🌹🌹🌹Алевтина колдовала над своим фирменными салатом, когда вдруг позвонила подруга Маринка и смущённо сообщила, что Новый год она встречать не придёт.

У неё "обстоятельства".
- Какой-нибудь очередной мужичок из интернета нарисовался, - обиделась Алевтина.
Договорить ей не дали, но она всё равно высказалась, уже положив на место трубку.
- И судя по тому, что напросился в гости только-только, видимо негде перекантоваться! А тут дурочка с сайта знакомств - и напоит, и накормит, и, может даже... тьфу, какие же мы, одинокие бабы, жалкие создания!
Она раздражённо посмотрела на незаконченный салат, для которого нарочно выбрала самую большую тарелку. А ведь в холодильнике ещё миска винегрета, домашние огурчики-помидорчики, печёночный рулет и рыба в кляре.
Фрукты горой в вазе на столе, в духовке, в порционных горшочках, почти доспели грибочки в жирной деревенской сметане - и кто всё это теперь будет есть? Она вдвоём с Лизой?
Им ни за что не осилить, при составлении обильного меню учитывался здоровый Маринкин аппетит (который его хозяйка стыдливо называла прожорливостью). Ну да ладно, посидят и вдвоём, а стол на Новый год не должен быть скудным. Плохая примета для грядущего достатка.
Ещё злая на подругу Алевтина продолжила нервно промазывать майонезом салатные слои, но вскоре успокоилась, потому что вообще быстро отходила.
"И чего я Маришку осуждаю? - умиротворённо думала она. - Появился шанс - хватай что есть, небось в нашем возрасте уже давно стоим в стороночке, как дурнушка на танцах... Маринка ведь даже замужем не была, я хоть разок официально сходила, жаль не повезло родить. Одна Лизка у нас везучая! Официальная бабуля, доча двойней осчастливила, красота!".
Закончив с последним блюдом, Алевтина отправилась в комнату накрывать рядом с ёлкой праздничный стол. Пора, восемь вечера, к девяти подойдёт Лиза. Возясь с тарелками и напевая под включённый телевизор, она полезла в комод за салфетками и вдруг наткнулась на комок мятой бумаги, в который колдунья завернула огарок зелёной свечи.
Да-да, именно колдунья, к которой Алевтина ходила не далее как вчера, решившись хотя бы с помощью магии обрести заплутавшее где-то женское счастье. Такая вот накатила романтическая блажь перед самым юбилеем, на котором будет озвучена совершенно ужасная цифра - пятьдесят!
Сходить то сходила, а потом ругала себя, грызла поедом, и никак не могла осмыслить: не то колдунья была простой сумасшедшей, не то из ума выжила она сама, абсолютно добровольно вручив прохиндейке довольно приличную сумму!
И ведь никаких особых колдовских приёмов старуха не продемонстрировала. Лишь всмотрелась очень внимательно ей в лицо, провела зачем-то несколько раз рукой вдоль позвоночника - будто кошку погладила, - затем вытянула из коробки с разным хламом зелёный свечной огрызок, да и вручила, небрежно завернув в мятую бумажку.
- В нужный момент просто зажги свечу и жди, - хрипло произнесла бабка. - Вскоре суженный и заявится, даже не сомневайся.
- А как узнать, что наступил нужный момент? - ощутив вдруг головокружение и странный звон в ушах, выдавила из себя Алевтина.
- Сама, сама этот миг почуешь, - властно рявкнула старуха, - А не почуешь, прохлопаешь - жаловаться не приходи. Денежки назад не отдам!
- Кто же мой суженный и когда его ждать? - отступая к двери по стеночке, всё равно не успокаивалась Алевтина. Полы в квартире колдуньи раскачивались как палуба корабля.
- Вот ведь настырная... Потерпи, торопыга, совсем недолго осталось, - произнёс расплывающийся перед глазами контур старухи.
- Ой, что-то мне нехорошо... Да кто же придёт?
- Кто да кто. Конь к тебе придёт! В пальто! - Прозвенел ехидный смешок, и входная дверь, подтолкнув Алевтину на выход, плавно затворилась.
Пришла она в себя только в маршрутке, видимо добрела до остановки на автопилоте. Итак, поход "за счастьем" состоялся! Деньги незнакомке она, идиотка такая, благополучно вручила, огарок свечи в мятой бумажке лежит в кармане, инструкцию - зажечь, как наступит "нужный момент", - помнила назубок. И явится суженный, не кто-нибудь, а конь в пальто... нет, так мерзко над ней ещё не издевались! Но, наверное, поделом. Вот только говорить об этом позорище никому не следует.
- Выкинуть к чертям собачьим эту гадость! - гневно произнесла, разбередив душу воспоминаниями Алевтина. - Сразу надо было, ещё зачем-то в дом притащила!
Она выхватила из комода подарок колдуньи, решительно направилась к балкону, распахнула дверь, и в этот момент раздался телефонный звонок. Подруга Лиза очень извинялась и просила её не ждать, а встречать Новый год вдвоём с Маришкой. У дочки враз затемпературили и засопливились близнецы, поэтому придётся остаться с внуками.
Пробормотав слова сочувствия, Алевтина медленно положила трубку. Грустно оглядела богато накрытый стол, лежащее на спинке кресла нарядное платье, улыбнулась вымученной улыбкой и твёрдой рукой налила себе водки. Почти полный фужер. Влила водку в себя как лекарство, потянулась другой рукой за огурчиком, и не сразу сообразила, почему в кулаке бумажный комок.
- А-а-аа, полетишь у меня сейчас с балкона... Только сперва зажую, наготовила ещё, как дура, чёртову прорву!
Она черпанула не глядя что-то ложкой, прожевала, черпанула ещё, и тут в квартире отключился свет. Погасли весёлые ёлочные огоньки, замолчал радостно бубнящий телевизор, и посреди этого новогоднего апокалипсиса Алевтина вдруг обрела ледяное спокойствие.
Она нащупала в кармане халата зажигалку, равнодушно вытянула из бумажки и запалила выданную старухой свечу - которая сразу сильно затрещала и заискрила, - подмахнула при её трепещущем
свете ещё водочки, потянулась к фирменному салату, но вместо того чтобы есть подхватила тарелку, решительно шагнула на балкон и вытряхнула за перила всё содержимое. С улицы немедленно раздался возмущённый вопль!
Словно бы очнувшись и придя в ужас от содеянного, Алевтина трясущейся рукой подхватила свечку и, совершенно не скрываясь от расплаты, свесилась через перила своего балкона второго этажа, пытаясь разглядеть пострадавшего. Но это оказалось невозможно: не только их дом, но и корпуса напротив были погружены в кромешную тьму, которую слабый огонёк ничуть не развеял.
- Эй, вы там как?!- робко позвала она.
Под балконом слышалось невразумительное бормотание и, неожиданно, скулёж вперемешку с лаем. Наконец раздался ну о-очень недовольный мужской голос, который сообщил Алевтине, что объедки следует выкидывать в мусорное ведро, а не людям на головы.
- Не объедки это, не объедки! Всё совершенно свежее и очень вкусное! - неизвестно зачем принялась доказывать Алевтина.
- Видимо всё же не вкусное, - не согласился с ней голос из-под балкона. - Иначе, отчего такое расточительство. Я обляпан с головы до ног... Гектор, фу! Не нужно с меня это слизывать!
Женщина, моя бедная собака наглоталась вашего кушанья. Вы можете гарантировать, что она не отравится?
- Могу... - всхлипывая, отозвалась несчастная Алевтина, которой сегодня во всём не везло. - Простите! Поднимайтесь в двадцать вторую квартиру, я вас почищу.
- Да нет, не стоит. Побежим с Гектором домой, пока темно, а то что люди про нас подумают...ну вот, не успели!
Свет зажёгся и в фонарях и во всех окнах домов одновременно. В ту же самую секунду потух свечной огрызок, пристроенный на балконные перила. Оказывается, он успел полностью прогореть и лежал теперь невразумительной кляксой без фитиля. А под балконом стоял бравый, подтянутый и очень приличный на вид мужчина, на голове и плечах которого сейчас лежали остатки грибов, моркови и курицы. Такого ужаса совесть Алевтины не выдержала и бедная заревела уже в голос.
- Зайдите, зайдите ко мне, очень прошу! Не пожалеете! Потом будете как новенький! - выкрикивала она сквозь слёзы, не замечая двусмысленности в своих отчаянных воплях.
- А-а, что ж, тогда зайду непременно, - немного насмешливо протянул мужчина, а потом хорошо улыбнулся. - Пошли, друг Гектор, знакомиться с женщиной, которая так тебе угодила. Небось когда хозяин общую холостяцкую кашу варит, с такой скоростью её не уничтожаешь. Так мы подымаемся?
Алевтина даже не сообразила снять халат и переодеться в новое платье, потому что действительно собиралась только отчистить пострадавшему пальто. Но тот с порога зачем-то поцеловал ей руку и браво отрапортовал:
- Майор в отставке Николай Сергеевич Конь. Разрешите пройти и продолжить знакомство?
🌹🌹🌹— Да ты без меня никто! Я ж тебя из грязи вытащил — вопил муж и пришлось показать ему кто на самом деле чего стоитАня стояла у окна, опустив взгляд на серый двор. Сквозь полупрозрачные шторы проникал тусклый свет, не способный разогнать тяжесть в душе.
Завтрак давно остыл на столе, но ни ей, ни Андрею не хотелось к нему прикасаться. Воздух в кухне был густым от невысказанных слов, от вчерашнего, да и от всего, что накопилось за последние месяцы.
— Я же тебя из грязи вытащил! — Андрей, ее муж, вчера вечером почти кричал. Эти слова, брошенные в пылу ссоры, еще висели в воздухе, обволакивая все вокруг своей ядовитой пеленой.
Аня сжала зубы. Она понимала, что дело не только в этих словах. Дело в том, что он действительно в них верил.
Она повернулась к мужу. Андрей сидел за столом, пялясь в телефон, не поднимая глаз. Вид у него был такой, словно он вовсе не замечает ее присутствия. Или делает вид. Это было ещё хуже.
— Андрей, мы будем дальше это обсуждать? — голос Ани прозвучал ровнее, чем она ожидала.
Он поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло раздражение.
— Что обсуждать? Я все сказал вчера.
— Ты сказал много чего. Ты сказал, что я без тебя никто. Ты действительно так думаешь?
Андрей отложил телефон. Вздохнул, словно Аня доставляла ему невероятные неудобства.
— А что, нет? Помнишь, как ты жила до меня? Помнишь?
Аня закрыла глаза на секунду. Воспоминания нахлынули, острые, как осколки стекла. Она помнила. Конечно, она помнила.
***
Раньше Аня жила в маленьком провинциальном городке. Окончила школу, поступить никуда не получилось. Родители, рабочие на местном заводе, едва сводили концы с концами. Отец пил, мать болела. Денег постоянно не хватало.
После школы Аня пошла работать продавщицей в местный продуктовый. Уставала, ночами читала книги, мечтая о чем-то большем, чем прилавок и вечные препирательства с подвыпившими покупателями.
Ее подруги выходили замуж, рожали детей, жили такой же серой жизнью. Аня чувствовала, что задыхается. Ее главная цель была уехать из этого города, куда угодно. Она копила деньги, каждую копейку. Отказывала себе во всем. Мать постоянно упрекала ее в эгоизме, отец молчал, только глубже погружался в свой алкогольный туман.
Однажды, когда Ане было двадцать два, в магазин зашел Андрей. Он приехал в командировку, представлял какую-то крупную торговую компанию. Был хорошо одет, уверен в себе, говорил спокойно, но с оттенком власти. Аня сразу обратила на него внимание. Он был другим. Не таким, как местные парни, грубоватые и зацикленные на пиве и рыбалке.
Андрей тоже заметил Аню. Она была скромной, но в ее глазах горел какой-то огонек. Он начал заходить в магазин каждый день, просто поговорить. Спрашивал про ее жизнь, про ее мечты. Аня сначала была насторожена, но потом раскрылась. Рассказала ему про свою мечту уехать, про то, как она хочет вырваться из этого круга. Андрей слушал внимательно.
— Тебе нужно менять жизнь, Аня, — сказал он как-то раз, склонившись над прилавком. — Ты умная, ты способная. Просто тебе не дали шанса.
Эти слова стали для Ани глотком свежего воздуха. Никто никогда не говорил ей такого. Все вокруг только твердили, что она должна быть благодарна за то, что имеет. Андрей был другим. Он видел в ней что-то, чего не видели другие.
Через пару месяцев он предложил ей переехать к нему в Москву. Это было так неожиданно, что Аня сначала не поверила.
— В Москву? Зачем? — спросила она.
— Просто. У меня есть связи, я могу помочь тебе найти хорошую работу. Ты же хотела что-то менять?
Аня не верила своему счастью. Родители были против. Мать плакала, отец молчал.
— Куда ты едешь? Что это за мужчина? Он тебя бросит, — причитала мать.
Аня не слушала. Она видела в Андрее свой единственный шанс. Собрала небольшой чемодан, купила билет на поезд. Прощание было тяжелым, но решимость Ани была сильнее страха.
В Москве Андрей сдержал свое слово. Он помог ей устроиться секретарем в приличную фирму. Не самая престижная должность, но для Ани это был прорыв. Она училась, старалась, впитывала все новое, как губка. Андрей опекал ее: водил по музеям, театрам, показывал другой мир. Мир, о котором она читала в книгах.
Через год они поженились. Аня была уверена, что это настоящая любовь. Она чувствовала себя обязанной Андрею за все, что он для нее сделал. Он вытащил ее из той «грязи», как он теперь это называл. Она была благодарна. Очень благодарна.
***
— Да, помню, — Аня открыла глаза. — Я помню, как я жила до тебя. И я помню, как ты мне помог.
Андрей усмехнулся.
— Ну вот. Сама же говоришь.
— Я говорю о том, что ты мне помог. Но это не значит, что я без тебя никто. Я ведь и сама старалась. Я училась, работала, я всегда хотела большего.
— А что бы ты добилась без меня? — Андрей откинулся на спинку стула. — Сидела бы сейчас там, в своем городе, и продавала бы просроченные сосиски.
Эти слова ранили. Не потому, что в них была какая-то особая злость, а потому, что они были сказаны с обыденной уверенностью. Будто это аксиома. Будто Аня не имела права на свое собственное существование вне его влияния.
Аня вспомнила, как несколько лет назад, когда они уже были женаты и жили в этой квартире, у нее появилась идея. Она всегда любила рисовать. В детстве, когда было совсем тоскливо, она уходила в свой мир красок и карандашей. В Москве, когда жизнь стала более стабильной, она начала посещать курсы живописи. Просто для души. Ее работы нравились преподавателям, они хвалили ее за особое видение.
Однажды Аня увидела объявление о конкурсе молодых художников. Призовой фонд был небольшой, но главное — возможность показать свои работы. Она загорелась. Рассказала Андрею.
— Зачем тебе это? — спросил он тогда. — У тебя есть работа, у тебя есть я. Что еще нужно?
— Мне просто хочется попробовать. Это ведь ничего не значит.
— Значит, что ты будешь тратить время на глупости. У тебя что, заняться нечем?
Аня тогда промолчала. Она не пошла на конкурс. Забросила рисование. Чувствовала, как что-то внутри нее тухнет, но не могла сопротивляться. Андрей не запрещал ей прямо, но его отношение, его интонации, его слова о "глупостях" отбивали всякое желание.
Сейчас, глядя на него, Аня понимала, что это был не единичный случай. Это было постоянно. В мелочах. В том, как он реагировал на ее идеи, на ее желания. Если это не касалось их общего быта, их благополучия, он считал это несущественным, не стоящим внимания. А если касалось чего-то, что могло выделить ее из тени его влияния, он это обесценивал.
— Я работала наравне с тобой, Андрей, — произнесла Аня, стараясь сохранять спокойствие. — Когда мы брали ипотеку на эту квартиру, я вкладывала свои деньги. Я их не взяла из воздуха, я их заработала.
— Ты заработала их благодаря тому, что я тебя сюда привез, — парировал Андрей. — Без меня ты бы до сих пор получала копейки.
Это был замкнутый круг. Любой ее аргумент он сводил к своему первому и главному постулату: он — ее спаситель, а она — его должница.
Аня отвернулась от него. Пошла на кухню, чтобы убрать нетронутый завтрак. Руки дрожали. Она чувствовала, как внутри нарастает холодная, колючая обида. Это было не просто "ты без меня никто". Это было "ты ничего без меня". И это пронизывало всю их совместную жизнь.
***
Их семейная жизнь начиналась как сказка. Для Ани Москва была огромным, сверкающим городом, где возможно все. Андрей был ее проводником в этом мире. Он хорошо зарабатывал, они снимали квартиру в центре, ходили в рестораны, покупали красивые вещи. Аня впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему свободной и защищенной.
Андрей был внимателен. Покупал ей подарки, часто обнимал, говорил, как он ее любит. Аня верила ему. Она так хотела верить. Она видела в нем не только спасителя, но и мужчину, который по-настоящему ценит ее. Ей казалось, что он видит ее внутренний мир, ее стремления. Он ведь слушал ее тогда, в ее родном городе, когда она рассказывала о мечтах.
Однако, по мере того, как эйфория от новой жизни утихала, Аня начала замечать некоторые особенности в поведении Андрея. Мелочи. Например, он всегда решал, куда они пойдут. Если Аня предлагала что-то, он чаще всего находил причину, почему это не подходит. Или соглашался с такой неохотой, что Аня сама отказывалась от своей идеи.
— Может, сходим в тот новый итальянский ресторан? — предлагала Аня.
— Да ну, там наверняка шумно. Давай лучше в наш любимый, там спокойно.
И они шли в "их" любимый.
Сначала Аня думала, что это просто его характер. Он более решительный, лучше знает жизнь. Возможно, это нормально?
Потом появились более серьезные вещи. Когда Аня решила сменить работу. Ее фирма была неплохой, но она чувствовала, что достигла потолка. Ей хотелось развиваться, попробовать себя в чем-то новом. Она начала просматривать вакансии, готовиться к собеседованиям.
— Куда ты собралась? — удивился Андрей, когда она рассказала ему о своих планах. — У тебя хорошая зарплата, стабильность. Зачем рисковать?
— Я хочу расти, Андрей. Эта работа меня больше не устраивает.
— А я тебя устраиваю? — в его голосе прозвучали нотки обиды. — Я же стараюсь, чтобы у нас все было. Что еще нужно?
Аня тогда не поняла, почему он связывает ее желание сменить работу с их отношениями. Она пыталась объяснить, что это никак не влияет на их совместную жизнь. Но Андрей был непреклонен.
— Ты просто не ценишь то, что имеешь. Некоторые и об этом только мечтать могут.
Постепенно Аня привыкла подавлять собственные желания. Ей казалось, что так будет спокойнее. Что так они будут счастливее. Она старалась быть идеальной женой: готовила вкусные ужины, следила за порядком в доме, всегда поддерживала Андрея.
Андрей, в свою очередь, был доволен. Он часто говорил: "Ты у меня самая лучшая жена". И Аня верила. Она жила ради этих слов, ради его одобрения.
Но внутри что-то постепенно угасало. Маленький огонек, который когда-то горел так ярко, тускнел. Она стала реже читать, вообще перестала рисовать. Ее мир сужался до квартиры, работы и Андрея.
***
Аня поставила тарелки в раковину. Поток воды шумел, заглушая ее мысли. Она старалась не думать о словах Андрея, о вчерашнем. Но они намертво засели в голове.
Она вспомнила, как несколько месяцев назад, совершенно случайно, наткнулась на объявление о курсах по веб-дизайну. Просто из любопытства открыла. Прочитала программу, посмотрела работы выпускников. Что-то внутри екнуло. Это было то, чем она когда-то мечтала заниматься. Творчество, но при этом востребованное, позволяющее работать удаленно и зарабатывать.
Идея засела в голове. Она начала искать информацию, читать статьи, смотреть бесплатные вебинары. Это захватило ее. Она чувствовала, как просыпается что-то забытое, запертое внутри.
Она решила попробовать. Сначала не говорила Андрею. Просто училась по вечерам, когда он сидел в гостиной за телевизором или компьютером. Открывала учебные материалы, выполняла задания. Это было трудно, но интересно. Она чувствовала себя живой.
Через два месяца получила сертификат. У нее было несколько небольших, но уже оплаченных заказов. Аня была горда собой. Она сделала это сама. Без чьей-либо помощи.
Однажды она рассказала Андрею. Думала, он будет рад.
— Смотри, Андрей, я теперь могу создавать сайты. У меня уже есть клиенты!
Андрей посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
— Зачем тебе это? У тебя есть работа. Денег что ли не хватает?
— Нет, Андрей, дело не в деньгах. Мне просто нравится. Мне интересно.
— Ты что, собираешься увольняться? — его голос стал жестким.
— Нет, не собираюсь. Просто это как хобби.
— Хобби? А что, денег хватает на эти глупости? — он махнул рукой. — Ты не думаешь о том, что у нас ипотека, что нам нужно ремонт делать? А ты тут в игры играешь.
Аня тогда почувствовала, как рушится все ее воодушевление. Она пыталась объяснить, что это не игры, что это возможность для нее развиваться, что это приносит ей удовлетворение. Но Андрей не слушал. Он продолжал говорить о деньгах, о стабильности, о том, что она "не ценит".
В тот вечер Аня закрылась в ванной и плакала. Она не понимала, почему он так реагирует. Почему любая ее инициатива, которая не исходит от него или не вписывается в его картину мира, воспринимается в штыки.
Но в этот раз она не сдалась. Впервые за долгое время. Она продолжала заниматься веб-дизайном. Она чувствовала, как внутри нее растет сила. Она осознала, что ей больше не нужно его одобрение для того, чтобы делать то, что ей нравится. Это было ее личное пространство, ее личная победа. И это дало ей смелость.
***
Аня выключила воду. Тишина в кухне стала еще более давящей. Андрей все так же сидел за столом, уставившись в телефон.
— Андрей, — Аня повернулась к нему. — Я больше не хочу слушать, как ты говоришь, что я без тебя никто.
Он поднял голову. В его глазах читалось удивление.
— Что ты несешь?
— Я говорю о том, что я устала от этого. Я устала от того, что ты постоянно обесцениваешь меня. Мои идеи, мои старания.
— Я обесцениваю? Я тебе дал все! Я тебя из грязи вытащил! Ты бы так и сидела в своем провинциальном захолустье!
Его голос повышался. Он встал из-за стола, приблизился к Ане.
— Ты забыла, кто ты была до меня? Никто. И ничего бы ты не добилась без меня. Я тебе все устроил. Работу, квартиру, эту жизнь!
Аня ощутила волну возмущения. Она уже не чувствовала себя той испуганной девочкой из провинции. Она чувствовала себя женщиной, которая боролась, старалась, и добивалась всего сама, пусть и с его начальной помощью.
— Это неправда, Андрей. Ты мне помог. Это да. Но я сама работала. Я сама училась. Я сама добивалась того, что у меня есть сейчас. Я сама искала клиентов для веб-дизайна, а не ты.
— Веб-дизайн! — он рассмеялся, резко, неприятно. — Это твои игрушки. Это не серьезно. Это не приносит денег!
— Приносит! — Аня повысила голос. — И даже больше, чем моя основная работа! И я собираюсь увольняться.
Андрей замер. Его смех мгновенно угас.
— Что ты сказала? Увольняться? Ты с ума сошла?
— Нет, не сошла. Я могу работать только на себя. Мои навыки позволяют мне это. И я не хочу больше тратить свою жизнь на то, что мне не нравится.
— Ты что, решила, что стала великой? — его глаза сузились. — Ты думаешь, что ты теперь такая независимая? Ты забыла, кто на самом деле тут главный? Кто приносит основной доход?
— Это не имеет значения, кто приносит основной доход. Я тоже приношу. И я имею право на свои решения. И я не забыла, кто я. Я Аня. И я стою чего-то.
Андрей покачал головой. Он не верил. Он не мог поверить.
— Ты просто… ты просто зажралась! Я на тебя столько сил потратил, столько денег, а ты вот так мне платишь?
Его слова били по самому больному. Но сейчас что-то изменилось. Чувство вины не было таким сильным, как раньше. Оно было разбавлено обидой и осознанием своей собственной ценности.
— Я не плачу тебе, Андрей. Я просто хочу жить своей жизнью. Я не хочу больше чувствовать себя обязанной тебе за каждый шаг. Я не хочу, чтобы ты постоянно напоминал мне о том, кем я была. Я не хочу, чтобы ты обесценивал то, кем я стала.
— Кем ты стала? — Андрей снова усмехнулся. — Ты осталась той, кого я вытащил из провинции. Вот кто ты.
Аня смотрела на него. В его глазах не было понимания, только привычная самоуверенность и нежелание признавать ее право на отдельное существование. Он был уверен в своей правоте. В своей значимости. В ее ничтожности без него.
Именно в этот момент Аня поняла, что должна показать ему, кто на самом деле чего стоит. И это не касалось денег, или статуса, или каких-то внешних атрибутов. Это касалось ее внутреннего стержня, ее достоинства.
***
Аня отошла от Андрея, подошла к окну.
— Я увольняюсь на следующей неделе. И я буду работать на себя.
Андрей молчал. Аня не видела его лица, но чувствовала его напряжение.
— Ты потом прибежишь ко мне, когда у тебя ничего не получится, — сказал он наконец, его голос был низким, угрожающим. — Ты поймешь, что я был прав.
— Может быть, — спокойно ответила Аня. — А может быть, и нет. Но я должна попробовать.
В следующие дни в их доме воцарилась тяжелая тишина. Андрей демонстративно игнорировал Аню. Он уходил на работу рано, возвращался поздно, сидел в телефоне или у телевизора. Они почти не разговаривали. Аня чувствовала себя одинокой, но в то же время ощущала странную свободу. Она делала то, что хотела, не оглядываясь на мужа.
Она подала заявление об увольнении. Начальник удивился, но Аня была тверда в своем решении. Она объяснила, что хочет попробовать себя в новой сфере, работать на себя. Получила расчет, попрощалась с коллегами.
Когда она пришла домой с документами, Андрей сидел в гостиной. Она показала ему.
— Все, я уволилась.
Он молча взял бумаги, просмотрел.
— Ну что ж. Удачи тебе, — сказал он, его голос был полон сарказма. — Только не забудь, что эта квартира тоже стоит денег.
Аня не стала отвечать. Она понимала, что это его способ давления. Но теперь это не работало. Она научилась не реагировать на его манипуляции.
Первые недели работы на себя были сложными. Ей приходилось учиться тайм-менеджменту, искать новых клиентов, решать кучу организационных вопросов. Были моменты, когда хотелось все бросить. Когда она сомневалась в себе. Но она вспоминала слова Андрея, его усмешки, и это давало ей силы двигаться дальше.
Она начала заводить новые знакомства в сфере веб-дизайна. Общалась с другими фрилансерами, консультировалась у опытных специалистов.
Она не говорила Андрею о своих успехах. Он сам заметил. Заметил, что она постоянно сидит за компьютером, что ей звонят клиенты. Заметил, что у нее появились новые дорогие вещи, которые она покупала на свои деньги.
Его отношение начало меняться. Сначала он был еще более холодным и отстраненным, но потом в его поведении появилась некоторая нервозность. Он начал чаще спрашивать, как у нее дела. Пытался заговорить с ней.
Однажды вечером, когда Аня проверяла почту, Андрей подошел к ней.
— Ну что, как там твой "веб-дизайн"? — спросил он, его голос уже не был таким саркастическим.
— Нормально. Работы много.
— И что, это… приносит что-то?
Аня подняла на него глаза.
— Да, приносит. Достаточно, чтобы за платить свою часть ипотеки, оплачивать все расходы, и еще откладывать.
Андрей молчал. Он смотрел на экран ее ноутбука, где был открыт сайт с ее портфолио.
— Это ты все сама делаешь? — спросил он.
— Да, сама.
На его лице читалось замешательство. Он привык, что она полностью зависит от него, что ее успехи — это его заслуга. А тут она сама, без его участия, добилась чего-то значимого.
***
Прошло еще несколько месяцев. Аня полностью погрузилась в работу. Ее доходы росли. Она даже начала задумываться о том, чтобы нанять помощницу. Она чувствовала себя уверенно, независимо.
И Андрей стал другим. Его самоуверенность пошатнулась. Он стал более молчаливым, задумчивым. Иногда он смотрел на Аню так, словно пытался ее понять. В его взгляде уже не было прежнего снисхождения. Было что-то похожее на уважение. Или, по крайней мере, на признание того, что она тоже чего-то стоит.
Однажды вечером, когда они ужинали, Андрей вдруг сказал:
— Аня, я… я хочу извиниться.
Аня подняла глаза. Такого она не ожидала.
— За что?
— За то, что я говорил. Что ты без меня никто. За то, что я обесценивал то, что ты делаешь. Я был не прав.
Аня молчала. Она не знала, как реагировать. Столько лет она ждала этих слов. Но они прозвучали так неожиданно, что она не сразу поняла, что это не сон.
— Я видел, как ты работаешь, — продолжил Андрей, избегая ее взгляда. — Как ты стараешься. И как ты добилась всего сама. Ты молодец. Я… я горжусь тобой.
В этих словах не было фальши. Аня чувствовала, что он говорит искренне. Его голос был немного хриплым, словно ему было трудно произнести эти слова.
— Мне было больно это слышать, Андрей, — сказала Аня. — Очень больно. Ты не представляешь.
— Я понимаю, — он поднял взгляд. — Я думаю, что… я просто боялся.
— Чего боялся?
— Боялся, что ты уйдешь. Что ты станешь сильной, и я буду тебе не нужен. Я не хотел признавать, что ты можешь сама чего-то добиться. Я хотел, чтобы ты всегда нуждалась во мне.
Аня смотрела на него. В его словах была такая искренность, такая уязвимость, что ее сердце сжалось.
— Андрей, — Аня взяла его руку. — Я никогда не хотела, чтобы ты был мне не нужен. Я просто хотела, чтобы ты признал, что я тоже могу быть сильной. Что я тоже чего-то стою. И что я не твоя собственность.
Он сжал ее руку.
— Я понял. Понял, что был эгоистом. Что я просто боялся.
Они сидели в тишине, держась за руки. Это был не конец их конфликта, а начало нового этапа. Этапа, где они могли открыто говорить о своих чувствах, о своих страхах. Этапа, где Аня могла быть собой, не боясь осуждения, не чувствуя себя обязанной.
- К ней, к кому же еще, - лениво растягивая слова, ответил Михаил и пошел дальше. Он бы на мотоцикле поехал, да сломался его транспорт.Таисья будто ждала, стояла у ворот, плечом опершись на потемневшие от времени доски.- Вот, - начал Михаил, - пришёл, принимай, как говорится, хватит, отбегался, сдаюсь.Дрогнули ресницы молодой женщины, смотрит на Михаила, так смотрит, будто вспоминает всю свою жизнь.***- А я выше всех! – кричит десятилетняя Таська, забравшись на дерево. Местные ребятишки после школы, как воробьи, уселись на фруктовых деревьях заброшенного сельского сада. Сад этот известен еще до сороковых годов. А нынче, в шестидесятых, почти забросили. Растет там разная мелочь, но ребятня ранетке рада. А больше всего в прятки любят играть, да по деревьям лазать.- Таська, слезай, - кричит старшая сестра Тоня, - вот я тебе, - она грозит кулачком, обещая разобраться с непоседливой девчонкой.Треснула ветка и с шумом упала Тася, пролетев несколько метров и больно ударившись о землю. Может и обошлось бы, да старое поваленное дерево лежало рядом, вот его и задела. Лежит девчонка, будто онемела от страха, глаза безумные, губы трясутся, ручонки тянет, будто зацепиться за что-то хочет, не понимая, что уже всё, на земле лежит.Сбежались испуганные ребятишки, поднять пытаются, не знают, глупые, что не надо ее трогать. Кричит Тася, напугала всех.Увидели Захара Зыкова, он неподалеку овец пас, как раз лошадь запряжена была. Подкатил, глянул и понял, что покалечилась девчонка.С той поры Таисью куда только не возила мать. Сначала в районе операцию сделали, нога-то у нее сломана была, да так неудачно, что никак выправить не могли. Потом в область ездили, еще одну операцию сделали. И снова никакой надежды, что восстановится. «С этим тоже живут, еще как живут, вырастет девчонка, родить сможет», - сказал доктор и отпустил домой.С этими словами и вернулась Клавдия с дочерью в деревню. Больше всех жалела девчонку бабушка Фрося, всё ногу разглядывала, шептала что-то, траву прикладывала, надеялась, пройдет хромота. Но Тася так и осталась хромой.В школе, нет-нет, да и крикнут вслед: «хромоногая». Некоторые так и звали «Таська хромоногая», будто забыли ее фамилию.А жить, как все, хочется, бегать хочется, играть со всеми, как и раньше, хочется. И вот забывает с годами Таська, что не как все она, бежит за ребятишками, догнать не может. А чтобы легче бежать было, руками помогает, машет ими, будто птица крыльями, а взлететь не может.- Чисто пташка, - плачет бабушка Фрося, наблюдая за внучкой, - руки-то как крылья.Ее потом из жалости некоторые бабули так и звали: «птаха». Она и правда на птицу похожа, особенно когда бежит. Шею вытянет, стремится вперед, хромает и руки непроизвольно – будто взмах крыльев.Вот так однажды шла домой из школы, увязалась за ребятишками, догнать норовит, а не может.- Эй, хромоножка, садись, поехали, - Миша Весёлкин догнал на велосипеде, остановился и на багажник показывает, - садись, давай, подвезу. - Велосипед у него новый, сам накатался, хочется похвастаться, вот и остановился, пожалел Тасю. И она остановилась, не верит, неужели ей говорят. Тасе уже тринадцать тогда было.Смотрит на Мишу, волосы у него выгорели на солнце, чуб взъерошен, сам курносый – обычный мальчишка. А для Таси красивый. Садится сзади, цепляется за Мишу и бормочет: - Вот спасибо. А у нас велика нет, мамка всё обещала купить с получки, вот и жду…- Зачем тебе велик? Ты же хромая. Как ездить-то будешь? – нажимая на педали, крикнул Мишка.- Так я хоть чуть-чуть, хоть самую капельку, уж больно хочется, - отвечает Тася, а сердечко замирает от радости.С той поры стал Мишка для нее светом в окошке. Еще не знала, что это, зачем это она думает о нем, но старалась задержаться в школе, чтобы Мишку увидеть. Он старше на пару лет, у них уроков больше, вот и караулила.А Мишка что? Да забыл он уже как прокатил Тасю, у него свои – мальчишечьи дела. На велике погонять, в лапту поиграть, на острова с пацанами сгонять.Так прошло три года. Ушел Миша в армию, и два года не знал и не догадывался, что думает о нем простая девчонка, выходит за околицу, вглядывается вдаль – не едет ли автобус, который привезет Мишу.
А он приехал по весне, такой же белобрысый, только без чуба - не отросли еще. И первым делом в райцентр поехал. Само собой, с родителями повидался, с друзьями покатался, на речку наведался, а потом в райцентр на весь день.
Все два года вспоминалась ему зеленоглазая девчонка Аля. Еще школьниками на районный спортивный слет ездили, там он ее и увидел. Спортивная такая девчонка, прыжки в длину - лучше всех, бегает тоже здорово. Но Миша сказал тогда: «все равно догоню». И догнал ее. Дыхание пытается восстановить, обхватил руками и не отпускает. А она, смешливая, вырвалась, да еще дразнить пыталась, посмеиваясь.
И ничего не успело завязаться до армии, только вокруг дома культуры, в который она на танцы ходила, кружил на мотоцикле, в надежде что выйдет и заметит его. Не заметила.
И вот сейчас ждет возле дома культуры, Аля там кружок танцевальный ведет, смотрит на дверь и сердце от волнения пляшет.
- Аля! Это я. Говорил же, из армии вернусь, на тебе женюсь.
Смеется. – Опоздал ты, жених, замуж я выхожу. Да и с чего ради за тебя выходить? – она насмешливо посмотрела на него. И вроде взгляд ее всё сказал, но Миша не поверил. Оставил мотоцикл и как тогда, на соревнованиях, подбежал к ней, обхватил, как в плен взял. – Аленький, я ведь только тебя люблю, подумай хорошо… за кого ты там собралась… за местного?
- Пусти, дурачок, - вырвалась она, - не за местного, и не тебе чета, Паша у нас на практике, поженимся, уедем.
Побледнел Мишка, понял, что опоздал, а может упустил. И так ему обидно стало, что до армии насмехалась над ним и после армии насмехается. А разве он не мужик? Чем он хуже этого практиканта?
Кинулся снова к Але. – Слушай, не знаю, как там у вас будет, может слиняет он скоро… не верю я этим городским, у них на каждой практике новая девчонка… ждать тебя буду, попомни мое слово: дождусь тебя.
От горячего признания дрогнула Аля. Паша ведь не говорил таких слов, он все как-то тихо, аккуратно, а тут Мишка, как ураган, налетел, впору задуматься.
Вернулся Михаил расстроенный. Родня вокруг крутится, все поздравляют с возвращением, стол накрыли, отмечают Мишкин приезд. А он, как туча, про Алю думает.
Вечером ушел в клуб, с парнями повидаться, размяться немного. А там Тася. Ростом выше, почти вровень с Мишкой, стоит у стеночки, смотрит на Мишу, взгляд его поймать хочет. А он увидел и даже не поздоровался. Выросла Тася. Обычная она. Кто-то может сказал бы: некрасивая. Ну или незаметная. Нет той грации как у Али, и глаза светло-карие, хоть и теплый взгляд, и скулы немного выделяются. И та же хромота.
- Миша, здравствуй, - сама подошла она к нему, - с возвращением тебя. А я ждала.
- О-оо, здорово, Тимофеева, не узнал тебя. Ну ничё ты так вымахала, - он окинул ее взглядом. «Грудастая», - подумал про себя Мишка.
- Ага, - улыбается Тася. И смотрит так виновато, будто сама понимает, не оправдала его ожиданий, хотя он ничего и не ожидал.
- Ну пошли хоть потанцуем, - он лениво взял её за руку.
- Ой, Миша, не умею я, - она посмотрела себе под ноги.
- А-аа, я и забыл, у тебя же нога… ну ладно, давай постоим…
- Миша, а помнишь, ты меня на велосипеде катал… один раз подвез, а потом еще раз прокатил, а помнишь, как мы в школе…
- У меня голова не дом советов, чтобы всё помнить…
- Миша, а знаешь, о чем я мечтаю…
- Ну?
- На мотоцикле с тобой прокатиться.
- Ха! Запросто. – Мишка и сам был рад выйти из душного клуба, где молодежь «тряслась» под громкую музыку.
Мотоцикл Мишке купили еще до армии, и он им гордился. Перекатал всех знакомых пацанов и девчонок, даже ребятня цеплялась, и он не отказывал. А вот Тасю – никогда.
- Ну садись, держись только.
Он поехал сначала медленно, потом прибавил скорость и стало прохладно от встречного ветра.
- Не замерзла? – крикнул он.
- Нисколечко, прячась за его теплую спину, - откликнулась Тася. Она забыла обо всем: о своей покалеченной ноге, о доме, о ровесниках, о работе… только Миша, его теплая спина, будто щит, ограждала ее от всех печалей и передряг.
Остановились у Тасиного дома. Она стоит рядом – довольная, дыхание перехватило, что Миша рядом. Заглушил мотоцикл, стоит, топчется на месте. А от Таси прямо жар идет, такая она теплая… и он приблизился к ней, почувствовал два манящих бугорка, не выдержал и поцеловал ее.
Замерла Тася, не трепыхается, кажется, дышать перестала. А ему что? Он ведь из армии, да и в темноте не видно. А она обхватила его шею руками, целует его лицо, шепчет ему: - Мишенька, Мишенька, люблю тебя…
Потом отпрянула, будто опомнилась, стыдно стало за свой порыв, она ведь девчонка стеснительная, да еще нога…
- Да ладно, чего уж там, бывает, - сказал Мишка, - ты это, не думай там лишнего, другую я люблю, вот так. Ну бывай.
Он уехал, а она осталась у ворот, оглушенная его словами. Слезы катятся градом, а она даже не всхлипнула. Со злостью ударила по ноге: - Что же ты такая неуклюжая, - прошептала Тася и пошла домой.
Бабушка Фрося не спала, услышала, как пришла внучка, вздохнула, потому что всё поняла.
Месяц Мишка не видел Тасю, не до нее ему было, он в район ездил. Как на работу каждый вечер ездил, хорошо, что всего десять километров. Терпеливо ждал, когда же Аля заметит его. А потом психанул, узнав, что свадьбу наметили.
Но свадьбы не случилось. Аля сама передала через подружку, что ждать Михаила будет у дома культуры в воскресенье. Мишка, как угорелый, кинулся в райцентр, и не видел он, как смотрела вслед ему, мчавшемуся на мотоцикле, Тася. Сердце готово было выскочить и за ним побежать.
По глазам Алиным пронял все Мишка, да она и сама в двух словах рассказала, что уехал Павел, и причина вроде уважительная: родители переезжают, отец у него пост важный занимает (теперь уже будет занимать этот пост, повысили его).
Усмехнулся Мишка. – И ты называешь это уважительной причиной? – Но увидел глаза девушки и замолчал. Ей проще оправдать парня, которого любила, чем обвинять.
- Ладно, забыли, скажешь, когда готова за меня замуж выйти, - пообещал Михаил вполне серьезно.
- А чего тянуть? – она посмотрела на него. «Настырный какой, - подумала она, - лет пять уже по мне сохнет». – Осенью можно расписаться.
- До осени пара месяцев осталась, надо заявление подать, да к свадьбе готовиться.
Мотоцикл Мишкин чаще других тарахтел в деревне, рад был лишний раз прокатиться и показать, какой он важный и довольный. Всё сбылось: женится на девчонке, которую любит.
Где-то в начале августа приехал как обычно на свидание к Але, ну и обсудить дела свадебные, а дома сказали, что уехала она.
- Куда уехала?
Мать глаза прячет, говорить не хочет, Мишка ей вроде как по душе пришелся, знает, что любит Алю. Но раз уж сама Алевтина не скрывает, то можно сказать. К тому же Аля все равно признается.
- Миша, уехала она, в город уехала.
- Так мы же заявление хотели подавать.
- Не будет заявления, не хочет Аля.
- Как это «не хочет»? Мы же договорились!
Женщина развела руками. – Не знаю, что там у вас произошло…
- Да у нас все нормально…
- Уехала она к Паше… вот так, видно любит его до сих пор.
Мишка, как пуля, вылетел из дома, не помнит, как к мотоциклу подбежал.
- Миша, погоди, - Алина мать следом торопится, - не гони так, ради Бога, а то случится еще чего…
Но Мишка газанул так, что соседские куры врассыпную кинулись. Всё выжимает из своего мотоцикла, мысли как табун лошадей скачут, в виски стучит ему. «Дурак, - думает он, поверил... кому поверил, сразу же видно, бегает за своим городским… и так понятно было».
У самой деревни повернул резко вправо, лужу объехать хотел. Лужу-то объехал, да упал вместе с мотоциклом. Сел, ощупал себя, вроде цел… заплакал. Не то, чтобы как ребенок, а просто от отчаяния.
Домой уже пешком пришел, ведя мотоцикл, и сам прихрамывая. Мать охает, бегает вокруг, заставляет к докторам ехать, машину хочет искать. Но Мишка отказался. Правда, на другой день, сходил в свой медпункт. «Ничего, заживет, - сказали ему, - немного похромаешь и всё пройдет».
Днем Михаил не пошел на работу, больничный у него. Всё про Алю думал, даже сходил на почту, позвонил ей домой, мать то же самое сказала.
Ночью не спалось, думал про себя, про Алю и про Тасю. Нога ныла, вот и вспомнилась ему Тася, она ведь давно хромает. Так и живет с хромотой. «А вдруг и я хромым останусь?» - испуганно подумал он.
Но хромота вскоре прошла, будто и не было. Мысли об Але тоже ушли. Не совсем, конечно, но легче жить стало.
И тут Тасю снова повстречал. Он и раньше ее встречал, но не замечал, счастливым был. Смотрит ей в глаза и понимает, что все это время ждала она его. Он Алю ждал, а она его ждала. И как-то теплее Михаилу стало, от того, что кто-то любит его и ждет. А то что хромая, так это ладно, подумаешь, он сам недавно хромоногим был.
- Как живешь, Тася?
- Да все хорошо, - отвечает, а у самой в глазах печаль.
Берет он ее за руку. – Выходи сегодня вечером, ну как стемнеет, на скамейке посидим.
И она, как завороженная, кивает ему, соглашается.
Не считала она, сколько ночей они на скамейке сидели, обнявшись, а как похолодало, пробрались на чердак, где свежее сено заготовлено, там еще старый отцовский тулуп остался. Самого-то отца у Таси давно нет, а тулуп так и лежит.
Обнял Михаил девушку, прижался к горячему телу, услышал снова ее признание, и повело его… разомлел… разве же не мужик он, Алька сколь его мучила, все говорила, «до свадьбы нельзя», а он, истомленный, тыкался ей губами в шею, дыхание перехватывало.
И вот Тася… ну и что, что хромая, сейчас это не чувствуется…
***
- Птаха моя, не начудила ли ты, - спрашивает бабушка Фрося. Она с малых лет за внуками приглядывает, да разве углядишь за ними. Вот и тогда с дерева сорвалась, а теперь вот тоже… сорвалась… пришло время, вскружила любовь голову.
Опускает глаза Тася, хоть и сердце замирает от воспоминаний о Михаиле, надеется, что поженятся они, обещал ведь Миша. Да и ребенка она ждет от Миши.
Неделю не видела Михаила, как будто пропал. Все глаза проглядела, прислушивается к звуку мотоцикла. Но все мимо едут, нет Миши.
Вот уже месяц прошел, Тася все глаза проглядела, а домой к нему идти стыдно. Днем в магазин идет торопливо, прихрамывает, рука непроизвольно поднимается, будто крыло раненой птицы.
Встретила, наконец, Мишу, поймала, можно сказать, у ворот его друга.
- Ну что ты караулишь меня, - с досадой говорит он, - ну покувыркались малость, так ведь ты не маленькая, да и сама хотела. А насчет жениться… женюсь я, но не на тебе. Теперь уж точно женюсь… на Але.
Тася ничего не сказала, стояла, как будто ноги к земле прилипли, так и смотрела вслед мотоциклу, пока не скрылся из виду.
Алевтина после разрыва с Михаилом вернулась все же в райцентр. Совершенно расстроенная приехала, не сложилось у них с Павлом, родители уж больно важные, не приняла мать Павла Алевтину.
- Упустила ты парня, - упрекнула Нина Ивановна, мать Али, - Миша так тебя любил, так любил, он бы и слова не сказал…
Аля выпрямилась, тряхнула пышной прической. – А он и сейчас не скажет, раз Пашка такой безвольный, за Мишку выйду.
- Ой, смотри, девонька, скачешь ты как блоха на гребешке, - упрекнула мать.
- Мам, ну тебя не поймешь. То Мишенька хороший, то блохой меня обозвала.
- Делай, что хочешь, - сказала Нина Ивановна.
И Михаил женился на Алевтине и уехал из деревни.
Прошел без малого год. Тася родила дочку, уже месяц девочке. Так и живет с бабушкой и матерью. Старшая сестра Тоня приходит в гости. И также бабушка называет ее птахой, сравнивая с раненой птицей.
Михаил тем временем почти полгода мается, извела его Алевтина своими капризами. То одет не так, то купил не то, то в город давай переедем. А Михаил не хочет, боится, что в городе снова переметнется к Павлу. Думал, Михаил, что забыла она его, а по глазам видит, что не забыла. И думал он, что и сам не упрекнет за прежнюю любовь, а получается, упрекает. Измучился весь, даже плечи опустились, на мотоцикле кататься не тянет.
И вот пришел как-то домой с работы (они с Алей избушку снимали), а жена вещи собрала. – Хочешь, здесь оставайся, а хочешь, домой возвращайся, - говорит ему, - развожусь с тобой…
- К этому своему поедешь? – со злостью спросил Михаил.
- А хоть и к нему. Он тоже одумался, поторопились мы, да и мать Паши мнение поменяла, так что улыбнется мне счастье.
- Непутевая ты, как была насмешница, так и осталась, тебе жизнь чужую растоптать, раз плюнуть…
- Ой, кто бы говорил, сам-то кинулся за мной вприпрыжку, никакой гордости у тебя… в общем, развод… и хорошо, что детей нет у нас, не хочу от такого слюнтяя как ты…
Дыхание перехватило у Михаила от таких слов, и как она могла такое сказать, разве сделал он ее плохое, разве не любил ее… выбежал, чтобы не сорваться в тот момент, калитку пинком открыл, хотел сразу уехать, да опомнился.
После развода Михаил вернулся в деревню.
- Миша, бабы сказывают, что дитё у Таисьи хромой от тебя, - сказала мать, накормив сына и присев рядом для разговора.
- Говорят, в Москве, чего там… кур вроде доят, - буркнул недовольно Михаил, - слушай больше.
- Ох, сынок, а ведь на правду похоже. И как же тебя угораздило, связаться не с теми: одна хромая, другая удалая, всё на сторону смотрит, вот до чего дожили. - Она вздохнула. - А дитё не виновато, твое это дитё, знаю я, так что держи ответ.
- Мать, ну хватит, и так башка трещит от всяких мыслей.
Через недели две оклемался Михаил, успокоил душу рыбалкой, да работой, даже как-то Тасю увидел с коляской – только издали, даже поздороваться не успели. Вспомнил он горячие ночи, шепот ее и как в глаза смотрела, ну как собачонка заглядывала. «Эта уж точно верной будет, - подумал Михаил, - да и дитё ведь мое, как ни крути, а признать придется.
И вот теперь, поправив фуражку, направился к дому Таисьи. Так бы он на мотоцикле поехал, но сломан был его железный конь, вот и отправился на своих двоих. А чего церемониться, Таська любит его, только помани, сразу согласится.
И вот уже в дому подошел, а она, тут как тут, будто ждала его. Это Михаил так подумал, он ведь уверен, что она не забыла его.
А она, и правда, не забыла. А как забудешь, дочка ведь от него теперь.
- Ну что стоишь, смотришь, принимай гостя. – Он снял фуражку. – Говори, когда расписываться, я готов.
Вздохнула Таисья. – Дочку признать – это хорошо. Я уж подала на алименты, поди, не откажешься от родной дочки…
- Дак чего отказываться, сам знаю, мое дите, вот и предлагаю жить…
- А жить мы будем раздельно, - она слегка подтолкнула Михаила, - ты иди, Мишенька, иди, домой иди. А то вздумается тебе снова за Алей побежать, а я ведь догонять не умею, хромая я… иди, иди, Миша.
И он, растерянный, побрел домой, оглушенный отказом. А она, услышав плач детский, кинулась домой. Бежит и руками взмахивает, шепчет на ходу: - Вот и всё, вот и хорошо, бегу, моя кралечка, счастье мое…
И похожа она в этот момент на раненую птицу, наконец взлетевшую… а потом склоняется над кроваткой и солнце золотит ее волосы, и такая он счастливая и красивая, как Мадонна.