря, челны-однодревки, вытесанные из увесистого ствола дерева, на которых славяне тысячами запросто перемахивали Русское море и осаждали вожделенный Царьград.
Более сложные строения требовали особых навыков и владения не только плотницким ремеслом, но и хитростями профессии каменщика.
Каменное строительство на территории современной России известно с незапамятных пор. До сих пор точно не определена датировка основания самого древнего (каменного) города страны – Дербента. Различные историки исчисляют его возраст от 2 до 5 тысяч лет. Как «Каспийские ворота», то есть укрепленное поселение, он упоминался еще в трудах древнегреческого историка и географа Гекатея Милетского (VI век до нашей эры), предшественника «отца истории» Геродота.
Крепостные стены Дербента сложены как минимум в VI веке нашей эры при сасанидском шахиншахе Хосрове I Ануширване и получили название «Дарбанд» — «запертые ворота». Работали опытные каменщики, обрабатывая глыбы известняка и подгоняя их с ювелирной точностью в два ряда и скрепляя известковым раствором. Промежутки между рядами забутовывали битым камнем и землей.
С восточной стороны трехметровая стена крепости Нарын-кала уходила в Каспийское море на 150 метров, с западной – превращалась в Даг-бары, крепостную цепь, растянувшуюся на 40-50 километров от Дербента до Табасарана в Южном Дагестане.
На Черноморском побережье Кавказа и Крыма во времена античности каменное строительство было особенно активно в древнегреческих полисах-колониях, в Боспорском и Понтийском царствах. Керкинитида, Феодосия, Пантикапей, Херсонес Таврический, Неаполь Скифский, Гермонасса, Танаис, Горгиппия, Фанагория, Бата, Сугдея, Торик и др. были построены из местного камня, включая жилые дома, крепостные стены, храмы, термы, амфитеатры, общественные учреждения. При этом античные каменотесы отнюдь не были рабами – этой важной и тонкой профессией владели исключительно свободные ремесленники. Рабы лишь добывали камень в каменоломнях и транспортировали его в мастерские. Камнерезы обрабатывали известняковые и мраморные блоки зубилом и кайлом. Более твердые породы (гранит, базальт) разделывали медной пилой толщиной 3-4 мм без зубьев, подсыпая в процессе пиления в желобки абразив – кварцевый песок, с помощью которого, словно остренькими зубками, «надкусывался» твердый слой. А поскольку греческие колонисты имели дело главным образом с кочевниками-степняками, городов не строившими и штурмовать их не умевшими, каменные античные поселения просуществовали до раннего Средневековья. Вплоть до крещения киевского князя Владимира в мраморной херсонесской купели. Именно князь построил первый известный на Древней Руси каменный храм – Десятинную церковь в Киеве в самом конце Х века.
Так что традициям каменного зодчества в России уже без малого 2 тысячи лет.
Впрочем, первые камнерезы в Древней Руси были все же пришлые – мастера из единоверческой Византии, имевшие большой опыт каменного строительства и экспортировавшие его в другие земли. Так, в 833 году византийский император Феофил по просьбе кагана Хазарии командировал на Дон военного инженера спафарокандидата Петрону Каматира, который построил на границе хазарских и печенежских владений каменную крепость Саркел. Василевс Константин Багрянородный в книге «Об управлении империей» писал: «Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжегши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек».
Опыт Петроны особенно важен, ибо в степном краю у хазар из обожженного кирпича разрешалось строить только резиденции кагана. По свидетельству арабского географа IX века Мухаммада аль-Идриси, в столице Хазарии Итиле большая часть построек составляли обычные войлочные шатры, даже зажиточные хазары позволяли себе дома только «из земли и глины», а также соломы (саманные хижины). Каменная же крепость Саркел была гарантией того, что для других враждебных степняков, не знающих осадных машин, она станет неприступной.
Полтора века спустя опыт Петроны пригодился уже на Руси. Жители лесных древнерусских княжеств могли запросто сложить на возвышенности деревянный град с частоколом и укрепленным кремником-детинцем. В дохристианский период подобных «вышгородов» вполне хватало, чтобы обороняться от степняков и отправлять культ в открытых языческих капищах. Но необходимости заниматься каменным строительством не было. Оттого и подходящих печей для изготовления кирпичей не существовало.
Однако новая религия требовала и новых культовых сооружений, для чего были необходимы печи и современная технология обжига глины.
Технологии у русичей не было. Зато у них всегда было одно неоспоримое достоинство – жители Руси-России никогда не стеснялись учиться. Не считали зазорным перенимать новое и полезное для усовершенствования своих навыков. Ведь учиться не стыдно, стыдно не уметь и не пытаться это исправить.
Поэтому с конца Х – начала ХI века на Руси с помощью византийских мастеров, образовавших первую зодческую артель, постепенно внедряется каменно-кирпичное строительство (Десятинная церковь, Софийский собор и Выдубицкий монастырь в Киеве, соборы Святой Софии в Новгороде и Полоцке, Спасо-Преображенский собор в Чернигове, церковь Богородицы в Тмутаракани, Михайловский собор в Переяславле Южном и др.).
Камнерезы-артельщики выкладывали неглубокие, аршинные (чуть более 70 см) ленточные фундаменты из бутового камня на растворе для наружных стен и насухо для внутренних. Стеновую кладку мастерили из чередующихся 4-5 рядов кирпича и одного ряда камня на известковом растворе (известь, песок, кирпичная крошка-«цемянка»). Толщина швов кладки доходила до 45 мм. Арки, арочные перемычки и своды выкладывались из обожженной плинфы, свинцовую кровлю клали на кирпичные своды и купола.
За столетие артели камнерезов появились во многих городах Руси, они были завалены заказами. Но, к сожалению, лишь на церковное строительство. Стены городов и жилые строения по-прежнему оставались деревянными.
Монгольское завоевание XIII века надолго прервало развитие каменного строительства. Выживших в погромах городов мастеров угнали в Орду, ремесло камнереза стало невостребованным, и недавно приобретенные навыки на несколько столетий оказались прочно забытыми. Грады и храмы вновь стали деревянными.
Из камня возводили лишь небольшие строения, главным образом бытовые. В постмонгольской Руси сложилась практика строительства небольших низкосводных сооружений. Такие не требовали особо прочного фундамента, мудреных чертежей, им не нужны были большие, дорогостоящие, несущие сквозняк окна, их было легче отапливать зимой.
Положение начало меняться лишь в конце XV века, когда набиравший политический вес великий князь всея Руси Иван III объединил русские княжества и женился на наследнице византийских императоров Софье (Зое) Палеолог. Вместе с привезенными с нею царскими инсигниями это вдохновило князя идеей «Москва – Третий Рим».
Но для подобного статуса столицы необходимо было строить особые «камяны храмины», превосходившие по масштабу домонгольские храмы стольного Владимира. Нужен был главный собор – сосредоточение церковной жизни всего великого княжества.
Возводить мощные белокаменные стены с башнями вокруг Кремля тогдашние мастера во главе с «сурожским гостем» Василием Ермолиным научились, но строить могучий собор – искусство совсем иного рода, требующее других материалов и хорошей архитектурной подготовки.
Строительство с 1472 года курировали бояре Владимир и Иван Ховрины, месили глину и изготавливали кирпичи бригады псковских «каменосечцев» Ивана Кривцова и Мышкина под общим руководством «предстателя артели» Василия Ермолина. За образец взяли Успенский собор Владимира-на-Клязьме, построенный князем Андреем Боголюбским. Взяли не просто, а с мыслью сделать свой храм выше и просторнее.
«Гость» отнюдь не был профаном в строительстве. Ранее Ермолин ярко проявил свой талант как подрядчик и автор целого ряда выдающихся сооружений. При его непосредственном участии в Троице-Сергиевом монастыре в 1469 году на центральной площади возвели двухэтажную каменную одностолпную трапезную и поварню, восстанавливали собор Вознесенского женского монастыря в Кремле. Ранее он уже участвовал в восстановлении рухнувшего Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.
Однако, как отмечают некоторые исследователи, Василий Ермолин, не зная «хитрости каменной», стараясь побыстрее завершить работу и угодить великому князю, заставил мастеров как попало собрать и сложить хаотически разбросанные белокаменные блоки разваленного здания, лишь бы храм приобрел первоначальный облик. В результате все блоки были поставлены произвольно, что полностью нарушило гармонию строения, а сюжетные рельефы, словно кубики ленивого ребенка, оказались в разных местах небрежно восстановленных стен. Ни о какой ровной «строчке» или плавной линии речи уже не шло – получилось безобразное нагромождение кое-как слепленных камней.
Впрочем, ряд исследователей считают, что Ермолин на самом деле спас собор, пусть даже такой ценой. Ибо он «собрал изнова» стены, долгие годы простоявшие без крыши и купола под дождями и ветрами, подвергаясь всем прелестям северо-российского климата.
Таким образом, судьба первой версии Успенского собора Кремля оказалась незавидной. 20 мая 1474 года недостроенный храм, в котором еще не было крыши, рухнул в результате столь редкого явления в Москве, как землетрясение. По свидетельству летописца, «...бысть трус во граде Москве и церковь св. Богородицы, сделана бысть уже до верхних камор, падеся в 1 час ночи, и храми все потрясошася, яко и земли поколебатися».
Под воздействием «труса» обрушилась северная стена с лестницей на хоры и часть западной. Любопытное совпадение – находившийся прежде на этом же месте построенный в 1327 году великим князем Иваном Калитой из грубо обработанных квадров белого камня первый одноглавый трехапсидный Успенский собор разрушился именно с северной стороны. У него треснули своды придела церкви Поклонения вериг апостола Петра, которые пришлось укреплять толстыми бревнами.
То есть причинами аварий мог стать не «трус», а нарушение или утрата строительных технологий домонгольского периода, выразившиеся в ошибках при закладке фундамента или возведении стен.
Это отчасти подтверждает Софийская вторая летопись, в которой под 1476 годом рассказывается о попытке Ивана III провести своеобразную строительную экспертизу с привлечением других псковских каменосечцев, считавшихся лучшими специалистами каменного ремесла на Руси: «Посла князь велики во Пьсков и повѣле прислати мастеровъ церковныхъ, и приведоша их. Они же дѣла ихъ похвалиша, что гладко дѣлали, да похулиша дѣ извѣсти, занеже житко растворяху, ино не клеевита, тогда князь велики отпусти, иже последи дѣлаша святую Троицу въ Сергѣеве монастырѣ, и Ивана Златоустаго на Москвѣ, и Стрѣтение на Полѣ, и Ризположение на митрополиче дворѣ, и Благовѣщение на великаго князя дворѣ».
То есть «строительная экспертиза» выявила как раз дефекты вяжущего раствора для фундамента. Раствор оказался «не клеевит», но рецептура оного использовалась самими псковитянами повсеместно.
Выводы «экспертов» подтвердил и один из главных европейских авторитетов того времени – архитектор из Болоньи Аристотель Фиораванти, работавший в Риме, Венеции, Милане и по предложению Софьи Палеолог приглашенный великим князем исправлять ошибки строителей. А начал итальянец с фундамента, посчитав, что именно в нем крылись ошибки работы предшественников. Сказалась утрата домонгольских строительных технологий русских мастеров.
Фиораванти велел снести боевым тараном слишком тонкие боковые стены и приступил к укладке нового фундамента для огромного здания. Были выкопаны глубокие траншеи в две сажени, куда забивали мощные дубовые сваи. После чего итальянец лично приготовил раствор для фундамента. В результате «известь же густо мотыками повеле мешати, и яко наутрие же засохнет, то ножем не мочи расколупити… как тесто густое растворяше, а мазаша лопатками железными».
Известно, что в средневековой Руси вяжущую известь изготавливали из известняка, мела и других карбонатных пород, которые затем обжигались. С добавлением воды образовывалась гашеная известь, а к ней в качестве заполнителя примешивали кварцевый песок, обломки кирпича, кирпичную муку, шлак, раковины, значительно улучшавшие стойкость строительного раствора. Известь огромными шестами замешивали в яме-твориле, черпали бадейками и раскладывали по кирпичам четырехугольными дощечками-«соколами». Кирпичи таскали на заплечных «козах», загружая сразу по 30 штук.
Вяжущий раствор на твердом дубовом основании дал надежный фундамент, на который можно было возносить здание на высоту 43 метра.
Но для этого необходим был и надежный кирпич. Используемый тогда белый камень был красив, но порист. Хорошо впитывал влагу, из-за чего со временем темнели стены даже на юге. А в русском климате при постоянных перепадах температур белый камень быстро теряет прочность и трескается. Вместо него нужно было использовать кирпич, белый же камень использовать только для облицовки стен. Однако тот кирпич, который до этого применялся на Руси, был неважного качества и, как правило, шел для забутовки белокаменных стен. Выдержать большой вес собора он бы тоже не смог.
Поэтому Фиораванти пришлось строить новые кирпичные заводы за Андрониковым монастырем в Калитникове, на берегу Москвы-реки. «Итальянский» кирпич начали делать более продолговатой формы и за счет длительного обжига при высоких температурах более твердым. Из него нужно было делать столпы, своды и барабаны глав.
Усовершенствованная форма «кирпича Аристотеля» позволила упростить и ускорить кладку, в то же время делая ее более надежной за счет того, что теперь нагрузка шла не на облицовку, а на кирпичные столбы, опиравшиеся на мощный фундамент. Из кирпича выложили четыре круглых и два квадратных столба, на которые облокачивались двенадцать крестовых сводов. Подобное также стало инновацией в русском зодчестве, так как прежняя форма храмовых столбов была квадратной, с вырезанными четырьмя углами, образующими в плане равноконечный крест.
Стены были выведены на высоту декоративного аркатурно-колончатого пояса (как в Успенском соборе Владимира), который для надежности скреплялся не обычными дубовыми перекрытиями, а инновационными металлическими, закрепляя их анкерами на наружных стенах. Таким стенам не страшен был никакой «земельный трус».
В Воскресенской летописи говорится: «Бысть же та церковь чюдна велми величеством и высотою и светлостью и звонкостью и пространством; такова же прежде того не бывало в Руси, опричь Владимирска церкви; а мастер Аристотель».
Мы столь подробно остановились на строительстве Успенского собора Кремля итальянцем Фиораванти потому, что именно он стал первым отечественным сооружением, воздвигнутым по всем правилам современного инженерного искусства с использованием проекта и чертежных инструментов. Не на глазок, не на русский авось, а с циркулем и линейкой. То есть благодаря Аристотелю Фиораванти умевшая хорошо учить уроки Россия получила собственную технологию строительства и необходимые конструкционные материалы.
Справедливости ради заметим, что псковские мастера Кривцов и Мышкин не утратили доверия великого князя – именно они построили в 1489 году соседний с аристотелевским Успенским Благовещенский собор Московского Кремля, где хранилась святая святых — княжеская казна. Собор псковитянами был воздвигнут, очевидно, с учетом предыдущих ошибок – из «итальянского» кирпича, уже без извести «занеже житко растворяху», которой земной «трус» оказался не страшен. И по сей день Благовещенский храм украшает Соборную площадь в Кремле.
В XVI веке каменно-кирпичное строительство в стране вышло за рамки исключительно культовых сооружений. На полях сражений появилось огнестрельное оружие, начала широко использоваться артиллерия. Это повлекло за собой потребность в строительстве прочных оборонительных объектов и надежных городских стен. Для этого в последний год правления Ивана Грозного был создан Приказ каменных дел во главе со стольником и двумя дьяками, ведавшими «всего Московского государства каменное дело и мастеры… да на Москве ж известные и кирпичные дворы и заводы».
В сферу компетенции Приказа входило и проектное дело – «сметная роспись», ставшая основным техническим документом строительства. Она содержала данные о необходимых материалах, количестве рабочих и полной стоимости строительства. «Сметная роспись» и лицо, ответственное за производство работ, утверждались в Приказе, для ведения учета расходования средств назначался подьячий. По окончании строительства в Приказ поступали отчет и расходные книги с подтверждающими документами.
Сами мастера-каменщики считались элитными «работными людьми», освобождались от посадского тягла и могли в свободное время заниматься любыми ремеслами и промыслами.
Обострение отношений с Крымским ханством и Османской империей привело к необходимости строить Большую засечную черту – цепь из городков-крепостей (Новгород-Северский, Мценск, Пронск, Путивль, Одоев, Новосиль и др.), оборонительным частоколом огораживающих Московию от вражеских набегов от брянских лесов на западе до Переяславля-Рязанского на востоке. Ключевые крепости получили собственный «каменный пояс» – кремники или кремли (Тверь, Тула, Зарайск, Свияжск, Новгород Великий, Нижний Новгород, Псков, Смоленск).
Находившийся на острие главного удара со стороны Литвы Смоленский кремль в 90-е годы XVI века строил «городовой мастер» Федор Конь, создавший свой лучший проект и самую мощную крепость России на тот момент.
Под бдительным присмотром царского шурина боярина Бориса Годунова для «Смоленского дела» была проведена почти поголовная мобилизация всех бывших в наличии каменщиков, кирпичников, горшечников. Уже вполне по-научному определили схему работ: «где что делати, и сколь далече от города Смоленеска, и сколько верст возити лес на сараи и дрова к известному и кирпичному сжению, или где лес на сараи и на дрова близко в тех местах, где сараи делати и кирпичь и известь жечь, и как которые запасы возити в Смоленеск, сухим ли путем или водным, и сколько верст».
Царским указом от 15 декабря 1595 года в помощь Коню были приданы князь Василий Звенигородский, стряпчий «с ключом» Семен Безобразов, дьяки Посник Шипилов и Нечай Перфирьев.
Строительство огромного объекта в основном завершилось уже к началу царствования Бориса Годунова. Протяженность смоленских стен составила «три тысячи тридцать восемь сажен с аршином и с полуседьмым вершком» (6,38 км). Крепость состояла из 38 прясел средней высотой 9,6 метра и толщиной 4,9 метра, которые соединяли 29 глухих и 9 воротных башен. Между пряслами располагались прямоугольные и «грановитые» (многогранные) башни высотой от 15 до 18 метров, а пятиярусная Фроловская башня, увенчанная двуглавым орлом, достигала 22 метров. Смоленская крепостная стена получила название «каменное ожерелье земли Русской».
Фортификационное искусство Федора Коня проявилось уже спустя несколько лет после завершения строительства в 1602 году – о крепостные прясла Смоленска разбились атакующие орды литовцев и поляков, годами державшие город в осаде, но так и не сумевшие взять его штурмом. Ему же принадлежали каменные стены и башни Белого города в Москве, почти два столетия замыкавшие второе кольцо обороны столицы.
Последний в России каменный кремль был построен в конце XVII – начале XVIII века в центре самой большой в стране Сибирской губернии Тобольске Семеном Ремезовым. Пытливый ученый и картограф Ремезов сначала овладевал наукой «каменного городового строительства» в Первопрестольной, а затем уже лично занимался поисками в Сибири походящего известняка, строительного песка, глины, бутового камня, закладкой обжиговых печей.
В XVII веке правители России раздвинули границы государства далеко за пределы лесной зоны, где Московия пребывала почти 400 лет. Это побудило воевод степных уездов за неимением деревянных стройматериалов приступить к массовому каменному строительству. В первую очередь оборонительному и культовому. Для чего в стране возникла потребность в большом количестве работного люда, кузнецов-ковалей, плотников, кровельщиков, каменосечцев, мастеров по изготовлению турлучных (из плетеных прутьев, глины и соломы) домов.
В «росписных списках» XV-XVII веков фигурирует целый набор инструментов для деревянного и «камяного» строительства. Разделяли рубящий (топор, потес, тесло), строгальный (струг, скобель, рубанок, шерхебель), режущий (пилы разных типов и размеров), сверлящий (сверла и бурава) и прочий (долота, резцы и др.). Кроме того, использовались топоры, молотки, кувалды, тиски, клещи, винтовальные доски, насечки, напильники, циркули, чертецы, свинцовые вески, наугольники, кирки, лопаты, ломы, грохоты и т.д.
Рождалась новая индустрия, которая на века должна была определять облик целого государства.
Основы же отечественного градостроительства закладывались молодым царем Петром Первым, приступившим в начале XVIII века к возведению целых городов по четко разработанным архитектурным планам. Таганрог, Санкт-Петербург, Петрозаводск, Липецк, Сестрорецк, Екатеринбург и другие города строились уже по европейским градостроительным канонам, типовым проектам со строго выделенной «красной линией» прямых улиц, с цветами зданий («червлень» и белый), регламентированными императорскими рескриптами, ориентацией осей улиц и дорог на вертикальные доминанты.
В 1706 году царским указом была создана Канцелярия городовых дел во главе с обер-комиссаром генерал-майором Ульяном Сенявиным (был вместе с Петром бомбардиром в потешном Преображенском полку), в чью компетенцию входил надзор за строительством городов и крепостей, подготовка мастеров строительного дела. Канцелярии были подчинены все архитекторы, их ученики и мастера, а также два батальона пехоты для надзора за подневольными и каторжными людьми, широко использовавшимися при строительстве Санкт-Петербурга.
В подчинение Канцелярии городовых дел входила также живописная мастерская для прорисовки проектов и планов строительства. Именно она отвечала за ход возведения новой столицы России.
Указом от 4 апреля 1714 года были запрещены деревянные строения «при Санкт-Петербурге на городском и Адмиралтейском островах, также и везде по большой Неве и большим протокам». Указом 9 октября того же года уже по всей России запретили каменное строительство (кроме завершения Тобольского кремля), а все мастера-каменщики обязаны были ехать в новую столицу для скорейшего возведения города. А пока не развернулось каменное строительство во всю ширь, 4 ноября 1714 года было велено «росписывать в кирпич» даже деревянные строения, если они строились из круглых бревен, а не бруса.
14 сентября 1715 года царским указом на имя обер-комиссара столицы и главы Канцелярии городовых дел князя Алексея Черкасского «О смотрении, чтобы никто против указу и без чертежа архитекторского нигде не строился». Указ прежде всего касался каменного строительства в Санкт-Петербурге и в Москве.
В 1719-1721 годы введенные принципы регулярности, ансамблевости, строительства по «образцовым проектам», регламентации территорий и застройки стали основой для новой волны градостроительно-реконструктивных работ.
Поскольку своих инженеров и «архитектонов» отчаянно не хватало, Петр отправлял молодежь учиться за границу. Но не абы куда, так как Европу царь обозрел собственными глазами. Весной 1716 года государь послал 16-летних недорослей, троих Иванов – Коробова, Мордвинова и Мичурина – для обучения строительному делу не в модные тогда Францию и Италию, а в суровую кальвинистскую Голландию. Мотивировал это опытный царь-плотник так: «Во Франции никакого украшения в архитектуре нет и не любят, а только гладко и просто, и очень толсто строят и все из камня, а не из кирпича».
Эстет Петр желал, чтобы российские государственные, общественные, да и частные строения были не просто прочными, практичными и долговечными, но еще и красивыми. Эта тенденция сохранялась в отечественном градостроительстве и последующие два века.
За ее соблюдением следили Строительные уставы Российской империи 1832, 1842, 1857, 1900 годов, которые регламентировали казенное, церковное, промышленное, общественное, городское и сельское строительство, а также органы управления «строительной частью» при Министерстве внутренних дел империи.
В этих уставах тщательно собирали и обобщали опыт государственного строительства, устанавливали формы взаимоотношений между лицами и строительными компаниями. Здесь же содержались некоторые технические условия на производство и приемку строительных работ.
В частности, в 1908 году были утверждены первые техусловия для использования новомодного железобетона, а в политехнических образовательных учреждениях ввели дисциплину «Железобетонные конструкции».
Промышленный подъем конца XIX века с развитием тяжелой индустрии на фоне отмены крепостного права привел к массовому перетеканию населения из деревни в город и стремительной урбанизации страны. Это подстегнуло массовое городское строительство в России.
К началу ХХ века только в европейской части страны насчитывалось около 1 миллиона рабочих, занятых в строительной сфере. Еще почти 470 тысяч крестьян подрабатывали сезонными рабочими. А в 1911 году по всей стране строителей в империи было отмечено уже 2,5 миллиона человек.
Впрочем, обилие дешевой рабочей силы свидетельствовало о широком применении ручного труда даже в эпоху чугуна и пара. Уровень механизации земляных работ в 1910-1916 годах не превышал 3%, бетонных – не более 1%. Паровые экскаваторы, краны, бетоносмесительные установки применялись крайне редко. Лишь в 1903 году на Путиловском заводе в Санкт-Петербурге был начат выпуск первых паровых 75-тонных экскаваторов железнодорожного типа «Путиловец» с ковшами емкостью до 2,29 кубометра (до 1917 года было построено всего 37 штук).
Бетонный раствор, как и при Аристотеле Фиораванти, замешивали вручную в твориле, которое теперь представляло не яму, а бочку. Таскали его носилками, землю возили тачками, кирпичи тягали заспинными «козами».
Большинство стройматериалов импортировалось (стекло, краски, металл, мягкая кровля, керамика и др.). В 1913 году во всей империи было произведено всего 1,8 миллиона тонн цемента, 3,36 миллиарда штук кирпича, 75 тысяч тонн стальных конструкций. Для стратегических объектов, таких как железнодорожные мосты, конструкции закупались за рубежом. Монолитный железобетон главным образом шел на крепостные и портовые сооружения.
Стройкомплекс империи лишь обретал свои стройные очертания, но говорить о его какой-либо отлаженной и сбалансированной государственной структуре не приходилось. Частный сектор здесь преобладал и в добыче инертных материалов, и в производстве стройматериалов, и в гражданском строительстве.
Таким образом, к концу императорской эпохи в России был накоплен значительный опыт в гражданском и общественном строительстве, создана архитектурная и инженерная школы, сформирована устойчивая нормативная база, имелся внушительный резерв трудовых ресурсов. В то же время крайне слабая материально-техническая основа отрасли, отсутствие многих собственных технологических компетенций и отлаженной индустрии производства стройматериалов при контролировании основных финансово-кредитных ресурсов иностранным капиталом делали российский стройкомплекс крайне уязвимым к внешним и внутренним потрясениям. Поэтому развал страны, большие людские потери в ходе Первой мировой и Гражданской войн и коллапс в экономике фактически парализовали строительную отрасль по сути нового государства почти на десятилетие.