«Сломанные»

— Таня, Леся бегом в машину, я ворота открою. Таня! Чего стоишь? Леся! Хватай мать! —­ заорал Иван.
Таня вздрогнула. По ногам прокатилась волна холода, когда слова друга наконец-то до нее дошли. Схватила дочь, ключи от машины и, напялив какие-то тапочки, кинулась к двери.
С улицы донесся металлический грохот вперемежку с невнятными криками.
— Поздно, они пришли. Прячьтесь.
Таня трясущимися руками обняла за плечи попискивающую от страха дочь и увела ее вглубь дома. Иван схватил ружье.
— Поубиваю всех… к чертям собачьим… — прошептал он сам себе и вжался в стену около двери.
Обезумевшие мужики побросали факелы и рыча, как бешеное зверье, принялись ломать забор. В пьяной злобе они били кулаками и пинали ограждение. Отгибали листы металла, силясь оторвать их от сварочных швов. И забор поддался. Проделав брешь, толпа ринулась к дому.
Глава 1
Поставив чемоданы на пыльный пол, Татьяна огляделась. Да… не баловали родственники дом ни новым ремонтом, ни предметами интерьера. Даже то, что было не берегли. Сломанные двери шифоньеров висели, держась на одной петле, выдавая беспорядок на полках, криво висящие кружевные занавески не скрывали давно немытых окон, через стекла которых едва проникал дневной свет. Когда-то выкрашенные белой краской стены потрескались, пожелтели. Остались лишь небольшие светлые квадраты-места, на которых висели фотографии. На кроватях, вместо вышитых бабушкой покрывал- замызганные матрацы и какой-то хлам. Противно пахло сыростью и затхлыми тряпками.
— Мам, это все, конечно, ужасно, но ты не переживай. Почистим, помоем… будет круто! —Девочка переезд восприняла как приключение. Школа давно опостылела и переход на дистанционное обучение пришелся по душе. Друзей у нее было немного, а сейчас, когда остался последний учебный год, все думали о будущем и готовились к экзаменам.
— Спасибо, Лисенок. Я уж испугалась, что ты рванешь из этого бедлама сверкая пятками. Так… я к старосте, надо дом к коммуникациям подключить. А ты пока… ничего не делай. Тут коллективно надо решать, с чего начать.
Много лет дом переходил от одной родни к другой, но так больше и не получил достойного применения. Одним –дача, другим и вовсе без надобности. Татьяне же он достался в момент отчаянной нужды в переменах.
Закончился бракоразводный процесс. Двадцать лет совместной жизни, шестнадцатилетняя дочь, семейное, казалось, счастье, —все развалилось. Генка, теперь уже бывший супруг, посмотрел виновато, растерянно кивнул, будто не зная, что еще сделать — ушел, оставив после себя имущество и счет в банке, а доверие —остов и фундамент их отношений, бессовестно забрал с собой.
Таня села на водительское сиденье, положила озябшие руки на руль. В горле встал ком. Слезы, готовые вот- вот пролиться, застилали глаза. Надо было дать себе время успокоиться. Рыдать здесь, на парковке у здания гражданского суда? Какая банальность! Какая безвкусица! Дома, все дома. Надо бы отменить на сегодня все дела, нареветься вдоволь, наесться шоколада до тошноты под «Любовь и голуби». К тому же запись на маникюр нужно отменить. Не перенести, а именно отменить. Навсегда. Ни вышколенная внешность, ни безупречный макияж ни в коей мере не помогли в борьбе с молоденькой вертихвосткой. Генка, ее циничный Генка —хладнокровный бизнесмен, видите ли, нашел «настоящую любовь»!
Супружеская жизнь — крепкое партнерство! Так они решили еще в институте, оба шли к одной цели, вместе построили бизнес, не отвлекаясь на «романтические сопли».
— «Кака любовь? Така любовь!» — произнесенная, зачем-то вслух фраза, немного подняла настроение. Таня нажала на газ.
Такой пустой и холодной теперь казалась квартира. Современный и дорогой минималистичный интерьер -бездушным, модные арт-объекты- настоящее уродство, серый керамогранит на полу, серые стены, белая мебель, черные окна, черные двери… Какие забавные монохромные декорации! Как правильно они отражают ее бесцветный, бессмысленный образ жизни. Стерильная красота, за которую она так боролась, не отдавала ни крупицы тепла. Ни одной детали нет, чтобы зацепиться взглядом и сказать: «я дома».
— Мам, — Олеся вышла из своей комнаты и обняла мать, — не переживай, лучше так, чем бесконечное вранье.
Вот теперь можно плакать.
Олеся не отстранялась. И только когда мать сама вытерла слезы, сказала:
— Мам, снова заказное письмо пришло.
Таня села на пуф, распечатала конверт. Руки тряслись. Неужели это еще одно письмо от Генкиного адвоката и мытарства с разводом не закончены.
Среди всяких имен, фамилий, терминов и прочего она вычитала, что наследует дом в деревне «Соломинка».
Еще школьницей она провела там единственное и самое счастливое лето. Родители с трудом уговорили упрямую, не согласную ехать на курорт избалованную дочь, отправиться в деревню. Оставить двенадцатилетнюю девочку одну в квартире было невозможно. Уговоры свелись к ультиматуму: Либо Сочи, либо «Соломинка».
Воображение рисовало старую, заваленную мазанку с сараем, ведрами, лопатами, навозом, и злобной ворчащей старухой.
Домик оказался совершенно премилым: небольшой, деревянный, с крылечком, и резными ставнями, окруженный цветущими кустами сирени. Аккуратные клумбочки, обрамленные красным кирпичом, располагались вдоль выбеленной дорожки, ведущей к входу.
На скамье перед домом в ожидании гостьи-бабушка. В белоснежном платочке, переднике с рюшами и вышитым крестиком узором на кармашке. Из кармашка выглядывала обертка шоколадки «Аленка» —угощение для правнучки. Спустя две недели родители не смогли уговорить дочь вернуться домой и оставили упрямицу в деревне на все лето.
Бабулечка Анечка (только так и никак иначе!) — неутомимый труженик. Встанет с рассветом и давай возиться. Блинов напечет, кур накормит, сорняк порвет… И ни конца, ни края заботам.
Татьяна с радостью помогала старушке, особенно в саду. С удивлением для себя девочка обнаружила, что работа с землей вовсе не тяжела, а наоборот приносит радость. Одно удовольствие смотреть, как растут цветы, овощи, ягоды, как откликаются растения на заботу и любовь. Бывало, счет времени потеряла, зарывшись в прополку и рыхление. Только хриплый бабушкин голос, доносящийся из окошка летней кухни, напоминал о необходимости есть. А на столе тем временем уже стоит тарелка с дымящейся горячей картошкой, политой растопленным маслом и посыпанной ароматнейшим укропом. Бабулечка достает свежий теплый хлеб из-под льняного полотенца, с хрустом разламывает его пополам, и он пахнет так, что слюной в мгновение заполняется весь рот.
А потом гулять с местной детворой. Вот где настоящее детство! В городе, конечно, тоже лето проходило весело, но здесь, в деревне, все по-другому. Выйдешь утром на крылечко, в нос бьет сладкий аромат цветов, весело жужжат пчелы, стопы ощущают тепло древесины. С удовольствием выполнишь поручения и вперед на поиски приключений! Сколько таинственных троп было найдено, волшебных легенд придумано, костров разведено, страшных историй рассказано. Вечером, когда пора уже идти домой, сильно загорелые, искусанные комарами, но бесконечно счастливые, дети строили планы на следующий день. Все галдели и перебивали друг друга- столько было идей для развлечений. Казалось, не хватит лета, чтобы все игры переиграть, все лесочки обойти. И дети такие открытые. Без «адидасов» и «денди». Никто ничем не хвастался. Все просто радовались каникулам.
- Леся! - Татьяна так внезапно нарушила тишину в квартире, что Олеся вздрогнула, —мы переезжаем!
Глава 2
К главе деревни вела грязная, вся в рытвинах, дорога. Вдоль обочин прошлогодние кусты сухой полыни в человеческий рост, осколки кирпичей, какой-то мусор. Унылые дворы, плешивые, ленивые собаки на цепях, перекошенные заборы из штакетника. Небеленые дома украшали проплешины отколотой штукатурки.
— Ой, соседка! — поправляя взлохмаченные русые, волосы выскочила из калитки пухленькая, невысокая женщина. - Мы уже тут все наслышаны, что соседи у нас новые. Ой, какая красоточка, любо-дорого посмотреть! —Таня не успевала вставить ни слова. — Ты к Дядьке? А муж где? В разводе? Это хорошо. У нас тут проклятье, всех мужиков в могилу сводит. Прямо одного за другим. Они сначала пить начинают, разум теряют, а потом -геть! — и смерть забирает. А не пить не могут. Как помешанные эту водку хлещут. Мы, бабы, и прячем и денег не даем, а все равно находят. Решили мы тут часовню поставить, авось освятим место, да проклятье и сгинет! Староста запрос послал в адьминистрацию. Да, когда еще это случиться, ой! И скотину ты не заводи. У Серафимки вон корова слегла- сглазили! Сейчас у всех поляжет. Черный глаз завелся! Наверное, кто-то с проклятьем сдружился, пакостить начинает. А, пора уже? Ну беги, беги… Я Настя, кстати, Петьки Пряника жена!
Таня улыбнулась. Забавные они все-таки, деревенские!
Староста деревни, Анатолий Трофимович, а среди своих просто Дядька, впустил Татьяну в свою замызганную хибарку. Он уже давно не принимал редких посетителей в кабинете старого сельского дома культуры, решив, что дома удобнее.
— Так, Татьяна… Значит теперь вы владелица дома бабы Ани? Надолго ли? Или только шашлыки и гулянки?
— Нет, мы на ПМЖ, — Таня едва заметно усмехнулась.
Староста старательно хмурился, изображая серьезного человека, но получалось комично. Долговязый, худой, с усами- щеткой, одетый в тельняшку и армейские штаны, он сильно походил на почтальона из «Простоквашино». Только шапки не хватало.
—Ой, — пренебрежительно махнул рукой «Печкин», — все вы… на ПМЖ… а потом раз! И опять дом пустует. Нечистая сила там живет что ли… Или дух бабы Ани сам всех оттудова гонит? — Староста сел за стол, упер подбородок в подставленный кулак, видимо, задумался.
— Да там черти в доме прыгают! Я сам видел! — Брякнул кто-то из другого конца комнаты. На стуле у окна сидел плюгавый, лысоватый, беззубый мужичок. Таня вопросительно посмотрела на Анатолия Трофимовича.
— Это Миха, не обращайте внимания. Слабоумный он. Но безобидный. Мелет только всякую чепуху. Мать его как померла, так я его к себе забрал. Хоть годков ему под пятьдесят, а ума как у отрока. Ничуть не больше. Вот и нянчусь, так сказать. — горестно вздохнув, показывая какая нелегкая доля ему выпала, староста достал неведомо откуда рюмку, с прозрачным содержимым и хлоп- опустошил до дна.
Татьяна положила на стол стопочку бумаг.
—У вас на указателе буква «о» отвалилась. Как будто деревня «Сломинка» называется.
— Да уже сто лет так. Мы и внимания не обращаем. Так-с…Свет… газ…вода… Уплачено. А вы с домом справитесь, городские? Зима на носу. Мужик твой котел-то включить сумеет?
— Мы с дочерью вдвоем. Справимся. Не боги горшки обжигают.
Староста покачал головой. — Не боги, не боги… А без мужика никак. Я вот к вам Ваньку пришлю. Он все и покажет, и починит все, что нужно. На все руки мастер!
С газовым котлом Таня разобралась. Дом нагревался, становилось все уютнее, женщины наводили порядок. Работа шла быстро и весело.
—Кажется, это Иван идет — кивнула Олеся в окно.
К дому шел высокий, крупный и сильно хромающий мужчина в строительном комбинезоне и большой спортивной сумкой, перекинутой через плечо.
Ну конечно, это Иван! Тот самый Ванька! Из детства!
Татьяна выбежала во двор.
— Ваня! Я тебя в детстве угнала, помнишь? С ребятами. Мы тогда все нагоняй получили. А с кресла-то ты встал, как и обещал.
—Таня? — Она кивнула. — Танька! Во дела! Сколько лет, сколько зим…
— Дай подумать… двадцать восемь!
Толстая ветвь огромной яблони свисала вниз из-за чужого забора. До плодов вроде не высоко и все равно не достать. Таня, хорошо обученная детворой искусству лазания по деревьям, ухватилась за ветку и «мартышкой» поползла за большим зеленым яблоком.
—Тебе чего там надо? — крикнул кто-то снизу.
Девочка начала быстро спускаться, готовая «дать стрекача» и тут же притормозила, сообразив, что голос детский. На нее смотрел миловидный светловолосый кучерявый мальчишка, по виду немного старше. Он сидел в инвалидном кресле, так что бежать не было смысла.
— Привет, я это… Яблоко хотела. Не сдашь?
— Не, не сдам. Тебя как зовут? Я Ваня.
— Таня. А ты чего в кресле? — с детской непосредственностью спросила девочка.
— Мы с родителями в аварию угодили два года назад, они насмерть, а мне ноги повредило. Но ничего! Я встану! Я сам себе обещал!
— Конечно встанешь! Жаль твоих родителей… А я тебя не видела раньше.
— Меня только во двор выпускают. Баба с дедом боятся, что опять что-нибудь случится.
— Скучно, наверное, тебе…
— А То! Знаешь, как хочется гулять! Вот бы разрешили…
Поболтав немного, дети попрощались.
Следующим вечером, как только стемнело, Татьяна с детворой разработали план похищения. Тихо открыли калитку, пробрались в сад и укатили мальчишку со двора.
За пределами деревни, счастливого Ваньку катали с небольших холмов, возили друг друга на его кресле, играли в догонялки по очереди таская мальчишку на закорках. И вновь кто-нибудь заводил куплет известной песни, которую мгновенно все подхватывали: «Угнала, тебя угнала, ну и что же здесь криминального…»
Опомнились уже за полночь, когда совсем близко стали слышны крики деревенских- детей искали. Пробравшись кустами-тропами, ребята подбросили мальчика во двор. Конечно, правда вскрылась и всем влетело. Но оно того стоило.
К сожалению, осенью бабушка умерла и больше они не виделись.
Глава 3
За несколько дней дом привели в порядок. Все что можно починить- починили, что выбросить и сжечь- выбросили и сожгли. Купили посуду, постельные принадлежности, кое-какие предметы интерьера.
Татьяна постелила на стол новенькую скатерть, Олеся налила чай и поставила тарелку с печеньем. Все сели отмечать окончание уборки.
— Тань, слушай, — Ваня задумчиво размешивал сахар в кружке, — Вы с Олесей одни в доме, без мужчины… Поставь-ка ты забор. Из профлиста, например, чтоб высокий. Береженого Бог бережет. Я вот домой от вас ухожу, а сердце не на месте. Тут мужики бухают будь здоров, мало ли чего. Пьяный кто завалится, вот что ты сделаешь? Я тебе еще ружье охотничье принесу, пусть за дверью стоит. —Таня хотела возразить, но Иван настаивал, — Поставь. И мне будет спокойнее.
Таня задумалась, а ведь это правильно. Кто знает, что может прийти в голову недалеким, пьяным мужикам?
— Да, ты прав, Вань, поставлю, сразу как земля немного оттает… А ты не расскажешь, о каком проклятии все тут твердят?
— Беспросветная лень и беспробудное пьянство их проклятье! — возмутился Иван, — Раньше же был богатый колхоз, да ты помнишь…После развала все хуже и хуже становилось. Не стало никому дела до деревни. Уехала молодёжь, заросли поля, рабочие места сократили. То поколение спиваться начало, передав нынешнему «наследие». Женщины ничего еще, а мужики…
Через пару недель стройка началась. Бригада строителей из города быстро возводили глухой забор из профилированного листа.
Люди цокали языками и плевали через плечо. «Понаехали, — шептались старухи у калиток и перекрещивались, — коробку железную прямо в центре построили, точно оградка могильная. Колдовки — эти городские, не иначе».
Татьяна вышла на улицу убедиться, что все делается правильно и аккуратно.
Ее позвал староста. Толпа зевак, с ним во главе, шушукались около дома, — Подойди-ка сюда, Татьяна, вот ты забор глухой строишь, а разве это дело? Ты в чужой монастырь со своим уставом не лезь! Мы тут люди открытые, за железяками не прячемся.
Таня не планировала ничего объяснять. «Мой дом-моя крепость».
— Скрывают они что-то, — встрял в разговор Миха, —Лабалаторию! — он поднял указательный палец вверх, дабы усилить значимость предположения.
— Да замолчи ты, дурачина! — рявкнул на него староста. —А ты, Танюха, все-таки не права! Надо как у всех, а ты чего сюда привезла? Убра… урбанизацию? Али и вправду скрываешь чего?
—Дядька! — Иван подошел как раз вовремя. — Ты бы лучше свой штакетник поднял, — он кивнул в сторону дома старосты, где виднелся завалившийся плешивый забор, — А я тебе краску для него дам, у меня осталась.
Староста только рукой махнул, мол, что ты понимаешь в его жизни.
Пока местные шептались и строили догадки, Татьяна много времени проводила в расчетах и чертежах. Часами просиживала в интернете, изучая нужную ей тему. И как только просохла немного земля, взяла в аренду большой участок и поставила четыре промышленные теплицы.
Она очень переживала, что не сможет нанять достаточное количество людей для работ и придется сократить объемы продукции. Местные ее сторонились, болтали разное, но как только слух о найме прокатился по деревне, у дома собралась толпа местных женщин. И все они получили работу.
Трудились женщины исправно, почти без выходных. Стараясь наработать больше часов, без устали хлопотали над рассадой. Спустя три месяца сорок тысяч саженцев петунии и бархатцев ожидали отправки в город. Следом высадят огурцы и ранние сорта томатов, а после сбора последнего урожая настанет черед холодостойких культур.
Глава 4
Анатолий Трофимович поехал в администрацию еще утром- вызвали. Сельчане столпились у его дома, нервно поглядывая на дорогу, ждали вестей.
— Проклятье совсем разбушевалось! —вещал в толпе, покачивающийся, «несвежий» мужичок. — Я вот хожу и чую, как костлявая за моей спиной притаилась. Изводит, изводит… ждет, пока силы иссякнут…
—Ой-ой-ой, —причитали женщины,—Всех оно нас приберет, — пророчили мужики.
Такую беседу услышала Татьяна проходя мимо.
Интересные они все-таки люди. Всеми силами оправдывают алкоголизм и нет бы взглянуть правде в глаза! Проклятие придумали, верят. А она возьми как-то раз и ляпни: «Вы бы еще экстрасенса позвали!» Неожиданно для нее, слова восприняли всерьез, задумались. Через несколько дней женщины в теплицах делились новостью, что пригласили экстрасенса, обещал в следующем месяце приехать.
Староста бежал, высоко задирая колени и размахивал листком бумаги.
—Одобрили! Будет нам часовня! «Лес» выдадут и все необходимое, будем строить, мужики! Будем строить! А как отстроим -Иерей приедет, освятит. И будем мы тогда уже не деревня, а село!
Народ оживился, женщины заулыбались, достали платочки, мужики начали чертить план часовни прямо на земле. Отступит теперь проклятье!
К стройке приступили с удивительной прытью. Наладили необходимую технику, обговорили план, назначили ответственных.
Бревна быстро складывались в стены. Каждый сруб ложился плотно, щедро пропитывался смолой. Работа начиналась с утра и до вечера не прекращалась. Как и увещевания старосты. Он нашел себе более «важное» занятие, чем помощь в строительстве— зачем-то притащил на стройку библию. Каждый день взгромоздившись на бочку он неумело, но громогласно зачитывал строки из священного писания. Над ним посмеивались, но не осуждали. Хоть работать не скучно.
Дорога, ведущая к теплицам, пересекалась со строительной площадкой и дважды в день Татьяна проходила мимо. Как же не нравилось Ивану внимание, с которым ее сопровождали мужчины, кидая вслед однозначные взгляды. На лицах читалась и похоть, и зависть к тому как она выглядела в сравнении с местными женщинами. Не расплылась от родов ее фигура, не покрылось лицо веснушками. Волосы не поблекли и не выгорели от палящего солнца. Всегда опрятная и аккуратная. Хоть одета скромно, без вольностей- виден городской лоск.
Иван тоже смотрел. Только его мысли гораздо более серьезные и глубокие. Ему хотелось стать для нее настоящей опорой и поддержкой, проявлять заботу, быть самым важным и любимым мужчиной в ее жизни. Он мечтал скрыть Татьяну и Лесю за своей спиной, чтобы никто и никогда не посмел смотреть на них так, как позволяли себе местные мужики. Только все это навсегда останется глупыми мечтами. Для одной- хороший друг, для девчушки- дядя Ваня. Не суждено ему стать ни мужем, ни отцом. Он знал, что судьба сломалась тридцать лет назад, в момент несчастного случая, который забрал не только его здоровье, но и любые надежды на обычную, счастливую жизнь. Лучше остаться им другом и строить часовню. Это-то он может.
Тем временем в деревне наступали перемены. Не нарушали вечерами покой бранные споры, не вздрагивали коты, заслышав пьяные шаги, собаки перестали бояться пинков. С утра слышны были перепалки воробьев, а не супружеских пар.
В теплицах женщины негромко, будто боясь спугнуть удачу, переговаривались между собой. Их удивляло неожиданное и непривычное поведение мужей: приходят домой без запаха спиртного, переоденутся, помоются и сразу спать, даже не заглядывая в бутылку. Неужели проклятие стало отступать?
Татьяна удивлялась таким рассуждениям, но ничего не говорила. Если трудотерапия пошла забулдыгам на пользу-пусть верят.
Глава 4
На холме, где с весны шло строительство, было особенно людно. Последние штрихи- крест на главку крыши уже крепили -аккуратно, с выверкой, возились с дверью, устанавливали кованую задвижку. Её откопали у кого-то в сарае, почистили, и теперь она заняла своё место - тугая, с металлическим скрипом.
-Ну вот, -сказал староста, вытирая лоб рукавом рубахи. -Можно считать, что готово.
Часовня вышла простая -четыре стены, крыша на два ската и маленькое окошко. Но всё было ладно: углы сходились ровно, крыша не течёт, пол не скрипит.
Притащили стол из клуба, скамьи, поставили прямо во дворе часовни. Женщины напекли пирогов, наварили компотов.
— Ну, теперь можно и крышу дома своего доделывать. А то жена уже третий месяц бурчит. — застроил планы Петька по прозвищу Пряник. — Как считаешь, Дядька, может все село приведем в порядок?
Староста упер руки в бока, — А кто ж нам запретит? Можем!
Все понимали — закончили большое дело. Новая часовня как добрый знак — деревня еще жива.
Погода начала портиться. Небо заволокло низкими, плотными тучами. Налетел сильный ветер, закручивая с земли клубы пыли. Люди поспешили по домам. Надо снять с веревок белье, закрыть ставни, загнать скот. Ненастье грозилось разбушеваться не на шутку, уже совсем рядом грохотали раскаты грома, на горизонте засверкали молнии.
Татьяна торопливо обходила теплицы, проверяла хорошо ли заперты фрамуги, не забыли ли надежно закрыть все двери. Ветер усиливался и тучи надвигались с огромной скоростью. Нельзя было допустить, чтобы шквал повредил растения и сами теплицы. Сверкнула молния, гром долбанул со страшной силой. В раз стало непривычно тихо и темно. Таня обернулась — лампы не светили. «Еще этого не хватало»— досадно в грозу без света остаться. По сводам застучали первые крупные капли.
Промокшая Таня торопилась домой. У калитки ее ожидал Анатолий Трофимович со своим «хвостом».
—Танька! Это из-за твоих теплиц нам свет выбило! Говорил же тебе сто раз- не включай на полную мощность— выбьет!
—Я не включала. Проверила только, все ли заперто. Или хочешь, чтоб теплицы по деревне прокатились?
— Ага! Не рассказывай, только солнце за тучи спряталось, так ты уже побежала: «Как там мои ромашки без света будут?»— Миха карикатурно изобразил манеру ее речи и жестов. Чем выбесил еще больше.
— Иди ты в … домой! — Таня махнула рукой и хлопнула калиткой.
Дождь не прекращался и не ослабевал. К вечеру по дорогам текли быстрые пузырящиеся ручьи. Без электричества стало совсем не уютно. Таня бесцельно ходила по комнатам. Бросив взгляд на молчаливую Олесю, она взялась за телефон. Присутствие Ивана обязательно поможет справиться с неприятным тревожным чувством.
Когда он наконец появился— промокший, но привычно спокойный — женщины выдохнули.
Иван снял куртку, принял протянутое полотенце, вытер капли дождя с лица и протянул свечи.
— Староста вызвал аварийку, только они проехать не смогли, дороги размыло. В общем электричества не ждем, давайте как- то время коротать.
—Ну тогда может картишки? — предложила Олеся, тасуя колоду.
***
— Да сами починим! Что там рубильник поднять-то? — Пьяные разговоры привели не к здравому решению, а к трансформаторной будке. Доказывать свою правоту надо делом, а не пустой болтовней. Никто из троих не был электриком. Знали что-то по памяти, видели, как знающие чем-то щелкали, меняли провода.
Будка монотонно гудела, негромко, напряженно. Металлическая дверь заржавела, но была не заперта.
— Вот смотри, Саня, рубильник вниз направлен. А должен быть вверх. — Петька указал пальцем куда-то наверх. — Говорил же я, просто выбило!
Николай покивал в знак согласия и начал осматривать будку по углам. Подходящая палка нашлась быстро.
— Подсади! — услышал он за спиной.
— Стой! Руками нель…
Вспышка. Глухой удар. Никто даже не вскрикнул.
— Ой, мамочки! Помогите, кто-нибудь! Караул! — Женский крик нарушил вечер.
Ваня кинул карты на стол и поторопился на улицу. Таня с Олесей накинули куртки, побежали за ним.
По улице, босиком по лужам, в одной ночной рубашке бежала Настя. Соседи, встревоженные криками, высыпали из домов, поспешили к женщине.
— Петька! Петька мой помер! И Саня с ним! — верещала женщина, без толку стирая с лица слезы вперемешку с дождем, — Ой, батюшки! Что случилось? Николай! Иди сюда, расскажи людям! Они электричество полезли чинить, ироды! А я как знала, мамочки мои! Он уходил, а за ним тень страшнючая. Ну, думаю, все, смерть пришла! Часовню то не освятили! Дядька! Где священник? Ну и что, что не закончили! В голые стены зови! Ай-ай-ай…
— Вот, гляди, Танька, что ты натворила! —Все посмотрели на старосту, затем на Татьяну. Она в недоумении подняла брови.
— Ты с ума сошел? Она то тут причем? — Вскрикнул Иван потом обратился к Тане и Лесе— идите в дом. Я позже зайду. Идите…
Люди неторопливо шли со старого деревенского кладбища в часовню, где уже накрыты столы прошлогодними зимними закрутками да водкой.
Тишину нарушил звук мотора- подъехала незнакомая машина. Из нее вышел высокий, худой, одетый во все черное молодой человек. Смуглое лицо с легкой щетиной, темные волосы собраны в пучок. Он закинул на плечо кожаную сумку из которой торчали потертые, мятые листы бумаги и скрутка засушенных трав.
— Я Алексей, экстрасенс. Говорят, у вас тут место непростое. —Представился парень, подойдя ближе к толпе.
Люди тут-же оживились, обступили его, наперебой начали рассказывать страшную историю про проклятых мужчин. Всем не терпелось узнать, в чем же дело. Алексей выслушал их, глаза его щурились, как будто он смотрел не на людей, а сквозь них.
— Мне нужно время. Я поброжу по деревне до вечера, что почувствую- расскажу. Где вас искать?
— Поминки у нас, схоронили две проклятые души. В часовне будем ждать. Электричества нет, завтра только починят. Мы костры разведем, не заблудишься. — Староста жестом позвал людей за собой.
У часовни развели костер, намотали ветошь на палки, соорудили чадящие факелы.
Ближе к вечеру поминки напоминали обычную пьянку. Женщины сбились в кружок в одной стороне стола, сплетничали, мужики в другой- пили и громко спорили.
В часовню вошел Алексей. Все стихли, обернулись настороженно, будто и ждали и боялись его слов.
— Ну, что скажешь, чародей, как нам от проклятья избавиться? — изрядно поддавший староста перешел на панибратский тон. Он хитро прищурился, упер руки в бока, показывая свою браваду. Экстрасенс нахмурился. Мгновенно пропало желание смягчить информацию.
— Нет у вас тут никакого проклятья. Настоящее зло- убийца, унесший жизни миллионов человек- алкоголь. А вы сидите здесь, спиваетесь в своей конуре, прилипли друг к другу. Перероднились уже все. Вам новая жизнь нужна и новая кровь!
Староста стукнул кулаком по столу, — Что ты там понимаешь! Мы всю жизнь с проклятьем живем и знаем кто в чем виноват! Ишь ты, пришел жизни учить…
Толпа зашумела, бранные слова полетели в сторону парня. Женщины, те что давно уже похоронили мужей, быстро увели его в свою компанию. Им уже бояться проклятья не надо, а если прогонят экстрасенса, как они смогут поспрашивать о личном?
Мужики все не успокаивались, бурчали нелестное, староста же задумался. Опрокидывая стопку за стопкой, он безучастно смотрел на людей. Затем встал и обошел каждого мужчину, говоря то-то на ухо.
Глава 5
Ваня сидел на бревне чуть поодаль от часовни и курил. Его одолевала тревога, предчувствие. Неуютная, холодная, темная ночь усиливала неприятное ощущение. Он не позволил сегодня Тане помочь с похоронами и поминками. С подачи старосты, народ уверился, что беда случилась из-за нее.
Дверь часовни распахнулась и оттуда выкатились пьяное мужичье. Они зашли за угол. До Ивана донесся разговор:
-Слушайте сюда, мужики. - Судя по голосу вещал староста, - Проклятье не вернулось… оно и не уходило! Затаилось. Слышали, что экстрасенс сказал? Кровь нам новая нужна… Понимаете? Он это нам сказал, мужикам. Значится так, чтобы мы все тут не передохли, надо детей завести… Понимаете к чему я? Танька баба свободная, да и дочка ейная уже рожать может. -из толпы послышались охи негодования, - Цыц! В библии сказано: «Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Не просто так их сюда судьбой занесло. Не просто… Вы глядите, что происходит? Нас, мужиков с десяток осталось. Всех смерть ждет. Пусть девки детей нам и нарожают, они для этого здесь. Иначе хана нам. Иначе поминай как звали.
Наступила тишина.
-И правильно! -крикнул кто-то из толпы, - Ходят только задом перед нами крутят, а зачем? Да они уже без мужика сами скоро к нам в койки прыгать начнут!
-Вот это правда! -подхватил кто-то ещё! Танька вчера со мной поздоровалась, а сама ресницами хлопает, того глядишь взлетит. Давно уже они нас хочут, только сказать стесняются.
-Да, да -зашумела толпа, - мы им только доброе дело сделаем!
Иван рванул к Тане.
—Закрывай часовню! —услышал он, — Бабы только мешать будут да вопить. Потом сами же нам спасибо скажут, когда поймут, что мы деревню от проклятья освободили. Закрывай!
Мужики закрыли тяжелые ворота часовни, задвинули крепкий засов, похватали факелы и двинулись, шумно горланя, в сторону деревни.
Только один не пошел. Он вынырнул украдкой из-за угла, подошел ко входу.
—Эх, сгорел сарай гори и хата! –- Прошипел, мерзко улыбаясь Миха и сунул факел под крыльцо часовни. — Прощайте, бабоньки-бабье. Мы новых нарожаем! — и поспешил за удаляющейся толпой.
Иван торопился как мог. Только все равно это было очень медленно. Хромота отчаянно мешала. Не смотря на адскую боль в бедре, он как мог торопился. Главное успеть вывести их из дома. Оборачиваясь, он видел, что огни факелов мельтешат все ближе. Надо быстрее. Быстрее!
Продираясь сквозь высокую траву пустыря, обежав дом вдоль забора он сэкономил немного времени.
—Тань, Таня! — Он что есть мочи заколотил в калитку. — Да Таня, черт возьми, Леся!
Ваня? — Татьяна выбежала на крыльцо. — Что случилось?
—Открывай скорее, Танечка, бегом!
Таня поспешила открыть засов. Иван, тяжело дыша, ввалился во двор, закрыл калитку и схватив подругу за руку вбежал в дом. Плотно закрыл дверь и начал рассказывать, что подслушал у часовни, по ходу кидая Тане какую попало одежду.
Она стояла в оцепенении и никак не могла поверить в реальность его рассказа.
—Таня, Леся бегом в машину, я ворота отворю. Таня! Чего стоишь? Леся! Хватай мать! — заорал Иван.
Таня вздрогнула. Волна холода прокатилась по ногам, когда слова друга наконец-то до нее дошли. Схватила дочь, ключи от машины, и напялив какие-то тапки, кинулась к двери.
С улицы донесся металлический грохот вперемежку с невнятными криками.
—Поздно, они пришли. Прячьтесь.
Таня трясущимися руками обняла за плечи попискивающую от страха дочь и увела ее вглубь дома. Иван схватил ружье.
—Поубиваю всех… к чертям собачьим… — прошептал он сам себе и вжался в стену около двери.
Обезумевшие мужики побросали факелы и рыча как бешеное зверье принялись ломать забор. В пьяной злобе они били кулаками и пинали ограждение. Отгибали листы металла силясь оторвать их от сварочных швов. И забор поддался. Проделав брешь, толпа ринулась к дому, начали колотить в двери.
—Пожар! — заорал кто- то из толпы. Все остановились, озираясь по сторонам. И тут в просвет в заборе мужики увидели, как неистово полыхает в темноте деревянная, промасленная, промазанная смолой часовня.
В мгновение все протрезвели. Бесятина в глазах сменялась осознанностью. Ужас отразился на лицах.
—Бабы наши! Бабы горят! — староста первым кинулся на помощь погибающим женщинам. Ноги его не слушались. Он падал и вставал, буксовал и снова падал, потеряв контроль над телом. Остальные побежали следом, спотыкались друг о друга, заплетались в нетрезвых конечностях. Хотя каждый из них понимал, что помочь нечем. Нет электричества- значит насос не накачает воду.
Иван стоял за дверью практически не дыша. Обливаясь холодным потом он отчаянно, в такт бьющейся крови в висках, молил Бога о чуде. Как он, калека, сможет помочь любимой женщине и ее ребенку? Хорошо если испугаются ублюдки направленного на них оружия и уйдут, а ежели ценой их жизней придется защищать честь Тани и Леси? Сможет ли он нажать спусковой крючок? Господи, спаси и сохрани.
Вдруг все начало стихать. Голоса и крики рассеивались, удалялись. Иван приоткрыл дверь и выглянул во двор. Догорали факелы, оседала пыль. Все ушли. Только легче не становилось. Тревожная мысль завертелась в голове. Если здесь все закончилось, значит где-то началось.
—Танечка, вы где? — негромко позвал Иван, все ещё боясь говорить в полный голос.
—Мы здесь, помоги. — Таня приоткрыла тяжёлую крышку погреба.
—Они ушли, —Иван по очереди вытащил из погреба женщин. — Берите самое необходимое и бегите в машину. Я ворота отворю.
Побросав в какой-то пакет документы, севшие телефоны, деньги, Таня взяла дочь за руку и попутно заводя машину с пульта, побежала во двор.
Затолкав дочь в машину, села на водительское сиденье, нажала на газ и едва тронувшись с места тут же затормозила. Иван не двигаясь стоял на дороге, смотря в даль. Таня вышла из машины. Ваня тут же кинулся к ней.
—Уезжай! Беги! Ну же! — Она не успела ничего сказать. Иван запихал ее обратно в машину и с силой захлопнул дверь.
—Тань, они часовню сожгли, — его всего колотило, слезы текли по щекам. Помолчав секунду, он добавил, —там же наши женщины заперты были.
Татьяна зажмурилась и замотала головой из стороны в сторону, силясь изгнать из головы только- что услышанное.
- Ваня, Ванечка, поехали с нами, поехали, пожалуйста. Нет здесь больше людей, одни нелюди остались. Поехали, Вань, садись!
Иван стукнул кулаком по двери автомобиля.
—Гони же! –- крикнул он, —Езжайте, я должен остаться. Понимаешь? Должен! Это мой дом!
Татьяна послушалась и нажала на газ.
—Лисенок, ляг, пожалуйста, на заднем сидении. В окно не смотри, пока из деревни не выедем, хорошо, милая? Очень тебя прошу.
Проезжая мимо догорающей часовни, Таня заплакала. Огромная груда обугленных бревен все еще сильно коптила. С треском обрушился крест, затем с оглушительным грохотом рухнула крыша. Искры взвинтились выше деревьев осветив ползающее вокруг мужичье, похожее на свору побитых ободранных шавок.
-Не тех ты, Боженька, наказал…- прошептала Татьяна, - или тех.
Не существует проклятья, которое могло бы затронуть человека извне. Оно глубоко внутри каждого, в ней самой и одолеет ли оно, зависит только от собственного выбора: строить ли церковь веря не в Бога, освящать ли землю, не имея в душе ничего святого. Зарабатывать деньги ради денег, возлагать на свои плечи не свои обязанности, закрывать сердце от того, что необходимо познать каждому родившемуся на земле- от любви.
Поэтому она вернётся, она обязательно вернётся. За единственным по-настоящему дорогим и любимым мужчиной на свете.
Влюблённый призрак
С некоторых пор Юля перестала бояться темноты. Это всё произошло после похорон её бывшего одноклассника — Славика. Они когда-то заканчивали вместе школу, сидели на соседних партах. Он был красавчик, все девчонки бегали за ним, и Юля тоже была тайной его воздыхательницей, а вернее — тихо любила.
Она не была красавицей, так, рыжая девчонка в конопушках с зелеными глазами. Он мог у неё попросить списать, ручку или ждал от неё подсказки возле доски, она сидела на первой парте. А встречался он с её подругой и соседкой по дому, высокомерной красавицей Асей. Слава её очень любил.
Она была метиской, папа - казах, мама - русская. Дружили они с девятого класса, все думали, что после школы они поженятся. Но отец увёз её в Казахстан к родне, и она там поступила в высшее учебное заведение.
Славик же, здесь в городе, учился на программиста. Они вроде бы в начале переписывались, а потом, когда она должна была приехать на первые каникулы, написала, что выходит замуж. В Славика, после этого, как бес вселился. Он пошёл вразнос, стал часто пить, потом его выгнали за безобразное поведение и жизнь его пошла под откос.
Юля первое время слышала иногда от знакомых о нём всякие сплетни, но никогда его, почему-то не встречала. И вот как-то поздно вечером она возвращалась домой — задержалась на работе. Вдруг из-за угла на неё выбежал какой-то бомж, схватился за её сумочку и начал отбирать.
Юля боялась очень, только темноты, а вот таких как этот — терпеть не могла. Она с силой вырвала у него сумочку и давай ею же лупить бомжа и приговаривать:
- Ах ты, трутень, пьянь поганая. Работать надо, а не водку пить.
Тут свет фонаря упал на лицо повернувшегося к ней мужчины, и она с удивлением узнала в нем Славку. Правда, это уже был не тот красавец, а спитый и опухший бомж.
- Слава, это что ли ты?
Он глянул на неё, замер, а потом как рванул в сторону, а там проезжая часть. Парень побежал через дорогу и тут на него на скорости наехал большой джип. Визг тормозов, крики людей заглушили крик самой Юли:
- Славааа...
Она кинулась к нему. Когда подбежала, он был жив и глядя на неё он сказал:
- Это и к лучшему. Мне так стыдно ещё никогда в жизни не было... Рыжик.
Слава умер по дороге в больницу. На похоронах Юля зареванная, разговаривала, вернее больше слушала, бывшую одноклассницу — Свету, она ей сказала:
- Представляешь, Ася знает о смерти Славика, я позвонила, но приехать не захотела. Все говорили, ах, какая у них любовь была. Да не было — "у них". Это Славик её любил, а она его нет.
Юля мысленно с ней согласилась, потому что ей Ася как-то сказала, что он её напрягает своей любовью, надоел. Она с радостью уехала в другой город.
- Юлька, признайся, ты ведь его любила, по тебе видно было. Он когда к тебе обращался, ты вечно краснела, но из-за твоих веснушек, это было не очень заметно.
- Я его до сих пор люблю — призналась Юля, не переставая плакать.
А за её спиной стоял Славка в очень растерянном виде для призрака. Он смотрел на повзрослевшую Юльку, слушал их разговор и думал, что она из гадкого утенка превратилась в рыжеволосую красавицу, но осталась такой же милой и доброй, как и была.
Тогда любовь к Асе затмила всё и всех, а ведь он мог быть счастлив с Рыжиком, как он всегда называл Юльку. И к ней он всегда относился с теплотой. Ася и правда его не любила, он это понимал, но ничего не мог с собой поделать.
А сейчас, ему было так хорошо рядом с Юлей. Его призрачное сердце потянулось к сердцу девушки, он понял, что влюблен и шепнул ей на ушко:
- Рыжик, я буду рядом с тобой, оберегать от невзгод.
Юля вздрогнула, ей показалось, что Славик позвал её, как прежде звал — Рыжик. Она снова разревелась. После похорон прошло месяца два. Как-то Юля снова задержалась допоздна на работе, на такси денег не было и она, сжав кулачки, шла по тёмной улице. Когда зашла под арку, ей наперерез выскочили два парня:
- Гони кошелёк, телефон и золото.
Юля вначале сжалась от страха, а потом разозлилась:
- А больше вы ничего не хотите?
Тут один из них замахнулся на неё, но ударить не успел, потому что за спиной девушки появился огромный призрак парня. Он как бы навис над Юлей, защищая её. Парни в страхе улетучились в мгновенье ока. Юля в недоумении оглянулось, что их так напугало? И тут она снова, как тогда на кладбище, услышала голос Славика:
- Рыжик, не бойся, я всегда буду тебя оберегать.
- Слава, это ты?
И тут она почувствовала легкое прикосновение, её как бы погладила по щеке, чья-то нежная рука.
Потом Юля, в течение всей своей жизни, в трудные моменты, ощущала присутствие и поддержку Славика. Иногда она слышала его поддерживающий голос. Она называла его про себя — Мой любимый призрак.
История — мой художественный вымысел
Любые совпадения случайны
— Только обещай мне, что это будет мальчик!
Новость о беременности жены весьма обрадовала Андрея.
— А то знаешь, роль отца девчонок мне вон уже где! — он выразительно провел ладонью по шее и снова заулыбался.
Настя, стараясь скрыть раздражение и тревогу, тоже улыбнулась.
— Конечно, милый, я не сомневаюсь, что у нас будет именно мальчик!
«Как я тебе это гарантировать-то могу?! — со злостью подумала она про себя. — Откуда я знаю, какая там от тебя хромосома прицепилась!».
Срок был всего два месяца, и пол ребенка Настя еще не знала. Она и сама бы хотела, чтобы у них был именно сын. Хотя бы потому, что понимала — муж ведь и уйти от нее может, если родится девочка.
В первом браке у Андрея именно девочки и родились — старшая Юля и младшая Света. С их матерью Андрей разошелся после безуспешных попыток зачать третьего ребенка.
Все надеялся, теперь-то уж фортуна будет к нему благосклонна и Лена, его первая жена, наконец «подарит ему наследника», как он выражался.
Однако все пошло не по его плану — у Лены после вторых родов что-то засбоило по части женского здоровья, и вскоре выяснилось, что забеременеть ей теперь будет очень сложно. Узнав об этом, Андрей был крайне разочарован.
— Ну здрасьте, блин, это что ж я, сына от тебя не дождусь?!..
К дочерям он относился прохладно, решительно не понимая, о чем ему вообще с «этим бабьим царством» общаться. Нехотя выполняя минимум родительских обязанностей, Андрей в остальном не проявлял к Юле и Свете никакого интереса. Не ходил с ними гулять, не играл, даже подарков не покупал, перепоручая это дело Лене:
— Тебе лучше знать, чего им надо, ты им всякие цацки-куклы-бантики и выбирай!
Андрей в принципе был человеком черствым и циничным, не способным к проявлению искренних теплых чувств (которых ни к кому особо и не испытывал). И его идея фикс насчет сына была, в общем-то, элементарной блажью, которая ему, однако, очень уж втемяшилась в голову.
Ну просто потому, что «у настоящего мужика должны быть сыновья, а не какие-то дочки!».
Маленькие Юля и Света тяжело переживали равнодушие отца. А Лена, когда поняла, что ошиблась в муже, который оказался холодным и безразличным человеком, указала ему на дверь:
— Без тебя нам будет лучше, чем с тобой.
— Да больно вы мне нужны! — хмыкнул он. — Я и сам на развод подавать собирался, найду еще ту, которая мне сына родит.
***
Потом Андрей встретил Настю — такую же черствую, холодную и беспринципную особу, как и он сам. Нашла кастрюля свою крышку, как говорится.
Решили они, что из них выйдет отличная пара, и даже испытывали какое-то подобие чувств друг к другу. И, недолго думая, поженились.
И вот Настя сообщает ему, что беременна. В конце первого триместра она наконец пошла делать УЗИ-скринниг. Врач констатировал:
— Двойня у вас! Мальчик и девочка.
Растерянная Настя не знала даже, как и реагировать. Сообщив мужу о результате УЗИ, она услышала в ответ:
— Ну Настя, ну е-мое! За сына, конечно, спасибо, но очередная дочка!.. Да уж, не об этом я мечтал, конечно.
Настя ничего не ответила, лишь хмуро молчала. Когда родись двойняшки, Сережа и Лера, родители оба, как сговорившись, стали уделять первоочередное внимание сыну. Да им и сговариваться об этом не нужно было — с Андреем все понятно, он дочек за людей особо не считает, а Настя, у которой развилась какая-то болезненная нездоровая привязанность к мужу, во всем старалась ему угодить. «Он не любит дочку, а рад только сыну? Отлично, я тоже не буду ее любить, а с Сережей буду носиться как с писаной торбой».
Даже имя «Лера» девочке досталось лишь потому, что Андрей, еще не зная, что будет двойня, решил назвать сына Валерой. А тут она... девчонка «в довесок» к мальчишке. Сыну в итоге было решено дать другое имя, а дочь родители из принципа решили наречь заранее выбранным именем, только в женской форме, то есть Валерия. Они и сами толком не знали, зачем им это надо, но потом, по мере взросления Леры, то и дело насмешливо называли ее «Валерон».
Разница в отношении родителей к двойняшкам проявлялась даже в подарках на их общий день рождения: Сергею — шикарные игрушки, дорогая одежда, свой отдельный компьютер, Лере — всякая мелкая ерунда вроде дешевых брелоков на ключи и чехлов для телефона.
И так же в остальном. Получил Сережа двойку — учителя плохие, специально вредят ребенку. У Леры четверка — а почему не пятерка, стараться надо было лучше! Брат полностью освобожден от домашних дел, а Лера пусть осваивает все хитрости и тонкости хозяйства. И не дай бог мать увидит после сделанной Лерой уборки хоть одну пылинку, скандал будет на всю Ивановскую.
— Если тебе не нравится, как я убираюсь, так попроси Сережу, у него наверняка лучше выйдет, он же у тебя золотце! — ехидно отвечала ей в такие моменты Лера.
— Поговори мне еще, нахалка! Сережа — мальчик, не мужское это дело тряпкой махать!
Лера, вопреки суровому отстраненному отношению родителей, росла смелой и уверенной в себе девочкой. Однажды она, когда Настя и Андрей в очередной раз, посмеиваясь, назвали ее «Валерон», вспылила и накричала на них:
— Какой я вам нафиг Валерон?! Достали уже с этим вашим тупым приколом! Если не перестанете, то вы у меня по такому же принципу будете Анастасий и Андриана! Так и буду вас называть!
Даже Сережа, недолюбливавший сестру, оценил ее юмор и прыснул со смеху, из-за чего родители еще больше рассердились на Леру:
— Ты как с нами разговариваешь?! Совсем наглая стала. Вот возьмем и выгоним тебя из дома! Живи сама, раз такая умная!
— Выгоняйте, — неожиданно спокойно сказала Лера. — Этим вы меня не испугаете.
Им с братом на тот момент было по шестнадцать лет, и они оба прикидывали, куда пойти учиться после школы. А Лера, помимо этого, — куда бы сбежать из родительского дома.
Когда-то еще давно она познакомилась на семейных посиделках с тетей Адой, дальней родственницей ее отца. У Ады, кроме Андрея, другой родни не было — она была единственным ребенком в семье, не замужем и бездетная, а родители ее давно покинули этот мир. Ада, сразу оценив нездоровую атмосферу в семье Андрея, тихонько шепнула Лере:
— Ты, если что, приходи ко мне в гости, когда пожелаешь. Я одна живу, на пенсию вышла недавно, вот и скучно порой становится дома без общения-то. А тебе я всегда буду рада, ты мне сразу понравилась, да и вижу я, как тебе в родной семье несладко приходится...
И Лера стала частым гостем в квартире тети Ады, где чувствовала себя по-настоящему дома. А после того скандала просто взяла и ушла жить к тете. Ада уже давно говорила Лере, что будет только счастлива, если та переедет к ней насовсем. Родители, узнав о решении дочери переехать к Аде, лишь пожали плечами:
— Скатертью дорога. Никто здесь по тебе скучать не будет.
Язвительным словам родителей вторил и Сергей, который вырос надменным и своенравным юношей. Очень гордый тем, что родители его любят, а сестру нет, он, снисходительно улыбаясь, брякнул ей на прощанье:
— Да-да, без тебя прекрасно проживем!
Лера успешно сдала все вступительные экзамены и поступила на бюджет в один из лучших вузов их города. А провалившего экзамены Сергея родители отправили учиться платно в Питер — оплату обучения, естественно, взяли на себя.
Когда им с Сергеем исполнилось восемнадцать, у родителей хватило наглости попросить Леру отказаться от ее доли в квартире в пользу брата.
Лера, понимая, что, возможно, поступает сейчас неосмотрительно, — хотя кто знает? — согласилась. Пусть лучше отстанут от нее сейчас, чем будут доставать бесконечными попреками потом.
Лера жила с любимой тетей Адой, успевая и учиться, и подрабатывать, и помогать тете по хозяйству. А когда здоровье Ады стало сильно сдавать, не только взяла все домашние дела на себя, но и обеспечила ей надлежащий уход.
Про родителей она с некоторых пор даже и не вспоминала, как и они про нее— Лера уже и институт успела закончить, а они ей последний раз звонили три года назад. В тот раз они ей сказали:
— Мы к Сереже в Петербург переезжаем, он там обустроился уже! Кстати, в гости к нему даже не думай напрашиваться, у него места в квартире для тебя не найдется.
О том, что квартира эта вовсе не Сережина, а его девушки, на которой он собирается жениться, родители скромно умолчали.
Тем более что квартира была весьма непритязательная — всего лишь маленькая двушка в Шушарах. Пусть, мол, Лерка думает, что он сам заработал и купил питерское жилье.
Но Лере было вообще не до брата, своих забот хватало. Учебу она закончила с красным дипломом и быстро нашла хорошую работу по специальности.
Однажды, придя после работы домой, она не застала там тетю Аду. А через час ей позвонили из больницы:
— Валерия Андреевна, нам очень жаль, но...
Лере тяжело далась эта утрата. Ада ведь была единственным по-настоящему близким ей человеком, несмотря на дальнюю родственную связь... Через неделю состоялась встреча с нотариусом.
— Вы — единственная наследница Ады Викторовны, — сказал он ей на оглашении закрытого завещания. — Все свое имущество — квартиру, а также накопления на банковском счете и дачный участок с домом она завещала вам...
Прошло три года с тех пор, как Лера жила в теперь уже своей квартире, сохраняя самую светлую память о любимой тете.
Квартира Ады была уютная и просторная — двухкомнатная «сталинка» с хорошим ремонтом и большой кухней.
Как-то раз, возвращаясь с работы, Лера, подходя к двери и доставая ключи, вдруг услышала голос, который не слышала уже шесть лет и лучше бы еще сто лет не слышала:
— Лерочка, здравствуй, доченька...
Тем более было странно услышать от нее это «Лерочка»... Никогда она ее так не называла.
— Господи, как ты тут оказалась-то?! — Лера даже не стала притворяться, что рада видеть мать, лишь удивленно взирала на неожиданную гостью.
— Не нужна я больше Сереже, и мне некуда идти...
Настя выглядела грустной и усталой. Но Лера не спешила проявлять к ней сочувствие и сухо спросила:
— Что значит «некуда идти»?
— У Сережи с женой там неблагополучно все...
Настя имела в виду ту самую девушку, на которой Сергей собирался жениться.
— Ну, это... Поженились они, а девчонка-то эта, Оля, какая-то совсем маргиналка оказалась, Сережа под ее плохое влияние и попал... А произвела поначалу вполне нормальное впечатление. В итоге Сережа толком и не учился, на третьем курсе совсем в разнос пошел, одни пьянки-гулянки у него на уме были. Вместе с Олькой они целыми днями и куролесили...
Настя перевела дух и тоскливо продолжила:
— В какую-то мутную историю они влипли, и наделали огромных долгов. Оля квартиру свою продала, чтобы расквитаться, так даже этого не хватило. Пришлось нам с отцом нашу здешнюю квартиру тоже продать, иначе не то что Ольке, Сереже тоже не поздоровилось бы... Теперь они по углам скитаются, то у одних своих собутыльников живут, то у других. Не работают оба, кое-как концы с концами сводят.
Лера с трудом верила своим ушам. Ее надменный, напыщенный, холеный и лощеный брат, уверенный, что покорит не только культурную столицу, но и вообще весь мир, скатился на такое дно?
А еще вспомнила, как когда-то отказалась от своей доли в родительском доме... А ведь если бы она этого не сделала, они бы не смогли без ее согласия продать эту квартиру. Ну вот... сами себя и наказали, получается.
— Мы с отцом ему, конечно, стали не нужны, — горестно вздохнула Настя. — А куда мне теперь идти, дочка? Квартира-то здешняя продана, а в Питере нам просто стало негде жить... На аренду денег не хватает. Приюти, а? Я знаю, у тебя квартира просторная, места на двоих точно хватит.
— А почему ты одна ко мне явилась, без отца?
— Ушел Андрей от меня... Его Юлька к себе недавно забрала, дочка его старшая. Пожалела отца. У нее с мужем дом большой, есть куда бедного родственника приютить... Пожалей и ты меня! Все ж не чужие мы...
Настя заискивающее посмотрела на дочь.
— Лер, ты ж у меня, считай, одна осталась!
— Осталась? — горько усмехнулась Лера. — А я у тебя вообще была? Я же всегда была для тебя пустым местом, кем-то вроде непрошенного гостя в твоей жизни.
— Ну Лера, доченька, прости меня дуру грешную, виновата я перед тобой...
Настя села прямо на ступеньки и заплакала.
Жалкий вид матери, скрючившейся на лестнице, вызывал у Леры противоречивые чувства - с одной стороны обычную человеческую жалость, а с другой - презрение и равнодушие...
— Нет, — мрачно сказала она, убирая ключи обратно в сумку, и побежала вниз по лестнице. — Со мной в одной квартире ты жить не будешь. Пойдем, я отвезу тебя в другое место...
***
— Значит, так, — показывая матери свой добротный дачный дом, когда-то принадлежавший тете Аде, инструктировала ее Лера, — Перекантуешься пока здесь. Вот кухня, вот санузел, а спать будешь в большой комнате на диване. И не вздумай тут ничего трогать сверх дозволенного, а еще к тебе каждый день будут ходить мои здешние соседи. Проверять, не набедокурила ли ты тут чего-нибудь! И только попробуй не открывать им дверь.
— Хорошо-хорошо, Лерочка, но что значит «пока»? — тоскливо спросила Настя.
— Это значит, что не позднее, чем через неделю, я найду тебе съемную квартиру и оплачу первый месяц аренды. А дальше — сама. Ты еще трудоспособная, тебе всего пятьдесят один, сможешь еще найти работу. В Питере-то кем работала?
— На овощном складе, сортировщицей...
— Вот и отлично, в нашем городе тоже такой работы хватает. Аренду маленькой однушки потянешь.
Настя вдруг бросилась Лере на шею:
— Прости меня, дочь, ну прости. Грех на мне! А может, пустишь все-таки к себе пожить? Мы ж родные люди!
«Бог простит», — подумала Лера и вслух сказала:
— Нет, не пущу. Я и так сейчас делаю для тебя все, что могу. Точка. - она с досадой сбросила руки матери со своей шеи и развернулась к выходу...
Лера возвращалась домой и, прислушавшись к себе, с удивлением обнаружила, что на сердце у нее совершенно спокойно. Ничто не вывело ее из равновесия.
И она, если честно, даже не знала, хорошо или плохо ничего не чувствовать к своей матери. Но, что она знала точно - это то, что ее совесть спокойна...