🌼🌼🌼Мачеха

Людмила Леонидовна Лаврова
- Я не понимаю, что ей нужно! Сыта, одета, обута, все есть! Так, почему она так себя ведет? Почему такое отношение? – Жанна швырнула недоглаженную рубашку на диван, села рядом с мужем и взяла его за руку. – Олег, с этим нужно что-то делать. Я не могу разорваться. У меня Антон. И все время, которое я трачу на Полинины выходки, я могла бы провести с ним! Помоги мне!
- Чем? Чем мне тебе помочь? Я детей почти не вижу. И поменять график, ты сама знаешь, не могу. Только увольняться. Но, в этом случае, пока я не найду другую работу, не будет возможности дать Антону то, что нужно.
- Нет! Это не выход! Сам знаешь, что если сейчас остановиться, то все пойдет прахом. И толку тогда от этих трех лет, которые мы потратили? Все вернется. Осталось всего ничего, и он будет почти нормальный.
- Он – нормальный! – Олег отбросил руку жены и встал. – Чтобы я этого больше не слышал!
- Да-да, прости! Я хотела сказать… - Жанна уткнулась лицом в рубашку мужа и все-таки разревелась.
- Не плачь, не надо. – Олег поднял жену на ноги и обнял. – Я поговорю с Полиной. Но, и ты мне кое-что пообещай.
- Что?
- Не придирайся к ней сильно. Я понимаю, что она тебе не родная, но ведь именно ты ее растила столько лет. Неужели ничего не дергает? Ты очень хорошо постаралась. Грех жаловаться. Поля хорошо воспитана и все такое. Может, просто возраст такой? Говорят, что все подростки немного того. Может, просто дать ей время?
- Тогда я стану «того»… Олег, я стараюсь, но у меня уже совсем сил нет.
- Я понял…
Полина слышала, как говорили родители в гостиной, но слов было не разобрать. Она молча складывала детальки от конструктора перед братом и думала о том, что Жанна снова нажаловалась на нее отцу. А это значит, что вместо того, чтобы провести пару часов за разговорами обо всем, что скопилось за эту неделю, придется выслушивать очередную лекцию о поведении и ответственности. Отец будет расстроен, а потом снова уедет в рейс. И, так и не получится ему рассказать о Матвее. О том, что он ее провожал и о том, что девчонки на нее за это взъелись. Полина вздохнула. Отец точно посоветовал бы что-то дельное. Он всегда ее понимал. А с тех пор, как уехала Оксанка, так и вовсе остался единственным, с кем можно было поговорить.
Кроме Оксаны подруг у Полины не было. Она усмехнулась, вспомнив, как они познакомились.
- Что, самая крутая здесь?
- А то!
- Забыла об этом и уступила место.
- Тапки уронить?
Свидетелем этой сцены был весь класс Полина тогда не поняла сначала, почему новенькая, которая пришла в начале года, вдруг решила проверить границы. Это потом Оксанка объяснила ей, что двум красивым тесно на одной площади. И выхода только два. Либо драться, либо дружить. Они выбрали второе.
Полина и правда была очень красивой девочкой. Яркая внешность досталась ей от матери. Глядя на фотографии мамы, Поля представляла, как они смотрелись бы вместе сейчас. Как две сестры, наверное. И это было бы здорово… Но, мамы не стало, когда Полине исполнилось всего три года. Слишком мало времени, слишком мало мамы рядом… Это страшно бесило Полю, ведь она мать почти не помнила. А стоило напрячь память, чтобы хотя бы попытаться поймать за кончик любое воспоминание о маме, как тут же в голове начинал звучать голос Жанны. Ее интонации, ее манера. И ничего от матери…
Жанна воспитывала ее с тех пор, как Полине исполнилось четыре. Отец, всего полгода спустя после ухода матери Полины, познакомился с молодой, симпатичной медсестрой из детской поликлиники. И именно Полина их и познакомила, сама того не желая. Жанна пришла к температурящей девочке по поручению участкового педиатра.
- Там отец один девочку поднимает. И помочь некому. Я уколы назначила. Как бы до воспаления не допрыгались.
Жанна пришла. И осталась. Сначала на ночь с Полиной, потому, что температура не спадала, а потом и насовсем.
Полина подвинула ближе коробку с инструкцией и протянула брату, спрятавшуюся за ее учебником, детальку.
- Держи!
Антон вскинул на нее такие же, как у отца, карие, как любимый горький шоколад, глаза, и спросил:
- Ты чего такая грустная?
- Да так. Настроение плохое.
- Что сделать, чтобы было хорошее? Хочешь, я спою?
- Ой, не надо! – Полина невольно рассмеялась.
Певец из Антона был так себе. Какие-то медведи с очень большими мягкими лапами проходили мимо, когда он решил появиться на свет. И, хотя они хорошо поработали, петь Антон почему-то любил больше всего на свете. И Полине ничего не оставалось, как покорно слушать и восхищаться, когда брат был помладше. На ее счастье, Антошка рос не вредным и очень быстро понял, что его вокальные упражнения доставляют мало удовольствия сестре. Концерты, которые он раньше тщательно готовил и «давал», с удивительной для его возраста регулярностью, прекратились. И теперь, он лишь изредка подначивал сестру, спрашивая, не хочет ли она послушать очередную арию, только когда видел, что настроения у Полины нет.
- По Оксанке скучаешь?
- Ага. И не только.
- Мама опять наругала?
- Антон!
- Что?! Я просто слышал.
- Почему не спал?
- Выспался уже к тому времени. А вы говорили громко. Что опять не поделили?
- Ничего.
Полина отвернулась, стараясь, чтобы брат не увидел, как блеснули непрошенные слезы. Ну вот почему так? Она же ничего плохого не сделала! Просто сказала Жанне, что завтра контрольная по физике. И ей нужно готовиться. А посуда может и подождать. Ерунда какая! Устраивать бурю в стакане воды из-за такой глупости! Да, может быть она слишком резко ответила Жанне, но та тоже хороша! Антон ей, значит, сын, а она… Полина закусила губу. Почему она одна? Почему мама так рано… Если бы Антон был маминым ребенком, то она бы никогда не разделяла бы их с Полиной. Как можно делить детей на любимых и не очень? Хотя, как раз это Оксанка ей когда-то объясняла.
- Забей! Даже с родными детьми такое сплошь и рядом. Вон, у меня мать сестру младшую любит без памяти, а я так… Погулять вышла. И что? Мне теперь из-за этого рыдать? Ага, разбежалась! А ты загоняешь, я точно говорю. У вас хоть понятно все. Ты - здоровая, брат – больной. И все правильно. Ему внимание, а с тебя спроса больше.
- А мне внимания не надо? – Полина обиженно сопела, глядя на подругу. Вот, уж кто бы должен был понять, а и тут облом и лекции о пользе семейных отношений!
- И тебе надо. Только, Жаннка твоя тоже не железная. Ей бы с одним справиться. А ты хочешь, чтобы она еще и вокруг тебя танцы с бубнами сплясала. И давай начистоту – она что, злобная мачеха, которая тебя в лес за подснежниками отправляет каждый день?
- Нет…
- Вот и не возникай! Подумаешь, проблема, с пацаном погулять или за хлебом сбегать.
- Да ты вообще не поняла, о чем я! – Полина злилась
- Все я поняла. Пожалеть надо? У тебя есть я для этого. А Жанна… Поль, она и не должна тебя любить. Понимаешь? – голос Оксаны менялся. – Не каждая может чужого ребенка принять, как своего. Да еще, если свой больной.
- Как думаешь, она злится на меня за то, что я здоровая? – Полина выдавала то, о чем думала все время, но чем поделиться ни с кем не решалась.
- Не знаю. Может и есть такое. А может и нет. В голову же не заглянешь. Одно могу тебе сказать точно. Она не самый худший вариант.
- Почему так думаешь?
- А вот поэтому! – Оксана легонько касалась пальцем новеньких золотых сережек в ушах Полины.
Сережки были подарком отца и Жанны ко дню рождения. Полина давно мечтала о них, но даже не заикалась, зная, сколько они стоят. Только раз, проходя мимо ювелирного магазина в торговом центре, она запнулась и несколько секунд разглядывала их на витрине.
- Нравятся? – Жанна, проскочив вперед, вернулась, толкая перед собой коляску с Антоном.
- Нет! – Полина резко отвернувшись от витрины, зашагала дальше, не заметив, как мачеха покачала головой ей вслед.
Красную коробочку в форме сердечка Полина нашла возле подушки рано утром в день своего рождения. Она долго сидела, держа ее в руках и не решаясь открыть. Все еще спали, и только Антошка беспокойно посапывал, пытаясь одолеть кого-то во сне. А потом он завозился, открыл глаза и тут же повернулся в сторону сестры.
- Уже посмотрела? – ревниво прищурился он.
- Нет еще.
- Так открывай! Я уже проснулся.
Улыбнувшись на такое бесхитростное замечание, Полина открыла коробочку и ахнула. Это были те самые сережки, которые так ей понравились.
- Танцующие… забыл, как называются. Ну, камешки вот эти.
- Бриллианты.
- Да! Нравятся? – Антон подтянулся на руках и сел.
- Очень… - Полина вдруг почувствовала, как защипало в носу.
- Эй! Ты что?! Плакать собралась? Нельзя! У тебя же днюха! – Антон дернулся было к сестре, но тут же упал обратно на подушку. – А мы с мамой старались…
- Ну что ты! – Полина сжала коробочку и вскочила с кровати. – Я не плачу! Даже не думала! Подожди, вот сейчас примерю, и ты мне скажешь, красиво или нет.
Полина не знала, откуда отец с Жанной взяли столько денег, чтобы сделать ей такой дорогой подарок. Но, факт оставался фактом – маленькие блестящие камешки теперь «танцевали» на ее ушах. Так что, Оксанка была в чем-то права.
Полина вздрогнула, когда отец открыл дверь в детскую.
- Поля, можно тебя на минутку?
Антон оглянулся на отца и тут же взял за руку Полину.
- Плакать не будешь?
Поля покачала головой и вышла вслед за отцом из комнаты.
Они сидели на кухне молча, глядя, как над чашками с чаем поднимается такой уютный парок. Но, почему-то Полине было вовсе не уютно сейчас. Ей хотелось просто сбежать куда подальше, чтобы не сидеть вот так, не находя ни слов, ни желания говорить, рядом с единственным человеком, который может быть понял бы, что с ней творится.
- Поля… - Олег поднял голову, но тут же осекся. Почему-то ему на мгновение показалось, что это вовсе не Полина, а ее мать сидит сейчас напротив, боясь поднять глаза. Когда его девочка успела так вырасти? И почему он раньше не замечал, как она похожа на свою мать, Марину…
Их знакомство до свадьбы было таким коротким, а совместной жизни отмерено было всего ничего. Тоненькую, стройную девчонку, поскользнувшуюся на скользком пирсе, он на руках нес через весь пляж к скорой.
- А ты сильный! Спасибо! – улыбнулась ему Марина и голова у Олега закружилась непонятно почему.
Глядя вслед отъезжающей скорой, он вдруг спохватился, что не взял у девчонки ни телефона, ни адреса. И уже через полчаса бегал по коридорам местной больницы, разыскивая незнакомку.
- Долго ты! – звонкий голос остановил его посреди коридора и он, уставившись на белый сапожок гипса на ноге своей будущей жены, впервые в жизни растерял все слова.
Поженились они спустя полгода. Марина прилетела к нему, оставив в родном городе маму и бабушку.
- Теперь моя семья – это ты.
Короткая семейная жизнь, рождение дочки и такой нелепый, несправедливый и страшный в своей простоте, уход Марины, что-то сломали в нем. Олег до сих пор помнил, как его догнал на трассе знакомый дальнобойщик.
- Что с рацией у тебя?!
- Да пес его знает. Барахлит что-то.
- Возвращайся. Я сменщика тебе привез. Домой тебе надо. Хорошо, что недалеко ты успел…
А потом Олег сидел на лавочке у подъезда, качая на руках дочку, которую передала ему соседка, и без конца повторял:
- Она же никогда не жаловалась на сердце…
Полинка сонно жмурилась, еще не зная, что ее жизнь только что разделилась на до и после.
- Поля… - Олег протянул руку и поймал тонкие пальцы дочери.
- Что, пап? Ругаться будешь?
- Нет. – Олег вдруг понял, что сил на выяснение отношений у него совершенно нет. – Спросить хотел…
- Что? – Полина настороженно нахмурилась.
- Как дела, что ли…
Глядя, как ревет его такая взрослая дочь, Олег понимал, что еще немного и разревется он сам. Он не понимал, как себя вести с Полиной, что ей сказать или как помочь. Он только чувствовал, что выбирать между женой и дочерью он не сможет. А это значит, что нужно как-то налаживать отношения между ними, если это еще возможно.
- Пап… - Полина, вытерла, наконец, глаза, и посмотрела на отца. – Ты прости меня. Я постараюсь!
- Ладно. Ты, это… Давай. Расскажи мне лучше, как дела у тебя в школе? И Оксанка как? Пишет? Что там ее бабушка? Лучше? Когда подруга твоя вернется-то?
- Нескоро. Там совсем все печально, пап. И Оксанка там, похоже, застряла надолго. Мать сказала, что бабушка – это Оксанкин крест. Она ее растила, вот теперь Оксанке и досматривать.
- А Оксана что?
- А ничего. Молодец она. Не то, что я. – Полина грустно усмехнулась. – Умудряется и учиться, и горшки выносить. Фырчит, конечно, но больше для порядка. И скучает…
- А ты?
- Я тоже скучаю… Пап, почему так? Почему от меня уходят все, кого я люблю?
Олег почувствовал, как дернуло судорогой пальцы, которые сжимали кружку.
- Поля! Это не так!
- А как, пап? Мама, Оксанка… Кто следующий?
- Никто, все будем рядом. – Олег в упор смотрел на дочь. – Даже думать не смей на эту тему, поняла меня?
Полина кивнула, но Олег видел, что мысли эти никуда от нее не ушли. Не зная, как отогнать то, что мрачной дымкой повисло в воздухе, он оглянулся на дверь и шепнул:
- А что там у тебя с этим… Как его? Матвей?
Глядя, как покраснела Полина, Олег чуть улыбнулся. Вот, кажется, найдена нужная тема. Увидев такой знакомый жест, которым Полина отмахнулась от его расспросов, Олег чуть расслабился и откинулся на стуле:
- Рассказывай!
Они долго говорили в тот вечер. Жанна, успев перегладить все скопившееся белье, уложила спать Антона и легла сама, понимая, что разговор этот прерывать нельзя ни в коем случае. Она лежала в темноте спальни, выключив ночник и прислушиваясь к тихим голосам, которые еле слышно журчали на кухне, изредка прерываясь смехом. Сон почему-то не шел, и Жанна мысленно перебирала в памяти все, что случилось за последние несколько дней. И то, как Полина нагрубила ей сегодня, и вызов к директору, который был позавчера, и о котором Жанна ничего не сказала Олегу. Еще раз прикинув, а надо ли, она тут же отмела эту идею. И так достаточно. Если Олег поговорит с дочерью, то вопрос прогулов решится сам собой. А если не решится… Жанна открыла глаза, вглядываясь в темноту. Если не решится, значит придется применять более строгие меры. Вот только… Какие?
Она села на кровати и обняла колени руками. Если бы это был ее ребенок, то она точно знала бы, что делать. Но, Полина была не ее дочерью. И Жанну всегда это останавливало. Нет, она не жалела ее, как обычно это себе представляют далекие от такой ситуации люди. Ах, бедная сиротка! Досталась же тебе злая мачеха… Жанна горько усмехнулась. Она не жалела Полину вовсе не потому, что ей было не жаль ребенка, который потерял мать. Нет! Для этого у Жанны были совсем другие причины. Она считала, что вовсе незачем жалеть ребенка, который жив, здоров, и должен прожить собственную жизнь, не оглядываясь каждую минуту на то, что было раньше и не неся на себе клеймо «сиротки».
Кому, как не Жанне было об этом знать. Выросшая без родителей, она дважды сменила приемные семьи, пока попала к той женщине, которая и стала для нее настоящей матерью.
Мать родила Жанну в колонии. Глупая пьяная драка поставила крест на жизни молодой еще женщины, которая очень смутно помнила, что произошло в тот злосчастный день, когда она пришла в гости к подруге, позвавшей отметить Новый Год. Маленькую Жанну отправили сначала в детский дом, а позже отдали на усыновление. Мать она больше так никогда и не увидела.
Сначала одна приемная семья взяла ее на воспитание, но спустя два года вернула, потому, что приемная мать, родив близнецов, решила, что не справится с воспитанием еще одного ребенка. Жанночка была еще маленькой и совершенно не поняла, почему у нее отобрали любимую куклу и отвезли обратно в странный дом, где было много детей.
Потом была вторая семья. И здесь Жанна осталась надолго. Ей было десять, когда приемная мать заболела, разошлась с мужем и написала отказ от Жанны. После этой семьи, Жанна, которая уже много что понимала, перестала верить людям. Отвернувшись от приемной матери, которая хотела попрощаться с ней, Жанна услышала:
- Прости, девочка, теперь ты сама за себя…
Эту фразу она запомнила на всю жизнь. Она стала ее девизом. Понимая, что за нее никто не заступится, она дралась в детском доме так, что от нее быстро отстали, привесив ярлык – «бешеная».
И, когда, через полгода за ней пришла Надежда, Жанна отказалась с ней даже разговаривать.
- Тогда буду говорить я, а ты послушай.
Надя долго рассказывала девочке о доме в деревне, о том, какие люди живут в поселке и как ждут ее новые братья и сестры.
- Все это чушь! – Жанна качала головой, не желая слушать. – Вы так же меня вернете, как и другие!
- А даже если и так. Хоть посмотришь, как у нас хорошо. Разве это не лучше, чем торчать здесь?
- Нет!
Уговоры затянулись на долгих полгода. Еще год ушел на то, чтобы Жанна решилась назвать Надежду матерью. Вспоминая сейчас то, что было, Жанна вдруг почувствовала тот самый животный страх, который охватывал ее каждый раз, когда она думала о то, что Надя может вернуть ее. Или, что с ней, этой женщиной, которая заменила Жанне весь этот жестокий мир, может что-то случиться. Она вспомнила, как нашла на чердаке большого просторного дома, который стал для нее родным, иконку. Маленькую, почти стершуюся и непонятно как попавшую туда. Как спрятала ее в дальнем сарае и бегала туда, когда выдавалась свободная минутка. Жанна не умела молиться и не знала, что нужно делать с этой иконкой. Она просто ставила ее перед собой и тихо шептала одну и ту же фразу, которую где-то услышала:
- Спаси и сохрани! Слышишь? Спаси и сохрани ее!
Она не знала, слышал ли ее кто-то, но очень хотела в это верить. Надежда ушла, когда Антону исполнилось два года. Жанна, тогда еще не знающая, какие испытания приготовило ей еще небо, проводила свою приемную, но такую родную, мать, до последнего ухаживая и пытаясь хоть как-то облегчить боль.
- Ты не плачь, дочка. Все там будем. А мне так лучше будет. Легче… И не больно уже…
- Мам, ну как же так?! За что тебе-то?
- Не за что, а почему! – Надежда хмурилась, но тут же прижимала ладонь Жанны к своей щеке. – Никогда не запрашивай «за что?». Поняла меня? Думай - «зачем»!
Жанна снова и снова задавала себе этот вопрос, когда что-то случалось с Полиной. Зачем ей-то все это? Зачем ей нужен был этот ребенок? Почему на нее свалилась эта ответственность вдобавок к той, что дана ей как матери Антона? Разве мало ей этого испытания? Знать, что твой сын никогда не будет ходить… Жанна зажмурилась, пытаясь прогнать от себя темные мысли. Если бы была хотя бы какая-то надежда… Если бы…
Она тихо встала и пошла в детскую. Антон спал, разметавшись, как всегда, по узкой кровати, и скинув с себя одеяло. Жанна укрыла его, села на пол у кровати и задумалась. Очнулась она только тогда, когда Полина тронула ее за плечо.
- Жанна, Жанн, иди спать! Поздно уже.
Жанна сонно огляделась, пытаясь понять, как она оказалась в детской.
- Уснула я, что ли? Сколько времени?
- Почти три. – Полина сидела на кровати и ночник отбрасывал на ее лицо мягкие тени. – Можно, я спрошу?
Жанна, поправив одеяло Антону, замерла на мгновение, пытаясь взять себя в руки, а потом повернулась к девочке.
- Конечно.
- Ты меня не любишь?
Жанна стиснула край пододеяльника и, собравшись с духом, покачала головой:
- Не знаю. Нет, не так… Давай, я не буду тебе врать. Ты уже взрослая. Поймешь. Я не могу сказать, что люблю тебя так же, как Антона. Это было бы неправдой. Но, ты мне не чужая, Поля. И мне страшно за тебя не меньше, чем за него. – Жанна кивнула на спящего сына. – Это, наверное, такая функция, знаешь. Как в бытовой технике. Дается матерям, когда появляется ребенок. Бояться, чтобы не случилось чего, беречь, и снова бояться. Такой режим особый… И выйти из него нельзя. И кнопки, которая его отключает – нет. Есть только та, что включает его. Любовь ли это?
Не знаю… Поэтому и говорю тебе так, как есть.
Полина слушала Жанну, сидя очень ровно, поджав под себя ноги и почти не моргая.
- Если ты спросишь меня, летают ли у меня в душе бабочки, когда я думаю о тебе, то нет. Не летают. И вряд ли когда-то будут. И я не знаю, как у нас сложится дальше. Пока все сложно.
И тебе, и мне. И дело тут не в невымытой посуде, как ты понимаешь. Но, я точно знаю, для меня важно, что с тобой будет дальше. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Чтобы ты выросла, стала взрослой, устроила свою жизнь. И все, что нужно будет для этого, я постараюсь сделать. Только не проси меня стать для тебя волшебной феей. Я не знаю, как… Вот бабушка Надя – знала. А я – нет.
- Бабушка Надя говорила, что детей нельзя баловать. Их надо любить, но так, чтобы они не становились от этой любви уродливыми.
- Что? – Жанна удивленно уставилась на Полину. – Когда она тебе такое сказала?
- Когда мы ездили к ней. А еще она сказала мне тогда, что ты хорошая. Только холодная, как Снежная Королева. И что вовсе не ты сама в этом виновата… Я не понимаю, почему она так сказала.
- А я понимаю… А, почему она тебе сказала, что от любви дети могут стать уродливыми? Странно как-то.
- А это было, когда соседский Сашка котят перетопил. А мать его, вместо того, чтобы выпороть, похвалила, и скандал устроила нам, детям, что на качели его не пустили. Вот тогда бабушка Надя сказала, что любовь бывает разная. И та, что слепая – она страшная.
- Ясно… Поля…
- Я знаю. Не надо. Это ты меня прости. Я… Нет, не буду ничего обещать, потому, что не знаю, получится ли сдержать потом это обещание. Но, я хочу попробовать. По-другому…
- Что ж. Давай попробуем…
Жанна повернулась было к выходу, но обернулась. И, неожиданно для самой себя, шагнула к Полине, и, взяв ее лицо в ладони, сказала:
- Мы попробуем!
Вспоминая потом это время, Полина скажет, что все было совсем непросто. И крылышки у нее не выросли ни тогда, ни потом. Но, был брат, которого она любила и было, пусть и не данное до конца, обещание, которое нужно было держать.
И приехав, спустя добрый десяток лет, чтобы проведать родителей и брата, беременная первенцем Полина, обнимет Жанну, которая будет от души смеяться, глядя, как сын напевает, отчаянно фальшивя, и радуется новенькому ноутбуку, который подарила сестра. И скажет ей очень тихо, так, чтобы не услышали брат и отец:
- Спасибо!
- За что? – Жанна удивленно глянет на нее.
- За то, что всегда говорила мне правду. А еще… Мам, а эта функция, про которую ты говорила… Она включается после того, как ребенок появляется на свет? А то, у меня, похоже, кнопка заедает.
- Если спросила, значит, отсчет уже пошел! – Жанна рассмеется и сделает вид, что не заметила, как Полина впервые назвала ее матерью.
🌼🌼🌼Галка Скворцова уже давно поставила крест на личной жизни. Ну не везет ей с мужчинами, что тут поделаешь, значит судьба ей куковать в одиночестве.
Подруги все давно замужем, многие уже обзавелись детьми, а она все ищет своего принца. Много раз ей говорили, что у нее такая планка, что ни одному мужику не перепрыгнуть. Но не хотелось быть с человеком, к которому душа не лежит.
А такой человек был. Бывший одноклассник, Лева. Он в школе проходу ей не давал, и сейчас, встретив ее на улице, его лицо озарялось радостью, а в глазах вспыхивала надежда. Только Галка не обращала внимания , не хотела замечать, что Лева любит ее, давно, и безнадежно.
Подруга Лиля, не раз говорила Галке, чтобы она обратила внимание на Леву, только Галка взбрыкивала, как молодая кобылка, и запальчиво отвечала, что не быть тому, Леву она не любит.
Однажды она встретила Леву на улице, он был не один. Шел рядом с девушкой. Они не заметили Галку, оживленно о чем-то беседовали. А Галка вдруг почувствовала , что ей это неприятно. Было ощущение, что отнимают что-то , принадлежащее только ей.
Она демонстративно прошествовала мимо парочки, гордо подняв голову. Лева, увидев ее расцвел, но только сдержанно кивнул. Галка вовсе обиделась. Где Левушкина любовь ? Он даже не подошел к ней!
На следующей неделе Галка снова встретила Леву с девушкой, она держала его под руку, они смеялись. На сердце у Галки заскребли кошки, она поняла, что ревнует Леву к его спутнице. Только что теперь делать? Она сама отталкивала Леву, вот он и нашел себе другую. Галке хотелось плакать.
Дома, вспоминая нечаянную встречу с Левой и его спутницей, Галка ревела от обиды. Вот все мужчины таковы, непостоянны. Ни на кого нельзя положиться. Но она и сама хороша, играла его чувствами, вот и доигралась. Душа теперь не на месте. Как представит, что Лева целует и обнимает ту девицу, у Галки внутри все переворачивается.
В выходной она собралась сходить в кино. Ну и что , пойду одна! А может Лилю, подругу, с собой позвать? Да вряд ли пойдет, семья, муж,дети, ей не до походов в кино.
Пошла одна. В прокате был новый фильм, народу было не так много, дневной сеанс, все вечернее время предпочитают. Купила билеты, прошла в зал, устроилась в кресле, приготовилась смотреть картину. Свет в зале начал потихоньку гаснуть, и в этот момент Галка увидела, что через ряд от нее сидят Лева и его девушка!
Галка забыла про фильм. Только и сидела, наблюдала, как Лева с девушкой, видимо обсуждая происходящее на экране, касаются друг друга головами. А глаза застилали слезы.
После фильма Галка чуть задержалась, чтобы Лева ненароком не увидел ее с зареванным лицом, однако, возле раздевалки они все же столкнулись. Лева обрадовался, увидев Галку, подошел к ней вместе со своей спутницей.
-Галочка, здравствуй! А ты чего так распереживалась? Комедия вроде…Галка спрятала глаза, ну вот, все таки заметил.
-Знакомься, это моя двоюродная сестра, Наташа. Галка перевела дух .Сестра?
А Наташа уже прощалась с ними, ее возле кинотеатра ждал парень. Она отошла в сторонку, улыбнулась, и подмигнула брату.
А Лева приобнял Галку за плечи, она вдруг всхлипнула, и уткнулась головой ему в плечо.
-Лева, какая же я дура! Я уж думала…
-Тс-с-с,-Лева притянул ее к себе, обнял, приподнял над полом.
-Идем?
Дорога домой показалась Галке длинной, они шла медленно, целовались через каждые три метра, на душе Галки цвела весна, журчали ручейки, цвели ландыши, а в животе трепыхались бабочки.
-Я никому тебя не отдам, почти хором сказали они друг другу, и расхохотались. А Лева так и не рассказал ей, что если бы не план Наташи, возможно, Галка еще долго бы не понимала, что любит Леву.
Но план сработал! И они оба были счастливы.
Он усмехнулся. Криво, безрадостно.
— Ну да. Все делаем с умом. Даже разваливаемся культурно.
В кабинете повисла тишина. Секретарь за столом листала бумаги, делая вид, что не слышит.
— Если все указано верно, подписывайте, — сказала она наконец, бесцветным голосом.
Они подписали. Почти синхронно.
— У вас есть время, чтобы передумать. — Добавила секретарь.
Валя поднялась первой. Пальто накинула резко, как будто сбрасывала с себя прошлое.
На улице было пасмурно, воздух был густой, как перед грозой.
— И все? — Федор остановился на ступеньках.
— А что ты хочешь?
— Не знаю. Ты стоишь, как будто после визита к стоматологу вышла на улицу.
— Как остроумно, если не знать, что ты был моим лечащим стоматологом все эти годы. — Рассмеялась Валентина.
— Меня всегда заботила твоя улыбка. — Ответил Федор. Фраза получилась двусмысленной. — Поскольку я сегодня без машины, то пойдем на остановку.
— Можно было заказать такси.
— Так не интересно. Мне нравится, как ты бурчишь. Да и времени вместе проведем больше.
Валя фыркнула, но ничего отвечать не стала.
В ожидании автобуса стояли, как чужие, которым вдруг стало нечего обсуждать.
Домой вернулись быстро. Не было пробок. Входная дверь скрипнула, как всегда. Федор прошел вперед, привычно бросил ключи на маленький столик в прихожей.
— Чай будешь? — спросила Валя.
— Давай, — кивнул он, снимая куртку.
Валентина наливала воду в чайник, Федя сел за стол и взял в руки газету. Все происходило так, как будто ничего не случилось.
— Я составила список, — сказала она, доставая кружки и ставя на стол.
— Какой?
— По вещам. Ну, кто что забирает.
Он приподнял брови.
— Так сразу?
— А зачем тянуть?
Она вышла из кухни и вернулась с бумагой. Аккуратно разложила перед мужем листы.
Федор читал списки, пока Валя заваривала чай.
Новый комод, посуда, статуэтки, вазы - ей. Кресло, диван, инструменты, медицинские справочники - ему. Холодильник остается в квартире, пусть решает дочь. Книги поделят по алфавиту.
Федор, еще раз пробежав глазами по спискам, присвистнул.
— Кофемолка? — спросил он, уставившись в строчку.
— Моя. Она от моей матери.
— Серьезно? Мы же вместе покупали, когда первый раз решили слетать в другую страну. Ты знала, как я люблю кофе и сделала тогда мне подарок.
— Я уже забыла.Тогда пусть будет твоя. Мне она не нужна.
Он смотрел на нее, будто видел впервые. Она стояла с чашкой, спокойно, сдержанно, и что-то в этой ровности его раздражало.
— Ты хочешь все сделать правильно, да? По-честному. Только вот честно было бы сесть и поговорить. А эти вот списки… В конце концов мы не улицу делим, а... жизнь получается.
— Мы говорим. Сейчас.
— Это не разговор. Это дележка.
— Оставь себе кофемолку, Федь. Хочешь? И все остальное забирай.
Он взял чашку, которую подала ему жена, сделал глоток.
— А зачем? Мне ничего не нужно. Могла бы не составлять никаких списков. Сама знаешь, что все тебе отдам.
Она не ответила. Только повернулась и вышла из кухни. Тихо, почти бесшумно. Как и последние годы.
Федор остался на кухне. Допил чай, поставил чашку в раковину, не сполоснув. Открыл дверцу буфета. Взял банку с гречкой. Закрыл. Открыл снова, поставил обратно. Нервничал, места себе не находил, делая бесполезные движения. Сегодня даже газету читать не хотелось. Обычно за чтением новостей он забывал про все проблемы.
На полке, за чайными коробками, он вдруг увидел старую чашку. Белую, с облупленным золотым кантом, с которой Валентина когда-то пила кофе по утрам. Он хранил ее, хотя чашка давно была треснута. Она когда-то сказала: «Не выбрасывай. Вещи, которые пережили трещины, становятся крепче».
Он тогда не понял, что она имеет в виду, потому что в ее фразе не было логики. А сейчас смысл дошел и стало только хуже.
Федор сел обратно за стол. Было обидно. Не на нее, не на себя. На то, что все это как будто уже было решено, без него.
Вечером позвонила дочь. Ее голос был сухим и сдержанным.
— Привет, пап. Вы обещали посидеть завтра с внуком. Все в силе? Мама сказала, вы подали заявление?
— Да, — коротко ответил он. — Все в силе.
— Это шутка? Про развод…
— Нет.
— Пап, вы вместе сорок лет. У вас даже в паспорте уже все стерлось. — Дочь тяжело вздохнула. Вы не обязаны быть счастливыми каждый день, но это же не повод... А может, вы просто не пробовали по-настоящему поговорить? Как люди, которые когда-то друг друга выбирали. А не как соседи.
Федор молчал, не знал, что ответить. Дочь продолжила:
— Я не лезу, — добавила она тише. — Просто... больно. Все это... Вы для меня были примером счастливой семейной жизни.
— Нам тоже больно, — сказал он. — Видимо пример оказался дурным.
Поздно вечером они снова оказались на кухне. Валя приготовила ужин. Ели молча.
— Соль там.
— Угу. Спасибо.
Федор посолил суп, но почти не ел. Было вкусно, как всегда. Но аппетита совсем не было.
— Я на следующей неделе иду к терапевту, — тихо сказала Валя.
— Что-то случилось?
— Нет. Просто давно надо было.
Он кивнул. Но не спросил зачем, что болит, что тревожит. Не из равнодушия. Из привычки.
— Еще я хочу пойти на танцы. Женщина из соседнего подъезда пригласила. Для таких, как мы. Кому уже за пятьдесят.
— Танцы?
— Да.
Пауза. Он пожал плечами.
— Хорошо. Почему бы и нет.
Валентина положила ложку. Посмотрела на него внимательно.
— Раньше ты бы хотя бы спросил, что за танцы. Или с кем. Или пошел бы со мной.
Он смотрел в тарелку.
— Раньше... мы были другими.
— Да. А теперь я сама себе и муж, и собеседник, и зритель. В этом и проблема.
Он закрыл глаза на секунду. Хотел возразить. Не смог. Она была права.
Он не ложился спать сразу. Валентина ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Как будто это уже не их общая спальня, а ее личная территория, куда входить не положено.
Федор остался на кухне. Он открыл окно.
Вспомнилась зима. Первая зима после свадьбы. Они тогда переехали в свою квартиру. Подарок родителей. Все праздники тогда смотрели фильмы, дрались подушками, ели мандарины на кухне, еще без мебели. И смеялись потому что все было впереди.
Вспомнилась и поездка на автобусе в Тверь. Она задремала на его плече, а он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить. Он тогда думал: «Так будет всегда. Я буду нужен».
А потом...
Он не мог сказать, когда именно это исчезло. Не одним днем, не одним поступком. Это было как медленное выветривание, сначала перестаешь держаться за руку, потом смотреть в глаза и спрашивать: «А что ты хочешь на день рождения?», «А как ты себя чувствуешь?», «Как проведем выходные?»
Он открыл глаза.
Кухня та же. Стены те же.
И он тот же, только никто больше не ждет, что он что-то решит.
Валентине в ту ночь тоже не спалось. Она выключила свет, повернулась на бок, подложила ладонь под щеку и замерла.
Подушка пахла стиральным порошком, чуть-чуть мужским одеколоном, которым Федор пользовался десятилетиями. Он всегда пах одинаково и этот запах уже стал для нее родным.
Сначала в воспоминаниях всплыла совсем мелочь: как он поднимался на пятый этаж пешком, потому что лифт сломался с ёлкой под мышкой, проклиная всех на свете, но улыбаясь, как дуpак.
— Неси звезду и игрушки! — крикнул он тогда, задыхаясь. — Я больше не полезу! Поставим ёлку прям в подъезде. Будем праздник отмечать тут.
Потом как он однажды приготовил борщ. По книге, которую купил в магазине. Борщ получился вкусным, хоть и был пересоленный.
— Это я сам! Почти без убийств. — Улыбался Федя, как школьник.
А потом... их первый вечер на даче. Без света. С одной единственной лампой. Они тогда только ее купили. Мебель там была старая, занавески — временные. Валентина очень боялась мышей, а он сказал:
— Смотри, если мышь выйдет она будет нашей первой гостьей. Назовем ее Графиней.
— Почему Графиней?
— Чтобы она внушала уважение. Вдруг заведется навсегда. Как представлять ее родственникам?
Она тогда смеялась, как девочка. Долго. До слез. Никак не могла остановиться.
И вдруг ей стало больно. Не из-за того, что все кончилось, а из-за того, что когда-то было так хорошо.
Она вздохнула, натянула одеяло до подбородка, но уснуть так и не смогла.
***
На утро Федя оказался на кухне раньше нее. Варил яйца. Валентина вошла в халате, взглянула на кастрюлю, приподняла бровь.
— Яйца?
— Ага.
— Ты ведь их терпеть не можешь.
Он пожал плечами.
— Захотелось. Вдруг вкус изменился за ночь.
— Или ты. Чудеса в кастрюле.
Он усмехнулся.
— А ты чего злая? Плохо спалось?
— Отлично. Потому что теперь я встаю без ощущения, что обязана кого-то кормить.
— Ну так и не корми. Теперь у нас свобода. Равноправие.
Она подошла к холодильнику.
— Интересно, ты это равноправие заметишь, когда тебе придется самому штопать носки.
— Не ношу штопаные. Выкину. Куплю новые.
— Вот, вот. Выкидываем и все. Удобно. Не чинить, не беречь.
— Сейчас ты про носки или про нас?
— А что, разница есть?
— Все у нас, значит, плохо потому, что я яйца не те варю и носки не штопаю. Логика гениальная.
— Нет. Все плохо потому, что ты разучился спрашивать, как у меня дела. А как у тебя.
— А ты пробовала рассказать? Или, как всегда, ждала, что я сам догадаюсь?
— Да! Я ждала!
Он устало усмехнулся.
Она посмотрела на него с тоской и промолчала.
— Дочь вчера просила приехать посидеть с внуком. — Наконец-то нарушил тишину Федя.
— Я помню. Мы возьмем фрукты или вперед ногами с пустыми руками? — буркнула Валентина, захлопывая холодильник.
— Я думал, ты уже все предусмотрела.
— Ну да, как всегда. Я планирую, ты едешь пассажиром.
— А я думал, мы разводимся. Захочешь поехать одна. Зачем совместные визиты к внуку?
— Мы не умерли же. Внук общий. — С укором в голосе сказала Валя.
Машина стояла у подъезда, покрытая желтой пыльцой и разводами. Федор протер лобовое рукой.
— Хоть бы раз ты сказала: «Спасибо, что везешь». Или: «Хорошо, что не забыл».
— Спасибо, что не забыл.
— Неискренне.
— А ты попробуй воспринять как есть.
Они ехали молча первые двадцать минут. Радио служило фоном. Дорога была почти пустой. Валентина смотрела в окно, Федя смотрел вперед.
— А он уже говорит «дедушка», — сказала вдруг Валя. — Не «деде», не «да-да».
— Правда?
Она кивнула.
—Дочь позавчера рассказала.
Они замолчали. На обочине мелькнул старый киоск. Сейчас он был закрыт, но когда-то они там покупали мороженое. В молодости. Вместе. Он проехал мимо, потом вдруг сказал:
— Помнишь, ты там уронила стакан, и я тебе свой отдал.
— Нет.
— Ты врешь. Ты его доела, а потом сказала: «Хорошие мужчины делятся мороженым».
— Умная была женщина. Где она теперь?
Он не ответил. И не нужно было. Потому что в тот момент они оба вспомнили, что не всегда были такими, как сейчас.
***
Дочь встретила их с внуком на руках. Передала матери. Валентина, подхватив его, поцеловала в щеку. Тот хихикнул, ткнулся в ее плечо.
— Бааабааа! — Закричал он.
— Кто тебя так научил орать? Ты ж почти профессор!
— А это кто? Это кто такой серьезный? — Федя дотронулся пальцем до носа внука, и тот рассмеялся.
— Дедааааа!
— Вот. Это я понимаю.
Дочь дала указания и ушла по своим делам. Валя с Федей остались сидеть с мальчиком.
Когда внук уснул, они остались вдвоем в тишине. На кухне. Опять кухня. Только не их.
— Он на тебя смотрит, как будто ты центр Вселенной, — сказал Федор, тихо.
Валентина кивнула.
— Это все потому, что я смотрю на него так же.
Он поставил чашку, сел рядом.
— Когда мы были моложе, мне казалось, что у нас будет пятеро таких.
Она усмехнулась.
— Ты едва с одной справлялся.
— Ну, да. Но я хотел. Очень старался. Хотел быть нужным.
— Ты и был. Знаешь, он сегодня сказал: «Дед любит бабу».
— Что?
— «Дед любит бабу». Видимо, услышал где-то. Я сначала не знала, что ответить.
— И что ты сказала?
Валентина вздохнула.
— Сказала: «Иногда да. Иногда забывает».
Он долго смотрел в кружку. Потом поднял глаза.
— Я не забыл.
Они уехали обратно поздно вечером. Радио молчало. Ни один из них не включил.
Валентина смотрела в окно. Рука лежала на колене.
— Завтра, если хочешь, можешь остаться в спальне, — сказала она вдруг. — Мне не мешает. На диване спать, наверное, не очень удобно.
— Спасибо. Я подумаю.
— Подумай. Не спеши. Мы уже достаточно наспешились в своей жизни.
Он кивнул.
Из машины он вышел первым, обошел ее, и открыл ей дверь. Как раньше. Она усмехнулась.
— Старая школа?
— Нет. Просто вспомнил, что это приятно.
— Угу. Тебе или мне?
— Оказывается обоим.
Дома она поставила чайник. Он молча вынул две кружки.
— Зеленый?
— Пусть будет зеленый.
— С медом?
— С медом.
Они сидели в кухне, как когда-то. За столом, не напротив, а рядом. За окном по подоконнику скользил дождь — легкий, весенний.
— Я все еще не знаю, что с нами, — сказала она. — Но пока ты рядом, можно подождать.
Он посмотрел на нее.
— Я готов. Подождать. Поговорить. Постоять на сквозняке, если нужно. Только бы не по одиночке.
Она не ответила. Только чуть сжала его руку на столе.
На следующий день он опять проснулся раньше. Тишина в квартире была особенной. Он тихо зашел на кухню, налил воду в чайник, потом задумался и полез в шкаф за сковородкой.
Приготовил яичницу. Он никогда ее не любил, но когда-то жарил для нее.
Когда Валентина вышла в халате, с растрепанными волосами, сонная. Федя уже ставил тарелки на стол.
— Это что? — она прищурилась.
— Завтрак.
— Ты же не ешь яйца.
— А ты ешь. У меня возникает чувство дежавю. Мы вчера это обсуждали.
Она села за стол. Вчера отказалась от яиц, сегодня решила не вредничать.
— Ты забыл посолить.
— Специально. Хотел, чтобы ты хоть что-то исправила сегодня. И, конечно же, чтобы у тебя появился повод поворчать.
Она усмехнулась.
— Молодец. Планируешь весь день быть таким обаятельным?
— Нет. Это хитрый план, чтобы усыпить твою бдительность.
Когда Валентина доела яичницу, вдруг неожиданно сказала:
— Я подумала… Может, пока не торопиться с разводом? Просто… пожить. Врозь, но не врозь.
Он кивнул.
— Как будто мы на каникулах. От брака.
— Или в санатории.
— Без путевки.
— С минимальной культурной программой.
Валентина засмеялась. Взяла со стола грязные тарелки и положила в раковину.
— Давай куда-нибудь съездим. Не к кому-то. Не из вежливости. Просто вдвоем. — Предложила она.
Он не обернулся, но губы его дрогнули.
— Я всегда хотел показать тебе Байкал. Помнишь, говорил?
— Помню. Когда ты о нем говорил, то еще не умел бронировать билеты.
— А теперь умею.
Она развернулась к нему.
— Только, Федор… если опять все пойдет не так, мы остановимся. Мы не обязаны…
—Согласен. Не обязаны. Но честно? Я не хочу разрушать то, что есть. Глупостью было подавать на развод.
Валя кивнула.
И в этом кивке было гораздо больше любви, чем в десятках "Я тебя люблю" в их молодости.
— Сходишь в магазин за капустой? — Домыв посуду, спросила Валя. — Хочу сегодня приготовить голубцы.
— Ты же их не любишь.
— Но их любишь ты.
🌼🌼🌼Одинокая Галочка
Вот уже несколько недель наблюдала Галя за новой соседкой, которая переехала к ним в подъезд на первый этаж и поселилась в квартире напротив.
Новенькую звали Анной. Ей было около тридцати лет, а маленькой её дочери – всего четыре. Женщина развелась с мужем и теперь стала жить самостоятельно, а дочку водила в детский садик, что находился прямо во дворе.
Галя познакомилась с Анной и едва они начали здороваться и улыбаться друг другу при встрече, как буквально через неделю Галя уже сидела в няньках в субботу, приютив у себя Алёнку.
- Она у меня спокойная, будет играть в свои куклы прямо на полу, а ты делай себе свои дела, - объясняла Анна Галине, - спасибо, что выручаешь, у меня сегодня встреча, но я вернусь к ночи обязательно. Спасибо за понимание!
Галя пожала плечами, и только когда Аня торопливо ушла из подъезда, до Гали дошло, что молодая разведённая женщина ушла на любовное свидание.
- Ничего себе – встреча… - прошептала Галочка, с нежностью смотря на девочку, пристроившуюся играть в уголке комнаты на полу, как и предсказывала мать.
У Гали судьба не складывалась. Ей было двадцать восемь лет, самая пора уже рожать детей от любимого мужа, но ни того, ни другого не было в её жизни.
- Это всё потому, что ты несовременная, - объясняли ей приятельницы, - всё сидишь за своим вязаньем, а надо шевелиться, ходить на танцы, гулять, в компаниях бывать. А так всю молодость можно просидеть, принца на белом коне ожидаючи…
Галя соглашалась, но ничего не предпринимала. Была стеснительной из-за своей лёгкой полноты, и не считала себя красавицей, обладая обычной внешностью.
Теперь, когда вечерами она часто принимала у себя в гостях четырёхлетнюю Алёнку, с которой подружилась, Галя тем более не могла понять, как мать бросает такое чудесное дитя, убегая к чужому мужчине на свидание…
Для Гали семья, а тем более, дети были нечто вроде божественного дара свыше, и девочку она полюбила всем сердцем, стараясь и книги ей читать, и играть с ней, и лепить фигурки из пластилина.
- Ой, Галка, мне с тобой не рассчитаться, - шептала Аня, забирая полусонную дочку уже поздно вечером от соседки, - ты моя палочка-выручалочка.
- А что отец ребёнка, - спросила как-то Галя, - он-то навещает Алёнку? Она вспоминает его часто и, видимо, скучает.
- Навещал бы, да сейчас в командировке. Ох, уж мне его командировки! То месяц его нет, то полтора… Из-за них и развелись… Вот приедет скоро, и будет тебе легче, станет он её брать на прогулки. Он её очень любит и заваливает игрушками, что совершенно напрасно. Лучше бы денег нам давал побольше… - усмехнулась Аня.
И, действительно, вскоре появился отец девочки. Стройный, светловолосый мужчина подхватил Алёнку у подъезда, и долго не отпускал из рук. Галя увидела эту встречу случайно из кухонного окна и даже прослезилась: так искреннее ребёнок и отец радовались друг другу.
Через несколько дней Галя познакомилась с Михаилом – отцом Алёнки. Как раз девочка была у Гали. Стало обычным, что Алёнка прибегала к своей «тёте Гале» поиграть, посмотреть мультики, пока мама уходила в магазин или на рынок. И в этот раз отец нашёл свою дочку у Гали.
- Спасибо вам большое, - благодарил он, - что за дочкой присматриваете…И Алёнушка очень любит вас. Всегда так и говорит: моя Галя, - улыбался Михаил, когда пришёл за дочерью к Галине.
- Папа, папа, иди с нами чай пить, - вдруг позвала отца девочка, доедающая пирожок в кухне.
- И верно, идите. Мы только сели чай пить с пирожками, надо дожевать. И вас угостим, - пригласила Галя Мишу.
Он прошёл на кухню, сел за стол с дочерью и тоже угостился пирогом.
- Неужели свои, домашние? – удивился он.
- Ну, да. Конечно, - ответила Галя, - берите ещё, ешьте на здоровье…Я сама их люблю, вот и немного в теле…Но собираюсь всё садится на диету.
- Зачем? – снова выразил удивление Михаил, - вам очень идёт быть такой какая вы есть…И вообще, я не думал, что молодые девушки сейчас пекут пироги. Представлялось, что этим только бабушки занимаются, и то в деревне, у русской печи и перед праздником.
Они рассмеялись, и Алёнка тоже поддержала их веселье, подавая отцу второй пирог.
- Вот подрасту, и Галочка научит меня тоже печь пироги, - сказала девочка, - и буду я потом вас кормить вкусными пирожками!
- О, это было бы здорово, - согласился Михаил, - но нам пора на прогулку, а то мама скоро заберёт тебя, и мы не успеем нагуляться.
- Мама не скоро меня забирает, а только ночью, - быстро ответила девочка, а Галя промолчала.
Михаил наклонил голову и стал мрачным. А потом увёл дочь во двор. После прогулки он снова привёл дочь к Галине, а она тихо спросила:
- А вы не можете брать дочку с ночевками к себе? Она скучает…
- Я уже думаю над этим. Работаю с раннего утра, на заводе, а живу на другом конце города, жаль её будет так рано поднимать по утрам… А тут у неё садик во дворе, и мать… - он снова отвёл глаза, - но спасибо вам за помощь. А я думаю разменять квартиру, чтобы быть ближе…
Во второй раз, когда Михаилу довелось забирать девочку на вечернюю прогулку от Гали, он предложил прогуляться всем вместе.
Галя не ожидала приглашения, и начала отказываться, но Алёнка повисла на ней:
- Идём, Галя, я покажу тебе как умею лепить пирожки из песка!
Пришлось и Галине выйти в ближний сквер, где была отличная детская площадка. Они с Михаилом радовались за девочку, потому что Алёнка веселилась со знакомыми ребятами, и то и дело оглядывалась на папу и Галю. Гуляли почти до сумерек, благо летний вечер был очень тёплым.
Михаил заметно нервничал, что Ани нет дома, и практически девочка брошена на соседку по вечерам.
- И когда она только нагуляется, - проворчал он тихо, чтобы не слышала дочка, - из-за её гулянок и развелись…
Галя промолчала.
- Она вам хоть платит за то, что вы нянчите Алёнку? – снова спросил он, когда они уже возвращались домой.
Галя отрицательно покачала головой.
- Так получается, что вы живёте не своей жизнью. Не можете как нормальная девушка сходить на свидание, или делать то, что хочется, в конце концов отдыхать или лечь спать… - возмутился Михаил, - я был уверен, что у вас договорённость за оплату!
Галя вздохнула:
- Мы вроде в приятельский отношениях, как добрые соседи, -ответила она, - а Алёнка стала мне настоящей подружкой.
- А где же ваша личная жизнь, Галя? – напрямую спросил Михаил, - была замужем? Есть кто-то?
- Не была, не состояла, и детей не заимела, к сожалению, пока… - улыбнулась Галя.
- Мда…- только и ответил Миша, а потом поцеловал дочку и попытался оставить деньги на тумбочке в прихожей.
Галя категорически не взяла деньги, вернув их Михаилу.
- Ну, тогда я придумаю, как отблагодарить… - сказал он и вышел на улицу.
В воскресение Галя заканчивала уборку квартиры, когда в дверь позвонили.
- Приглашаем нашу подругу Галочку в кафе, по случаю праздника – дня города, - сказал вместо приветствия Михаил, держащий за руку Алёнку.
Так они пошли впервые в кафе втроём, а собирающаяся тоже на свидание Аня, смотрела им вслед из окна и ухмылялась.
- Вот два сапога пара… Она тебе как раз и подходит, валенок…
Аня даже не предполагала, как скоро станут неразлучными её бывший муж и соседка. Алёнка была тем связующим звеном, которое ещё больше сдружило Галину и Михаила. Звонкий голосок девочки то и дело слышался в подъезде, когда она бегала из квартиры в квартиру, собираясь на прогулку с папой, и поторапливая свою Галочку.
- Ты хоть поняла, какой у него характер? – не выдержала однажды Аня, придя в Гале в тот момент, когда она собиралась на свидание.
- Вроде да… - ответила Галя, - но ведь вы уже в разводе? И разве тебе не всё равно с кем он станет заводить отношения?
- Да я не о нём беспокоюсь, а о тебе, глупая… Не стоит бросаться на первого встречного, даже если на тебя в тридцать лет никто не смотрит, - отчеканила Аня, и ушла к себе.
- Вот и отблагодарила, - сказала ей вдогонку Галя, и села в кухне на стул, вытирая глаза…
А затем поднялась, поправила причёску и, улыбнувшись, пошла во двор, где на скамейке её ждали Михаил с дочкой.
Соседи наблюдали за этими странными событиями из окон и делали прогнозы на будущее Галочки. Её в доме любили за чистоплотность, тихий нрав и дружелюбие. Девушка жила в доме более десяти лет одна, как стала совершеннолетней.
- Я ведь тоже пережила развод своих родителей, - однажды она рассказала Михаилу, - только в переходный возраст. И было мне тогда очень больно, обидно и за мать, и за отца, никак не могла понять, почему родные и любимые мои люди не хотят больше быть вместе… Сколько слёз я пролила в подушку, не знает никто из моих близких. Не могла я их расстраивать. Думала, что им и без моих слёз тяжело… А потом они устроили свои судьбы: завели новые семьи. Живут в разных городах, а я осталась тут, потому что моя родная бабушка неподалёку. И в новых их семьях мне нет места и любви…
Миша слушал её внимательно и не мог даже смотреть девушке в глаза. А потом спросил:
- Вот поэтому ты и помогаешь моей Ане? Денег не берёшь?
- Поэтому я и помогаю вашей Алёнке! Потому что она - это я в детстве. Только она младше, чем была я тогда. И, дай Бог, не так сильно переживает развал семьи… - с горечью ответила Галя, глядя, как девочка играет с друзьями на детской площадке.
- Ты умная и добрая… - сказал вдруг Михаил, - выходи за меня. Только не отказывай сразу, пожалуйста, если не любишь меня… Пожалей, как жалеешь мою дочку… Дай мне шанс, и хотя бы какое-то время надеяться, что любим… Хоть кем-то…
Они помолчали с минуту, а потом Галя посмотрела на него и спросила:
- Так ты меня любишь? Или просто хочешь, чтобы тебя любили?
- Люблю, конечно. Как тебя можно не любить? Ты – настоящая женщина. Образец нежности и доброго сердца… - прошептал он, сжимая её руку.
Она молчала, а он боялся взглянуть на неё, пока не услышал всхлипы… Галочка тихо плакала, сдерживаясь, чтобы не привлечь внимание посторонних глаз.
- Никогда бы не подумала, что мне сделают признание и предложение на этой скамейке в парке… - вдруг улыбнулась она, - я так часто тут сидела и мечтала о любви.Они обнялись, а вскоре к ним подбежала Алёнка и нисколько не удивляясь, что взрослые обнимаются, забралась к отцу на колени и улыбнулась Гале светло и счастливо.
Когда Михаил и Галочка стали семьёй, то стали жить неподалёку в другой квартире, которую Миша приобрёл в этом же районе, чтобы быть ближе к дочери. И девочка так и жила на две семьи: то у отца, то у матери. А когда у Галочки и Михаила родился сын, Алёнка радовалась, что стала старшей, и приходила уже чаще, чтобы помогать Галочке и папе смотреть за братом.
🌼🌼🌼Кто придумывает традиции
О переезде пожилой пары в их многоквартирный дом жильцы бы не говорили так долго, но Степан Иванович и Зоя Ефремовна развили небывалую деятельность, хотя по годам оказались самыми старшими в доме.
- Мы долго не решались продать дачу, - рассказывала Зоя Ефремовна своим новым соседкам, - у нас в деревне была такая красота и ухожен наш сад! Но мне диагностировали в эту зиму микроинсульт, здоровье пошатнулось…
- Так сколько раз я её уговаривал вернуться в город, - вступал в разговор у подъезда супруг Зои Степан Иванович, - а вот дотянули до инсульта… Теперь будем тут жить, и здесь нам забот хватит. Но уже не в таких масштабах.
- Спасибо дети наши помогли дачу продать, где мы жили последние двадцать лет… - вздохнула Зоя Ефремовна, - и покупатели хорошие попались, тоже любят землю и цветы. А нам дочери подыскали тут квартиру с гаражом и с небольшим участком – огородом, как раз что нам и нужно, чтобы не сразу отвыкать от земли. Дома ведь сидеть всё лето для меня наказание!
Действительно, два двухэтажные дома на окраине города были словно хутором. У каждой квартиры имелся металлический гараж, а за ним небольшой огородик с забором и свой калиткой, где жители выращивали и картошку, и морковь, а некоторые и капусту, по краям гряд сидели кусты чёрной смородины, и перед заборчиком даже немного цветов.
Зое и Степану было по семьдесят пять лет, они смолоду жили в браке, родили двух дочерей, и уже имели пятерых внуков.
- Жаль, что теперь они к нам только ненадолго в гости приходить будут, а уже на несколько дней не останутся пожить, как в деревне… - говорила Зоя Ефремовна.
- Наглядитесь друг на друга и так, - успокаивал её муж, - тебе больше отдыхать надо, а не у плиты стоять, сама понимаешь… Время наше такое, что надо себя жалеть.
Наступила весна, и на лоджии у новосёлов поднималась рассада, и Зоя как пчёлка трудилась над ней два с половиной месяца. А в мае высадила свои цветы и на земельном участке, который они вместо картофельного надела превратили в большую клумбу.
Степан устроил там дорожки, и возле каждого угла установил небольшие лавочки, где бы можно было посидеть у любимых цветов.
Соседи удивлялись, что так «непрактично» используется надел земли, но не отказались принять в дар от Зои оставшуюся рассаду бархатцев, циний и петунии.
- Вырастила, как и прежде – с запасом, - улыбалась Зоя Ефремовна, - так что пристройте где-то на солнышке, не помешают, будет и у вас красота…
А Степан Иванович заметил ещё по приезду в дом, что скамейка у их подъезда в плачевном состоянии – присесть страшно: старые доски прогнили.
- Хоть нам с женой и некогда подолгу сидеть у подъезда, - сказал он соседке напротив, - но всё же надо отремонтировать нашу скамейку.
- Так это лучше бы написать заявление в домоуправление, - предложила молодая соседка, которая почти ежедневно гуляла во дворе с пятилетней дочкой.
- Это долгая история, - ответила пожилая соседка Лидия Петровна, что жила напротив Степана и Зои, - мы ещё пару лет назад писали, а толку нет.
- Ну, понятно, - махнул рукой Степан.
Зять привёз ему несколько толстых досок из своего гаража, и мужчины за час починили скамейку, придав ей новый вид. Доски были накрепко привинчены к металлическим стойкам и покрашены серой краской. Зоя прилепила на скамейку записку – «Окрашено», хотя и так все жильцы смотрели из окон, как идёт ремонт.
Но на этом супруги не остановились. Степан перекопал небольшую полянку за скамейкой, где росла трава лебеда, лопухи и крапива, а жена высадила там рассаду цветов, сделав клумбу и оградив её камнями, которые нашлись при перекопке земли.
- Вот это да… - порадовалась Лидия Петровна, - вот же Бог послал нам соседей! Другим и дела нет, ходили мимо, словно ничего и не замечали, а вы сразу взялись за дело и порядок наводите… Молодцы…
- Лишь бы нам не мешали, - рассмеялась Зоя Ефремовна, - мы ведь и для себя стараемся, и любим, чтобы было и удобно жить, и у дома красота была. У меня Степан любит порядок. Таких мужчин немного, на самом деле…
- Вот уж точно. В нашем доме молодые семьи живут, а вот никто не догадался скамейку починить, а о цветах я и говорить нечего… - кивнула Лидия Петровна.
Кроме неё никто спасибо Зое и Степану не сказал, но все начали уважительно здороваться, отчего супруги сделали вывод, что всё-таки их старания были встречены положительно.Вскоре у подъезда поднялись цветы. Сначала первоцветы, а потом и летники. Их яркие соцветия виднелись ещё издали, когда люди заходили во двор, и настроение от этого улучшалось. Было приятно и присесть на скамеечку, у которой теперь собирались по двое-трое пенсионеров, чтобы побеседовать.
- Обживают нашу скамейку женщины, - улыбался Степан Иванович, глядя с лоджии своего второго этажа во двор вечерами.
- А всё твои умелые руки, Стёпушка, - ласково хвалила его супруга, - и дел-то не так много, только материал, да взяться с душой. И всем приятно, и удобно.
Через месяц у второго подъезда тоже состоялся ремонт старой лавочки силами самих жильцов, а заодно мужчины соорудили и такую же вторую рядом.
Вместо клумбы, правда, молодые мамы устроили небольшую детскую песочницу, которую сразу облюбовали их дети. Песок был тоже привезён в мешках одним из отцов в багажнике своего авто.
- Облагораживается наш двор, - шептала Зое Лидия Петровна, - а всё вы. Дали, так сказать «старт» нововведениям. И дело пошло.
- Точно, - смеялся Степан, - ремонт - дело заразительное. Однако, и тут фантазия нужна и руки приложить немного. Эх, если бы все по чуть-чуть, то и жили бы мы как в раю.
- Спасибо, что живы, Стёпушка, - соглашалась с ним жена, - мне вот Господь дал второй шанс, и надо нам теперь немного сбавить обороты по физическому труду. И переехали, и поменьше у нас забот, а не хочется на диване сидеть у телевизора, тянет на участок наш, к цветам, к этой красоте и радости…
Зоя устроила и на лоджии настоящий цветник. На подоконниках цвели, не переставая, герани разных расцветок, со стен свисали длинные листья хлорофитумов, нашлось место и лесному кактусу, и даже комнатные розы в горшках радовали хозяев.
- Люблю сидеть у своих домашних цветов в дождливую погоду, - рассказывала Зоя Ефремовна своим соседкам, с которыми стала дружить, - на улице льёт, моросит, а мы со Стёпой пьём горячий чай, любуемся цветами и никакая непогода нам нипочём.
Она щедро раздавала всем жильцам укоренённые росточки цветов, и давала рекомендации по выращиванию. На следующий год почти на всех балконах появились «Зоины подарочки». Хозяйки выставляли, словно напоказ на самое видное место красиво цветущие герани, хризантемы, орхидеи.
Зоя Ефремовна восхваляла все цветы, и сама удивлялась, как быстро её хобби передалось многим соседкам.
Ещё через год ранее ничем не примечательный двор было не узнать: появилась самодельная детская площадка, где установили молодые пары для своих ребят качели, турники и новую песочницу.
У детской площадки были высажены сосны и ели, за которыми ухаживали дети под управлением своих бабушек.
- Вот и отлично, - хвалил Степан Иванович, - скоро тут небольшой лесок поднимется, можно будет зимой и ёлочку наряжать, а летом и маслята пойдут, и тень будет.
Дочери Зои и Степана навещали своих родителей, и знали, что самый лучший подарок для мамы – это какое-нибудь растение: новый цветок или ягодный кустик на участок. Они стремились и помочь что-то прополоть на клумбах матери, но та сопротивлялась:
- Такой небольшой участок, всего-то сотка, не больше. И что мы тут будем вместе толкаться? И потом: что я завтра буду делать? А так есть стимул утром проснуться и идти на нашу «работу», ухаживать за красотой…
Прошло ещё года три. Двор уже стал совсем другим с появлением таких энтузиастов-любителей цветов, как Зоя и Степан. У каждого подъезда была приличная клумба, даже кусты роз купили и посадили соседи, стараясь не отставать друг от друга.
Детей приучили к аккуратной игре, чтобы не бросать мяч в цветы, а многие ребята и помогали в сухую погоду поливать посадки.
К дню города жители получили почётную грамоту в соревновании за цветники во дворах. Была выдана и премия в виде набора семян цветов и нескольких тяпок.
Отмечать событие вышли почти все жильцы в летний субботний вечер. Сначала обсуждали свою победу, вспоминали с чего началось их увлечение цветниками и благодарили Зою Ефремовну и Степана Ивановича за начало такой хорошей традиции. А потом стихийно вынесли столики, табуреты и стали пить чай с печеньем, конфетами, пирогами – кто что вынес.
Лидия Петровна говорила о дружбе и понимании, о добрососедстве, и воспитании молодого поколения, что, по её мнению, было самым главным во всём этом деле. Она была в прошлом учительницей.
Дети играли рядом и слышали похвалу и в свой адрес, но больше всего им понравилось пить чай во дворе, всем вместе, сидя на скамейках, стульях и даже на деревянном бортике песочницы.
С той поры прошло ещё с десяток лет… Нет уже супругов-цветоводов, нет и Лидии Петровны, а цветники во дворе живут. Подхватили инициативу новые соседи, ухаживают за клумбами, следуя традиции этого двора. А подросшие ребята, бывшие малыши, до сих пор помнят чаепитие во дворе, где все соседи вдруг стали единой семьёй, смеялись, радовались, беседовали…
Кстати, и традиция пить иногда чай летними тёплыми вечерами, любуясь своими цветами, тоже осталась в том доме. Уж очень она всем понравилась…