- Эй, детка! Давай с нами, я знаю, ты безотказная... Развлеки и нас! - зазывали Кильку проходящие мимо парни.
- Не обращай внимания, - говорила я испуганной подруге, - проходим мимо, не смотри на них...
Лиза шла со мной под руку, опустив голову. На её лице отражался жуткий стыд.
Килька появилась в нашем дворе, когда нам было лет по шесть. Кличка прилепилась к ней позже, а до той поры звали её просто Лизой. Она была приёмышем, но мы тогда ещё не знали откуда берутся дети и решили, что баба Катя нашла её в капусте сразу вот такой - подросшей.
- Знакомьтесь, девочки, это моя дочь Лиза, - волнуясь, представила её нам баба Катя.
Ну, окей, дочь так дочь...
- Будешь с нами в догонялки? - предложила ей я.
- Я потом... постою пока... - растерялась она.
- Что же ты, Лизонька, - сказала ей баба Катя и ласково протянула руки навстречу девочке, - подружилась бы, они хорошие.
Лиза шарахнулась от неё также испуганно, как и от нас. Она отошла к турникам и обвилась вокруг трубы.
- Не привыкла ещё, - расстроенно пояснила баба Катя моей маме. - Дичится.
- Ну ещё бы, столько стресса пережил ребёнок. Кто её там мог любить в детском доме, - отозвалась мама.
- Дык она там полгода всего и пробыла - изъяли её у матери-алкашки, - уточнила баба Катя. - Развита девочка плохо... Я у ней давеча спрашиваю: какого цвета апельсин? И показываю на него. А она говорит - не знаю, наверное, красного? Вот тебе и фронт работ. А с сентября ей в школу, в августе семь лет уже.
- Значит, в один класс с моей Стешей пойдут, - сказала мама, - ничего, адаптируется. На всё нужно время. Я рада, Кать, что ты решилась. Прости за бестактный вопрос... но тебе сколько лет сейчас?
- Сорок девять.
- А... ну нормально. Успеешь вырастить.
Помню, я как раз пробегала мимо и услышала, что бабе Кате всего сорок девять. Выглядела она не очень, особенно на фоне моей сорокалетней, нежно-красивой мамы, и для нас, шестилетних, казалась бабушкой. Поэтому я продолжу её так называть.
Баба Катя разоткровенничалась:
- Конечно хотелось бы своего, чего тут утаивать? Дважды беременной ходила и оба раза близнецы. У меня ведь сестра-близнец - генетика. И оба раза на позднем сроке мои малыши погибали: сначала один, за ним второй следом. Как под копирку. Ну после второй беременности матка моя сдалась, врачи сказали, что шансов на беременность нет, а уж выносить так тем более. Я восемь лет пыталась смириться, но инстинкт победил, очень уж хотелось стать мамой. Уговорила мужа на усыновление.
- Правильно. Молодец. Дашь ребёнку шанс на нормальную жизнь. Главное чтобы и здесь генетика не подкачала, понимаешь о чём я... Всё таки родители алкаши, в подростковом возрасте может проявиться, когда гормоны в голову треснут.
Баба Катя верила в лучшее:
- Мне кажется, что воспитание всё же главнее и пример, который мы ей подадим. У нас в доме алкоголь только по праздникам и то чисто для вида. Я вот смотрю на неё и думаю: будет мне утешение в старости... Дочка будет. Стакан воды поднести то ладно... Главное, семью создаст, внуков увижу.
- Здесь только время покажет, - вздохнула мама. - О, гляди-ка, а Лиза твоя смелеет на глазах, вон как рванула.
Одна из девочек "запятнала" её. Все стали пританцовывать и провоцировать Лизу на игру. И вот она, поверив в нашу доброжелательность, отлепилась от трубы и стала догонять меня.
- Давай, давай, Лиза! Беги резвее! - поддержала её баба Катя.
Так мы и начали дружить. Лиза оказалась простой и весёлой, компанейской девчонкой. Мы не стали лучшими подругами, но Лиза органично влилась в наш маленький круг друзей. Особенно классно было дружить с ней зимой, потому что мама Лизы с радостью разрешала нам проводить время в их квартире.
Мы не знали, что Лиза приёмная. Никому не приходил в голову этот вопрос. Как-то раз, мне запомнилось, по улице шла очень пьяная женщина, грязная, неухоженная, с опухшим лицом. На моих глазах Лиза побледнела, затем сделалась серой, как-то сжалась вся... Женщина упала на землю возле трансформаторной будки. Лиза приблизилась к ней и долго рассматривала, возвышаясь над этим животным. Женщина промычала что-то и уснула. Лиза вернулась к нам очень серьёзная и белее, чем мел для классной доски.
- Ты зачем подошла к ней? Кто это?
- Никто... Мне показалось.
Когда мы были во втором классе, папа Лизы ушёл из семьи. Лиза так сказала:
- Он сказал, что я слишком дорого им стою. У меня дорогие лекарства и вообще... раньше всё внимание от мамы доставалось ему, а теперь мне. Предлагал сдать меня назад.
- Ты болеешь?
- Не знаю... Мама постоянно вздыхает по поводу моих органов.
- Подожди, а что значит "сдать назад"?
Лиза замялась.
- В детдом.
Нас, бывало, пугали взрослые этим страшным словом.
- Так ты из детдома?! - вытаращила на неё глаза щупленькая Кристина, девочка, с которой следовало бы быть очень осторожной по поводу личных тайн. К сожалению, мы поняли это только со временем...
- Да, девочки. Только никому не рассказывайте, ладно? Раньше у меня была другая мама. Она меня обижала, не кормила, била, забывала на улице... Я жила в другом городе, не помню уже в каком. Вы никому не расскажете?
- Клянусь! - вытянула я вперёд руку и сверху на мою ладонь положила свою руку красотка-Диана.
- Клянусь!
- Клянусь! Клянусь! - высказались все, громоздя одну на другую руки.
Сверху положила свою ручонку и Лиза. Мы расцепились со смехом. Было волнительно, что нас теперь объединяет общая тайна. На следующий день весь класс и все ребята во дворе знали, что Лиза детдомовская. Кристина всем растрепала. Мы бойкотировали её пару дней, но дети есть дети, они легко прощают мелкие грешки...
Лизу какое-то время дразнили и подкалывали, а потом слух дошёл до нашей учительницы. Она устроила небывалый разгром нашему классу, она так подробно объяснила нам что значит жить без родителей, быть ненужными никому, что даже самые отъявленные хулиганы притихли. В конце учительница, тронутая собственной речью, всплакнула и выразила мнение, что Лиза, возможно, добьётся в жизни поболее всех нас вместе взятых.
- Потому что трудности и лишения закаляют характер. Давай, Лиза, реши у доски пример, покажи какая ты умница.
Бедная Лиза, которая училась весьма посредственно, решила с горем пополам пример. Учительница подбадривала её подсказками. За решение Лиза получила первую в жизни пятёрку. Эта не вполне заслуженная похвала сподвигла её на большее рвение к учёбе. Лизе захотелось доказать, что она и впрямь что-то может! Несмотря на то, что первый и второй классы прошли где-то мимо неё, словно в соседнем здании, Лиза сцепила зубы и вплоть до седьмого класса продержалась в рядах твёрдых хорошистов.
Кличка "Килька" приклеилась к Лизе намертво в девять лет. Как-то мама купила ей футболку с рыбками, которую она очень полюбила носить. Наша Диана заметила, что рыбки похожи на обычную кильку. Так и пошло... С той поры Лиза для всех стала незабвенной Килькой. Порой я даже не сразу могла вспомнить как её по настоящему зовут...
- Слышь, Килька, тебя там бабушка ищет, домой дуй, - пропыхтел, задыхаясь от бега, пацан с нашего двора.
- Она мне не бабушка, а мама, - обижалась Килька, высвобождаясь из-под руки другого мальчика. Нам было по двенадцать и у Кильки появился первый парень.
- Даа? Ну извини. А чего она такая старая?
- А вот и не старая! Сам ты старый!
- Во сколько же она тебя родила?
- Она приёмная, балбес, это все знают! - вставила с умным видом Кристина.
Килька вспыхнула.
- Кристина, блин! - шикнула на неё я, - опять начинаешь?!
- А что такого? Разве это секрет? - удивилась Кристина.
- Благодаря тебе уже нет!
Килька припустила к дому, а мы накинулись на Кристину. Зачем вспоминает? Мы старались не поднимать эту тему, потому что Кильке она была неприятной. Баба Катя давно стала для неё настоящей мамой.
Алкоголь в нашу жизнь вошёл рано. Мы, двенадцатилетние, могли налакаться так, что боялись возвращаться домой до глубокой ночи. Хуже всего было Кильке. Она оставалась в наших потаённых местах до последнего, мать разыскивала её ночами, обзванивала наших родителей. В конце концов кого-то из нас "раскалывали" и мы приводили мать Кильки в заброшенные здания и шалаши в оврагах, и она, уже отнюдь немолодая, тащила Кильку домой на себе.
Килька делилась с нами тревогой:
- Мама сказала, что ещё раз такое будет, и она сдаст меня назад... Я не буду пить, девочки...
Но мы были ужасно глупые. Уговорами и общим весельем нам удавалось заставить Кильку сделать первый глоток... потом её уже было не остановить.
Впервые мы крупно поссорились с Килькой, когда нам было по тринадцать-четырнадцать лет. Килька катилась на дно, а нам ещё удавалось как-то балансировать между запрещённым и тем, чтобы быть хорошими в глазах у родителей. Килька же не видела берегов: для неё если нырять в воду - то с разбега, если пить - то до отключки, если гулять - то до утра... И она заявила нам, что мы "скучный отстой" и у неё появились более крутые друзья. Мы заблокировали Кильку везде, а заодно и её маму, если она вдруг решит подкатить к нам через неё.
Как-то Диана ночевала у меня дома. Мы рубились в приставку и зависали в соцсетях. Уже было поздно и мы собирались лечь спать как неожиданно мне пришло сообщение от Кильки с аккаунта в соцсетях, который Килька успела завести после нашей ссоры:
"Привет. Как дела, Стеш? Это я, Лиза. Скучаю по вам, девчонки."
- Да она не обалдела ли, коза? - взбеленилась Диана, которая всегда была более бойкая и дерзкая, чем я. - Дай-ка я ей отвечу!
И Диана ответила ей очень грубо, не церемонясь в уличных выражениях.
Ответ нас обескуражил пуще прежнего. Отвечала не Килька!
"Здравствуйте, Стефания, с вами на связи полиция. Лиза пропала, её нет дома уже вторые сутки. Не знаете где она может быть?"
Пристыженные, мы ответили, что ничего не знаем... Отсмеявшись, что так грубо написали полиции первое сообщение, мы с Дианой начали гадать куда делась Килька. На уши были подняты все знакомые. Килька словно канула в воду. Её телефон был отключен.
Полиция нашла её спустя три дня после пропажи. Килька "зависала" в какой-то квартире в ближайшем от нашего рабочего посёлка районе Москвы. Там, в состоянии абсолютного бессознания, Кильку сделали женщиной... На вопрос "как это было", она рассказывала нам, что почти ничего не помнит.
Её вернули домой грязную и в рваной одежде. Кильку рвало над унитазом ещё два дня. Мы пришли к ним в квартиру, чтобы отговорить бабу Катю отдавать её назад в детский дом. Подробностей похождений подруги мы ещё не знали. За время отсутствия Кильки женщина дважды вызывала скорую помощь из-за боли в сердце. Теперь она лежала на диване пластом, а рядом с ней, на столике, целая батарея капель и таблеток. Прибор для измерения давления вяло болтался на её руке. Она лежала, отвернувшись к стене, и плакала:
- Я тебя отдам, нет моих сил больше. Собирай вещи, Лиза. Пусть забирают тебя назад...
Килька стояла (или сидела) рядом, на коленях перед кроватью. Она обнимала мать за талию и ревела, пряча в одеяле лицо:
- Мама, ну пожалуйста, мама, я больше так не буду, клянусь, мамочка...
Мы обступили эту сломленную, уставшую женщину. Она-то, бедняга, надеялась, что, удочерив Кильку, наконец обрела счастье материнства, что старость её не будет одинокой. Она дала Кильке всё, что могла, всю накопленную за долгие годы любовь. И теперь вопрос - за что с ней так поступает Килька? Где благодарность? Где та радость о которой мечтала баба Катя? Но Килька делала это не специально, не на зло ей. Просто она была слабой. Просто подростковые гормоны угробили ей мозги, те мозги, которые так хлопотно и старательно приводила в порядок баба Катя. И мы начали наперебой умолять её оставить Кильку. Заверяли, что будем следить за ней, что и сами станем хорошими, только бы Килька осталась дома.
- Нет, нет, всё... Не могу больше, девочки... Я старалась. Больше не могу.
Килька впала в истерику. Она бросалась с безумными глазами то на меня, то на Кристину с Дианой, то опять льнула к матери... Хватала нас за футболки и кричала, сползая на пол:
- Пожалуйста, пожалуйста! Помогите мне! Я больше так не буду!
В конце концов баба Катя пошла на контакт и мы, обнявшись всем скопом, ревели, признаваясь друг другу в любви. Мы оставили их в таком виде: Килька легла рядом с матерью, прижавшись к ней всем тщедушным и дрожащим телом, а мать гладила её голову и спину, и шептала что-то успокаивающее.
- Дотяну тебя, девочка моя... Дотяну хотя бы до восемнадцати...
Художник Прус В.Н.
Художник Прус В.Н.
Мы так испугались за Кильку, что и впрямь практически прекратили баловаться всякой дрянью. На время. По крайней мере Кильке больше никто не наливал, а она не изъявляла желания выпить. Хотелось бы мне сказать, что и в учёбе Килька взялась за голову, но увы... она стала беспросветно тупой до окончания девятого класса.
- Так что там было на квартире, Килька? Расскажи хоть, - спросила Кристина, когда стало ясно, что баба Катя пока не будет её выгонять.
- Да чё... алкоголь, наркота... Я не помню. Очнулась голая, а возле меня пацан.
- Так тебя там... того???
- По-видимому да, - призналась Килька.
- Кристина, - сказали мы с Дианой одновременно, - если ты кому-то трепанёшься об этом, мы тебе лицо набьём, поняла?
- Да чтобы я!.. Да как вы можете!.. - оскорбилась Кристина.
Вскоре, однако, об интимной жизни Кильки не знал в нашем рабочем посёлке только ленивый. Ходил даже слух, что Кильку пустили в Москве "кругом". Кристина шарахалась от нас, как от прокажённых. На нашей с ней дружбе был поставлен окончательный крест. Кильку же с той поры заклеймили как доступную.
Я уехала из посёлка после девятого класса. Связь с подругами вскоре сошла на нет, но до меня всё равно долетали известия.
Диану посадили в двадцать лет за распространение наркотиков... Ей дали всего пять лет за согласие пойти на сделку со следствием. Из-за неё пересадили также нескольких наших пацанов. После выхода из тюрьмы она не вернулась в посёлок, боясь расправы - уехала к папе на юг.
Кристина к двадцати годам имела уже двух детей, а в двадцать три стала многодетной матерью. Не знаю, возможно, и ещё родила...
Я закончила институт, работаю по специальности. Вышла замуж, есть сын. Ничего интересного...
Пару лет назад я случайно встретила в торговом центре Кильку. Я знала только, что с девятнадцати лет Лиза живёт одна - бабы Кати не стало. Она стояла на кассе в детском мире. Выглядела очень хорошо, расцвела.
- Лиза... привет.
- Привет, Стеш, - улыбнулась она.
- Как ты?
- Да всё хорошо, недавно замуж вышла.
Она показала мне кольцо.
- Ух ты, поздравляю! Живёшь там же?
- Пока да. Твой мальчик?
- Да, мой... Три года нам.
- Молодцы какие. А мы пока не планируем, чуть попозже. Хотите я вам батончик пробью бесплатно по акции?
- Не откажусь. https://dzen.ru/idizamnoy — Присосалась же к моему Алёше кровопийца эта… Совсем подневолила парня, — не уставала жаловаться подругам по двору Ирина Васильевна, злобно сверкая глазками на окна третьего этажа — там, в непроходимом рабстве, теперь обитал её сын.
— Да ладно тебе, чего ты? С виду нормально живут. Алёшке твоему вроде нравится быть подкаблучником, — усмехнулась товарка, выплёвывая под ноги подсолнечную лузгу.
Ирина Васильевна передёрнулась всем телом. Её аккуратная причёсочка-каре разлетелась веером, как крылья сороки, решившей резко вылететь из гнезда.
— Что ты сказала? Подкаблучник?! — кипятилась она, вскакивая с лавки. — Да он у меня!.. Образованный, интеллигентный молодой человек! А она — хабальё! Да!
— Ну не знаю, не знаю… — еле сдержала смех подруга.
— А тебе и знать неоткуда чем отличается человек культурный от… от бескультурного! Наплевала здесь своих семечек, как свинья, и невдомёк, что другим может быть неприятно смотреть на эту грязь!
Подруга опять сплюнула без зазрений совести себе под ноги.
— Тю! Так это же лузга, природа её вмиг переварит, а вот тюбики от химии, которой ты мажешься и дом натираешь, вот это будет разлагаться сотни лет.
— Ой, горюшко мне горюшко! — замерла в трагической позе Ирина Васильевна, совсем как актриса. — Бедный мой Алёша!
Подруга ссыпала оставшиеся семечки в карман и отряхнула руки. Посмотрела на Ирину Васильевну уже без шуток:
— Я тебе так скажу, Ира: не будь свекоброй, отстань от молодых.
— А я их и не трогаю! Вообще не трогаю! Энту выдру попробуй-то тронь…
Ирина Васильевна села назад на лавку около подруги, подперла блестящей от маникюра рукой подбородок и пригорюнилась.
Не было в мире человека несчастнее, чем сын Ирины Васильевны, в этом у матери сомнения отсутствовали. Её Алёше достался в жёны диктатор, варвар и беспощадный тиран, прикрывающийся лёгкими платьицами и сдержанностью манер. А ведь мама ему говорила, учила заранее… Не послушал! Как мать и опытная женщина, Ирина Васильевна точно знала какой человек нужен её сыну:
— Умные люди, Лёша, женятся на глупеньких и наивных, чтобы впоследствии переделать их под себя, — внушала она ему ровным и не терпящим возражений голосом. Грациозно порхая за спиной сына, она выставляла на расстеленную перед Алёшей салфетку следующее: тарелочку тыквенного супа, домашний паштет, лёгкий салатик и куриные ножки с медовой корочкой. Происходили такие диалоги в те счастливые времена, пока сына не поработила «безродная пигалица Маргарита».
Алёша согласно кивал и, взяв нож, тянулся было за хлебом.
— Э-не-не! Я сама отрежу, а ты кушай, — выхватывала у него нож Ирина Васильевна и налегала всем телом на круглую буханку.
Сыночек рос у маменьки замечательный: покладистый, смышлёный, вежливый и добрый. Родила его Ирина Васильевна «для себя» в сорок лет. С мужиками как-то не клеилось, Ирина Васильевна больше была нацелена на карьеру и за сорок лет трудовой деятельности имела за плечами нехилый рабочий опыт трудовой эволюции: из простого лаборанта доросла до преподавателя, потом до замдиректора по учебно-производственной работе и, наконец, как вишенка на торте, дослужилась до директора техникума. Из-под её крыла вылетали на свет Божий агрономы, ветеринары, пчеловоды, кинологи, технологи производства и другие специалисты сельского хозяйства. Проработав до шестидесяти пяти лет, Ирина Васильевна вышла на заслуженный отдых.
Сынок её Алёша был лишён всех бытовых забот. В этом стоит благодарить мать и бабушку. Что такое сковородка и для чего она нужна Алёша не имел понятия. За двадцать три года жизни с мамой он ни разу не зажигал газовую конфорку, не мыл посуды и не ведал в какой части квартиры обитает стиральный порошок. Его брошенные где ни попадя вещи чудесным образом оказывались аккуратно развешенными в шкафу или на стуле, предварительно выстиранные и выглаженные. Его заляпанные грязью кроссовки к утру блестели от чистоты, словно были куплены вчера. Через пять минут после того, как Алёша покушал, обеденный стол сиял так, что на нём можно было делать полостную операцию с выниманием органов на этот же стол — до того он был стерилен и свеж. Алёша мог забыть смыть за собой в унитазе, мог побриться и оставить в раковине бритву со сбритыми волосками и никто ему в этом никогда не попрекал. Таким образом Алёша даже не догадывался, что совершил оплошность.
Когда бабушка Алёши умерла, семья стала обладателями сразу трёх квартир: своей, бабушкиной и той, что мать успела купить, пока работала. Купленную давно сдавали, а в квартире бабушки, предполагалось, будет жить Алёша, когда создаст семью. Было это удобно ещё и тем, что бабушка жила с ними в одном дворе, таким образом сынок всегда будет оставаться под присмотром матери. Ирина Васильевна, как женщина предусмотрительная, начала делать там ремонт и закончила его как раз в срок — сын объявил, что надумал жениться.
Невестка сначала не вызвала у Ирины Васильевны никаких подозрений, но и не то, чтобы сильно понравилась — Ирина Васильевна в принципе считала, что девушки, достойной стать женой её сына, не существует в природе. Но жизнь есть жизнь и Ирина Васильевна желала своему Алёше только счастья, а счастье — это дружная семья, дети, внуки… Сама Ирина Васильевна не вечная и должна же прийти ей на замену та, что позаботиться об Алёше в плане быта.
— Запомни, Маргарита, Алёша пьёт чай с одной ложкой сахара, а кофе — без. Когда будешь что-то жарить, то на сковородку лей буквально чайную ложечку масла и размазывай кисточкой, Алёше жирное вредно. Ты вообще готовить умеешь?
— Что-то умею, — рассеянно отвечала Маргарита, с интересом осматривая свои новые владения и по-хозяйски проверяя, как открываются шкафчики и что уже есть из вещей, а чего не хватает. Мысленно она уже составляла список покупок.
— Среди ночи Алёша, бывает, раскрывается, — продолжала тарахтеть у неё за спиной Ирина Васильевна, — ты его, пожалуйста, укрывай, если заметишь, мужчины очень плохо переносят простуду.
— А пылесос у нас здесь есть? — неожиданно спросила Маргарита.
— Пылесос?! Милочка, пылесос только пыль поднимает! — возмутилась Ирина Васильевна и посмотрела на невестку, как на отсталую, — я всю жизнь чищу ковры влажной щёткой со спец средством, это же микробы и…
— Алёша! — властно сказала Маргарита и Ирине Васильевне очень не понравился её приказной тон. — Запиши в список покупок: две ортопедические подушки, увлажнитель воздуха и пылесос. Подушки я сама выберу, а остальное твоя ответственность.
Ирина Васильевна с ужасом наблюдала, как её сын послушно и с улыбкой делает пометки в блокноте.
— Ответственность?! — возопила она, — Маргарита, я боюсь, ты не догоняешь сути вещей! Алёша никогда в жизни ничего не делал по дому, пойми! Это забота женщины! Зачем же ещё нужна жена, если не создавать своими руками уют и комфорт домочадцев?
Маргарита растянула холодные (как казалось Ирине Васильевне) губы в подобие улыбки и чётко расставила все точки над «и»:
— Ну, во-первых, Ирина Васильевна, я работаю и моя работа занимает по часам больше времени, чем у Алёши. В связи с этим, так как мы теперь семья, обязанности делятся поровну. Во-вторых, я девушка, женщина, а не ломовая лошадь, чтобы на себе всё тянуть. Ну, и в-третьих, кажется, у вас на кухне что-то там подгорает.
— На кухне? — переполошилась Ирина Васильевна и принюхалась. — Но я ничего у вас не готовлю!
— У вас на кухне. У ВАС ДОМА. Я чувствую это через двор.
— И дома я ничего не готовлю!
Маргарита взирала на свекровь не без доли сарказма и до Ирины Васильевны, наконец, дошло…
— Ах… ты хочешь, чтобы я ушла… Из моего же дома, который я любезно вам предоставила… ремонт сделала…
— Ну вообще-то, мам, бабушка мне подарила квартиру, — вставил Алёша, сильно смущаясь.
— И ты! Ты с ней заодно! Родную мать выгонять! Тряпка! Козёл неблагодарный!
Ирина Васильевна едва держала себя в руках от обиды.
— Ирина Васильевна, я не хотела вас обидеть, извините, — мягко сказала Маргарита, — просто мы только обживаемся, понимаете… Мы тут как-нибудь разберёмся, спасибо вам за советы. У каждой семьи свой уклад жизни, верно? Вы делали по-своему, а я — по-другому. Мы разберёмся, правда… Не обижайтесь.
— Алёша, мне не нравится твоя жена! — выпалила, как оторвала, Ирина Васильевна, и стала собираться к выходу.
— Мама, перестань, я уже не мальчик, успокойся.
— Ты ещё приползёшь! Ещё пожалеешь! А ты — змея! — кинула она Маргарите, засим вышла и громко захлопнула дверь.
Общаться они не перестали, но диктовать свои условия в новой семье сына у Ирины Васильевны не получилось. Бывая у молодых в гостях, мать с негодованием стала наблюдать перемены в сыне. Он перестал бросать свои вещи где попало, а сразу вешал их в положенном месте. Не гнушался убрать в лотке за котом Маргариты. На глазах у Ирины Васильевны, заскочившей к ним в гости с утра пораньше, Алёша сам заправлял кровать и даже — о ужас! — сам развешивал окончившуюся стирку.
Ирине Васильевне было даже невдомёк, с какими трудностями столкнулась Маргарита на заре семейной жизни с Алёшей. Он был полным бытовым инвалидом. Она приучала его к элементарным вещам, повторяя по триста раз одно и тоже, как ребёнку: смывать за собой унитаз, оставлять после себя чистой раковину, не спать в одежде, в которой он ходил по улице, чистить перед сном зубы, напоминала ему, что пора принять душ (Алёша привык, что купаться нужно тогда, когда сказала мама). Если Алёша что-то ронял, то никогда не поднимал, а перешагивал и шёл дальше… Если Алёша поел, то не доносил посуду до раковины: она оставалась либо на столе, либо на диване, либо возле компьютера.
А теперь посмотрите на него! Он же на полном самообслуживании! Даже плитой научился пользоваться бедный ребёнок и умеет отварить макароны, пельмени, гречку и даже сделать омлет! Бедный, бедный Алёшенька!
Прошло не так много времени, может год, а может и два, как Ирине Васильевне пришлось вынести плюсы из перевоспитания её сына. Зимой поскользнулась она на льду и упала, да так неудачно, что сломала бедро. Больше всего она беспокоилась о своих трёх котах, оставшихся на попечении Алёши и невестки, каждый день напоминала, чтобы не забыли их покормить. Пока лежала она в больнице, Маргарита и сын регулярно её навещали, приносили вкусняшки да и просто развлекали разговорами больную.
После выписки Ирина Васильевна, заключённая в гипс, не могла ничего делать по дому. Алёша приходил к ней каждый день с готовыми супчиками от Маргариты, а также стряпнёй собственного приготовления. Он ухаживал за матерью, помогал ей обмыться, сходить в туалет, убирал в квартире, ставил стирку. Иногда приходила и Маргарита. Вместе они генералили, мыли полы, готовили любимый пирог Ирины Васильевны, пили все вместе чай.
— Ой, Алёша, у меня там уже и бытовая химия наверно закончилась, возьми мою карту.
— Мама, всё стоит на месте, не переживай. Мы всё отмываем одним средством, порошок такой есть, и посуду, и раковину, и одежду им отстирать можно, и запаха химического никакого нет на всю квартиру. Вот выздоровеешь и попробуешь.
— Да, Маргарита… Думала я вначале о тебе не очень… А теперь вижу, что Лёша благодаря тебе стал самостоятельным человеком, ответственным, хозяйственным… — призналась довольная Ирина Васильевна. — Беру свои слова обратно.
Маргарита переглянулась с мужем, чёрные брови её надломились и они захихикали.
— То ли ещё будет, Ирина Васильевна. Вот он скоро отцом станет через пять месяцев, ещё более обязательным сделается, — говорила, расцветая, Маргарита.
Ирина Васильевна резко поднялась на локтях, взглянула на живот невестки и увидела, что он и впрямь чуточку округлился.
— Как?! И мне до сих пор ничего не сказали?! Всё, я обиделась! И не прощу вас до той поры, пока не принесёте мне ещё один кусочек пирога, и вишни, вишни чтобы в нём было побольше! И вина налей что ли, Алёша! Выпьем за моего будущего внука!
— И мне чуть-чуть, Алёш, на донышке, — попросила Маргарита, но Ирина Васильевна, протестуя, властно взяла её за руку:
— А тебе нельзя! И не спорь, меня в этом вопросе сам чёрт не переубедит.
Инет
Когда ничего не хочется – опасный признак.
Когда мой муж был маленьким мальчиком, он заболел. Ничего у него не болело, он ни на что не жаловался, - он был послушный и добрый мальчик. И дети не знают слов: "что-то я плоховато чувствую себя, какая-то слабость и упадок сил!", - они знают только "болит", "тошнит", - совершенно конкретные вещи.
"Ничего не хочется" - опасный симптом.
А мальчик просто хирел и слабел, вялый сидел на диване с книжками или тихонько катал машинку. И все время хотел спать. Но утром надо было идти в садик, потом из садика идти домой... Он и шел за ручку с мамой послушно. И ни на что не жаловался. И медсестра в садике тоже говорила, что все нормально. Просто тихий ребенок такой.
Знаете, как мама поняла, что мальчик серьезно болен? Она простая женщина, круглая сирота из деревни, в пятнадцать лет убежала с лесоповала в город после войны. И закончила всего четыре класса, - ее отправили работать в колхозе, такие времена были. Она не доктор. И не психолог. Но она поняла, что ее сынок в беде, когда привела маленького Эдика на рынок. На большой Центральный рынок, - там тогда продавали южные фрукты и разные вкусные вещи, которых не было в магазинах.
И вот мама привела мальчика на рынок, вот что она сделала, чтобы его порадовать. Хотя она была бедная. На прилавках лежали гроздья винограда, румяные яблоки, желтые медовые груши, чернослив синеватый, блестящий, золотистая курага и изюм... Это у нас, на Урале, было просто восхитительно видеть, особенно зимой.
И мама спросила: "что ты хочешь, сынок? Я тебе куплю все, что тебе хочется. Ты только пальчиком покажи, что тебе купить? Я получку получила и у меня есть деньги, много. Что ты хочешь? Может, винограду?". А мальчик поднял худенькое личико с тенями под глазами и тихо, виновато так ответил: "Я, мама, ничего не хочу. Спасибо!".
Вот тут мама и поняла, насколько плохо дело. И робкая, стеснительная мама набралась решимости и повела своего мальчика по всем врачам, пока не нашли причину. Действительно, развивалось опасное заболевание, которое удалось остановить и вылечить в самом начале. Ничего не болело, температуры не было, горло не красное, насморка нет...
А болезнь уже потихоньку так убивала ребенка, бессимптомно почти и незаметно. Хорошо, что мама его спасла. Вот так узнала о болезни. И все закончилось хорошо, стали лечить и вылечили. И летом мальчик уже с аппетитом кушал наши уральские яблочки, маленькие и твердые, но очень полезные!
Вот так проявляется иногда "болезнь к смерти". Ничего не болит. Нет ни жара, ни ломоты в костях, ни головокружения. Только нет сил и ничего не хочется. Даже когда жизнь выложит на прилавок все самое лучшее, заманчивое, аппетитное, человек тихо поблагодарит и скажет: "Спасибо. Я почему-то ничего не хочу!". Ни любви не хочу, ни повышения по работе, ни моря, ни круиза, ни новой машины. Спасибо, но мне ничего не хочется.
Только никто не спросит у взрослого человека, чего ему хочется. Никому обычно до этого нет дела, честно говоря. А сам слабеющий считает свое состояние нормальным, ведь ничего не болит. И ничего особо не мучает, потому что ничего не хочется. Хочется спать, но и спать не всегда может человек. И нет рядом любящей мамы, которая отведет к хорошему доктору.
Что вам хочется? Что бы вы взяли с прилавка жизни, если бы вам это купили? И насколько сильно вам этого хочется? Спросите себя, если больше некому вас об этом спросить.
Впрочем, вот, я спрашиваю. А вы ответьте честно. Если хочется, значит, все неплохо. А если нет - проверьте свое здоровье. И загляните в свою душу - что вас мучает и тяготит? Это знаете только вы и тот, кто вас любит.
А.В.Кирьянова.
Недавно одна женщина, которую я очень уважаю, и мнение которой ценю на протяжении вот уже последних двадцати лет, сказала мне примерно следующее:
- Самый нужный человек в моей жизни - это я. В первую очередь я вкладываю все в себя. Без меня - ничего не будет. Поэтому важно, чтобы мне было хорошо...
Этим она меня обескуражила. Мысленно я хмыкнула, не соглашаясь.
Главное - это я.....
А как же, как же? Бескорыстная любовь к своим детям, к родителям? Вопросы этики, самопожертвование? Да, наконец, избитое «светя другим, сгораю сам»? Это все куда деть, как совместить с озвученной мне презумпцией безусловного эгоизма?
И вот, в разгар моего внутреннего пыхтения, я вспомнила то, что произошло со мной почти два года назад.
Тогда в нашей семье возник некий бум, как в одноименном кинофильме. Мы купили квартиру, которая, помимо огромных ипотечных взносов, требовала непрерывного вливания в виде кафеля, ламината, обоев и тому подобной высасывающей денег ерунды.
Обострилась болезнь живущего с нами дедули.
Работа моя требовала от меня бесконечных умственных вложений и времени.
А дочь взбрыкнула, возмечтав бросить учебу, с лозунгом" не хочу учится, а хочу пить, балдеть и веселится".
Я разрывалась на части между работой и обязанностями сиделки при лежачем больном, пытаясь при этом быть внимательной женой и заботливой матерью. Мне, с моим дефектом отличницы, хотелось угодить сразу всем, и о себе самой я вообще забыла. Жила интересами других, пытаясь помочь одновременно каждому.
И знаете что? Все вокруг были мной недовольны.
Мужу не нравилось, что состояние отца ухудшается, несмотря на все мои старания, а я становлюсь какой-то нервной. На работе желали непременных трудовых подвигов во имя фирмы, и ругали меня, что их нет.
Дочь была недовольна тем, что я ей мало уделяю внимания, и видимо, все эпопея с бросанием учебы была затеяна мне назло. Мама была недовольна сразу всем - она всегда мной недовольна...
Этот гнет недовольства висел на до мной, давил меня, окрашивая мою жизнь в безнадежные тоскливые тона. Я словно была на дне колодца, глядя на мир через маленькое круглое отверстие из далекого темного низа...
Сначала подскочило давление до неимоверных цифр. Затем я, считавшая себя абсолютно здоровой женщиной, как приговор, услышала мнения врачей о моих запущенных хронических болезнях, которые вдруг все разом дали о себе знать. Однажды меня, как Золушку в одной туфле, увезли с работы на скорой помощи...
А я из последних сил все крутилась, стараясь каждому дать по максимуму и бесконечно виня себя за то, что не получается. Я свои ресурсы черпала огромными порциями для тех, кто в них нуждается.
Думала, что у меня их бездонная бочка.
А вот нет, не бездонная. И такими темпами свою бочку я быстро исчерпала до дна. Мне больше нечего было дать.
В конечном счете, несмотря на все мои усилия, дедуля скончался, муж из семьи ушел, дочь учебу бросила. А мама до сих пор колет мне глаза тем, как меня использовали чужие люди. Спасибо, хоть с работы не выгнали. Оставили из жалости за многолетний добросовестный труд.
Я осталась, что называется, у разбитого корыта. Одинокая, больная, стареющая баба. Без своего главного ресурса - себя.
Сейчас я себя собираю по капелькам, как ртуть из сломанного градусника. Склеиваю, добавляю. Вкладываю. Но мне по-прежнему кажется, что в моем сосуде дыра, и все, что я туда вливаю, вытекает с какого-то невидимого мне конца. Восстановить себя оказалось очень сложно, даже, пожалуй, и невозможно. Я на всю жизнь останусь - как склеенная чашка, с ненадежно приклеенными друг к другу частями.
Жизнь дала мне крепкий, хороший урок.
Нельзя черпать себя бесконечно - ради любых, даже самых благих, целей. Оставьте себе себя. Когда вы будете пусты - вам нечего будет дать другим, даже самым-самым любимым.
Если вы исчерпали себя до дна, вы не сможете помочь своему ребенку и старым родителям. И ваш любимый мужчина не будет счастлив рядом с вами.
Не допускайте, чтобы ваш ресурс истощился, ведь тогда вы уже никому не сможете помочь. А без вашей помощи - ничего не будет. Вас не будет. Главное - чтобы вам было хорошо, остальное приложится.
Ваш главный ресурс - это вы. Берегите его ради других.
Вот такой парадокс.
Олеся Иванова
ЖАДИНА
Настя жила в общежитии уже третий год. Вроде бы нормальная, современная девчонка, как все студенты, но очень скупая! Так думали все и ненавидели ее за это. Ни разу за все время она ничем ни с кем не поделилась. Ни солью, ни сахаром, ни маслом. Даже туалетной бумагой! Не говоря уже о чем-то более существенном. Хотя у нее всегда все было. Запасливая и экономная, она считала каждую копеечку.
Соседки по комнате не уставали сплетничать о Насте, обсуждать ее скверный характер. Особенно старались, когда в комнату заглядывали парни. Настя была девушкой видной, сразу бросалась в глаза, и остальным это очень не нравилось.
Ну, а, если кто-то начинал ухаживать за «мерзкой жадиной», завистливые соседки сразу набрасывались на ухажера, пытаясь «спасти» от «опасных» отношений.
─ Ты не представляешь, какая она жадная! А какая зануда! Она просто отравит твою жизнь! ─ щебетали они хором, в надежде образумить влюбленного кавалера и отвадить его от Насти.
И что удивительно, большинство юношей прислушивались к мнению Настиных соседок и благополучно исчезали из ее жизни. Настя же ни о чем не догадывалась. И себе не изменяла. За парнями не бегала. Своими переживаниями не делилась. Держалась особняком. В открытые конфликты с девчонками не вступала. Словом, была себе на уме.
Как-то на вечеринке в общаге Настя познакомилась со Стасом. Он учился на пятом курсе, жил с родителями, и лишь изредка приходил к друзьям в общежитие. Увидев Настю, парень влюбился с первого взгляда. Так, во всяком случае, ему показалось. Весь вечер он не отходил от девушки, приглашал танцевать, потом предложил прогуляться.
Они говорили обо всем на свете, любовались ночным городом, вместе встретили рассвет.
С тех пор Стас стал в общежитии частым гостем. Казалось, он и дня не может прожить без Насти: к большому неудовольствию ее соседок.
Однажды Стас пришел в общагу, когда Насти не было дома. Девушки тут же взяли парня в оборот. Рассказали, что Настя совсем не такая, как он думает, что она жадная, заносчивая, невыносимая, и, конечно, использует его по полной программе.
Стас слушал молча. А сам думал:
─ Неужели это правда? Совсем не похоже на Настю. Нет, здесь что-то не так. Однако, за что они ее так ненавидят?
Наконец, соседки замолчали: видимо поток красноречия иссяк. Стас встал и ушел. То-то обрадовались девушки! Подумали, что добились своего.
Но не тут-то было.
На следующий день Стас явился с огромным букетом и пригласил Настю на свидание.
─ Подождешь чуть-чуть, мне тут дописать нужно? ─ спросила девушка, ставя цветы в вазу.
─ Конечно, не торопись, ─ Стас уселся в кресло и достал телефон.
Обе соседки вышли из комнаты, посовещались и решили наглядно показать «женишку», что за птица его Настя. Вернулись в комнату и началось:
─ Настя, можно я у тебя кофе возьму? У меня закончился, а денег нет, ─ спросила одна.
─ Нет, ─ коротко ответила Настя, не отрываясь от компьютера.
─ Ну ты же видишь, в каком я положении!
─ В прекрасном! Ты вчера целую коробку Рафаэлло купила.
─ А ты что, предлагаешь мне кофе с черным хлебом пить?
─ Нет, но, если у тебя есть деньги на изыски, значит, и на кофе найдутся.
─ А можно, мы тогда у тебя чаю возьмем, всего пару пакетиков? ─ вмешалась вторая.
─ Нет, ─ снова ответила Настя.
─ Тебе что, жалко?
─ Нет.
─ Тогда почему?
─ Люди, которые регулярно заказывают пиццу на дом, вполне могут купить себе чай, ─ отрезала Настя, закрыла компьютер, и с улыбкой повернулась к Стасу:
─ Я готова. Пойдем?
─ Пойдем, ─ улыбнулся Стас, который отлично понял, почему соседки не жалуют Настю, ─ а из тебя, Настя, хорошая жена получится, ─ подытожил он услышанный разговор.
─ Это предложение? ─ кокетливо спросила девушка, и молодые люди, весело рассмеявшись, вышли из комнаты.
На незадачливых соседок больно было смотреть…
Из сети.
— Мир дому твоему, нечисть страшная! — низко поклонилась Девица.
— Долгий путь я прошла, все ноженьки истоптала.
— Пусть и нечисть, но ничего не страшная, — фыркнула Баба-Яга, — Выпрямись ты уже да садись вон на лавку.
Девица послушно кивнула, села на лавку и всхлипнула.
— Сил моих нет, бабушка, в девках ходить, — заговорила она, — Подружки все замужем, одна я дни в горнице у окошка провожу. Папенька всё шутит, что скоро бирюком обращусь.
Баба-Яга протянула ей платок. Девица вытерла выступившие слёзы.
— Все златые горы обещают, а замуж никто не зовёт, — вздохнула она, — На сеновал только.
— Всему своё время, — ласково сказала Яга, — И твоё однажды придёт, чего торопиться-то?
— И я так спервоначалу думала, — ответила Девица. — Три дня прождала, а ничего не поменялось. И решила я мужа себе колдовством найти. Хоть витязя, хоть крестьянина, главное, здорового. Дай мне, бабушка, зелье приворотное, не откажи. Что хочешь для тебя сделаю.
— Рыбу ловить умеешь? — раздался голос из-за печки.
— Кыш, негодник,— прикрикнула Яга, — Пока мышь не поймаешь, на глаза не появляйся.
Баюн обиженно фыркнул и замолчал.
— Так что, бабушка? — с надеждой спросила Девица, — Поможешь? Век тебя не забуду! Хочешь, первенца в твою честь назову?
— Не повезёт парнишке, — засмеялся Баюн.
Яга набрала кружку воды и выплеснула за печку. Мокрый Баюн выскочил наружу, укоризненно посмотрел на Ягу и выпрыгнул в открытое окно.
— Так о чём мы?
— О зелье приворотном, бабушка.
— Точно, — кивнула Яга, — Ну, само зелье я тебе дать не могу, нетути его у меня сейчас. Да и испортится оно, пока идти обратно будешь. Могу рецепт дать, сама справишься. Но не за просто так.
— Что ни скажешь — всё сделаю, — воскликнула Девица.
— Поглядим ещё. Значит, слушай внимательно. Встанешь спозаранку, да вдоль ручья вниз пойдёшь. У старицы увидишь столб — чёрный, как ночь. Постучишь по столбу три раза, позади тебя колдун старый появится. Станет он тебе вопросы задавать, а ты ему отвечай. Если правильно ответишь, даст он тебе камень красный. Вот этот камень ты мне и принеси.
— А какие вопросы задавать станет? — уточнила Девица.
— А я почём знаю? — удивилась Яга, — Каждый раз новые, чтоб его.
— А если не отвечу?
— Тогда и камень он тебе не отдаст. А коли камень не принесёшь, то и приворотного зелья от меня не жди. Ну что, согласна?
— Согласна, нечисть не страшная, — серьёзно кивнула Девица.
Рано утром она проснулась, лицо в тазике умыла, взяла со стола яичко и тихонько вышла наружу.
— Не сдюжит, — пробормотал Баюн из-под стола, — Знаю я таких.
— Значит, ты следующий пойдёшь, — пообещала Баба-Яга, — Не принесёшь камень, будешь на улице с курями спать.
Баюн сразу громко захрапел, делая вид, что спит.
К обеду Девица вернулась и протянула Яге небольшой свёрток.
— Я говорил, что справится, — важно сказал Баюн, — Знаю я таких.
— Ай да умница, — похвалила Яга, разглядывая камень, — Что спрашивал-то?
— Я не особо поняла, — призналась Девица, — Слова чудные какие-то, я таких не слыхала никогда.
— А как же ты на них ответила?
— А я не отвечала.
— А камень-то он как тебе отдал? — округлила глаза Яга, — За какие заслуги?
— А он и не отдавал, — покраснела Девица, — Я ему поленом вдоль хребта приложила, он и уснул. Я камень взяла и бегом сюда.
Яга задумчиво потёрла бородавку.
— Надо же. А мне такой способ в голову не приходил. Держи.
Она протянула Девице сложенный лист бумаги.
— Спасибо, бабушка, — обрадовалась Девица, заглядывая внутрь, — Век твоей доброты… Это что такое, а? Свёкла, капуста, лук, морковь. Это что такое, я спрашиваю?
— Рецепт приворотного зелья, — подмигнула Яга, — Если всё, как написано, сделаешь — тебя замуж любой мужик после первой ложки заберёт. А если туда ещё сметаны добавить, то можно и на Царевича замахнуться!
Автор - Роман Седов
#опусыирассказы
Антошке четыре года, скоро пять. В церковь мама привезла его в коляске. Он, Антошка, скоро сам будет ходить, он уже ходил сам, вы не думайте! И скоро снова будет ходить сам, говорят доктора.
В церкви мама берет Антошку на руки чтобы он, Антошка, сам, своей рукой, поставил свечки. Он любит именно так — сам! И бабушка говорила всегда «самостоятельный мужик растёт». Свечки у него падают иногда, иногда воск капает на пол, за что ругается тётя Паша в длинной до пола юбке, которая продает эти свечки Антошкиной маме, но Антошка всегда требует «Я САМ!». А ещё тётя Паша называет его, Антошку, и маму его «антихристами» за то, что услышала, как Антошка, ставя свечку намолил «Спасителю дяде Серёже». И так каждый раз — Антошкины свечки Спасителю дяде Серёже за здоровье и бабуле за упокой. И каждый раз ругается-бурчит тётя Паша, но Антошкина мама её не корит, ведь тётя Паша не знает…
А не знает тётя Паша, что в тот морозный вечер в квартире козла-алкоголика Василия Палыча со второго этажа рванул газ. Антошка не помнит самого момента, он спал уже в кроватке, но слышал потом много. Маму его, какой-то чудесный случай, может тот самый материнский инстинкт, понес как раз в тот момент к нему, к Антошке. И оказалась мама аккурат в проёме двери между перекрытиями. И её, маму, вытащили из пыли и обломков одной из первых и почти невредимой. Не столько бинты и шины маме нужны были от врачей, сколько успокоительное женщине, у которой там, придавленными под плитами, остались лежать в разных комнатах мать и ребёнок.
Капитан МЧС Сергей руководил разборкой подъезда. Время поджимало — на улице минус 19, каждая секунда на счету, а коварная плита, прижавшая Антошку, лежала как детская качалка на остатках несущей стены. Поднимешь правую часть над Антошкой — идёт обрушение левого ствола. Там, где бабушка Антошки лежит. Поднимешь левую — раздавишь Антошку. Было бы лето, чёрт подери! Можно было бы дождаться подмоги, снять балласт, уравновесить, и после расчистки подходов двумя кранами поднять плиту. Часов семь, максимум восемь ещё. Но на улице минус 19 и шёл пятый час борьбы за жизнь тех, кого ещё можно было спасти. Решать некому, кроме него, капитана. Он не Спаситель конечно, но в тот миг именно он, в свои неполных тридцать три, был Его наместником на Земле, ибо решал вопросы жизни и смерти людской. И он принял это решение.
Антошка многого не помнит, но картину, когда из мрака снова возникло Небо и взорвался Свет, и через этот Свет крепкие руки дяди Серёжи запомнил на всю жизнь. Антошка не может помнить дядю Серёжу таким, каков тот на всех фотографиях — темноволосым. Антошка помнит дядю Серёжу таким, каким увидал — уже совершенно седым…
Антошке скоро пять. Он скоро сам будет ходить, он уже ходил сам. В церкви он слышал слово «Спаситель», а дома много-много раз слово «спасатель». И вот у Антошки по отношению к дяде Серёже два этих понятия слились в одно.
А тётя Паша просто не знает…
Леонид Кальницкий
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев