Вовка

Наш старый дворик состоял из четырех серых пятиэтажек. Люди в нем жили дружные, приветливые. С детских площадок с утра до вечера доносились крики и смех детворы. До сих пор помнится то всеобщее ликование, когда во двор заезжал огромный самосвал, полный мокрого песка, который он вываливал в песочницу! Через час из песочницы были видны крепости, замки, домики. И не загнать нас было до самой темноты! Скрип железных, чудовищно травмоопасных качель, разрисованный «классами» асфальт, пыль, стоявшая столбом от гоняющих в футбол пацанов, старшие девчонки, причудливо прыгающие на скакалках, старушки на скамейках и соседка Любка, развешивающая цветастое белье на веревках, растянутых под окнами первого этажа нашего дома – вот что представлял из себя наш дворик середины 90-х.
Любка. Высокая, худосочная женщина в синем трико, рубашке и вечной сигаретой в зубах. Общительная, хозяйственная, разведена, трое детей. Старший из них - Вовка, восьми лет. Отзывчивый паренек, этакий «бандос»: и подраться может, и в магазин сбегать, если какая старушка–соседка попросит, и перепуганного кота с дерева снимет.
Но порой в их семье наступали дни, когда Любкины полотенца, наволочки и детские одежки так и оставались сиротливо висеть на бельевых веревках. Дни напролет их трепал ветер, поливал дождь, снова сушило солнце и вновь трепал ветер. Означало это то, что Люба ушла в загул. Вовку теперь было не сыскать на улице. Однажды мы зашли к нему, чтобы позвать гулять, и тогда нас поразил другой, преобразившийся Вовка. На плите в кастрюльке варилась какая-то крупа, а он, восьмилетний пацан, собирался жарить лепешки. Этим нехитрым обедом он хотел накормить младших брата и сестру – Ольгу и Сережку. Идти гулять он наотрез отказался - детей, мол, оставить не с кем, «мамка опять водку пьет».
Но всем нам выпадает хотя бы один шанс изменить свою жизнь. Выпал он и Любке. Через пару лет вышла она замуж за достаточно приличного мужчину. У него была даже красная «копейка»! Он заботился и о Любке, и о ее детях. А вскоре наш двор и вовсе облетела новость – Любка с детьми и мужем уезжает аж под Владивосток!
Провожали, как в той песне, всем двором. Детвора, соседи обнимались, хлопали по плечу, желали успехов. Но только на Вовке лица не было. Он был весь зареван, ни с кем не прощался, лишь вцепился в родную бабушку, которая была уже почти слепа и плакала, плакала, целуя Вовку в вихрастую его голову.
Всю дорогу в поезде Вовка закатывал истерики. Просил, умолял вернуться назад. Ревел, твердил матери, что только она заснет, как он сойдет с поезда на первой же станции и уйдет по рельсам обратно в П-р. Снова ревел. Когда же поезд зашел на железнодорожную станцию г. Владивосток, Вовка вдруг потерял сознание.
Шло время. Они купили крепкий, добротный дом. Развели хозяйство. Вовка пошел в новую школу. Одним субботним утром Люба, управлявшись со скотиной, с удивлением увидела, что Вовка выходит за калитку со школьным ранцем за спиной. «Куда ты, сынок?» - крикнула мать. «В школу, мам!» - ответил Вовка и прикрыл калитку. «Странно. Суббота ведь. Может, уроки какие-нибудь в расписание добавили», - пожала плечами женщина.
Через некоторое время к Любе прибежала соседка. Бледная, в слезах и трясущимися губами прошептала только: «Иди, Любонька, туда тебе надо...» Выронив ведро с водой из рук, Любка побежала за соседкой.
Люба видела, что бегут они на окраину деревни, к дому местного бизнесмена. Дом его был обнесен глухим забором. Видела толпу людей, собак, машины. Увидела в траве синий ботинок с торчащей из него костью... Видела клочки кожи с русыми Вовкиными волосами... Курточку его, учебники, кровь... И темноту.
Оказалось, что в тот день Вовка перепутал (?!) дни и пошел в школу, думая, что день недели - пятница. Путь его пролегал через дом местного воротилы, который держал четверых бультерьеров и время от времени выпускал их погулять без намордников за ограждение дома. Самой кровожадной из них была белая сука. Она и порвала Вовку в клочья...
Мой рассказ не о том, что бизнесмена так и не наказали, даже не усыпив его собак. Не о том, что Любка вернулась обратно на родину с навсегда трясущимися руками. Что Вовкина бабушка умерла по истечении совсем короткого времени, узнав, что случилось с ее внуком. Что вскоре Любка снова начала страшно пить. Это не мистика, это реалии нашей жизни, которые вроде бы не так страшны, как привидения. Я хотела поведать Вам о необъяснимом предчувствии, которое испытывал ребенок и которое так и никто не принял всерьез.
Спасибо за внимание!
Сирень цветёт один раз в год
Автор Ира Курман
Тоня лихорадочно запихивала вещи в клетчатую сумку . Хотелось поскорее вырваться из этой квартиры и забыть, как плохой сон последние пять лет своей жизни. Да, собственно, и забывать то нечего. Пять лет, как один бесконечный день сурка, неотличимый друг от друга. Ну разве что выходные можно было отличить от будней тем, что муж не весь вечер лежал на диване, а целый день. Вот и вся разница.
Муж... Они так и не расписались, все откладывали до «лучших времён», когда закончат ремонт, когда выздоровеет мама, когда... А потом вопрос уже и не поднимался. Жили себе и жили, куда бежать друг от друга на старости лет? Хотя, надо признать, Антонина мечтала надеть тоненькое золотое колечко на безымянный палец, чтобы заявить окружающим: видите, я тоже востребованная, я замужем, понимаете! Но вслух в этом, конечно, не признавалась, делая вид, что поддерживает Виталия с его теорией о бесполезности института брака.
Познакомились с Виталием случайно, столкнувшись лбами в метро. В самом прямом смысле. Старушка, поднимаясь с сиденья, выронила кошелёк и направилась к выходу. Виталий и Тоня одновременно наклонились за кошельком и столкнулись лбами. Тоню подкупила порядочность мужчины и она с радостью продолжила знакомство. После спонтанного свидания в парке со стаканчиком кофе обменялись телефонами, а следующая встреча уже состоялась у Виталия дома. Да и правда, что мы, подростки, что ли — по свиданиям бегать. Взрослые же люди, чего тянуть: вы привлекательны, я — чертовски привлекателен, так за чем же дело стало? Кому нужны эти конфетно-букетные вытребеньки?
Третье свидание случилось в супермаркете, где они покупали продукты на ужин. Тоня наблюдала, как Виталий придирчиво выбирает продукты, останавливая свой выбор чаще всего на тех, что шли со скидкой. Никаких ананасов в шампанском, все практично и недорого. Приготовив гуляш из мясных обрезков («Смотри, отличные же куски мяса и дешевле мякоти почти на пятьдесят гривен!»), осталась на ночь («Куда ты поедешь ночью? Метро уже не ходит, а на такси двойной тариф из-за непогоды. Оставайся!»), да так и задержалась на пять лет.
Тоня вышла замуж рано, сразу после школы «по залету», как говорится. Когда дочке было два года, муж разбился на своём дурацком мопеде и Тоня с малышкой вернулась к маме. Изредка ходила на свидания, но серьезных отношений так и не случилось. Да она и не очень то просилась, считала себя не лучшей партией — кому нужна жена «с прицепом»? И страшно было приводить чужого мужчину в дом, где подрастала девочка, как бы не случилось чего нехорошего. Дочка после окончания техникума поехала в Италию на заработки, встретила своего супер Марио, вышла замуж и все звала Тоню к себе хотя бы на лето. А та боялась оставить маму надолго, а потом появился Виталий и все как-то было недосуг.
Так и жила: пару раз в неделю моталась к маме, убирала, стирала, готовила, возвращалась к Виталию, убирала, стирала, готовила, закупки по акции, ремонт со скидкой, чинный тихий секс под одеялом, кино на компьютере, опять понедельник, пора к маме. Где ее дом, она так и не могла сказать. Виталий поначалу заговаривал то о росписи, то о венчании, но чуть попозже, вот закончим ремонт и тогда сразу после Пасхи... А после Пасхи заболела мама и Тоня неотлучно находилась при ней. Виталий не роптал, мол, все понимаю, ты не беспокойся, я сам справлюсь. Когда мамы не стало, Тоня осталась без работы, без денег и с долгами. Виталий предложил сдавать мамину квартиру, чтобы выбраться из долговой ямы. Так и переехала к нему на ПМЖ.
Сдавала квартиру, брала подработки, впахивала, как вьючная лошадь, не поднимая головы, откладывая каждую копейку на погашение кредитов. Хорошо, хоть дочка пристроена, не нужно рвать сердце, что ничем не может помочь ребёнку. Дочка — золото, присылала маме посылки с вкусняшками, все пыталась помочь деньгами, но тут Тоня стояла насмерть, мол, сама разберусь, не беспокойся, все хорошо. А и правда ж все было хорошо. Виталий неплохой человек, порядочный, не пьёт, по бабам не бегает, все время дома, слова плохого не скажет. Даже наоборот, когда Тоня в сердцах могла рубануть матерком, брезгливо морщился, выговаривая, что ему неприятно слушать такие слова. Одно только печалило — не любил Виталий ни гостей, ни праздников, ни лишних трат на кафе и прочие развлечения.
А как же без праздников? Праздники нужны для радости, чтобы жизнь не сливалась в однообразную серую дорогу к кладбищу. Тоня любила веселиться, наряжаться, дарить подарки, радовать любимых. Только мамы уже нет, дочка за тридевять земель, а Виталий равнодушен к праздникам. Поначалу Тоня старалась, накрывала стол к Новому году, дням рождения, красила яички на Пасху во все цвета радуги, ставила букеты и вешала венки. Но каждый раз подготовленный праздник заканчивался тем, что Виталий выпивал залпом бокал шампанского, быстро съедал приготовленные яства, мыл свою тарелку и уходил на диван или спать. А Тоня чувствовала себя обворованной и опустошенной дурой. Зачем, спрашивается, было резать и украшать салаты, выряжаться, откладывать деньги на «Асти», если можно было сварить макароны с гуляшом или пожарить картошки — результат был бы тот же. Как-то раз заикнулась:
— Я же старалась, а ты...
— А я тебя об этом просил?
Ведь и правда, не просил. Разве о радости просят? Радость дарят просто так, делятся ею бескорыстно, от избытка. И Тоня перестала делиться. Потому что нечем стало. Сама себя загнала в угол, соглашаясь и подстраиваясь, по-прежнему считая себя «второсортным товаром», хоть уже и без прицепа. Молча приняла правила неинтересной игры, по инерции. Ну действительно, не первой молодости уже, пенсия на горизонте, а тут надежный спокойный мужчина, каких тебе ещё надо праздников? Живи и радуйся, что хоть кому-то ещё нужна. Только радоваться не получалось, бесконечно увязнув в рутине обязательств и домашних дел.
В тот день Тоня съездила в мамину квартиру, чтобы отмыть ее после квартирантов, постирать шторы, вымыть окна, подклеить обои. Риэлтор предлагал продать квартиру, у него уже и покупатель был на примете, хорошую цену давал. Тем более квартира давно требовала капитального ремонта, а Тоня, едва расплатившаяся с долгами после лечения мамы, потянуть такие капиталовложения не могла. Вот только страшно было избавляться от квартиры, оставаться бездомной, что ли. Нет, Виталий ее не выгонит, конечно, не тот он человек, в этом на него можно положиться. Но что-то грызло Тоню червячком изнутри, не давая принять окончательное решение.
Из маминой квартиры приехала уставшая, но в прекрасном настроении — началась настоящая весна, солнце задорно брызгалось зайчиками, щедро даря тепло и радость. На драйве решила перемыть и сложить в коробки зимнюю обувь, заменив ее на полках весенней и летней. И тут эти туфли...
Она ненавидела эти туфли. Виталий недоумевал, отчего Тоня так редко их надевает, ведь туфли были добротные, из плотной телячьей кожи, хорошо сидели на ноге, да и модель универсальная, вне времени. Но каждый раз, надевая их, Тоня вспоминала, что это были «не те туфли»...
Сразу после смерти мамы, только-только сдав квартиру в аренду, когда Тоня была в долгах, как в шелках, пошли они с Виталием за покупками. Виталий очень любил магазины, мог долго бродить между рядами, приценяясь, но ничего не покупая, если не было запланировано. Надо сказать, умел он выбрать качественную и недорогую вещь, всегда знал, где какие распродажи, выгодно планируя закупки. Вот и в тот раз захотел зайти в новый обувной отдел, который по случаю открытия заманивал покупателей огромными скидками на новую коллекцию.
Продавщица тут же взяла Тоню в оборот, закружила в вихре коробок, танкеток, ремешков.
— Померяйте вот эти туфли. Даже если покупать не будете, просто померяйте! Просто почувствуйте, какие они классные.
Тоня, не умея отказывать и сопротивляться, подбадриваемая одобрительными кивками Виталика, вяло согласилась примерить предложенную обувь. Нога скользнула в туфельку, словно специально сшитую для Тони под заказ. Мягкая, как шелк, тонкая кожа ласково обхватила ногу и даже вечно торчащая ноющая косточка на правой ступне, из-за которой Тоня стеснялась надевать красивую обувь, не выделялась и не болела. Тоня прошлась к зеркалу, словно босиком по мягкому ковру, такими удобными были туфли. Это были действительно туфли ее мечты. Как же она их хотела!
Виталий придирчиво осмотрел швы, пожмакал пятку, удовлетворенно хмыкнул:
— Хорошие туфли и скидка отличная. Берём?
Тоня, боясь поверить своему счастью, сдавленно угукнула и захлопала глазами, чтобы не разреветься. Прижимая коробку к груди, стала в очередь, с любопытством разглядывая покупателей.
— С вас девятьсот девяносто девять гривен.
Тоня оглянулась на Виталия... но за спиной у неё стоял совершенно незнакомый молодой человек. Беспокойно вертя головой, искала глазами Виталия и нашла. Он незаметно вышел из магазина и стоял на улице возле витрины. Помахал Тоне рукой и отвернулся.
Волна стыда и разочарования накрыла Тоню с головой, сердце заколотилось где-то в горле. Она начала изображать поиски кошелька в сумке, чтобы оправдать потраченное на неё время продавца и кассира. Хотя, что там искать? У неё в кошельке было от силы гривен двадцать, на проезд и все.
— Я... У меня... Извините, я не могу заплатить. Я кошелёк забыла дома...
Оставив коробку на кассе, в миг состарившись на двадцать лет, шаркая, вышла из магазина. Виталий выбросил окурок в урну.
— А чего туфли не взяла? Отличная обувь же.
— У меня денег нет.
— Так зачем тогда мерила?
Беспомощно пожав плечами, ничего не ответила. Перед глазами стояли «ее туфли».
Через месяц Тоня насобирала ту тысячу гривен на туфли мечты и с сияющими глазами прибежала в магазин. Увы, этой модели уже не было в наличии. Виталий повёл ее в другой магазин с красноречивым названием «Шара-Бум». Там она перемеряла несколько десятков пар, но ни одна, конечно, и рядом не стояла с туфлями ее несбывшейся мечты. Заскучавший Виталий настоял на похожей модели, да, немного дороже, но ты посмотри, какая плотная кожа — им сносу не будет. Тоня безвольно согласилась, оплатила покупку, испытывая только горечь.
Новые туфли мстили ей за нелюбовь. Они до кровавых мозолей натирали ноги, давили на косточку, запутывались шнурками. Тоня упрямо пыталась к ним приспособиться. А потом плюнула и купила в Секонд-Хэнде слипоны за тридцать гривен, а туфли убрала в коробку. Но каждую осень и весну они напоминали ей о потерянной мечте.
С того дня она стала чаще замечать мелочи в поведении Виталия, на которые раньше не обращала внимания: как он тихонько выходил из магазина и ждал снаружи, пока Тоня рассчитается, если что-то хотела купить она, не по списку Виталия. Как он настойчиво выкладывал из тележки оливки и авокадо, мотивируя, что их нет в списке. Вот, в следующий раз запланируем и купим. Но этот следующий раз все никак не наступал. Иногда Тоня покупала себе тайком банку оливок или мидий и съедала их, доставая пальцами из банки, прямо на лавочке в парке, воровато оглядываясь, чтобы не оправдываться за «ненужные траты» перед Виталием. Она возненавидела свою жизнь, сплошь состоящую из акций и ценников «-50%», «-30%».
Вот и сегодня, наткнувшись на ненавистные туфли, она заново пережила тот день, который сидел гниющей занозой несколько лет. Она так и не нашла идеальные туфли для своих уставших ног.
«Господи, да ведь он же и меня взял на распродаже. С максимальной скидкой!». Эти пять лет жизни рядом с Виталием пролетели перед ее глазами, как один серый миг, не на чем задержаться, не о чем вспомнить. Вроде и вместе, но каждый сам по себе. Вечера, наполненные молчанием и одиночеством. Ей подумалось, что если она сейчас уйдёт, Виталий заметит ее отсутствие только тогда, когда увидит, что не вымыта плита.
Тоня схватила клетчатую сумку, лихорадочно запихивая в неё свои вещи, удивляясь, как мало места она занимала в этой квартире. Да и немудрено. Сезонный гардероб она весной и осенью отвозила в мамину квартиру, Виталий настоял, мол, у него шкаф небольшой, а лишний хлам ни к чему. Тоня покорно собирала «свой хлам» и везла его в клетчатых сумках через весь город с двумя пересадками.
Зачем? Почему она приняла правила чужой игры, в которой ей отведено так мало места? Молчала, соглашалась, подстраивалась, чтобы не раздражать, не навязываться, не просить. Всю свою жизнь она считала себя недостаточно хорошей, залежавшимся товаром. Вот и ушла с молотка задешево.
В каком-то фильме Тоня услышала фразу: «Сегодня первый день остатка твоей жизни». А она так и не съездила в Ботанический сад, полюбоваться цветущей сиренью. Хоть и собиралась. Как и в прошлом году, и в позапрошлом, и...
Ей так захотелось купить пару охапок сирени, расставить их по комнатам в трехлитровых банках, чтобы купаться в волшебном аромате мимолетный весны. Ещё пару недель и лето. Но Виталий чувствителен к запахам, не переносит не то что цветы, даже духи. И придётся врать, что она не купила сирень, а наломала ее в соседнем дворе. Да пошёл он к черту! Тоня решительно тряхнула головой, повесила ключи на крючок и захлопнула за собой дверь.
Сирень цветёт всего один раз в год. А сегодня первый день ее оставшейся новой жизни.
Отомстила
Автор Мавридика де Монбазон
Клара плакала, подтянув колени к подбородку, она лежала и плакала.
-Маам, - в комнату постучала дочь, - у тебя всё хорошо?
-Да-да, Юля, всё отлично, - вытирая слёзы и придавая голосу бодрости, отвечает Клара, - всё хорошо, дочь. Ты куда-то собралась?
-Да, мамуль, мы с Игорем в кино, потом посидим в кафешке, в одиннадцать буду дома.
-Хорошо, беги.
-Точно всё хорошо?
-Да всё хорошо.
Клара слышит, как хлопнула входная дверь, Юля побежала на свидание, и то, девчонке почти двадцать.
Двадцать...
Клара немного завидует дочери, она в её годы не бегала по свиданиям, она стирала пелёнки, зубрила уроки, варила мужу борщ.
Вот как -то так, враз.
С маленькой Юлькой сидели все по очереди, и мама с отцом, и свёкр со свекровью и бабушки с дедушками, даже сестра Миши и брат Клары.
А Юлька вон, молодец, учится, встречается с парнями, замуж не спешит.
А вот папа Юльки...Он женился.
Ну да так бывает.
Жили себе не тужили, тут стала замечать, что какой-то дёрганый муж стал, приходит с работы и спать, молчит в основном, о чём -то думает.
-Миш, а может тебе в санаторий на выходные смотаться, - предлагает озабоченная Клара.
Муж пожимает плечами и отворачивается.
Заболел, точно заболел.
Шутка ли, двадцать лет почти живут, а вместе седьмого класса. Знают друг друга как облупленные.
Да видно не всё знают.
Но это Клара уже потом поняла.
А пока...
Пока хлопотала чтобы милого чуток подлечиться отправить в местный санаторий -профилакторий.
Получилось, как в анекдоте, в пошлом, но жизненном.
Клара пошла в магазин, на следующий вечер, возле дома, заходит, а там муж.
Её Кларин муж с молоком, свежим хлебом и детским питанием, от ноля до шести месяцев...
-Миша?
-Клара...я.…это...вот за хлебушком пришёл.
Смешно, правда?
Через два дома был оказывается на лечении Михаил, по привычке пришёл не в ближайший магазин, а тот, что возле его дома, там и встретил жену.
Покаялся, рассказал, что там, у той женщины сын, а Клара так и не решилась на второго ребёнка, там сын, наследник.
-Ах ты граф чёртов, наследник ему нужен, было бы что наследовать, - кричала исступлённо Клара, - на квартиру пусть твоя полоротая даже пасть свою поганую и не разевает, понял. Выписывайся и дарственную своей части на дочь оформляй.
Голый уйдёшь, пусть твоя красотка тебя такого полюбит.
Миша на всё соглашался.
Клара не успокаивалась, она ходила на разборки к той к разлучнице, подкараулила у подъезда и оттаскала за волосы, кричала на весь двор и обзывала всякими словами.
Матери, той змеюки подколодной, высказала, какую гулящую гадину они вырастили, в итоге пожелала ей, чтобы бумеранг настиг, да такой, что мало не покажется.
Вещи Мишины все с балкона выкинула, предварительно порвав на ленточки и изрезав, пусть новая жена гардероб собирает.
Удочки его с особым остервенением поломала и раскидала, какие документы нашла, все в клочки изорвала, кружку любимую разбила молотком, била пока не выдохлась, в крошки искрошила.
- Опозорилась по полной, но зато успокоилась, - отчиталась Клара подруге, - предателя не прощу, мужики все козлы.
И зажила обычной жизнью, Мишу из жизни своей вычеркнула, у дочери не узнавала, как он там, знала они общаются, с бывшими свёкрами общалась, они-то при чём, причёски не меняла, экстремально не худела, во все тяжкие не пускалась, жила как раньше, да и всё.
А тут...
Ну надо же, поставил лайк под фото мужчина, вроде бы смутно знакомый, подумала кто-то из Мишиных, может быть, друзей, подумала и забыла.
Но мужчина оказался настойчив, начал везде ставить лайк под фото.
А потом написал, спросил почему она его не узнаёт, ведь они учились вместе.
Клара позвонила подружке и бывшей однокласснице Тане и озадаченно спросила кто же этот загадочный мужчина, с таким -то именем и фамилией.
-Ты что, мать, - рассмеялась Татьяна, - не узнаёшь своего ухажёра? Помнишь в девятом классе к нам пришёл новенький, Генка Воронин? Да как ты не помнишь? Ещё влюбился в тебя, Мишка морду ему даже набил, а он не отставал, пока ты ему не сказала, что любишь Мишку и никто тебе не нужен?
Он такой ещё смазливый был, на него все девчонки западали, кроме тебя. Я тоже прямо мечтала о нём.
Вспомнила?
-Угу.
Клара вспомнила, нашла даже альбом с фотографиями, выцарапала на фото Мишке один глаз, нарисовала залихватские усы и нашла того Генку, ну да, мальчик симпатичный.
Однажды Клара ответила ему.
Завязалась переписка.
Переписывались всю ночь, потом на второй день, на третий.
Обменялись телефонами, Геннадий оказался интересным собеседником, Клара давно так не смеялась.
Она встряхнулась, даже Юля заметила, что мама будто ожила.
-Мамуська, влюбилась что ли?
-Да ну тебя, Юлька, просто настроение хорошее.
Наконец-то они решили встретиться.
Гена даже рассказал, как ему было плохо, когда Клара отказала ему и посмеялась над его чувствами, ему даже пришлось таблетки пить, о как.
Так его задело равнодушие девчонки, вот такой был нежный парень.
Через месяц Кларе показалось что она не то, чтобы влюбилась, но испытывает какие-то чувства к Гене.
Потом они встретились в неформальной так сказать обстановке, встреча прошла на ура, Клара летала.
Прошло ещё три месяца, женщина уже начала задумываться не познакомить ли ей дочь со своим бойфрендом, ха-ха, как этот самый бойфренд, вдруг начал всё реже звонить, проявлять заинтересованность во встречах, в итоге написал ей целую поэму о том, что они не могут быть вместе, он понял, что не испытывает никаких чувств и вообще...
У него есть любимая женщина.
А потом пришло ещё одно смс, где Гена вопрошал как ей Кларе? Как она себя чувствует, больно ли ей?
Вот так и ему было, больно и обидно, это ей, мол, бумеранг вернулся.
Вот отчего Клара и ревела, ей не было так горько даже после расставания с родным и любимым Мишкой, а тут...вот гад, он использовал её, а она дураааа, уууу, ещё и с Юлькой хотела познакомить, опозорилась бы, уууу.
Позвонила Татьяна, выпытала отчего плачет подруга, срочно приехала, успокаивать.
Ты чего ревёшь -то, дурниной, влюбилась что ли?
-Нет, - машет головой.
-А чего тогда, за Мишкой так не орала.
-Обиднооо, уууу, использовал.
-Тьфу ты, бери телефон.
-Зачееем, уууу?
- Письмо писать будем.
-Какое?
-Турецкому султану от запорожских казаков, так, пиши.
И Татьяна начинает диктовать.
Гена, ты немного не понял, я очень благодарна тебе за проведённое время, за то, что ты послужил этаким Петрушкой, вытащил меня из пучины депрессии после развода с любимым мужчиной, тем, ради кого я тебе тогда в школе отказала, когда тебе пришлось пить таблетки.
- У меня не было пучины депрессии, - сопротивляется Клара.
- Пиши давай, не было и хорошо.
Геннадий, я очень надеюсь, что ты не держись на меня зла, прости, я не удержалась и позволила себе маленькую слабость увлечься тобой, надеюсь в этот раз пройдёт всё без таблеток, ведь рядом с тобой любимая женщина.
Желаю счастья.
Клара.
Через полчаса пришло смс от Гены, с бранными словами, где самыми приличными были тварина и змея.
Потом ещё приходили парочка смс, как он ненавидит её, что она неблагодарная, какая была нехорошая, скажем так, такая и осталась.
Потом всё прекратилось.
Видимо пошёл за таблетками, решили подружки, нежный он, Генка.
Прошло ещё пару месяцев, идёт Клара из магазина о чём-то задумалась, хоп, навстречу ей бросается дамочка, хватает Клару за рукав и начинает нещадно материть.
-Вы что? Вы кто? - Кларино удивление было неподдельным, поэтому дамочка остановилась и набрав побольше воздуха в лёгкие, она уже начала связно изъясняться.
Из потока её речи, Клара поняла, что это...любимая женщина Гены.
Любимая женщина бывшего одноклассника Клары упрекала женщину что та бессовестная, залезла в чужие отношения, что Гена очень переживает и он в депрессии, все его мысли теперь крутятся вокруг неё, Клары, которая подлая такая, поманила и опять бросила.
- А с чего вы вообще взяли что это я?
-А кто же? - удивлённо спрашивает любимая женщина Генадия.
-Так вон идёт, видите, опой крутит, это вот она и есть разлучница, она и моего мужика увела, уже видимо и до вашего добралась.
— Это точно она?
-Она, она, вы ей морду набейте, а со мной лучше не связывайтесь, а то заболеете...
— Это почему?
-Так я же эта, ведьма, ууу...
Женщина отшатнулась и пошла догонять новую жену Миши, ну а что, пусть побеседуют.
А Клара весело зашагала домой, улыбаясь вечернему, уже почти закатившемуся солнышку.
Тишину реанимации нарушал лишь мерный шум аппарата ИВЛ. Тёмная Тень бесшумно приблизилась к койке, что-то нажала в аппарате, длинным крюком, похожим на небольшую косу, цапнула лежащую где то у шеи и резким движением выдернула душу прямо себе на плечо. Аппарат тонко запищал.
- Положи на место – раздался за спиной Тени тихий почти шёпот.
- Опять ты, ну почему опять ты? У меня план горит, у меня и так выговор из-за тебя на работе… - полушёпотом же, не оборачиваясь, заворчала Тень – И потом, её время пришло, ей пора давно, восемьдесят пять лет, что не так то?
- Не на моей смене. Ты же знаешь – у меня принцип.
- В сторону отойди, а то клюкой задену невзначай, а тебе ещё рановато – Тень проплыла сквозь ряд коек к окну.
- Подожди секунду…
- Я сказала, её срок пришёл, не спорь.
- Да я не об этом. Ты можешь её на полчаса положить? Пойдём, компанию составь.
- Чего празднуем?
- День анестезиолога и реаниматолога.
- О как! А чего на смене то? Ты ж зав отделением?
- Вот потому и на смене, что я зав. Пошли, кофеинчику примем.
- А чего сестру не разбудишь? Вон тебе компания, спит как ангел на работе… - Тень промелькнула к спящей за столом анестезистке и приподняла над спящим телом её душу. Душа тоже мирно дремала.
- Не трогай, пусть спит, сегодня шесть часов оперировали, а тут ещё ночная смена, пусть спит, пошли кофе пить.
Тишину полумрака ординаторской нарушало только гудение электрического чайника. Тень бесшумно материализовалась в тёмном углу, за настольной лампой, куда свет почти не попадал.
- Может тебе коньячку в кофе? – спросил он.
- Вообще-то, я тоже на работе… пробормотала Тень, но слова её прозвучали как: «А почему бы и нет?».
Какое-то время оба полуночника молча смотрели на дымящие кофейным ароматом кружки.
- Не много смен берёшь? Всё денег хочешь побольше? Зачем тебе это, себя гробишь, мне работать мешаешь? – нарушила не долгую паузу Тень.
- Деньги тут не причём, хотя они конечно не лишние. Просто некому работать.
- Что, обленились все?
- Нет, тебя видеть уже никто не хочет, осточертела всем ты. Вот и не идут в реаниматологи.
- Смешно пошутил, молодец. А ты в курсе, что после каждой смены там твой Срок сокращают? Уже не один год ты у себя украл, не жалко?
- Жалко, а есть варианты по-другому? Да и поздно уже, я ж больше ничего не умею
- Опять смешно пошутил, не умеет он… - без тени усмешки пробормотала собеседница в край глубокого капюшона, - нет, других вариантов для тебя нет, у тебя так на роду написано.
- Что там ещё написано?
- Что бы я тебе служебную тайну выдала? Мало налил!
- Так не проблема! На, пей – коньяк бодро забулькал в кружку.
- Я, так то, на работе – вяло посопротивлялась Тень, внимательно следя за процессом. – Лей, не жмись, краёв не видишь?
- Фи! Откуда такой сленг бомжатский? Ты ж персонаж с многовековыми культурными традициями!
- Сегодня в парке бомжа прибрала, он ацетоном похмелялся, вот, с ним пообщались, за жизнь поговорили… Он решил, что я белочка, потому и похмеляться начал. Мне предлагал, но я отказалась. – Тень залпом опрокинула содержимое кружки куда-то в капюшон.
- Ну вот, человек к тебе как к товарищу, а ты его.… Ни стыда, ни совести у тебя.
- Естественно, Стыд и Совесть мы на склад сдаём, когда на смену выходим. Мешают они в нашей работе.
- Слушай, давно хотел спросить. Помнишь, тогда в машине, на ДТП ехали, ну, когда фурой аудюху порвало на части, ты же тогда с нами ехала в машине, я не ошибаюсь? Как это понимать?
Тень молчала. Тогда он налил ещё пол кружки.
- Ну, что ты как я не знаю… Тебе жалко дарёного коньяка? Всё равно ведь сам не будешь.
- Алкашка. Ну, так что? Чего ты в машине делала?
- Честно?
- Честно.
- Ну, если честно, по твою душу меня тогда послали. Вы тогда по дороге должны были лоб в лоб с мерсом пьяным столкнуться. Но водила мерса так нажрался, что не смог завести машину, так и проспал на обочине. А вы мимо проехали. И тётку ту, из «Ауди», ты у меня увёл. А тётка то 100% моя была. С такими травмами не живут.
- Живут, как видишь. И детей нянчат.
- Она ещё и родила??? С переломом таза?
- Ну, прокесарили, конечно, но родила. Ты же в курсе.
- Не в курсе. Нерождённые не мой профиль. Для них у нас отдельный специалист имеется. Вы, врачи, извращенцы, столько усилий и ради кого! Ты знаешь, кем этот ребёнок станет, когда вырастет?
- Не знаю, и знать не хочу. Человеком вырастет.
- То-то и оно, что не знаешь. Вот, давеча, алкаша делили, помнишь? Вот он выписался, и снова в запой. Третьего дня повесился. Так что все твои труды насмарку, сколько лекарств на него извёл.
- Это его проблемы…
- Да, у него теперь проблемы – усмехнулась Тень, - большие проблемы, если то, что с ним происходит можно так примитивно назвать. А так бы простенький конец – от перепоя, как у многих… Ещё раз тебя спрашиваю: ЗАЧЕМ? Зачем тебе это надо? Зарплата маленькая, жизнь свою гробишь, жена чуть не до развода, детей собственных не видишь… Тебе даже коньяк то и то не за работу принесли, а за то, что ты соседке кота кастрировал!
Тень бормотала всё тише и тише, уже не ожидая ответа, речь её становилась бессвязной, а голова клонилась к стенке. Алкоголь действует на всех одинаково. Последние слова: «Совсем вы, люди, обо мне не думаете» прозвучали уже сквозь мерный храп.
Истошный крик процедурной медсестры поднял бы на ноги даже мёртвого:
- На уколы!
Доктор открыл глаза – угол был пуст. Прошёл в палату. Бабушка на трубе мирно спала, медсестра заряжала шприц в инфузомат:
- Ой, а я поспала так сладенько, ничего не пропустила?
- Бабулька ночью остановилась, но запустилась быстро, с двух качков, так что я тебя будить не стал.
- А, я слышу сквозь сон – аппарат пищит, а заставить себя проснуться не могу, даже голову во сне подняла, посмотрела на её, а всё равно проснуться не могу!
- Ну, понадобилась бы – разбудил бы.
- Да уж в восемьдесят то пять лет не грех и умереть.
- Нет, не на моей смене.
Письмо от бабушки.
«Что-то с тобой не то, Василиса. Странные вещи вокруг тебя происходят. У тебя в роду, видать, ведьмы али колдуны были», – сиплым старушечьим голосом процитировала девушка няньку Марию Николаевну...
Загадочна и чудотворна земля русская. Испокон века хаживали по ней мудрые волхвы, ведуньи людям помогали, ведьмы пакости насылали, места силы землю и народ берегли. Простой люд, от мала до велика, верил в чудеса, с ними и жил...
*****
Счастливые и усталые, Василиса и Иван зашли в свою однушку, провожаемые весёлыми напутствиями друзей.
– Давайте там, с маленьким Кузнецовым не тяните!!!
Иван, смеясь, обнял Василису.
– Ну, что, жена, спать?
– Спаать, – сладко зевая, мотнула головой Василиса.
Скромная свадьба удалась на славу. Было шумно, весело и душевно. Да и с чего другому быть, когда на торжестве были только близкие и родные люди. Не было на этой свадьбе ни свадебных генералов, ни нужных людей, ни случайных знакомых.
Василиса с трёх лет жила в детдоме, родителей не помнила, дядьки-тётки, бабки-дедки не объявлялись. Так и дожила до восемнадцати. Получила однушку от государства, с Ваней познакомилась.
Любовь у них не вспыхнула - она их пуховым одеялом накрыла, согрела и надежду дала. Иван был из небогатой многодетной семьи. Неизбалованный, деловитый, добрый и внимательный. Не стали они тянуть со свадьбой, им и так всё понятно было.
Как-то Ваня спросил Василису:
– Васька, ты у меня такая красавица и умница, почему никто тебя не удочерил?
– «Что-то с тобой не то, Василиса. Странные вещи вокруг тебя происходят. У тебя в роду, видать, ведьмы али колдуны были», – сиплым старушечьим голосом процитировала девушка няньку Марию Николаевну. Иван засмеялся.
Невысокая, с белой кожей, волосами, горящими как перо жар-птицы и глазами-изумрудами, Василиса и правда могла кого хочешь околдовать.
– А ты не смейся. Меня не раз хотели удочерить, вот только у тех, кто изъявлял желание и начинал документы собирать, всякие неприятности случались, и становилось им не до удочерения.
– Это как?
– А вот так. Я сама подробностей не знаю, но как-то подслушала, как директриса наша говорила очередным претендентам, чтоб они кого другого выбрали, что от меня одни неприятности…
Через два месяца Василиса поняла, что беременна. Ваня, как узнал, обрадовался, планы строить начал. Жили они скромно, но отказываться от ребёнка даже мысли не возникло.
– Справимся, обязательно справимся. Я со своими мелкими постоянно сидел, всему научился, – говорил Ваня.
И Василиса не сомневалась. Иван у неё был надёжным и работящим.
Как-то вечером, придя с работы, Иван удивился, что Василиса не встречает его. Он прошёл в комнату и увидел, что жена, съёжившись, сидит на диване, и взгляд у неё какой-то потерянный.
– Васенька, что случилось? – испугался Иван и бросился к жене.
– Вот, читай, – протянула она ему небольшой листок пожелтевшей бумаги.
«Василиса, если ты читаешь это письмо, значит, время моё на земле прошло, и я теперь так далеко, куда после смерти попадают такие, как я.
Прости меня за твою долю сиротскую, что пришлось тебе претерпеть. Не вольна я в своих решениях была, да долго объяснять. Вот тебе адрес. Езжай по нему, там тебе Прокл с Праскавеей всё объяснят. И помогут, и научат.
Не держи зла, ничего не бойся, теперь у тебя другая жизнь пойдёт, достойная роду нашего. Твоя бабушка»
В письме был прописан адрес какого-то дачного посёлка, где требовалось спросить Прохорыча о деревне Дадено.
– Кто принёс тебе эту бумажку? – спросил Иван.
– В почтовом ящике лежала, – ответила Василиса.
– Ну, так что, давай съездим, посмотрим, что там за бабушка, что за тайны, – спокойно, не показывая, что сердится, сказал Иван, ещё раз прочтя письмо.
– Вань, ну как так-то? Была бабушка, а я ей не нужна была, – слёзы потекли по лицу Василисы.
– Так, давай-ка успокойся, вам нервничать нельзя, – погладил Иван жену по животу, обнял и поцеловал в макушку, – съездим и во всём разберёмся.
В выходной день Василиса с Иваном отправились по указанному в письме адресу.
У ворот дачного посёлка странности продолжились. К молодой паре обратился сухонький мужичок лет шестидесяти:
– Небось Дадено ищете?
– Пока только Прохорыча, – ответил Иван, перемещая Василису за спину.
– Кхм, ну так я и есть Прохорыч, Авдей Прохорович, так сказать, – представился мужичок.
Осмелевшая Василиса вышла из-за спины мужа и спросила:
– А как вы узнали, что мы ищем?
– А чего тут узнавать. Мне Пелагея Власьевна подробные инструкции по тебе, рыженькая, оставила. Да и с бабкой ты одно лицо, – без затей ответствовал Прохорыч, – вы вот что, ребятки, идите-ка присядьте, я вам кое-чего расскажу.
Переглянувшись, супруги решили послушать загадочного помощника не менее загадочной бабки.
– Давно это было, так давно, что таким быльём поросло, не разглядишь. На месте энтого дачного безобразия шумел дивный лес с заповедными тропами. И ходили по этим тропам звери разные, люди знающие...
А между лесом и рекой селища стояли, и жили в них люди работящие да дружные. По осени свадьбы играли, дома новые строили. Вот на одну из свадеб и пришла ведунья местная. И затихло веселье. Знамо дело, ведунья просто так не приходит.
А та подошла к отцу жениха, положила ему на плечо руку и велела поутру молодых к лесу отправить. Пусть они по кромке идут, место для нового роду ищут. Им покажут. Сказала, да и ушла...
Хмурое утро выдалось, да делать нечего, идти надо. Слова ведуньи завсегда пророческие. И в то же утро сошёл на землю Даждьбог, и встретил он на краю леса пару молодую, что искала место под дом.
Осветил он им полянку неприметную, поклонились они Богу, и назвали будущую деревеньку Дадено. А свет Даждьбога не только благодать на землю эту принёс, раскрыл он в молодой деве дар лекарский, а парню дал удачу в охоте.
– Извини, Авдей Прохорович, но ты нам сказку какую-то рассказываешь. Зачем? – перебил мужичка Иван.
– Эх, молод ты ещё, парень. Ты сказки-то русские народные почитай, в них вся древняя история Руси. С хитрыми затеями, конечно, но если вдумчиво читать, не для забавы, много чего увидеть можно, – поучительно проговорил Прохорыч.
Василиса дернула Ивана за рукав и что-то прошептала ему на ухо. Парень мотнул головой в знак согласия и больше не перебивал рассказчика.
– Родственники, когда услышали, как место молодые нашли, стали им дружно помогать, обустраиваться. Избу поставили, баньку смастерили, сарайчик сколотили.
В благодарность Беляна лечить их стала. Миролюб, муж ейный, на охоту ходил, молодую семью припасами снабжал и родне помогал. Жили они душа в душу. Пятерых деток народили. Трое из них просто хорошими людьми выросли, двое дар родителей унаследовали.
Так и пошло в даденском роду, почитай в каждом поколении дети с даром рождались. Всё бы хорошо, да лет двести назад случилась беда. Полюбилась девка из даденовских сыну колдуна чёрного.
Надумал он к ней свататься. А девка та была с даром волшбы белой. От ворот поворот сватам вышел, и схлестнулись два могучих рода, и почти извели друг друга...
А что дальше было, вам Прокл с Праскавеей обскажут, – закончил свою сказку Прохорыч, поднялся и рукой за собой Василису с Иваном поманил.
– Пошли, что ли, в Дадено, до дому провожу. Вот только к Марии Ивановне на минутку забегу.
За ним шла пожилая женщина в простом халатике, держа на руках белого котёнка: “Вот, хранитель, имя сами дадите, чтоб только вас слышал”, – сказала она, вручая Василисе котёнка, поклонилась, и ушла…
Прохорыч оставил Василису с Иваном на дороге, а сам, ловко протиснувшись в узкий проход между дачными участками, скрылся за стволами фруктовых деревьев.
– Куда это он? Может он шутник местный, наговорил нам бреда, а сам сбежал? – забеспокоился Иван.
– Не похоже, да и про бабушку знает, и про деревню, – сказала девушка.
– Ну-ну, пять минут ждём, и пойдём кого-другого спросим, – решил Ваня.
Пяти минут не прошло, как Прохорыч вернулся. Да не один, за ним шла полная пожилая женщина в простом халатике, держа на руках белого котёнка.
– Вот, хранитель, имя сами дадите, чтоб только вас слышал, – сказала она, вручая Василисе котёнка, поклонилась, и ушла.
– Ну, что стали? Пошли уже, – поторопил их Прохорыч.
– Вась, это не дачный посёлок, это какая-то берендеева деревня, нам батя в детстве про такую книжку читал, – шепнул Иван жене.
Василиса, прижимая к груди котёнка, улыбнулась ему и пожала плечами, сама не понимая, что происходит.
Через полчаса они вышли за пределы дач и оказались на грунтовой дороге, ведущей в сторону нескольких домов, стоящих на небольшой возвышенности.
– Дадено, – проинформировал их Прохорыч, – пошли, до дому доведу.
Они подошли к старому бревенчатому дому, окружённому невысоким частоколом. У калитки Прохорыч остановился и сказал:
– Дальше сами. Всё, что мне положено было, я вам обсказал, дальше Прокл с Праскавеей вас просветят, если сговоритесь. Бывайте здоровы.
Мужичок повернулся и быстро зашагал обратно в посёлок.
– Что-то боязно мне, Ванечка, – тихо сказала Василиса, – и тихо здесь как-то, есть ли люди тут.
– С людьми потом разберёмся, давай сначала в дом попадём. Там же какие-то Прокл с Праскавеей должны быть. Вот у них всё и спросим, – успокоил жену Ваня и решительно открыл калитку.
Пройдя по поросшей травой тропинке, мимо высокого старого дуба, они оказались у широкого крыльца. На его ступеньке сидел белый кот и слезящимися полуслепыми глазами внимательно смотрел на них.
Котёнок стал вырываться из рук Василисы, и она его отпустила. Мелкий подбежал к старому коту, потёрся об него, тихо мяукнул. Кот медленно поднялся на четыре лапы, подошёл к двери в дом, котёнок вприпрыжку последовал за ним. Оба обернулись на молодых, ожидая, когда те откроют дверь.
Дверь была не заперта. Коты прошли в дом с видом хозяев, люди двинулись осторожно, оглядываясь по сторонам. Ничего странного в обстановке дома не было. Диван, стол, два кресла, кровать с лоскутным одеялом и щедро взбитыми подушками.
Единственное, что удивило Василису: в доме было чисто, очень чисто, ни пылинки, ни грязинки.
Вдруг у Василисы закружилась голова, пошатнувшись, она опёрлась на Ивана.
– Солнце моё, что с тобой, плохо, скорую вызвать? – растревожился за жену Иван.
– Я просто устала, дай на диване посижу, – погладив мужа по руке, ответила Василиса.
Иван усадил жену, а сам пошёл осматривать дом.
– Представляешь, тут нет плиты, только печка. Интересно, свет хоть есть, – сообщил Иван, щёлкнув выключателем. Под потолком зажглась маленькая люстра.
– Ну, хоть так, – констатировал Ваня, – вот только никакого Прокла и никакой Праскавеи я тут не вижу.
– Ванечка, нам надо здесь остаться на ночь, очень надо, –тихо, но уверенно попросила девушка.
– Ладно, только я тогда в магазин схожу, чего покушать да попить куплю, здесь же нет ничего, – уже ничему не удивляясь, согласился парень.
Когда он ушёл, Василиса, словно ведомая за руку, поднялась, вышла в сад и подошла к старому дубу. Среди его ветвей послышался какой-то шорох, потом старческое кряхтенье, и раздался голос:
– Глянь, Прррраскавея, вот она, молодая хозяйка.
– Да подвинься ты, старррый, не видно ж ничего.
В ветках снова что-то зашевелилось, зашуршало. Василиса стояла, замерев и почти не дыша. Сначала она подумала, что у неё слуховые галлюцинации, потом подняла голову и рассмотрела среди ветвей что-то большое и чёрное.
– Ага, вижу. До чего ж на Пелагею похожа. Ладно, чего смотррреть, пошли знакомиться.
К ногам Василисы, шумно хлопая крыльями, опустились два ворона. Огромные, чёрные, с побелевшими кончиками перьев вокруг клюва, они предстали перед Василисой, как сказочные герои.
– Прррокл, – шаркнув лапой по траве, представился один из них.
– Прррраскавея, – наклонив голову, сказал второй, вернее, вторая.
Вороны поведали Василисе о том, как её родители погибли в подстроенной автокатастрофе, как врачи успели спасти ещё не родившегося ребёнка у умиравшей матери, как бабка Пелагея скрыла младенца от врагов рода.
Молодая женщина не могла поверить во всё рассказанное, но, взглянув на говорящих птиц, просто приняла всё, как неизбежную истину...
Когда Иван вернулся из магазина и зашёл во двор, перед ним предстала такая картина: на ступеньках крыльца сидит жена, рядом с ней явно подросший котёнок, а перед ними расхаживает огромный чёрный ворон и что-то говорит. Второй ворон стоит в сторонке и иногда поправляет говорящего.
– Ерррофей малой ещё, с ним пострррроже, чтоб не сильно силу свою выказывал. Иван пусть следит, ты по хозяйству. С дочкой Пррррася поможет, – наставлял Прокл молодую хозяйку.
– Сам ты Прррокля, гад такой, просила же не коверррркать имя моё, мне его сама Веррррея дала…
Заметив Ивана, птицы замолчали.
– Вот, Ванечка, это – Прокл, это – Праскавея, – рукой показывая на птиц, сказала Василиса, – а это Ерофей – хранитель, – погладила она по голове котёнка…
Ночью, лёжа в постели, супруги перешёптывались, обсуждая всё, что с ними произошло за этот день.
– Я всегда знал, что ты у меня особенная, но чтоб настолько… вороны говорящие, кот в барса белого обращающийся…
– Скатерть-самобранка, ковёр-самолёт, шапка-невидимка… – хихикнула Василиса.
– Чтоо, и это тоже?! – чуть ли не крикнул Иван.
– Да тише ты, шучу, этого пока ещё не предлагали, – снова захихикала жена.
– А вот Прокл обещал мне клад показать, чтоб обжились мы тут основательно, – сообщил муж.
– Ага, а Праскавея сказала, что у нас дочка будет, с даром, она мне поможет в воспитании, – добавила жена.
Они лежали донельзя счастливые, не верившие в сказку, но поверившие в чудо. А где-то там, из высей заоблачных смотрели на них даденовские пращуры и улыбались.
Хотите – верьте, хотите – нет, но живы на Руси древние рода. Именно они берегут её от черной зависти, подлой клеветы, брызгающей слюной ненависти.
Соседка уезжала на две недели в отпуск и принесла нам нечто со свисающим до пола брюхом и двумя фонарями глаз.
«Sука и предатель» — читалось на морде кота, когда он смотрел на хозяйку объясняющую нам, чем лучше кормить сомалийца.
К нашему изумлению Мусик ел такие вещи, которые мы даже не пробовали.
Телятину, отварную индейку и кролика у нас в семье никто никогда не готовил. Кот упал на бок посередине кухни и надменно наблюдал, как моя бабушка, которая в войну питалась картофельными очистками, удивлялась разнообразному меню ссаного кота.
— Галя, а чем он заслужил такие обеды? Он что, воевал? Ладно ещё вот эти собаки-спасатели.... ну которые вытаскивают людей из-под развалин.... А твой Мусик кого-то спас?
Мы все дружно посмотрели на кота, стараясь понять, в чем его заслуга.
Мусик медленно моргнул и закрыл глаза.
Проигнорив вопрос, соседка достала из кармана маленькую баночку, в которой лежала пара чайных ложек красной икры и сказала, что можно давать коту по десять икринок в день для витаминизации.
Стоя в проходе между коридором и кухней, я услышала, как бабушка, провожая Галину, тихо себе под нос сказала «*уянизации».
Соседка остановилась в дверях и выдохнула последний наказ:
— И пусть всегда кто-то из вас будет рядом. Он плохо переносит одиночество.
— Что он не переносит?! — переспросила бабушка.
— Одиночество, — повторила Галя и потупив взгляд добавила, — с ним играть надо, чесать, гладить. Только голову не трожьте — этого он не любит. Лучше по спинке.
Первое, что сделала бабушка, когда закрылась дверь — это положила руку
сомалийцу на голову, между ушей. Этот жест означал, что витаминизация отменяется.
— Ну что, холуй, куриные желудки будешь?
Кот зашипел, но бабуля надавила чуть сильнее и сказала, что сейчас будем играть, чтобы животное не подумало умирать от одиночества.
Бабка достала зеркальце и пустила по комнате солнечного зайчика. Такую игру Мусик не знал и скорее всего запомнил на всю жизнь. За час беготни кот поймал ровно нихрена.
Зайчик скользил по стенам, к самому потолку, затем возвращался, кидался коту в лапы, проходился по мохнатой морде и снова взмывал вверх. В какой-то момент даже мне захотелось, чтобы солнце зашло до того, как кота шандарахнет инфаркт.
На закате Мусик сожрал куриные желудки, невнятно мявкнул и уснул.
Бабушка сделала мне бутерброд с икрой:
— Давай, витаминизируйся, Лен! Завтра кролика будем пробовать.
Замуж за мужа
Автор Светлана Сушко
– Причина расторжения брака? – сотрудница загса приготовилась услышать традиционное «не сошлись характерами». Дмитрий внезапно достал бутылку шампанского и закурил.
– Что вы себе позволяете?!
– Тише! Я развожусь первый раз в жизни и хочу это отпраздновать.
Бабахнула пробка… Катя, пока еще не бывшая жена, нервно захохотала.
Штраф, повезло, не выписали.
Зато объяснили: у вас двое детей, вот вам время «подумать». Не передумаете – приходите, только без шампанского.
Они и поехали домой. Ну а куда еще? Это в голове «развод и девичья фамилия». В паспорте – штамп и общий адрес, а еще, главное, нажитое за восемь лет: Сашка и Наташка. Решили детей не расстраивать и не говорить пока, что папа и мама без пяти минут свободные друг от друга люди.
Начались всякие неловкие ситуации. Дима стал спать отдельно. Дочка сразу:
– Пап, а чего ты в зале лег?
– Простыл, боюсь маму заразить.
Дочь – к маме:
– Давай папе малиновый чай заварим, бабушка говорила, что он лучше таблеток в сто раз.
Катя помогла заварить. Потом, стараясь быть незаметной, подсматривала из-за угла, как дети за «больным» ухаживают. Умилялась, чего уж там.
Дима на работу вставал раньше. До «праздника» в загсе Катя подрывалась заранее – накормить. Теперь спала. Почти бывший муж стал готовить завтрак. Но как-то дико готовить себе одному, так что рассчитывал на детей и «соседку».
В роли мужа он мог потребовать ужин и выглаженную рубашку. Теперь нужно было попросить и поблагодарить.
– Спасибо, дорогая. Могу я пригласить тебя в кафе?
– Да, в среду вечером я свободна.
Время на «подумать» сработало. В доме снова завертелась семейная жизнь. И вот уже после работы слышен мужской голос «пожрать бы, Кать! Устал как собака». Дима снова почувствовал: все, моя, никуда не денется с подводной лодки.
В общем, все пошло по-старому. Просто, бодро и никакой тебе романтики. Шло, шло и опять пришло к разводу. Выплакав все слезы надежды до первой неудачной попытки развестись, Катерина была настроена решительно:
– Все, с меня хватит. Мы же все правильно тогда решили! Ничего не изменилось! Зачем мы живем вместе?! Дети? Они уже большие.
И объявила:
– Дети! Мы с папой разводимся!
В этот раз все было по-настоящему, брак расторгли официально. Сын и дочь остались с мамой, а Дмитрий ушел. Катя настояла. Чтобы видеться с детьми, он снял квартиру в доме через дорогу. Возил их в школу по утрам. На каникулы – бабушке, летом – на море.
Катя тем временем вспомнила, что она классный бухгалтер, открыла свое дело, набрала клиентов и с головой погрузилась в работу:
– Вот в чем была моя ошибка! Я слишком много времени отдавала семье. А теперь, когда дети подросли и бывший муж взял на себя часть обязанностей по уходу за ними, я чувствую себя белым человеком.
Квартиры рядом, дети перетекали туда-сюда, потом началось:
– Мам, папа хочет, чтобы мы все вместе поехали на пикник. Такая погода хорошая, пожа-а-алуйста! Ну, ма-а-ам!
Как тут отказать? Пикник, аквапарк, потом в Сочи на недельку, потом Дима однажды остался ночевать… потом еще раз.
Потом спросил:
– Кать, скажи, зачем я трачу деньги на съемную квартиру?
Зажили вместе. Расписались! Такие испытания прошли: вместе трудно, порознь еще хуже. И снова прокол! Через три года тоска заела, претензии набухли.
В этот раз ушла Катя. Дело у нее шло отлично, она купила себе квартиру, подала на развод и ушла.
Дети две недели жили с ней, две недели с папой. Бывшие супруги не виделись, не разговаривали, полный игнор. Несколько месяцев общались исключительно через детей: а папа передал, а мама сказала...
Потом случился день рождения Саши. Стол, шарики, свечи… Дима пришел с охапкой роз – для Кати. Одет с иголочки, по последнему слову моды, не пил алкоголь…
Новый медовый месяц был волшебным как никогда. Ухаживания восьмидесятого уровня. Венеция!
– А как вы хотели? Я же теперь невеста с приданым, – хохотала Екатерина.
Дима предложил расписаться. В третий раз!
Но Катя против. Она окончательно поняла: в роли жениха Дмитрий прекрасен, а в качестве супруга – совершенно невыносим.
И он ведь не один такой. Почти все мы такие. Недаром говорят, что настоящая любовь не та, что выдерживает годы разлуки, а та, что выдерживает годы близости.