ЧТОБЫ ГОЛОВУ БЫЛО КУДА ПРЕКЛОНИТЬ

✨️
Сашка не хотел идти домой, плохо без мамки, плохо и пусто.
Дом чужой, люди чужие.
Сашка идёт по улице, пиная пустую банку из под консервы, скорее бы каникулы, тогда он уедет к бабушке Насте.
Баба Настя не родная мать его, Сашкиной мамки.
Она хоть и сердитая, но она хорошо привечает Сашку, кормит его, называет сиротинушкой и гладит по голове.
Деда родного Сашка смутно помнит, Сашка маленький был, когда его не стало.
Но мама всё равно продолжала ездить к бабушке Насте, потому что, как говорила мама, не к кому было больше и голову преклонить.
Полгода назад мамы не стало, она долго болела, гладила Сашку горячими сухими руками по лицу и плакала.
-Сынок, как же так? На кого же я тебя...
Приходит Сашка домой как-то, а у них мужик чужой сидит. Посмотрел на Сашку внимательно, отвернулся, а потом к мамке с расспросами странными приступил, она кашляет, краснеет, задыхается.
Хотел Сашка выгнать мужика, да мамин взгляд поймал, умоляющий.
-Верка, точно мой? Вроде дохлый какой-то?
-Твой, твой Сашенька, не сомневайся и назвала так же, в память о тебе.
-Почему скрывала? Почему сразу не сказала?
-Ты же Людмилу выбрал, Сашенька...
-Людмилу,- мужик дёрнулся, - тварь она последняя, Людмила эта твоя, рогов мне наставила, девчонка не моя. Рыжая, вылитая Петька Игнатов, призналась что с пузом ко мне припёрлась...
С другой живу, Раиса, с пацаном тоже взял.
Вон видишь как, чужих воспитываю, а свой оказывается растёт как сорняк какой, если не наврала ты мне, Вера.
-Как можно, Саша...в моём ли положении врать?
-Так ты может и вспомнила специально обо мне, чтобы значит было куда пацана пристроить.
Откуда мне знать?
Ты может так рассудила, Сашка мол, положительный, подсуну ему пацана...
-Как можно Саша, - сказала опять мама и заплакала.
-Ладно, не разводи мокроту, за новость такую спасибо, спасибо Вера. Не переживай, не брошу, заберу, выращу и в люди выведу.
Тебя тоже...как время придёт, всё по - людски, по человечески, Вера сделаю, не беспокойся.
Сашка слушал и ничего не понимал, о чём говорят взрослые? О чём?
Мама сказала Сашке, что Александр Степанович, его, Сашин папка, родной.
Александр Степанович внимательно посмотрел на Сашку, а на следующий день принёс ему шоколадку и новые вещи.
Свитер, брюки и коричневые ботинки.
А вскоре мамки не стало и поехал Сашка жить к Александру Степановичу.
Тётя Рая, большая, толстая со смешными кудряшками на голове, имела громкий голос и красные щёки.
Серёжа, её сын, был младше Саши на пару лет, маленький и худой мальчик с большими чистыми глазами.
Он всего боялся и стеснялся.
Тётя Рая называла Сашу на вы, почему -то.
Плохо было Сашке без мамы, никто не обнимет, не пожалеет не поцелует.
Эх, мамка, мамка, зачем ты только родила его, Сашку, на мучение, каждый вечер так думает пацан.
Тётя Рая не обижает Сашку, отец тоже, да только понимает Сашка, что терпят его из жалости да Александр Степанович перед друзьями хвалится, вот мол, сын у меня, женщина одна хорошая мне родила, а сама вот...
Ни ласки от отца, ни доброго слова так Сашка и не услышал, пацана тёть Раиного, Серёжу, Александр Степанович вообще не замечал, тот рос тихим и забитым.
Вот и не хочет Сашка идти домой к отцу и к тётке Рае.
Холодно там и неуютно, хотя тётка Рая вроде бы ничего такая, но всё же ни мама родная
Идёт, пинает банку консервную слышит крики какие-то, смотрит пацаны помладше, гоняют кого-то.
-Держи, держи его, а ну иди сюда, кошкин хвост...
Посмотрел Сашка, так это же Серёжа, сын тети Раисы.
-А ну стоять,- рявкнул,- Серёжа, ты чего там, иди сюда. Пацанва встали рты раскрыли.
- А ты кто? Чего лезешь не в своё дело?
-Я тебе сейчас покажу не своё дело, а ну валите, ещё хоть пальцем кто тронет его, таких навешаю, уяснили?
Подошёл к дрожащему Серёже, положил руку на плечо.
-Он брат мой младший, поняли?
Убежали пацаны, а Серёжа стоит и глаз не поднимает.
-Спасибо...
-Идём домой.
С тех пор подойдёт Серёжа к Саше и стоит молча, Серёжа молчит и Саша молчит.
Стал замечать Саша, что вроде тётка Рая заплаканная часто стала, вроде осунулась даже, неужели и она тоже...
А вскоре отец сказал Саше собираться, мол уходят они.
-Куда?- спрашивает Саша.
-Увидишь, - бросил коротко.
Оказывается бросил отец тётку Раису, ушёл к тётке Зине.
Зина была моложе тётки Раи, красивая, яркая, много хохотала, тискала Сашку, прижимала к пышной груди.
Но не к душе она Сашке была, знал что когда нет отца, она мужчину привечает какого-то.
Сказать отцу Саша не мог, а эта...Зина, она только при отце такая была, добрая. А один на один шпыняла Сашку, фыркала на него.
В школе встретил Серёжу, обрадовался даже.
-Не обижают?
-Не,- мотнул головой.
-Смотри, если что...ты это, говори.
-Хорошо.
-Как мама твоя?
-Плачет. Ты бы пришёл к нам, Саша?
-А можно?
-Конечно!
Пришёл как-то, ох тётка Рая обрадовалась, не знала чем накормить, куда посадить. Впервые за много времени почувствовал Сашка заботу, почти как мамину.
Думал про отца будет спрашивать, нет, всё про самого Сашку расспрашивает.
Похудела тётя Рая, сильно.
Частым гостем стал Сашка в доме у тёти Раи, Серёжу учил сдачи давать, сдружились сильно.
Тётя Рая стала Сашку, как Серёжу к себе прижимать и сыночком называть.
Уходить не хотелось, до слёз.
-Не хочу туда идти.
-Ох, миленький ты мой, была бы моя воля, оставила бы тебя, мальчики вы мои мальчики.
А на осенних каникулах поехал Сашка к бабушке, да не один, а с Сережею.
Бабушка так обрадовалась, мальчики и забор починили бабушке, и крыльцо, ещё приехать обещали.
Есть, думает Сашка, есть теперь мне куда голову преклонить.
Сидят как-то Сашка, тётя Рая и Серёжа, пельмени ляпают, дурачатся, тётя Рая истории смешные рассказывает, мальчишки хохочут, как дверь открылась и на пороге Александр Степанович возник.
Вроде как за Сашкой пришёл, а сам стоит мнётся, шапку в руках теребит.
-Пап, - первый раз папой назвал Сашка отца, - папа, мы пельмени стряпаем, пойдём с нами. Можно?- повернулся к тётке Рае.
Та кивнула молча.
Постепенно перебрались Саша с отцом обратно к тётке Раисе и Серёже.
Оказалось что у тёти тоже нет никого, кроме Серёжи и вот, Александра Степановича с Сашкой.
-Теперь есть, - убеждённо пацан говорит, - мы друг у друга есть, а ещё, ещё у нас бабушка Настя есть, правда же Серёжа?
-Правда,- кивает мальчик, - она знаете какая хорошая.
Вот удивилась бабушка Настя, когда Сашка с Серёжей, отцом и тётей Раей к ней приехал.
Она тоже одинокая была.
-Бабушка Настя, теперь и тебе есть голову к кому преклонить?
-Да Сашенька, теперь и мне есть, спасибо мой золотой, спасибо, хоть на старости лет поживу в заботе и ласке.
Так и жили.
Тётя Рая стала мамой Сашке, про свою не забывал конечно, ездили на праздники всей семьёйда не может ребёнок без мамки, никак не может...
А Серёжа осмелел и однажды Александра Степановича папой назвал, тот аж замер.
Оттаяли ребятишки, веселиться начали и родители тоже вслед за ними, а кто же они? Конечно родители, для обоих парнишек.
Выросли ребята, семьи завели, сами седовласые уже, внуков имеют и никогда слова плохого друг другу не сказали.
Живут как отец перед тем как уйти навсегда наказывал, чтобы держались друг за друга, мол роднее родных вы ребята.
Так оно и есть, срослись за годы жизни, роднее родных.
Каждый знал что есть куда голову преклонить, брат есть, опора и поддержка.
Раиса с Александром Степановичем всю жизнь Веру благодарили за то, что она Сашку родила и он собрал вокруг себя всех тех, кому голову некуда было преклонить.
Доброе утро, мои замечательные!
Обнимаю вас крепко!
Шлю лучики своего добра и позитива.
Всегда ваша
Мавридика д.
#опусыирассказы
°
Зоолог Журбин закончил университет и прибыл по распределению. Когда станет ясно, что он знает язык животных, деревенские будут поклоняться ему как божеству. Ну и, конечно - мясо, сыр, яйца…
От вокзала до деревни автобусы не ходили. Поэтому за ним прислали подводу. Телега была похожа на оптический обман. Ещё меньше надежд внушала кобыла. Судя по деснам, она служила ещё в Первой конной. Возможно, уже тогда товарищ Будённый называл её на вы.
Конюх Степаныч напоминал экскаватор. Такой же добродушный и рукастый. Он на перроне заверил, что они доедут в два счета. Сказал: «Смотри, вот – раз!..» - схватил чемодан зоолога и бросил в телегу. Чемодан нарисовал идеальную параболу. Перелетел через телегу и влетел в приоткрытую дверь вагона для скота. Поезд с затяжным свистом летел мимо. Что исключало даже гипотетическую возможность увидеть этот чемодан снова.
Поезд пролетел и стало тихо как в раю. В память врезались только две размазанные коровьих морды с огромными глазами. Инструменты, литература, запасные трусы, направление, паспорт, фото любимой - всё со свистом унеслось со скотиной куда-то на восток. Степаныч ощутил мимолетное чувство неловкости.
Журбин трясся на телеге и смотрел вниз. По обочине шёл ёж. Иногда он уходил вперёд и дожидался телегу. Где-то на середине пути зоолог спросил:
- А что, старик, зверьё в вашей глухомани водится?
Степаныч ответил: не особо. Бурундуки, бабочки. Но вот год назад бывший секретарь райкома с председателем колхоза, тоже бывшим, на уток пошли. Да не вернулись. Не нашли с утками общий язык , видимо.
- Главное – быстро правильные слова для животных находить, - подтвердил Журбин.
Выяснилось: Степаныч тоже знает язык животных. На фронте был переводчиком.
В поезде было много чаю. Журбин сошёл с телеги и направился туда, откуда не долетит ни звука. Найдя удобное место, расстегнул брюки и сосредоточился. И тут его взгляд натолкнулся на что-то большое. Это что-то стояло прямо перед ним.
В трёх шагах от зоолога Журбина стоял, чуть сгорбившись, огромный медведь. Гигант штангист Власов рядом с ним выглядел недоразумением. С нижней челюсти медведя свисал, застряв в зубах, корень какого-то растения. Кажется, березы. В глазах медведя читалось изумление. Много наглости он повидал за эти годы. Бурундуки дорогу не уступают. Год назад два чудика задницу утиной дробью расстреляли. Партбилеты и золотые портсигары потом два дня выходили. Но чтоб вот так, средь бела дня, расстегнув брюки и нагло встав напротив…
- Дай мне минуту и я всё объясню, - сказал ему Журбин на чистом медвежьем...
Степаныч смотрел на небо. Будет, однако, дождь. И пора, картоха вянет. Он оглянулся на неясный шум. По колыханию верхушек сосен определил направление движения.
Сметая деревца, из леса вылетел новый зоолог. Он держал в руках расстёгнутые брюки. На его лицо без кислородной подушки нельзя было смотреть. Он кричал какие-то странные слова. Кажется: «заводи, заводи». За ним, переливаясь как холодец, мчался огромный медведь.
- На крыло!.. – фальцетом заорал Степаныч, схватил кнут и огрел лошадь. – Оглоблю тебе в ин дер шмутциген анш по самый хомут!.. Н-но, клопф сие мит ден хуген, старая потаскуха!
Кобыла лениво оглянулась. Её седая грива встала колом как ирокез. Последний раз она так стартовала во время Брусиловского прорыва в 1916 году. Телега вылетела из-под Степаныча как скатерть из-под посуды. Он исполнил сальто Делчева с оценкой 9,0 и сваей рухнул на дорогу. Минус балл за то, что не тянул носочки. Если бы он так рухнул час назад, пришлось бы вызывать скорую. Но сейчас он бодро отскочил от земли и птицей метнулся за телегой. Его настигал с брюками в руках новый зоолог. Пыль за ним стояла столбом как за грузовиком.
Ближе к деревне медведь отвязался. Степаныч дышал легкими, печенью, аденомой простаты – всем, что могло раздуваться и сдуваться. Для человека нет невозможного. Восемьдесят – не препятствие для сдачи норматива ГТО на золотой значок. Причину насквозь промокших брюк объяснил коротко: «Трава нонче дюже росная». Свои брюки Журбин продолжал держать в руках.
- Сука, у вас здесь медведи нерусские, что ли?!
- Это Серёжа, он глухой...
Дождались, пока прискачет кобыла с телегой. О медведе в деревне решили ничего не рассказывать.
---------------------
(с) Вячеслав Денисов
🎀🍓👉🏻👈🏻Вы у меня первый, прошелестела она пересохшими губами и, глубоко вздохнув, смущенно улыбнулась.
Часы над зеркалом бесстрастно отсчитывали время, с улицы, через приоткрытую форточку, доносился шум проезжавших машин. Прижимая к груди смятую простыню, она смотрела на меня светло-серыми глазами с нежным любопытством.
На щеках ее выступил легкий румянец, а над верхней губой мелким бисером блестели капельки пота.
Вы у меня первый... От неожиданности у меня перехватило дыхание. Неужели она действительно это сказала, или мне показалось? Ни одна женщина не говорила мне этого. Никогда. И вот эта милая девушка здесь, сейчас...
Только теперь я понял, как устал. Вытянув ноги, попытался расслабиться, но сердце продолжало учащенно биться и пульс, обгоняя секунды, торопливо стучал в висках: первый, первый, первый... Нахлынули ненужные воспоминания, забытые имена, стало немного грустно. Оказывается, надо было дожить до пятидесяти, чтобы, наконец, встретить ту, которая произнесет эти простые слова. Они прозвучали, как журчание прохладного ручья в знойный июльский день, как сладкоголосое пение сирены в бескрайней пустыне океана. Понимает ли это юная особа, что они сказала? Вряд ли. А впрочем, какое это имеет значение? Душа моя ликовала.
Конечно же, я простил ей все: и ее неопытность, и нелепую позу в течение сорока минут, вызывающую судороги по всему телу, и поцарапанную шею, и вырванный клок волос, и ядовитый, до головной боли, запах дешевой парфюмерии. Все это ерунда. Я первый!
Почувствовав себя снова молодым и сильным, я потянулся и быстро встал.
Деньги положил па тумбочку у зеркала, и она, улыбнувшись, кивнула мне, старательно складывая простыню. Выходя на улицу, я снова услышал ее голос, он был уже совсем другим звонким и уверенным:
Следующий, пожалуйста. Как будем стричь?...))
🎀🍓Помню, отцу подарили коньяк Наполеон, я его выпил, а вместо него налил чай.
А через две недели привёл невесту знакомить. Ну, мать накрыла на стол, а отец поставил две бутылки: водку и коньяк и говорит:
Угощайтесь! Нам, говорит, с сыном по-мужски водочки, а нашей гостье коньячок!
Ну, выпили мы, мать с отцом смотрят на невесту, а та опрокинула рюмку и хоть бы что!
Мать покраснела и говорит: И часто вы так пьёте?
Невеста говорит: Каждый день.
Отец крякнул и говорит: Удовольствие дорогое!
Невеста говорит: Ну, на это деньги всегда найдутся!
Я громко говорю: Может быть, телевизор посмотрим?!
Отец говорит: Тут интересней, чем в телевизоре! И наливает невесте ещё.
Она берёт двумя пальчиками рюмку и говорит: Вообще-то я из таких маленьких ещё не пила.
У матери со стола нож упал.
Я говорю: Мужик придёт.
Отец говорит: Уже пришёл!
А невеста выпила и говорит: Я так боялась к вам идти, думала не понравлюсь.
Отец вежливо говорит: В общем-то понравились, вот только пьёте не много ли?
Невеста говорит: Рюмка маленькая, а если бы вы сразу налили мне кружку
Отец говорит Это ж пол моей зарплаты!
Невеста говорит:Вы что, так мало получаете?!
Отец говорит: А вы?
Невеста говорит: Достаточно, чтобы мы с мамой каждый вечер пили!
Мать, достав нож, теперь уронила вилку.
Я говорю: Женщина придёт!
Отец говорит:Не дай, бог!
А невеста говорит: У нас семейная традиция: собираемся вместе и пьём! Только мы любим, чтоб он был горячий!
У матери тарелка упала.
Я говорю: На счастье!
Отец говорит: Оно уже здесь!
Мать говорит: И большая у вас семья?
Невеста говорит: Ещё бабушка и сестра, а отец от нас ушёл он пил много!
Мой отец говорит: А вы, значит, не много?!
Невеста говорит: Ну, чашки две выпиваю.
Он говорит: Это ж полбутылки!
Невеста говорит: Ну и что, главное, вечером ничего не есть!
Мать говорит: Так вы и без закуски ещё?!
Невеста говорит: Ну почему, у нас варенье.
Отец говорит: Его хорошо с лимоном.
Невеста говорит: С лимоном у нас бабушка пьёт. Восемьдесят лет, а пока не выпьет, спать не ложится!
Тут отец встал и говорит: Приятно было познакомиться.
Невеста говорит: И мне тоже. Спасибо за чай!
Какой чай?! вскричал отец. И тут только всё понял.
Посмотрел на меня волком, а я говорю: А что он стоит и стоит полгода, я и выпил, чтоб он не прокис!..
Но думаю, что произнёс я это неубедительно, потому что подзатыльник я всё-таки получил!
Просвещенный
Когда Федя заявил, что собирается стать веганом, смеялись все: жена, друзья, продавцы гастрономии, где и было оглашено заранее подготовленное объявление, и казалось, что даже шашлык в ведрах иронично похрюкивал.
Вид у Феди был серьезней, чем у президента во время предвыборной агитации. Когда он сказал, что на него мяса не брать, на прилавок было возвращено пять килограмм из десяти. Жена попросила в письменной форме подтвердить, что он не будет покушаться на ее порции во время застолья, и два экземпляра было заверено у пяти свидетелей и нотариуса.
В продуктовую корзину была набрана целая гора мясозаменителей: грибы, импортная спаржа, баклажаны, тофу, сейтан, соевые котлеты и еще что-то с очень пугающим названием.
— С таким чеком проще было бы кормить тебя стейками на завтрак, обед и ужин, — вздохнула жена на кассе.
Когда Федя начал доставать из тележки литровые бутылки коньяка, жена попросила его обратиться в трезвенники, как только его попустит с веганства. На что Федя презрительно фыркнул и брезгливо добавил:
— Слышал я про эти современные движения. Думаю, не приживется.
Не успел Федя сесть за руль и развернуть творожный сырок, как его тут же отобрали.
— Ты чего, Вась? Совсем оборзел? У тебя свой есть! — возмутился такой наглостью новоиспеченный «травоядный».
— Сырок из чего сделан?! — громко и по-профессорски важно спросил Вася, облизывая губы.
— Из пальмового масла, — испуганно ответил Федя.
— А еще из творога. Так что забудь: веганы не едят продукты животного происхождения!
— Но! Но как же! Наташ?! — смотрел он жалобно на жену, но та лишь покачала головой, с трудом скрывая улыбку.
— Это что же получается, мне теперь и взбитые сливки нельзя? И капучино тоже?
— Если только на соевом молоке, но я не знаю, где в нашем городе такой делают. Ну что, передумал? Еще не поздно вернуться за шашлыком.
Феде стало душно, он начал задыхаться. Он вышел из машины и стал накачивать легкие свежими выхлопами, гуляющими на автостоянке. Было видно, как Федю разрывает изнутри. Сначала он покраснел, потом пожелтел, когда начал зеленеть, несколько людей через улицу перешли дорогу в неположенном месте.
— Нет! Не дождетесь! — заявил Федя, вернувшись в машину, и в знак своей непоколебимости показательно надкусил помидор, обрызгав соком весь салон.
На шашлыках Федя был мрачнее тучи. Стол, как нарочно, стоял неподалеку от мангала. Новообращенный веган видел, как румянилось мясо, слышал, как шипели сок и жир, капающие на угли, чувствовал кисло-сладкий запах маринада, сдобренного душистыми приправами. Своими слюнями Федя полил половину огорода и дважды затушил костер, но к мясу так и не притронулся. Все шло не так: коньяк не пьянил, песни не пелись, а когда дело дошло до игры в «крокодила», Федя во всех пантомимах видел только поросят и телят, из-за чего трижды поругался с женой и с остальными дамами тоже.
Когда шашлык наконец был приготовлен, Федю допустили к мангалу. Дрожащими руками он насаживал грибы и баклажаны на шампуры, разыскивая на них глазами прилипшие кусочки мяса. «К счастью», шампуры были очищены до блеска и даже жир с них был протерт тряпкой. Федя дважды проверил это на язык и одобрительно кивнул.
— Я тобой так горжусь! — поцеловала Наташа своего целеустремленного мужа, когда тот нюхал подгоревший баклажан.
От жены пахло жареным, губы ее блестели и напоминали Феде о прежней жизни — до того, как он решил измениться. Мужчина страстно поцеловал жену, а потом еще раз, и еще. К концу вечера она не знала, как скрыться от его «любви», так как Федя с бешеными глазами постоянно требовал поцелуев.
Ночью у Феди случилась первая ломка, которую он стоически вынес. В половине четвертого утра он разбудил жену, жестко тряся за плечи, и с пеной у рта потребовал немедленно нажарить соевых котлет. Кошка, опасаясь за собственную жизнь, спряталась за шкаф и не выходила оттуда до стойкой ремиссии хозяина.
На следующий день Федя проснулся обновленным духовно и очищенным от всех шлаков и токсинов телесно. Когда жена ела за завтраком сосиску и бутерброды с сыром, Федя бросил на нее надменный взгляд и, помешивая соевое молоко в кофе, уплетал бутерброды с тофу, морщась, как он говорил, от «слишком горячего напитка».
— И зачем нам эта дрянь в холодильнике? — высокомерно спросил он, глядя на сковороду гуляша, который сам же и просил приготовить два дня назад.
У жены аж сыр на бутерброде расплавился от возрастающего напряжения.
— Федя, может, веганство и сделает тебя более здоровым, но вот бессмертным — вряд ли. Еще раз мою еду дрянью назовешь, будешь котлеты свои через трубочку есть, андерстенд?
Мужчина грозно фыркнул, предупреждающе кашлянул, нахохлился, надулся, покраснел, чихнул и, молча хлопнув дверью, ушел туда, где его поймут и примут таким, какой он есть, — на работу.
В слесарном цехе Федю уважали и любили. Он был примером и гордостью предприятия. Двадцать лет токарь зарабатывал себе имя. Кто бы мог подумать, что один обеденный перерыв способен перечеркнуть все, за что он боролся.
Когда уставшие, разопревшие от работы мужики открыли термосы с горячими щами и домашними пельменями, Федя почувствовал, как внутри него еще бьется хищник: он скулит и воет, ждет, когда веган сдастся. Но Федор был не из слабовольных. Мужчина встал посреди столовой и, гордо подняв к потолку огурец, призвал всех здравомыслящих присоединиться к нему.
Федя был послан четыре раза, но не успокаивался. А когда он схватился за большую сардельку старшего бригадира Петра Семеновича, дамбу все же прорвало. Федю били всем цехом, но несильно и уважительно — в память о его прежних заслугах. Затем его привязали к стулу и попытались насильно накормить говяжьим ростбифом и салом с чесноком. Федя отбивался как мог и думал, как несправедлив мир к людям, которые пытаются открыть глаза другим. Он хотел об этом кричать, но стоило бедолаге открыть рот, как его тут же пытались накормить чем-то страшно вкусным.
Начальник позвонил жене токаря и рассказал ей про ситуацию. В ответ Наташа лишь попросила не щадить несчастного вегана, иначе она с ним с ума сойдет. Федя не сдавался, но в конце рабочего дня его все же пришлось отпустить. Назавтра ситуация повторилась, и стало ясно, что в Федю вселился злой дух. Помочь здесь мог только обряд «голубцизма» — именно так назвала это Наташина свекровь. Узнав о проблеме, она немедленно приехала прямо на завод.
Связанного Федю усадили за стол. Тетя Маша достала из сумки свою фирменную красную кастрюлю и приказала подставить под Федю ведро для сбора слюней. Когда крышка с кастрюли была снята, несколько человек потеряли сознание. Запах знаменитых голубцов распространялся быстрей атомного взрыва и поражал даже самых стойких. Перед Федей была поставлена тарелка с двумя экземплярами. На лбу мужчины скапливался пот, за грудиной пылал огонь. Когда тетя Маша достала из сумки деревенскую сметану и нещадно плюхнула половину банки на блюдо, Федя отключился. Его привели в чувство, похлопав по щекам, и сменили наполнившееся ведро.
— Сына, либо ты сейчас ешь, либо у тебя нет больше матери! — грозно сказала женщина.
— Но, мама, я не хочу есть мясо, зачем ты меня мучаешь?! Я решил измениться, хочу похудеть и быть здоровым, — плакал горькими слезами токарь, а сам уже тянулся к голубцам.
— Не нравится, когда тебя против воли заставляют?! А сам ко всем лезешь со своим веганством, будь оно неладно. Наташку бедную достал, мужиков, вон, заставил тебя связать. Будешь еще к людям приставать?!
— Не буду! Не буду! Только убери от меня голубцы, а то я сейчас сорвусь! — кричал токарь, пытаясь вырваться.
— То-то же, — сказала тетя Маша и отдала кастрюлю работягам, которые подрались за голубцы до крови.
Федю развязали и, взяв с него обещание больше никого не доставать своими принципами, отпустили до конца дня домой. Тетя Маша передала сыну сумку, в которой, помимо голубцов, были еще разносолы, кабачки, помидоры и целый пакет яблок — все с ее огорода.
— Теть Маш, думаете, это навсегда? — обратилась к свекрови Наташа.
— Ой, это у него от отца. Тот и буддистом был, и сыроедом, а однажды мы всем подъездом его из асаны выпутывали, когда он йогой увлекся. Не переживай, лет через пятнадцать определится и успокоится. Если что, звони, у меня рука на это набита. Нам, непросвещенным, нужно держаться вместе.
*Александр Райн*
Лист фанеры
Один мужчина, чье имя никому не известно, сделал то, что по вселенским законам считается абсурдом — закончил ремонт. Реально: все плинтуса прикрутил, промазал стыки, вырезал все уголки, выставил зазоры. И так уж случилось, что у него остался целый лист хорошей толстой фанеры.
Мужчина этот был расчетлив, прагматичен и дальновиден — короче говоря, жмот. Лежащий дома лист портил общую композицию, продавать его за полцены было нерентабельно, а дарить кому-то на день рождения — рано. Все знакомые, будь они неладны, родились весной, а на улице стоял июль. Решение нести в гараж, что находился в трех километрах от дома, казалось наиболее адекватным.
Собрав оставшиеся инструменты в рюкзак, мужчина пустился в путь, который пролегал через соседние дворы. На половине пути у него зазвонил телефон. Грустный голос в трубке сказал, что сожалеет, но он немножко затопил его квартиру, и нужно оценить ущерб.
В груди заныло, в глазах потемнело, надо было срочно бежать обратно — спасать свою гордость, а тут еще этот лист…
Стрельнув взглядом по сторонам, мужчина обнаружил посреди двора пустой перекошенный стол. В голове моментально созрел план. Фанера была брошена на потрепанное покрытие, и стол моментально преобразился. Маркером мужчина написал послание для потенциальных воров и вандалов: «Теннисный стол. Не брать, не портить, не использовать не по назначению. Находится под видеонаблюдением полиции».
Для надежности мужчина зафиксировал лист гвоздями, что были у него с собой в рюкзаке, и бросился домой. Позже он планировал вернуться, но «немножко затопил» оказалось очень даже «множко».
***
Вечером к столу пришли его коренные обитатели с полным пакетом крепких напитков и минимальным набором еды и совести.
— Колонизировали, гады! — помахал один из них условной видеокамере, и грустные аборигены отправились в чуждые им земли.
Хозяин фанеры не появлялся, и к столу постепенно стали приглядываться местные. Первыми стол заняли два школьника, что отдыхали на каникулах. У них не было ракеток, зато один из них нашел дома шарик, который с неизвестной целью тридцать лет хранился в серванте в хрустальной рюмке. Вместо сетки поставили новенькие учебники, их же использовали как ракетки. От математики шарик отскакивал чаще, а динамика полета была лучше от физики.
Наблюдая за детьми, какой-то сердобольный пенсионер смастерил вечером сетку и выровнял стол по уровню, а одна женщина обработала фанеру морилкой.
Постепенно стол начал привлекать к себе все больше внимания. Дядя Гоша из третьего подъезда откопал дома пару облезлых ракеток, чтобы безвозмездно передать детворе, но перед этим решил сам сыграть партию.
Обыграв всю местную детвору по кругу, дядя Гоша ушел домой удовлетворенный и с ракетками в руке.
На какое-то время он стал самым востребованным человеком улицы. Дети ждали его, как первый снег. А потом явился один из родителей вечно проигрывающих взрослому мужчине школьников и предложил дяде Гоше партию. Мужчины полчаса разминались, затем еще полчаса играли на подачу, потом вспоминали, как считаются очки после десяти, затем разыгрывали баланс. Школьникам это быстро наскучило, и они разбрелись по домам. Мужчины же играли до первых зажженных фонарей.
Еще через день пришли какие-то две девушки, купившие ракетки в местном магазине спорттоваров. Они заняли стол на целый час, и дядя Гоша с соперником вынуждены были ждать своей очереди. Мужчины фыркали, торопили девушек и раздавали советы, надеясь на скорую игру. Потом были «битва два на два», «игра на вылет», «первый условный матч», «первый позор».
С каждым днем игроков становилось все больше. Шарик теперь начинал стучать с самого рассвета и не останавливался до глубокой ночи, раздражая тех жильцов, чьи окна выходили во двор. Больше всего люди ненавидели новичков. Постоянный монотонный стук раздражал куда меньше, чем частые промахи и паузы.
Все споры, разногласия и дуэли решались отныне партией в пинг-понг. Сформировались местные команды, появились свои фавориты и аутсайдеры. Люди теперь могли унизить и растоптать соседей, не прибегая к хамству и подлянкам.
Однажды к столу подошла старенькая бабушка лет восьмидесяти и сказала, что уделает всех… И уделала. Она крутила так, что у людей ломались запястья, глаза и всякое самоуважение. Бабушка радостно обзывала проигравших безрукими и слабаками. Обыграв и морально унизив с десяток человек, старушенция довольно выдохнула и сообщила, что вот теперь можно и на покой.
Через пару недель дядя Гоша взял на себя смелость организовать местную секцию и набрал с пято́к учеников. Денег он не брал, но зато имел неограниченный доступ к столу.
Постепенно двор очистился от алкоголиков и бездельников. Управляющая компания радовалась: без каких-либо движений они смогли получить во дворе спортивный квадрат и планировали включить обслуживание стола в квитанции. Для этого была даже выделена целая банка краски.
А затем пришел хозяин фанеры. Он держал в руках гвоздодер и не хотел ничего слышать ни о каком теннисе. У его шурина как раз намечалась свадьба, и нужен был подарок.
Забрав фанеру, мужчина удалился, оставив в душах жителей двора черную дыру.
Дядя Гоша закрыл секцию. Скидываться на новый стол почему-то никому не хотелось. Управляющая компания заявила, что заниматься этим вопросом не собирается — впереди подготовительные работы к зиме, а на улице слишком много вандалов.
За прежний стол вернулись алкоголики, а учебники по математике и физике снова отправились на дно школьных портфелей.
Но через месяц, ранним сентябрьским утром, когда родители собирали детей в школу, с улицы послышался бередящий душу стук.
Выглянув в окна, люди увидели ту самую бабушку, которая еще недавно собиралась на покой. Она держала в руках ракетку и набивала ею шарик. Рядом рабочие бетонировали в землю новенький теннисный стол специально для уличной игры. Бабуля купила его на свои сбережения, которые постоянно пытались захватить всякие «газовщики» и «вентиляционщики».
— Ну что, криворукие доходяги, готовы бросить мне вызов?! — крикнула бабуля во все горло и, в очередной раз подкинув шарик, сделала подачу.
*Александр Райн*
Здравый смысл
— Далеко собралась? Если в магазин, то скажи, что нужно, и я схожу куплю, или доставку закажем, — Гоша застал обувающуюся жену в темной прихожей.
— Лена звонила, попросила выйти в ночь, — пыхтя, орудовала в ботинке ложкой Алла. Отекшие ступни отказывались влезать в родной размер.
— Ты сдурела? Тебе только вчера больничный выписали, какая ночь? Иди в кровать.
— Я уже пообещала. И так девчонок подставила: работать некому, а тут я еще с этой болезнью…
— Да какое тебе дело до того, что там работать некому? Ты же отпуск не гуляла и все выходные постоянно в своем магазине…
— Я сама разберусь.
— Ага, разберешься ты. Иди, говорю, в кровать! — Гоша выхватил ложку и спрятал за спину.
— Ой… — Алла присела на обувницу и закрыла глаза.
— Что такое? Плохо?
— Нормально. Голова немного закружилась. Водички принеси.
— Сейчас, не вставай.
Гоша не успел даже ополоснуть стакан, как до него донесся звук хлопнувшей двери. Алла ушла, оставив в прихожей запах лекарств и обувного крема.
Шаркая подошвами по мокрому асфальту, отражающему вечерние огни, Алла добралась до безлюдной остановки. Через минуту из-за поворота выехал автобус, на табло которого мерцали красные буквы.
«Совестьская» — прочитала Алла и мысленно отругала за ошибку весь автобусный парк, а заодно и тех, кто сдает в школе ЕГЭ.
В залитом желтым светом полупустом салоне было ужасно душно. Видимо, печка пыталась прожечь озоновый слой. Пришлось расстегнуть плащ. Усевшись у окна, женщина уставилась в мутное стекло, за которым накрапывал дождик.
Двери уже готовы были закрыться, когда в салон вошли еще двое: седовласый тощий мужчина в сером пальто с высоким воротом и женщина в плаще цвета крепкой марганцовки, каких Алла никогда в жизни не видела. Мужчина повис на поручне напротив входа и уставился в одну точку, а вот пассажирка… Она шла медленно, даже, скорее, плыла по салону и словно заполняла его собой, при этом касаясь спинки каждого кресла руками, облаченными в бархатные алые перчатки. Когда женщина проходила мимо Аллы, та почувствовала, как по голове растеклась резкая пульсирующая боль, и невольно схватилась рукой за висок.
Как только пассажирка уселась, двери тут же захлопнулись, и автобус, кашлянув двигателем, начал удаляться от остановки.
— Как головка? Бо-бо? — раздался позади Аллы мерзкий блеющий голосок, от которого боль накатила с новой силой.
Алла слегка повернула голову и краем глаза заметила самодовольную гримасу. Женщина обняла соседнее с Аллой кресло и легла на него, как на подушку, повернувшись лицом к Алле.
— Что вы сказали?
— О! Слух уже начал пропадать? Отлично, значит, дело идет в нужном направлении.
Алла сделала вид, что не обращает внимания, и уткнулась лбом в стекло, но, к сожалению, не почувствовала ожидаемой прохлады.
— Молодец, что не долечилась. Всё правильно делаешь, — с каждым новым словом этой странной особы у Аллы сильнее начинала болеть голова.
— Что вы сказали? Откуда вы знае… — повернулась Алла к пассажирке и, увидев ее широкую пугающую улыбку, тут же отвернулась.
— Аллочка, ты можешь не прикидываться. Мы с тобой знакомы уже почти две недели. Я — твоя мигрень. Твоя температура, твое повышенное и пониженное давление, короче, всё, что ты там пыталась глушить аспирином, — прошептала женщина Алле на ухо. — Я — головная боль. А вон тот дядечка спереди ― знаешь кто?
Алла молча замотала головой. Не привыкшая к такому дерзкому нарушению личных границ, она чувствовала себя парализованной.
— Это, моя дорогая, его величество инсульт. Он пока на расстоянии, но скоро начнет приближаться, — игриво хихикнула женщина в плаще.
— Что происходит? Что вам нужно? — пропищала перепуганная до чертиков Алла.
— Мне? Дорогуша, мне ничего от тебя не нужно. Ты сама всё делаешь правильно. Не долечилась, да что там… Анализов даже не дождалась всех.
— Заткнись! — к Алле подсел какой-то бледный лысый мужчина болезненного вида. Он строго посмотрел на отпрянувшую от кресла Мигрень, но та, кажется, совершенно не восприняла его всерьез и продолжала что-то бубнить вполголоса.
— Чего вам? — спросила Алла, глядя испуганным взглядом на очередного незнакомца.
— Не удивлен, что ты меня не узнаёшь, — отрешенно вздохнул мужчина, теребя в руках билетик, — я ведь твой здравый смысл… Нас, тех, кто на твоей стороне, почти нет на этом рейсе. И ты совсем не обращаешь на нас внимания. Взять хотя бы иммунитет. Ты вообще заметила, что ему ужасно плохо? — мужчина кивнул через плечо.
Алла настороженно повернула голову и увидела на заднем ряду маленькое серое существо, забитое в угол и тихонько хныкающее. Иммунитет был таким слабым и жалким, что над ним издевались двое детей, сидящих рядом. Они били его руками и ногами и мерзко хихикали.
— Это твои хронические заболевания, на которые ты тоже не обращаешь внимания, но очень скоро они наберутся сил, вырастут и смогут быстро забить его до смерти, — сказал Здравый смысл с таким тяжелым выдохом, что Мигрень захлопала в ладоши от радости.
— Да что тут происходит?! — не выдержала Алла.
— Всё просто, — грустно улыбнулся Здравый смысл, — мы едем к твоей конечной станции…
— К какой еще конечной станции? — нахмурилась Алла.
— К той самой. Ты нас туда всех тащишь на своем автобусе «совести».
— Автобус совести? — до Аллы всё еще не доходил смысл происходящего, но она уже поняла, что на табло не просто так было написано «СОВЕСТЬская.
— Да. Ты со своей гиперответственностью и стыдом тащишь нас прямиком на тот свет.
После этих слов Здравого смысла, к Алле повернулись с передних рядов двое упитанных молодых людей: Стыд и Совесть ― и радостно замахали пухлыми ручками.
— Сдурели? Вы Гошины друзья-придурки с авторынка, что ли? Чего вы все несете?
— Это ты нас всех несешь в себе, дуреха, — снова вмешалась Мигрень и в очередной раз захохотала. Голова у Аллы разболелась еще сильнее.
— Но я не хочу на конечную станцию!
— А зачем тогда ты себя изнуряешь этой работой? У тебя же официальный больничный. Еще даже результаты анализов пришли не все, а ты уже на смену побежала, да еще и на ночную. Откуда, ты думаешь, тут Инсульт взялся? Он просто так не появляется.
Услышав свое имя, пожилой мужчина слегка повернул голову в сторону Аллы, и женщина заметила, что у старика слегка опущен краешек рта.
— Но я должна…
— Кому? — не отставал Здравый смысл, которого впервые за много лет слушали.
— Работать некому, а тут я еще с этим больничным, — снова завела знакомую пластинку Алла и уже готова была расплакаться. В этот момент вскрикнул Иммунитет, получивший по ребрам от одного из пассажиров.
— Алла, ты работаешь в гипермаркете. Это огромная сеть, ты кассир, а не генеральный директор, можешь понять? Твои жертвы никто не оценит, и никто не скажет потом спасибо, когда вон этот к тебе придет, — показал лысый на Инсульта.
— Но я же обещала… — продолжала сопротивляться уже не скрывающая слез Алла. Мигрень взялась гладить ее по голове и приговаривать:
— У кошечки не боли, у собачки не боли, а у Аллочки боли!
— Ал, ты ведь и мужу обещала отпуск. И детям обещала приехать к ним на праздники, и себе ты обещала отдых. Но эти обещания ты как-то легко забываешь ради своей совести. И ведь совесть — это хорошо, но не когда ею все вокруг пользуются, — наседал Здравый смысл. — Надо же о себе думать! О нем, в конце концов, — снова показал мужчина на забитое и измученное существо.
— Да я понимаю-а-а-ю! Я не хочу так работать, в следующем году буду искать другое место, обещаю, — взмолилась Алла, схватив Здравый смысл за руки и взглянув в его тоскливые глаза.
— Ал, ты ведь опять хочешь меня обмануть. И я поверю тебе, как всегда. Но остальных ты не обманешь, — поджал губы тот и отвернулся, отбросив руки женщины.
— Так что мне тогда делать?! Что?!
— Выдохнуть и думать о себе, а не о чужих проблемах.
— Это эгоизм! — запротестовала Алла.
— Это ― здравый смысл, — ткнул себя в грудь лысый, ни на что особо не надеясь. — Если не остановиться вовремя, то автобус наберет скорость и уже не остановится никогда…
Алла только сейчас поняла, что всю дорогу они едут без остановок, а Инсульт незаметно подбирается всё ближе. Он уже не напротив входа, а у первых от двери рядов.
— То есть мне просто уволиться?
— Можно просто настоять на том, чтобы тебе давали заниматься собой и своим здоровьем. А если откажут, то не бояться перемен. В конец концов, у тебя давно всё есть: жилье, муж, машина, все необходимые вещи, дети давно сами себя обеспечивают. К чему эти жертвы ― вообще не ясно ни тебе, ни кому-то из нас. Может, надо хотя бы на секунду сделать паузу и подумать, ради чего ты изнуряешь себя?
Наконец автобус начал сбавлять ход. В окне, среди черного, залитого дождем мира, Алла заметила сияющий, как новогодняя гирлянда, гипермаркет, который ждал с распахнутой пастью, когда Алла зайдет внутрь и растворится в его статистике, выручке, в его бесконечных кассовых отчетах.
Алла зажмурила глаза, а когда открыла, почувствовала в руке что-то тяжелое.
— Держи, не урони, — Гоша помог ей сжать пальцы на стакане с водой. — Пей аккуратно.
— Что? А где автобус?.. — Алла растерянно оглянулась по сторонам.
— Автобус? — муж приложил руку ко лбу супруги. — Может, скорую?
— Нет, не надо, — замотала головой Алла и залпом выпила воду, — подай мне телефон.
— Зачем? — нахмурился Гоша.
— Дай, говорю!
Тот послушно протянул смартфон, и Алла начала тыкать пальцем по экрану, а затем поднесла устройство к уху.
— Лен, я не могу сегодня выйти, мне плохо, я болею, у меня больничный.
— Ну ты же уже пообещала! Алла, так не делается, ты не мож…
— Лен, остановись, пожалуйста. Я думала, что смогу, но поняла, что нет. Так что не звоните мне, пока не оклемаюсь.
Голос Аллы был впервые в жизни таким твердым. Она даже не думала срываться в оправдания, как делала это обычно. На секунду возникла пауза.
— Ладно, хорошо, выздоравливай, найду кого-нибудь, — ответила Лена и сбросила вызов.
— Ну вот видишь! Я же говорю, решат там без тебя. Раньше же решали как-то.
— Гоша, не нуди, помоги мне лучше до кровати дойти. А завтра я буду спать до одиннадцати.
— А меня на работу утром собрать? — возмутился Гоша.
— Сам соберешься, не маленький, — ответила Алла.
«Молодец…» — раздался где-то внутри нее знакомый голос здравого смысла.
*Александр Райн*