Одним дарят подарки, а они этого даже не замечают...

Или не особо ценят. Повертят в руках и протянут пренебрежительно; мол, разве же это подарок? Подумаешь, семья есть. Подумаешь, здоровье. Оно так себе, кстати, среднее. Подумаешь,пальто купил или машину. Какой же это подарок, я же купил. Заработал деньги, потому что работа есть и здоровье. Подумаешь, Жизнь. Тоже так себе подарок. Это довольно тягостно и трудно - жить-то. Подарок - это миллиард долларов и дворец вроде Тадж-Махала. Ну, или что-то такое, я не знаю точно, но нечто масштабное и ценное. А это дрянь и пустяки…
А одной девочке много лет назад подарили подарок, она его на всю жизнь запомнила, навсегда. Ей было шесть лет. Маме пришлось отдать ее в интернат; они жили в деревне, мама решила завербоваться на северную стройку, потому что они с дочкой погибали в нищете. И маленькую Асю мама отдала в интернат в городе, чтобы пока обустроиться на новом месте. Это было давным-давно, тогда некоторым приходилось так поступать.
А в интернате Ася тяжело заболела скарлатиной. И ее воспитатель отвезла в детскую больницу и там оставила. Мама не могла приехать, Ася это понимала. Она тихонько лежала в палате и думала. Ни книжек, ни игрушек не было. Другие дети лежали с мамами или мамы к ним приходили в часы приёма. А кто к Асе придёт? Воспитательница? Никто. Она уже большая девочка и сама может справиться.
Ася вела себя очень хорошо, тихо и послушно. Сама умывалась, надевала застиранный халатик, наливала водичку, если пить хотела, помогала другим детям, если они плакали или боялись. И не жаловалась.
А вечером девочка смотрела в окно. Там горел фонарь и падал снег. Новый год приближался. Ася воображала, что под окном стоит ее мама. И тихонько воображаемой маме махала рукой. И не плакала, чтобы маму не расстраивать, хотя в горле был жгучий комок…
Новый год так и прошёл в болезни и в одиночестве. Другим детям мамы и папы подарили подарки, они рассматривали машинки и кукол, разворачивали конфетки. Ася увидела у себя на тумбочке большой красивый пакет - это тогда удивительная редкость была, красивый пакет с цветочками. Его кто-то по ошибке оставил у кроватки девочки. Ася не стала заглядывать в пакет; это же чужое. Это кому-то принесли подарок и по ошибке оставили на её тумбочке. Дед Мороз ошибся, надо все исправить! И девочка стала заглядывать в другие палаты и спрашивать: чей это пакет? Чей подарок?
Асю увидела тетенька-доктор, замотанная и неласковая. Ася у неё тоже вежливо спросила: чей это подарок? Она никак не может найти хозяина красивого пакета, а он, хозяин-то, может, ждёт и плачет. Может, Дед Мороз перепутал? Или чья-то мама? Пришла ночью в темноте и перепутала… Тетенька-врач сказала, что Дед Мороз приходил ночью, было дело, да. И ничего не перепутал, просто Асю будить не хотел. Положил подарок лично для неё, передал привет от мамы и пожелал выздоровления. Это асин подарок, раскрывай скорее пакет!
Ася обмерла от счастья. Ещё пакет не открыла, а дыхание перехватило... А потом увидела: апельсинка, конфетки, яблоко, орехи и фломастеры! Шесть цветов, фломастеры "Союз"! И альбом для рисования! Это был невероятный подарок, баснословно щедрый. Фломастеров у Аси никогда не было. И она тихонько пошла, счастливая-счастливая, рисовать рисунок для Деда Мороза. И для мамы. Мама же все равно приедет весной, а весна все равно наступит, так что надо приготовить подарок для мамы заранее - рисунок. И для Деда Мороза…
А тётенька-доктор погладила Асю по голове. Ася сама заплетала косички, вот по косичкам и погладила. И все стало иначе, все стало вполне выносимо и даже хорошо. Так всегда бывает, если подарили подарок: апельсинку и фломастеры шести цветов, которые скрипят, когда ими рисуешь…
Ася теперь и сама - немолодая тетенька-доктор. Много лет прошло, очень много. И много подарков подарили Асе; она всегда радуется и благодарит. И людей, и саму жизнь. Она ценит подарки и дарит их. Потому что возможность дарить подарки - это тоже подарок… Не все это понимают. И придирчиво рассматривают дары судьбы, пренебрежительно так. Сравнивают с чужими подарками. Жалуются, что мало… А кто-то просто смотрит в больничное окно, за которым падает снег и горит фонарь. И воображает, что к нему пришли. И тихонько машет рукой воображаемым близким, и не плачет, чтобы их не расстраивать...
Автор: Анна Кирьянова
"Вросла" в чужого мужа...
-Ленок, я весь только твой! На этот раз я не стал морочить тебе голову пустыми обещаниями о разводе и действительно развелся. Клянусь тебе, я только что вышел из ЗАГСа абсолютно свободным человеком. Сейчас поеду собирать свои вещи и через несколько часов я у тебя. С этой минуты, и на всю оставшуюся жизнь, я буду рядом с тобой. Сегодня будем отмечать. Я куплю по дороге бутылку вина, а ты приготовь что-нибудь вкусненькое, как я люблю. Ну, ты знаешь.
Сергей чмокнул в трубку и раздались короткие гудки. Он не дал Лене вставить ни слова. А она и не нашла бы, что сказать. А что тут скажешь? Почему-то, женщина сразу поверила, что Сережа не врет. На этот раз он действительно развелся. Дождалась, выстрадала свое счастье! Что же это получается? Поездку с подругой на море придется отменить? А ведь тур уже оплачен. Ладно, это все решится потом.
Лена положила телефон и пошла на кухню, по пути поправив сползший с дивана плед, прихватив засохшую чашку из-под кофе с журнального столика. Сережа любит порядок. У Лены и так всегда было чисто, но к приходу мужчины она наводила идеальную чистоту. С чашкой в руках она пошла на кухню. В прихожей скользнула взглядом по зеркалу и задумчиво задержалась, глядя на свое отражение.
Ей сорок пять. Наверное, большая часть жизни позади. Целых тридцать лет из этих сорока пяти она посвятила Сереже! Целую жизнь она посвятила этому, чужому мужчине. Лена смотрела в зеркало, замечая каждую морщинку. Вспоминала себя пятнадцатилетней девчонкой. Молодой, полной надежд на будущее. Именно в этом возрасте она встретила Сергея. И не одна она. С Леной была близкая подружка - Таня. Они со школы были вместе. В техникум поступили тоже вместе. И вместе влюбились в красивого однокурсника Сергея.Ему это очень польстило. Ещё бы! Две девчонки ходят за ним хвостом и заглядывают в рот. До окончания техникума он морочил им голову, не делая выбора и пользуясь вниманием обеих. Ходили везде втроём. На дискотеку втроём, гуляли по вечерам тоже втроём. Выглядело это странно, и над ними подшучивали. Но Серёжу, по всей видимости, всё устраивало. Он, может быть, так и продолжал бы быть основой неразлучной троицы, если бы не Таня.
Именно Татьяне неопределенность начала надоедать, и она приперла парня "к стенке", заставляя сделать выбор. А вот Лена этого выбора боялась. Для нее он был очевиден, как и для многих окружающих. Лена могла бы быть очень красивой. У неё были потрясающей красоты глаза, выразительные скулы и пухлые чувственные губы. Могла бы она быть красивой, если бы не одно «но». Огромный нос с горбинкой, на пол лица, сильно уродующий девушку. В школе её даже дразнили за этот нос. Всякое бывало. Мама говорила девушке, что нос дочка унаследовала от прапрадедушки, что был то ли армянином, то ли азербайджанцем. Елена давно смирилась.
Таню тоже красавицей нельзя было назвать. Внешность заурядная. Симпатичная, не более того. Семьи у девчонок были одинакового достатка. Крепкие середнячки, живущие по средствам.
Как и думала Лена, Сережа сделал свой выбор в пользу Тани. Когда они в первый раз пошли гулять вдвоем, Лена проревела весь вечер, чувствуя себя выброшенной из жизни. К тому времени Сережа стал для нее центром мира.Возможно, вполне возможно, что она проревелась бы и, со временем, успокоилась, если бы поздним вечером Сережа не явился к ней. Кинул камушек в окно второго этажа, прекрасно зная, что это окно комнаты Лены. Помахал рукой, стоя под фонарём и призывая девушку спуститься к подъезду. Она и спустилась, трясясь от вечерней прохлады и от волнения. Зачем он пришёл? Быть может, понял, что выбор сделал неправильно и дал понять об этом Тане?
Оказалось, нет. Серёжа Тане ничего не сказал, да и выбор свой менять не собирался. Он прижал Лену к стене пятиэтажки, горячо зашептал ей в ухо:
-Я хотел бы быть с тобой, но меня не поймут. Мне придется быть с Таней, но сердце мое принадлежит тебе, помни об этом.
После этого Серёжа жарко поцеловал Лену и исчез. Растворился в ночной темноте, оставив девушку страдать ещё больше.
А как было не страдать, когда ее позвали свидетельницей на свадьбу любимого человека? Эта свадьба стала самым тяжёлым испытанием в жизни Лены, самым тяжёлым и самым незабываемым. Она сидела недалеко от молодожёнов, налегая на алкоголь. Никогда в жизни девушка не была любительницей горячительных напитков, а тут пила всё, что ей наливали в рюмку. Казалось, так станет легче, отпустит эта боль, кромсающая её сердечко острыми ножницами.
Таня была очень красива. Никогда она так красива не была, как на своей свадьбе. Правильно говорят, что счастье красит. Она уже стала женой, смотрела на Сережу взглядом собственницы. А Лена пила. Пила и не могла напиться. Алкоголь ее не брал. Появилась тошнота. Может, тошнило от горя, от чувства собственной никчёмности. Теперь она точно осталась "за бортом", ненужная Серёже.
Лену пригласил на танец свидетель. И она, собиравшаяся уже отказать парню, внезапно поймала на себе ревнивый взгляд жениха. Серёжа следит за ней и не выпускает из своего поля зрения. Вот, значит, как? Девушка тут же кокетливо подала ладошку свидетелю и пошла танцевать, чувствуя на себе недовольный Серёжин взгляд. Ему было не всё равно!
Сергей это доказал, выцепив Лену в коридоре, возле женского туалета. Оглянулся по странам, схватил её за руку и потащил куда-то. В конце коридора была узкая, неприметная дверь в подсобное помещение. В маленькой комнатушке стояли ведра, швабры и различные средства для уборки. Туда Сережа и затащил Лену и там случился их самый первый раз, который Лена никогда не сможет забыть. Маленькая комната с грязными тряпками и запахом хлора. Никакой романтики, только животный инстинкт.
Но Лена любила. И запах хлорки стал для неё запахом счастья на долгие годы. Из подсобного помещения она вышла другим человеком. И без того красивые её глаза сияли так, что аж слепило. Пьяненький свидетель крутился возле Лены до самого конца свадьбы, абсолютно не замечая уродующий девушку нос. Вот что мешало тогда Лене закрутить с ним, или с кем-нибудь другим? Были же парни, не замечающие её нос и видевшие только глаза. Ещё как были! А Лена будто с ума сошла. Она жила Серёжей. Жила от встречи до встречи.
После свадьбы Таня будто почувствовала что-то и прекратила с Леной всяческое общение. Перестала звонить, приходить и к себе не звала. Зато Сергей прибегал к Лене регулярно. Иногда раз в неделю, иногда раз в месяц. Этого ей было достаточно, чтобы не смотреть по сторонам и не видеть больше никого.
Чувствовала ли она себя предательницей по отношению к подруге? Конечно, чувствовала! Её грызла вина и заставляла давать себе обещания не встречаться с ним больше. Давать обещания, которые не смогла сдержать. Их встречи происходили по-разному. В дешёвых гостиницах, в свободных квартирах знакомых Сергея, которые он называл "хатами". Это всё было "грязно" и Лена прекрасно это понимала.
Так происходило до того времени, пока родители Лены не забрали ее бабушку к себе и не позволили Елене жить отдельно, в освободившейся квартире. Хорошей двухкомнатной квартире, в которой она, кстати, живет до сих пор.Вот тогда все стало совсем по-другому. Сережа приходил без предупреждения, как к себе домой. Он и чувствовал себя у Лены, как дома. Когда беременная первым ребенком Таня лежала на сохранении, Сергей на неделю к Лене переехал. Для девушки это было счастьем. С работы она бежала бегом, чтобы успеть "вылизать" до идеального блеска квартиру и приготовить к ужину что-нибудь интересное. Она готова была каждый день радовать Серёжу изысками из кулинарной книги. В бесчисленном количестве лепила пельмени и манты, которые он обожал. Ей казалось, что у неё есть семья. Почти семья...
Таня родила, и вместе с этим к Лене пришло осознание, что теперь-то точно она не имеет права лезть в чужую семью и лишать ребенка отца. Она не была бессовестной сте.р.вой, готовой на все. Появилась у Лены новая близкая подружка, с которой вместе работали. Попили они как-то вина и написала Лена Сереже, чтобы он больше к ней не приходил, и что между ними все кончено.
Он, конечно, прибегал, стучался в дверь, пытался выяснить отношения. Лена сидела в квартире, крепко сжав зубы, вытирая слезы отчаяния, и не открывала. Нельзя! У него там ребенок! Он чужой, и ей принадлежать не будет никогда!
Через несколько месяцев Лена вышла замуж. Можно сказать, что за первого встречного. Думала, стерпится-слюбится. Даже сына родила, а чувства так и не пришли. Это был скучный брак, больше похожий на дружбу. Он, может быть, и любил, а Лена притворяться не смогла. Как можно притворяться, когда думаешь все время о другом? В самые "близкие" моменты представляешь на месте мужа другого человека. Брак закончился тогда, когда Лена нечаянно назвала мужа Сережей. Назвала в тот самый момент...
Муж резко отстранился и обыденным тоном сказал:
-Давай разведемся. Я так больше не могу. Уж не знаю, кто этот Сережа, но я будто ощущаю все время его присутствие рядом с тобой. Сын мой, от него я отказываться не собираюсь. Буду платить алименты, помогать чем смогу.
-Хорошо, - буднично согласилась Лена.
Муж обещание сдержал. Алименты платил, сына на выходные забирал. Лена до сих пор осталась с ним в дружеских отношениях, хотя сын год назад женился и живёт отдельно.
После развода Серёжа вновь вошёл в жизнь Лены. Он следил за ней и появился сразу, как съехал бывший уже муж. Да что там говорить, если её сын давным-давно воспринимает Сергея как отчима, даже зная, что мужчина женат.
Жизнь не была спокойной. Были бурные всплески и затишья. Когда Лена в сотый раз собиралась расстаться с Сережей, он обещал развестись. Клялся и божился, что скоро это сделает. Что Таня ему надоела и сердце его принадлежит только Лене. Один раз, по его словам, он даже заявление на развод подал, и тут оказалось, что Таня вновь беременна. Сережа пришел, грустный, развел руками.
-Лен, вот как я сейчас ее брошу? Я буду последним мерзавцем, если я сделаю это в такой момент. Прерывать беременность уже поздно. Как я буду выглядеть в ЗАГСе, разводясь с беременной женой? Пусть она родит, а потом уже, потом...
-Естественно, когда Таня родила вторую дочку, было не до развода. Девочка, якобы, родилась болезненной. Да и вообще, много всяких причин у Сережи было. Лена уже особо не надеялась. Да и, честно говоря, она никогда не настаивала на разводе. Она лишь хотела порвать эту болезненную связь. И сама понимала, что слишком крепко "вросла" в этого мужчину. Всем сердцем в него вросла!
Лене сейчас сорок пять, а когда ей было лет тридцать шесть, как-то вечером раздался звонок в дверь. Она подумала, что это пришел Сережа, и хотела открыть не глядя. Но что-то заставило ее посмотреть в глазок и вздрогнуть, увидев на площадке Таню.
-Открывай, - сказала бывшая подруга, - не бойся, драться не полезу.
-А чего тебе со мной драться? - притворно улыбалась Лена, сдерживая внутреннюю дрожь. - Мы столько лет с тобой не виделись. Обниматься надо, а не драться.
Таня криво усмехнулась. Вошла в прихожую. Как каменное изваяние застыла на месте.
-Не лицемерь, Лен, я все знаю. Знаю уже не первый год. Да я еще на нашей свадьбе видела, как он смотрел на тебя во время твоего танца со свидетелем. Не буду скрывать - я следила за мужем. Знаю, все знаю. И столько лет терплю.Все надеюсь, что он одумается. У нас же дети...
Лене хотелось провалиться сквозь землю. Так ей было стыдно, как не было никогда в жизни.
-Прости, - только и смогла прошептать она. - Прости меня, Таня.
-Такое не прощается, - мотнула головой Татьяна. - Не прощается. И все-таки, я пришла тебя просить. Оставь моего мужа в покое. Если хочешь, я на колени перед тобой встану. Только отстань от него!
-Да разве ж я его держу? - с горечью вскрикнула Лена. - Не держу, но и отказаться не могу. Это сильнее меня.
Таня не сдержалась. Начала орать, ругаться грязно, цинично. Все, о чем молилась в тот момент Лена, чтобы сын-подросток из своей комнаты не услышал этой безобразной ругани. А мальчик все слышал. Слышал, но матери слова не сказал. Сказал он гораздо позднее, став уже взрослым и начав встречаться с девушкой.
-Мам, я не против дяди Сережи, но никогда не понимал, зачем ты с ним. В детстве я все время думал, что вот-вот он переедет к нам навсегда, и ты постоянно будешь счастлива. Теперь я знаю, что этого никогда не случится. Мам, я, возможно, скоро женюсь и перееду от тебя. Не хочу, чтобы ты оставалась одна. Ты же у меня еще молодая и красивая. Почему ты никогда не рассматривала других мужчин, кроме дяди Сережи?
-Красивая, это сильно сказано, сынок, - неловко улыбнулась Лена, чувствуя себя очень неуютно. Взрослый сын ведет взрослые разговоры.
-Вот, я так и знал! Ты не чувствуешь уверенности в себе. У тебя низкая самооценка. Это всё из-за твоего носа. Мам, я люблю тебя и такой, но хочу, чтобы ты сделала пластическую операцию. Ты сразу посмотришь на мир другими глазами. Самооценка повысится и, может быть, ты пошлёшь уже дядю Серёжу куда подальше.
-Что? Какая ещё пластическая операция под старость лет? - засмеялась Лена. - Это же деньжищи огромные.
-Не такие уж и огромные, ма, я узнавал. Большую часть денег я сам тебе дам. Я копил, когда подрабатывал.
Лена смеялась, отмахивалась, а сын все не отставал. И вот ей сорок пять лет. Сын с женой живут отдельно, а она смотрит на себя в зеркало и удивляется, какая же она теперь красивая. Да, морщинки, да, уже не девочка, но глаза все так же красивы. Без этого уродского носа ее лицо стало выглядеть совсем по-другому. Сын все-таки убедил маму сделать пластическую операцию. Когда отеки спали, и он увидел ее в новом обличье, присвистнул.
-Мам, да ты у меня красотка! Ты только посмотри на себя. Сегодня мы идем в ресторан. Пусть все вокруг увидят, какая у меня молодая и красивая мама.
Лена и сама себя такой почувствовала. Может быть, до этого у нее реально была низкая самооценка. Все возможно. Однако, теперь она часто ловила на себя мужские взгляды, получала комплименты. А Сергей будто "с катушек слетел". Он почему-то обиделся на нее за эту пластическую операцию. Психовал, ругался. Тем не менее, стал чаще бывать. И надо же, развелся с Таней!
Тридцать лет! Тридцать лет жизни она посвятила этому человеку. Полноценная жизнь прошла мимо. Казалось бы, сейчас она должна прыгать от радости. Любимый мужчина развелся и готов остаток жизни провести с ней. А радости не было, только досада.
Лена смотрела на себя в зеркало и думала, что Сережа никогда ее не любил. Ему было просто удобно держать двух женщин возле себя. Это льстило его самолюбию. Если бы он ее на самом деле любил, он бы женился на ней, наплевав на недостаток внешности. Да и, в конце концов, можно было сделать эту пластическую операцию гораздо раньше. Вот сын же заметил, что у мамы из-за этого низкая самооценка и накопил деньги, да еще и заставил ее сделать это.
Лена смотрела в зеркало и вдруг начала смеяться. Смех перерос в хохот, а хохот в истерику. Сорокапятилетняя женщина внезапно поняла, что Сергей ей больше не нужен. Не хочет она, чтобы он жил здесь. Не хочет заботиться о нем, готовить разносолы, стирать его рубашки и носки. А хочет поехать на море с подругой. Хочет отдыхать, купаться, пить по вечерам вино в уютном кафе на набережной и наслаждаться жизнью. Неважно, сколько ей лет и что ждет впереди. Главное, что не было больше в ее жизни Сергея. Не было никогда!
Лена вытерла выступившие от истерического хохота слезы и вернулась к лежавшему на журнальном столе телефону. Позвонила Сереже и заговорила абсолютно спокойно.
-Ты не приезжай. Я с подругой на море улетаю. А ты вообще никогда больше не приезжай. Не надо на меня кричать, Сереж, - поморщилась Лена. - Что значит, ты развелся из-за меня? Я хоть раз тебя об этом просила? Вспомни. Хоть один единственный раз слово "развод" звучало из моих уст? Нет, я никогда тебя об этом не просила. Поздно тебе было разводиться уже после рождения первой дочки. Поздно и ни к чему. Не приезжай ко мне больше. Я всё равно не открою. Прощай, Серёжа.
Автор: Ирина Ас
Художник Марк Келлер
- Ой, вы видели, девчата, женщина-то, какая у нас в палате? Пожилая уже…
- Да, седая совсем. Наверняка, внуки имеются, а всё туда же – рожать, в её-то возрасте…
- У меня мать явно моложе неё. Интересно, а мужу её сколько лет?
- Молчаливая она, угрюмая. Ни с кем не общается.
- Неловко ей, вот и не общается. Мы ей все в дочери годимся. Я даже не знаю, как к ней обратиться. Антонина её вроде зовут. Но лучше, наверное, по имени и отчеству… - в палате родильного отделения началось бурное обсуждение, когда одна из будущих мамочек ненадолго вышла из палаты.
Судьба Антонины была тяжёлой. Когда Тоне было четыре года, вся её семья заболела тифом. Тонины мать, отец, годовалый брат и дедушка с болезнью не справились. С тех пор Тоню воспитывала бабушка Марфа, женщина строгая и властная, любви девочка не знала.
Тогда, в сорок первом году, Тоне и Вите по тринадцать лет исполнилось. Жили они в разных деревнях, приехали в райцентр работать на завод, работников не хватало. Там же, при заводе, они и жили, там и познакомились. С тех юных лет они трудились, не покладая рук, наравне со взрослыми.
В пятнадцать Витя рвался на фронт. Тоня, бойкая девчонка с огненно-рыжими волосами, была готова ехать с ним, но их не взяли. В тылу, мол, от вас гораздо больше пользы, таких работников ещё поискать...
В восемнадцать Тоня и Витя расписались, свадьбу не играли. Тяжёлые годы были, послевоенные, не до торжеств. Тоня, к огромному недовольству своей бабушки, переехала к мужу. Их деревни были расположены в тридцати километрах друг от друга.
Через год родился сын, названный Василием. Молодые родители были счастливы, в семье царила идиллия. В их юные годы столько лишений выпало на их долю, они заслужили, выстрадали это счастье. Только было оно недолгим…
Шесть лет Васе исполнилось. Тоня с мужем, по-прежнему, жили душа в душу, завидовали им в деревне. Виктор печником трудился, его печи славились на всю округу.
Виктора позвали выложить печь в соседнюю деревню, которая располагалась на другом берегу реки. Виктор взял Васю с собой, Тоня была на работе. Февраль. Мороз стоял крепкий, пошли по реке.
Виктор нёс тяжелый ящик с инструментами, работал он всегда только своими, чужие инструменты принципиально не признавал. Вася весело резвился и мало слушал отца, который просил его идти рядом с ним. Когда до берега оставалось каких-то метров двадцать, мальчик угодил в полынью, припорошенную снегом. Виктор бросился спасать сына, но…
Поседела Антонина ещё тогда, в свои двадцать пять, когда потеряла мужа и сына. Жить в доме, где всё напоминало о них, Тоня не смогла и вернулась в родную деревню, к бабушке Марфе. Тоня полностью замкнулась в себе, жизнь потеряла всякий смысл. О создании новой семьи даже не помышляла.
Антонине недавно исполнилось сорок три. На рождение малыша в таком возрасте, да ещё без мужа, Тоня решилась осознанно. Она прекрасно понимала, какие трудности ей предстоят, но одиночество страшило её гораздо больше предстоящих трудностей.
Деревушка, где коротала свой век Тоня, была отдалённой, добраться до неё было не так просто. Стоял февраль, опасаясь, что помощь может не подоспеть вовремя, женщина поступила в роддом заранее. За здоровье малыша она очень переживала, возраст всё-таки…
С утра Тоня была сама не своя и ходила тенью по больничным коридорам: ровно восемнадцать лет назад она потеряла любимых мужа и сына. Нет, время её не вылечило, боль не утихла.
Роды случились стремительные. Тоня родила здорового мальчика, назвала Дмитрием. Она всегда помнила, как Вася мечтал о брате.
- Купите мне братика, - просил он. – Мне папа столько игрушек сделал! Я буду с братиком играть.
- А как ты братика назовёшь? – спрашивал отец.
- Митькой!
- Ну, значит, будет Дмитрием! – сиял Виктор, переглядываясь с Тоней.
Тоня на тот момент была беременна, Виктор, конечно, об этом знал. Васе решили до поры до времени не говорить. Когда погибли муж и сын, Тоня, от пережитого, ребёнка потеряла.
И вот теперь родился Дмитрий, как мечтал Вася. Да ещё и в день Васиной гибели…
Возвращение из роддома Тони с младенцем было встречено нескрываемым недовольством бабки Марфы.
- Ну, что ты опять плачешь, счастье ты моё? – ласково приговаривала Тоня, успокаивая сынишку.
- Тьфу ты… Постыдное это, счастье твоё, - ворчала скрипучим голосом Марфа. – Вся деревня, небось, обсуждает позор твой. Я уже неделю нос на улицу не показываю. Сразу ведь расспросы начнутся. А, что я людям скажу? Что с ума спятила внученька моя престарелая?
В деревне, конечно, судачили долго. Ничто не волновало деревенских сильнее, чем незамужняя Тоня сорока трёх лет от роду и её новорождённый сын.
Пилила бабка Тоню нещадно. Но за год Марфа, вполне бодренькая для своих лет старушка, резко сдала, вскоре её не стало. Горевала Тоня, несмотря ни на что, все-таки, бабка её вырастила...
Вырос Дима настоящим красавцем. Высокий, кареглазый брюнет, он был совсем не похож на свою маму, которую нежно обожал.
В семьдесят лет Тоня стала бабушкой. Дима, узнав о рождении дочери, вместе с матерью поехал к роддому. Его жена, Света, лежала на первом этаже.
- Света, Светуль, - кричал счастливый отец. – Покажи дочку!
Света подошла к окну, держа на руках малышку. Тоня счастливо улыбалась, смахивая слёзы.
- Ух ты! Мама, она рыженькая! Смотри, как на тебя похожа…
Автор: Ася
— Знaчит, так, — мaльчик поeрзал в крecле, уcаживаясь поудобнее. — У моeго отца еcть другaя семья. Там моя сестренка, ей года четыре, как я понимаю. Мамa делает вид, что об этом как бы не знает. Но та женщина все ждeт, что отец уйдет к ней, потому что он, по всей видимости, обещал. И инoгда ставит вопрос ребром. Тогда он срывается из дома и едет ее угoваривать. Иногда даже ночью. У нас в семье это называется «ЧП на объекте». Но воoбще-то он не уйдет, я так думаю, просто будет ей и дaльше голову морочить. У моего млaдшего брата ДЦП, oни как-то с мамой к вам приходили, но вы, наверное, не пoмните. С головой у брата все в порядке, он во втором классе учится и в компьютерах уже здорово шарит. А вот с нoгами-руками — не очeнь. А мама все думает, что где-то есть такое лекарство или еще что, чтoбы его совсем вылечить. Она его на лошадях вoзит, потому что это срeди дэцэпэшникoв считается самый писк, и копит деньги, чтобы поехать в Крым к дельфинам. А Ленька лошадей боится и падает с них. А про дельфинов он мне сразу сказал: вот там мне и конец придет — сразу утону. И еще они к колдунье ездили в Псковскую область, она с Леньки порчу снимала. А у бабушки рaк, и она все время от нeго лечится — иногда в больнице, а иногда наpoдными средствами…
— А ты? — спросила я.
— А я чешусь все время, и в шкoле двойки, — с готовностью сообщил мальчишка. (Нейродермит между пальцами и на шее я разглядела еще прежде). — Что вы мне пoсоветуете? Кaк мне все исправить? И вообще, это возможно?
— Не знаю, — чeстно призналась я. — Наверное, нeльзя. Как нельзя до конца вылeчить ДЦП у твоего брата.
— И чего, я тогда пошел? — он привстaл в кресле.
— Ага, только я тебе сначала расскажу истoрию про вызывателя дождя.
— Хорoшо. Я люблю истории, — он поскреб шею ногтями и приготовился слyшать.
— Случилась онa давно, еще когда был СССР. Один мой знакомый китаист был с кoллегами в Китае в командировке; изучали меcтные обычaи. И вот однажды им звонит китайский коллега: «В одной провинции уже четыре меcяца не былo дождя. Гибнет урожай, людям грoзит голод. Три деревни собрали последние деньги и решили привезти из другой провинции вызывателя дождя. Вам, наверное, будeт интересно посмотреть на него. Только учтите: я вам ничего не говорил, потoму что коммунистическая партия Китая колдовство решительно не одoбряет».
Ученые, конечно, воодушевились, срочно придумали какой-то этнографический повод и отправились по указанному адресу. Приехaли в деревню, и в тот же день туда привезли вызывателя дождя — маленького сухонького старичка-китайца. Он запросил себе хижину на отшибе деревни и чашку риса в день. А с нашими учеными разговаривать наотрез отказался. Стaршина деревни сказал: сейчас заклинателю нужно сосредоточиться, подождите, пока он выполнит свою работу. Можете пoка пожить у меня дома.
На третий дeнь пошел дождь. Старичок взял свои (огромные по местным меркам) деньги и засобирался в обратный (весьма неблизкий) путь. Стаpшина опять передал ему просьбу ученых. На этот раз заклинатель согласился уделить им немного времени.
— Расскaжите, как вы вызвали дождь, — сразу, чтобы не терять времени даром, спросил старичка мой знакомый. — Навeрное, существует кaкой-то спeциальный обряд? Он передается по наслeдству?
— Вы с ума сошли?! — изумился старичок. — Я вызвал дождь? Я что, маг? Неужели вы могли подумать, что я, в своем ничтoжестве, могу управлять могучими стихиями?!
— Но что же тoгда вы сделaли? — обескуражено спросили китаисты. — Ведь дождь-то идет…
— Никто не может изменить никого, — назидательно подняв палец, сказал старичок. — Но каждый может управлять собой. Я, скажу без ложной скромности, достиг некоторых вершин в этом искусстве. И вот я приехал сюда, в правильном, гармоничном состоянии, и увидел, что здесь все неправильно. Нарушен порядок вещей, гибнет урожай, люди в отчаянии. Я не могу этого изменить. Единственное, что я могу, — это изменить себя, то есть стать неправильным, присоединиться к тому, что здесь происходит. Именно это я и сделал.
— Ну, а потом? Откуда дoждь-то?
— Потом я, естеcтвенно, работал с cобой, возвращая себя обратно в правильное состояние. Но поскольку я был уже един со всем прочим здесь, то и оно вместе со мной, постепенно, с некоторой инерцией, но вернулось на правильный путь. А правильным для этой земли сейчас является ее орошение. Вот поэтому и пошел дождь. А вовсе не потому, что я его «вызвaл»…
— Но eсли все так просто, почему же вы взяли за это такие большие деньги? — спросил один из ученых. — Крестьянам пришлось буквально продать последнюю рубашку, чтобы заплатить вам…
— Потомy что я уже старый и немощный человек, а когда я присоединяюсь к дисгармонии, мне становится так же плохо, как и всему вокруг. Добровольно перейти из правильного состояния в нeправильное — стоит очень дорого, — вызыватель дождя знаком показал, что аудиенция окончена.
В тoт же день он уехaл обратно в свою деревню, а ученые отправились в Пекин.
Мальчишка дoлго молчал. Потом спрoсил:
— Нo вы ведь не просто так мне это рассказали? Вы думаете, что я…
— Имeнно. Причем тебе даже не надо, как старому китайцу, присоединяться и загонять себя в общую дисгармонию. Ты со своими двойками и почесушками уже там. При этом это все не твое лично, так как ты умен — так рассказать о семье в твоем возрасте может далеко не каждый — и, судя по медицинской карточке, которую ты мне принес, в общем cовершенно здоров.
— И как же мне cамому вернутьcя в «правильное coстояние»?
— Упорно и даже фанатично делать все то, что ты сам внутри себя считаешь правильным, но до сих пор не делал.
Мальчик пoдумал еще.
— То eсть учить до посинения уроки, — нерешительно начал он. — По утрaм — гимнастику себе и Леньке, потом обливаться холодной водой и Леньку обливать, не есть чипсы, держать ту диету, которую дерматолог советовал, после школы с Ленькой в парке на велосипеде (он на велике ездит лучше, чeм ходит), не считать всех в классе придурками и найти в них достоинства, как мама советует… И вы думаете, это поможет?
— Есть такая простая вeщь, как эксперимент, — пожала плечами я. — Попробуй на прaктике, и все станет ясно. Не догонишь, так согреешься…
— А сколько надо прoбовать?
— Ну, если считать, что китаец тренировался лет 50-60, и у нeго ушло три дня, а ты только начинаeшь… Думаю, для начала надо взять три месяца, а потом оценить промежуточные результаты и либо уже забить на все это, либо продолжить… Стало быть, получается, что ты придешь ко мне с отчетом сpазу после лета, в начале сентября. Хорошо?
— Ага, — сказал oн и ушел.
Я о нем помнила и искренне переживала за его успех. В таком возрасте что-то последовательно делать несколько месяцев подряд без всякого контроля со стороны очень трудно. Сможет ли он?
Он записался на вторoе сентября.
— Лeнька! — сказал он мне с порога. — Мама думает, что это лошади помогли и лекарство из Германии. Но мы-то с ним знаем… Я ему про китaйца рассказал. Он понял, он у нас умный.
— Отличнo! — воскликнула я, подумав, что закалка, тренировки на велосипеде и внимание старшего брата просто обязаны были заметно улучшить состояние маленького брата. — А еще?
— А еще бабушка: врач сказал, что нее хoрошая ремиссия, и он ее как минимум на гoд отпускает.
— А ты?
— Я год всего с двyмя тройками закончил, а папа недавно сказал, что он и не заметил, как я вырос, и, может быть, ему есть чему у меня поучиться. Напримeр, на диете сидеть (руки были чистыми, это я заметила прямо с порога, но летом ведь всегда улучшение)… Так что же, получается, эта китайcкая штука и вправду рабoтает?!
— Конечно, работает, — твeрдо сказала я. — Развe ты сам не доказал этo?
Автор: Катeринa Мypашoва
-ОЙ,ВАСЬ ! НУ ЧТО ТЫ, ВАСЬ !
- Ой, что ты , Вась, не надо, Вась, а вдруг я того, залечу ?
- Куда ты залетишь ? Тебе лет уже сколько? Отзалетала поди, давай, приходи, ждать буду!
Покраснев как в молодости, поспешно прошептала :
- Ладно, приду, как стемнеет.
- Смотри, Люся, не подведи ! Я долго ждать не буду, ночи уже прохладные, боюсь заболеть.
- Ну вот, я же потом и виновата буду. Что на этом сеновале делать ? Чать, не молодые уже...
- Что ты за баба, никакой романтики в тебе. Иди, да причипурься по такому случаю. Не кожен день на свидание
бегаешь ! Ряднину прихвати !
- Ага, разбежалась ! Вона, тулуп дедов в пристройке висит, его бери и дуй. Смотри, Васька, ежели увижу без цветов- развернусь и уйду !- пригрозила .
- Тьфу ! Где я тебе в таку пору цветами разживусь ?
- А это не моя забота. Но я без цветов на сеновал ни шагу.- И, подхватив подойник, скорым шагом пошла к сараюшке, где заждалась Зорька.
- Вот баба ! Чего удумала - цветы ей неси. И где мне их брать, цветки эти ?!- сокрушался дед Василий, надевая чистые портки и рубаху.
"Ну ничего, ничего, я цветов-то найду, а вот придешь ли ты, или как в юности будешь копытом бить, строптивая моя !". Идя к сеновалу, вспомнил, как им сладко было, как пахла чабрецом трава, скошенная и уже подсохшая, сложенная в копенку рядом с садом и как покойный ныне дед Трофим застукал их за этим делом, по ошибке приняв за воришек, любителей поживиться колхозным добром в ночное время. Ох и летели они из это копны, только Люськин белый подол в темноте сверкал как путеводная звезда ! Дед вслед хохотал и что-то кричал, а они опомнились только у ее двора и он, разгоряченный, впопыхах сказал:
- Все, будя ! Завтра пойдем в сельсовет. Что это за любовь на ходу ?
- Это ты меня замуж зовешь , что ли ?
- Что ли ! Иди спать. Завтра приду свататься.
Прожили жизнь, можно сказать, хорошо. Детей вон подняли, троих на сене-то , под чабрец, наклепали в первые же годы. Так сыны, под материн-то сказ, тоже своих там же наделали. Дед вспомнил, как в детстве Петька спрашивал : где меня нашли ? А мать со смехом отвечала :
- В копёшке, где же еще ? Сено сочное, душистое, вот ты сидел и нас с папкой поджидал !
В общем, в копёшке -то этой еще двоих нашли. Славку да Женьку. Здоровые уже оболтусы, своими домами живут, но мать с отцом не забывают. С этим у Трофимовых строго: батя и по шеям может надавать под горячую руку!
Старились с супружницей на пару. И на работу и с работы вместе. Он без нее за стол никогда не присел, что в дом принесет- на всех поделит. Без шума и драк прожили. С уважением и любовью, с шутками да прибаутками. Люся - та все больше шумела и ругала,чтобы был серьезнее, чать, не мальчик, а он только посмеивался :
- Ну что ты за женщина такая, Люсенька ! Ежели человек живет с улыбкой, разве это плохо ? Ну посмотри вон на Федоровых: что ни день- драка, что ни день- слезы. Что за жизнь ? А у нас ? Дай Бог каждому !
Жена только улыбнется в ответ и, задумчиво глядя на соседский двор, скажет :
- И то правда ! Чего людям не живется в мире да согласии?
А тут вдруг Василий все чаще стал вспоминать как им хорошо было в молодости. С женой своим сокровенным не делился- боялся, на смех поднимет, скажет : уймись, старый ! А он себя стариком не считал. Подумаешь, всего-то семьдесят набежало! Его деду вон под восемьдесят было, а он теток щупал, правда, как там с остальным дело было Васька не знал, но помнил, как тот, посмеиваясь, говорил: всех женщин не перепробуешь, но к этому , внучек, надо стремиться !
Наследник по стопам деда не пошел, ему вполне хватило жены, а вот сейчас, подумать только: втемяшилось в голову невесть что. Захотелось вспомнить любовь на сеновале со своей ненаглядной Люсенькой. И так он обдумывал, и сяк, как же к ней подступиться с этим предложением, ведь уже годков пять как спят на разных кроватях, а тут-на тебе ! Свидание ! С далеко идущими последствиями ! В общем, мучился так Василий с неделю, все обхаживал жёнку свою: то обнимет вроде как невзначай, то в щечку клюнет ни с того, ни с сего, а тут вечером пришел с фермы, дежурил он там два дня в неделю , и говорит : в клуб кино привезли, пойдем ?
- С чего это ты супружник, ко мне шибко внимательный стал ? Не случилось чего?
- Ни Боже мой ! Так пойдем в кино али дома у телевизора вечер скоротаем ?
- Пойдем, насидимся ишо дома-то, старость впереди...
И тут, после сеанса, осмелел дед и вовсе.
- Люсь, я тут чего подумал. Ты приходи завтра на сеновал.
- Ой не могу ! Держите меня, люди добрые! Он еще помнит, как это слово называется! На сеновал ! Отсеновалили, поди ! Лет нам сколько, не забыл ?
- Чего ты смеешься ? Я серьезно. Так мол и так, хочу вас, дражайшая Людмила Лукьяновна, пригласить на свидание с собственным мужем !
Вмиг посерьезнев, Люся прошептала :
- Ладно, приду как стемнеет.
Оборвав все цветы со стоявшей в горнице герани и спрятав их за пазуху, Василий вышел из дому и, прихватив висевший в сенях старый тулуп, направился к сараю, в котором томилось заготовленное с лета душистое и мягкое сено. Пристроив букет в неизвестно откуда взявшийся горшок, постелив тулуп, растянулся во весь рост и, улыбаясь в предвкушении наслаждения, стал ждать.
- Ой, что ты, Вась, не надо, Вась... Васенька, прямо сейчас, что ли ? Ой, мамоньки!..
Лана Ковалева. Все права защищены.
Деревенька..
Как-то в один из апрельских вечеров Мария Ивановна сидела одиноко у подъезда своей многоэтажки, и вдруг почудилось ей, что откуда-то сверху прокрякала утка. Старуха осторожно подняла вверх глаза. У балкона второго этажа на скворечнике сидел, блестя чёрным атласом оперения, скворец.
— Батюшка ты мой! — удивлённо-радостно прошептала Мария Ивановна.— Да откуда ты взялся?! Не из моей ли деревеньки за мной прилетел?! Столько лет не слышала!.. Не замечала, поди, в суете-то сует. Скворец испуганно пискнул и улетел с хриплыми вскриками. И эта вольная птаха разбередила окончательно её душу.
Мария Ивановна зашла в дом, прошла в свой закуток, который служил ей и спальней, и гостиной, а двум выпестованным здесь внучкам заменил целый детский садик, стала выдвигать ящики старенького комода и выкидывать из них на пол всё подряд. Таня, заглянув к ней на шум, спросила недоумённо:
— Чего это ты, мама? Будто базар открыла! Потеряла что?
Старуха, прекратив потрошить комод, опустилась рядом на скамеечку, стала оглядывать разбросанные пожитки — всё, что осталось у неё своего личного после полувека трудовой жизни,— и некоторое время морщила лоб, что-то вспоминая, а вспомнив, заулыбалась радостно: — Душу ведь, холера, перевернул, ровно во хмелю сделалась... Давно в душе эту тоску носила, а тут...
— Старуха замолчала, глядя на дочь блестящими глазами с крупными слезинками по уголкам.
— Решилась всё же, дочка, съездить, посмотреть на свою родину, побыть там сколь можно... Сорок лет ведь только во сне и видела! А тут как кольнуло: умру ведь скоро... Не два же века мне отпущено.
— Теперь мне только и поездить. Сына твоего подняла.
Здоровье ещё пока есть...
Может, все — ты, я, Константин — вместе со мной в деревню, а?!
— Старуха с загоревшейся надеждой в глазах смотрела на дочь.
— А что? можно! — неожиданно согласилась Таня.— У нас с Костей скоро отпуск... Но,— Таня пошевелила в раздумье бровями,— это куда ехать?.. Я ведь ничего не знаю, не помню твоих рассказов...
— В Челябинскую область.
— На Урал?!
— Таня заводила по потолку глазами.
— Теперь уж, поди, городок,— сказала Таня.
— Такие стройки идут! Новые города как грибы растут.
— А что?! Из нашей деревни красивый бы городок получился,— согласилась Мария Ивановна .
— На взгорье стоит. У реки.
— Старуха замолчала, глядя на дочь восторженными глазами.
В тот же день Мария Ивановна обежала несколько магазинов, приискивая себе удобный дорожный чемодан. Ничего подходящего не нашла. Решила взять свою старую хозяйственную сумку — не форсисто, но удобно.
Положила в неё смену белья, немного продуктов. Хотела туфли про запас, но вспомнив про деревенскую грязь, взяла резиновые сапоги. Потом долго сидела в своём закутке над сумкой, прикидывая, что ей ещё понадобится в поездке. Кроме денег, решила, больше ничего и не надо. За каждым углом не магазин, так шаурма.
«Гостинцев бы каких подружкам...
— Она не сомневалась, что встретит их, не всех, разумеется, но есть же ещё которые... Узнать, наверно, трудно будет... может, и совсем не признают они друг дружку? Годов-то, годов! сколько пролетело... А так, если подумать, одним мигом будто прошло — прогорело времечко.»
К вечеру автобус подошёл к Челябинскому вокзалу. Она заторопилась, засуетилась под писк тормозов.
Ни вокзал, ни привокзальная площадь, ничто вокруг даже отдалённо не напоминало ей того городишка, каким знала, помнила его.. Дошла до первой скамеечки, присела чтобы успокоиться немного, оглядеться... Вокзал-то — громадина супротив прежнего!
Спросила у проходившего мимо мужчины:
— Скажи-ка, гражданин, пригородный автобусный вокзал здесь имеется?
— Заверните вон с той стороны за Синегорье и увидите,— охотно пояснил мужчина.
Она неловко пошла, с трудом разминая отёкшие от непривычно долгого сидения в автобусе ноги. Сразу за углом и увидела автовокзал, признала его по стоящим маршруткам...
Шла и озиралась с беспокойством по сторонам: добротное всё, красивое, но чужое. И тревожила её глупая, но неотвязная мысль, что не туда она приехала... Не Челябинск это.
В здании автовокзала — гул от народа. Мария Ивановна подошла к кассовым окошечкам. Спросила в одно из них:
— До Кайгородово бы мне?
Билет до Кайгородово?
— И замерло сердце, ожидая ответа.
— На девять тридцать вам?
— Да, да,— заторопилась Мария Ивановна , нашаривая в сумке кошелек, обрадованная до того, что погорячело в груди.
— Один мне... до Кайгородово!
Потом сидела на диванчике. «Кайгородово!.. Живет, стало быть, существует! Вот и маршрутки туда ходят... Ох, боже мой! "
— И она, придерживаясь за стенку, доковыляла до буфета, выстояв очередь, выпила стакан воды. Полегчало, отпустила большая боль, хотя всё ещё в груди что-то мешало дыханию.
«Надо ведь так?! — думала с испуганным удивлением.
— От радости-то что?! Больная какая она бывает!»
Все места в маршрутке были заполнены, даже в проходе стояло несколько человек. Мария Ивановна впала в забытье, задремала незаметно и легко, будто опустошилась вся, пока не ударило в уши: «Кайгородово!»
Она сошла с несколькими пассажирами. Мария Ивановна стояла долго, тяжело думая: куда она заехала опять? Не два же за Трубным Кайгородово? И не два у него Кайгородово?.. И вдруг её озарило: «Два! Два и есть Кайгородово!» Вспомнила! Одно, её родное, называлось Старое Кайгородово, а другое — вот это— Новое Кайгородово. Ну, заехала! Она остановила девочку, спросила: — Скажи-ка, детка, это какая деревня?
— Как какая?! — вытаращила на неё удивлённые глазёнки девочка.
— Кайгородово наше! Какая еще вам?!
— Новое Кайгородово?
— Нет, Кайгородово! — упрямо повторила девочка и стала смотреть с каким-то диковатым любопытством на старуху.
— Ну, иди, иди,— сказала недовольно Мария Ивановна.
— На смену растерянности и испугу, душу её стала наполнять досада на себя... До Старого Кайгородово — помнила — от Нового двенадцать километров. Не так много когда-то казалось. И всё же первой мыслью было зайти в какой двор, порасспросить обо всём. И направилась было к ближайшему подворью, но на первых шагах и отдумала; наоборот же выйдет, её будут выпытывать с пристрастием, недоверием: приехала, мол, гостья, из ума выжившая старуха... в трёх берёзах заблудилась.
Мария Ивановна сказала себе: «Ну вот, трухлявая башка, не хотела заблаговременно здраво подумать, посоображать, иди, тащись теперь пехом в своё Кайгородово...
— Ещё постояла в раздумье:
— А не дойду вдруг, не осилю...» Стала припоминать дорогу... Версты через две будет небольшая деревня Малиновка , а за ней всё лесом, лесом...
Миновав деревню и ещё с полкилометра пройдя за ней по грейдированной дороге, она решила позавтракать и присела на травянистую бровку кювета. Достала из сумки снедь, которой запаслась на остановках в дороге. Съела несколько маринованных килек с кусочком хлеба. Пирожки не стала трогать, пока не очень хотелось, пригодятся на после. Напилась через уголок платка из светлой лужицы в кювете...
Торопливо собралась, пошла дальше. Вот и Малиновка. Тоже в одну улицу деревня, но много меньше Нового Кайгородово. И дома похуже. За Малиновкой ещё какие-то дома справа от дороги попались; ладные с виду, по всем вероятиям государственные постройки — шибко уж одинаковые. Километра через два от последних домов наезженное грунтовое шоссе свернуло круто вправо. Старуха остановилась у развилки. Стала соображать: та, что вправо, помнится, на Трифоново идёт, а прямо — должна на Кайгородово. Засомневалась: уж больно заброшенной выглядит. Но, подумав, решила, что так и должно быть. Пошла по неухоженной дороге. Ноги быстро стали тяжелеть, плохо слушаться. Сошла с дороги, присела на полянку. Она прилегла на траву, положила голову на сумку.
Полуденное солнце приятно калило голые ноги, лицо. Прикорнула. Она плотно прикрыв глаза, стала думать о деревне... «Что же ждёт там, впереди?
— Кого искать стану?
Спрошу Тепловых. Много их было в деревне, дворов десять. Их-то легко будет найти... Нет, Капральских ещё больше было. Сколько у неё подружек из Капральских было!.. На могилку схожу к маме.
— Почувствовала, как побежала по виску за ухо слезинка.
Она, превозмогая боль, поднялась. По её предположению, это были уже ихние, Кайгородовские, и леса, и пашни, исхоженные-изъезженные когда-то ею вдоль и поперёк. Но не за что было зацепиться памятью... не было в её время таких высоких, кряжистых берёз, могучих, чуть ли не в обхват осин. Старуха шла и шла... И лес по обеим сторонам дороги шёл и шёл. У неё от отчаяния вырвалось гневно: «Ну когда ты кончишься, окаянный?!»
Будто и вправду испугавшись её гнева, лес оборвался вдруг, как отсечённый. И открылся простор. И она признала, вспомнила сразу всё здесь. Даже остановилась, чтоб хорошенько разглядеть... Вон же они, эти колки с колодцами — Грязновский и Харлушовский!— те самые, хоть и вымахал в них лесище. «Ну, ладно,— сказала, подумав,— сворачивать к ним не стану. Нет, поди, там никаких колодцев, обрушились давно, поросли кустами. И так теперь дойду — три километра всего...
И заспешила туда, где в голубой дымке над линией горизонта высветились какие-то далекие строения. Мария Ивановна вздохнула облегченно-радостно: ну вот и добралась почти! И идти стало заметно легче. Припомнила: под уклон здесь дорога. «О, господи,— думала с тревогой,— выдержу ли?! Ведь впереди-то... родимое местечко!.. Подружек своих встречу. Ой, что будет...— Она видела их мысленно всё теми же, молодыми, озорными, весёлыми.— Поместье наше... Сохранилось ли? Поди, живёт там кто? Дом-то добротный ещё был... Уж лучше бы, наверно, не ездить. Не думала, что так переживать буду...»
Маячащие в мареве смутными пятнами строения приближались и уменьшались, и будто двигались относительно друг дружки... Это её стало удивлять, а потом тревожить. Мария Ивановна, старательно протирая кончиком платка глаза, всё пристальнее в них вглядывается, пытаясь воображением построить из этих пятен дома, улицы в том порядке, как их помнит...
Спустилась с увала. Слева, отчётливо видимые, озерки камышистые пошли. И сад за озером принял устойчивую форму. «Ну, вот, и слава богу, доковыляла! И в глазоньках прояснило...» — как-то вдруг сразу успокоившись, сказала себе старуха за секунду до того, как увидела на высоком восточном берегу озера, где маячили в мареве пятна, красный вагончик, рядом загон из неошкуренных берёзовых жердей, скот, разбредшийся по буграм и... что деревни её здесь уже нет. автор Черепанов Антон
Фото из интернета.
Сашенька рос тихим спокойным мальчиком. Он был приветлив и, всегда всем улыбался. Саше было тогда 8 лет. Младшему его брату Коле пять лет. Мать Саши работала пекарем на хлебозаводе. Отец скотником, пас молодых телят. На той же улице, через два дома, напротив жил его двоюродный брат Володя. Он был не много по старше, и перешёл в четвертый класс. У Володи в семье не всё так гладко как у родителей Саши. Отец сильно пил. Часто менял места работы, а то и вовсе дома сидел. Мать Наташа, работала дояркой, и иногда подрабатывала в саду, собирая яблоки.
Братья жили, душа в душу, всё у них было общее. Вместе играли, помогали друг другу, ходили в кино, в школу. Как-то вечером на кануне праздника Святой Троицы пришел к Саше Володя. И говорит:
- Давай завтра с утра пойдём порыбачим, на (мелкое). Так называли место на реке, где чистая проточная вода, песчаное дно. С краю от берега мелководье, идёшь - идёшь, и всё тебе по колено. А потом по середине реки по пояс, сильное течение, с красивейшим водоворотом, под которым глубокий омут.
Братья на копали червей. Проверили удочки, и утром следующего дня, как раз на праздник пошли ловить рыбу. Увязался с ними и младший брат Коля. Взяли и его.
Наловили до половины садка краснопёрых окуней, гибридов и, разнежившись под ласковым летним солнцем. Саша предложил Володе немножко покупаться. Володя не захотел. Тогда раздевшись, Саша вошёл в воду один, забрел на самую середину реки, и с удовольствием стал показывать братьям, как он ловко умеет нырять. Володя же с Колей любовались, как брат барахтается в воде, как лихо выбивает ногами хрустальные брызги. Накупавшись вволю, Саша хотел окунуться в последний раз. Нырнул, но вынырнул не сразу. Он нечаянно попал в стремнину реки, на сильное течение, оно снесло его в центр бурлящего водоворота, который поглотил его навсегда.
Видя это страшное зрелище, сидящий на берегу Володя не испугался. Он тут же бросился на помощь брату, и тоже попал в сильное течение. Он был крепенький, закалённый непогодам трудами мальчик, Володя изо всех сил греб руками против течения стараясь выбраться на мелкое место. Но он быстро выбился из сил, и его как щепку унесло в тот же ненасытный водоворот, который, как Сашеньку безжалостно поглотил его честную и короткую жизнь.
Видя всё это меленький Коля, подождав их немножко на берегу, взял в охапку одежду и, принес ее домой.
- А где же Саша с Володей? - спросила у него мать.
- А они утонули, - ответил Коля.
Сашу нашли в тот же день, далеко от того злополучного места у прибрежных камышей тихой заводи. А вот с Володей, было посложнее. Весь день его искали местные жители, кто сетями на лодках, кто бреднем, был водолаз. Володю нашли на следующий день. Хоронили братьев в один день. Маму Саши не могли оторвать от маленького гроба. Саша лежал как живой, тихий, спокойный, как будто спал, и улыбался.
Мать, выплакав все слёзы, только стонала, казалось она сойдет с ума. Отец Саши всё время молчал, и после долгое время сильно пил, не стриг волосы, не брился, носил по сынишке траур. Ему говорили:
- Остановись, побрейся, посмотри на кого ты стал похож. А он им сухо отвечал:
- А у меня траур по сыну. Это было потом. А пока отец просто молчал.
На поселковом грузовике с откинутыми по обе стороны бортами, лежали ковровые дорожки, на которых стояли два детских гроба, над которыми, склонившись на коленях, безутешно плакала мать Володи. И безмолвно как статуя сидела мать Саши.
Похоронная процессия шла через две длинные улицы. Все их жители от мала до велика, вышли проводить в последний путь своих маленьких земляков. Подходя ближе к кладбищу, мать Саши потеряла сознание.
Братьев похоронили рядышком, как были вместе при жизни, так вместе и остались на всегда. После похорон отец Сашеньки сильно плакал и говорил:
- За что Бог забрал у меня Сашку?
- Ведь он ничего плохого не сделал, он был тихенький, спокойный хлопчик, мухи не обидит.
- Я уверен, говорил отец, - что если и на самом деле есть рай, то мой Сашенька там по травке бегает, потому что он никому вреда никакого не сделал.
Сергей Юрченко-Целищев.