ЛЮБИМЫЙ

Наташа не могла поверить в происходящее с нею. Ее муж, родной, единственный, которого она считала своей поддержкой и опорой, сегодня сказал ей: «Я тебя не люблю».
Потрясение было столь велико, что она застыла в нелепой позе и пребывала в ней все время, пока он бегал вокруг, собирая вещи и гремя ключами. Да, вот только этого ей сейчас не хватало. Совсем недавно внезапно умер ее отец, и она обязана была, несмотря на собственную боль, позаботиться о поседевшей мамочке и сестренке – в 18 лет, после тяжелейшей черепно-мозговой травмы, та стала инвалидом. Родные жили в соседнем городке. Сыночек пошел в первый класс. В июне ее предприятие закрылось. Она осталась без работы. А теперь и муж…
Наташа обхватила руками голову, села за стол и горько заплакала.
— Господи, что же мне делать? Как жить? Ой, Алешка! Надо же бежать за ним в школу!
Необходимость ежедневных обязанностей заставила встать и идти.
— Мамочка, ты плакала?
— Нет, Алешенька, нет.
— Ты за дедулей плачешь? Мама, мне так его не хватает!
— И мне, сынок. Но мы должны быть сильными. Наш дедуля всегда был таким. Ему сейчас у Боженьки хорошо, не переживай! Он заслужил отдых, никогда при жизни не отдыхал.
– А где папа?
– Папа? Наверное, в командировку опять уехал. А как дела в школе?
Надо жить. Не любит? Ничего не поделаешь. Насильно мил не будешь. Просмотрела она что-то в своей суете.
Пока Алешка обедал и возился со своими игрушечными солдатиками, Наташа залезла в электронку оставленного мужем компьютера. Она никогда не делала этого раньше. Попасть в почту было просто, вход в левом уголочке. Не успел Вовочка удалить последнюю переписку. Любовь у него по полной. А она теперь нелюбимая. Десять лет была «солнышком ясным», после восьми лет битвы за рождение ребенка стала еще и «нашей мамочкой».
Теперь все изменилось. И к этому надо как-то привыкать.
А прежде всего надо найти работу. Никому нет дела до ее наивысшего образования. Копейки в службе занятости в качестве временного пособия по безработице не решали никаких проблем.
Что же случилось, что произошло, почему ее ответственный, положительный, в меру заботливый муж в мгновение ока превратился в чужого? Все ее размышления находили одно оправдание: он просто спятил. Совместный дом, возводимый по кирпичику, не достроен. Благо, крыша есть над головой, и одна комната годится для проживания.
– Работа, как ты мне нужна! – Наташа готова была вновь разреветься, но на это не было времени. Ей так нужна работа!
Поиски шли несколько дней. Безуспешно! Первый класс у ребенка и ее нынешнее одиночество уменьшили шансы до минимума. Вечером очередного неудачного дня раздался звонок кума Романа:
– Нат, ну что, не вернулся твой?
– Нет.
– А кладовщицей пойдешь?
– Ты серьезно?
– Да, я понимаю, что тебе не до шуток после Вовчика. С перерывом. Работа с перерывом. Могла бы крестника побежать забрать или продленку оформить. Зарплата 25. Мало, конечно. Но лучше, чем ничего. Мы вам завтра картошки с луком и куренка привезем.
– Ромушка, у меня ж курочки есть. Они нас и кормят, яички несут.
– Вот и пусть кормят. Их на мясо нельзя.
– Спасибо вам. Как Галинка?
– Ничего, справляется. Она у меня молодец.
Вот так он всегда. Жена Галя перенесла тяжелую операцию, получает химиотерапию, а он никогда не пожаловался, что все сейчас на нем. У него все хорошо. Наташа вздохнула: есть шанс выжить. Спасибо Богу, Он самый надежный, все видит. Никогда не подведет. Спасибо за кума.
Работа оказалась понятной и находились минуты, чтобы остаться с собою наедине, поплакать, осмыслить, что же произошло?
Полетели дни, недели, месяцы. Через год Наташа почувствовала, что хочет есть, может спать, смеяться и радоваться успехам сыночка. Боль, связанная с предательством мужа, оживала, когда он приходил, чтобы взять на выходные Алешку. Она не препятствовала, их отношения не должны делать несчастным ребенка. Так хотелось спросить, чем же не угодила, хотя и понимала, что дело не в этом, а во внезапно вспыхнувшей страсти мужа к другой женщине. Вспомнились слова из какого-то фильма: «Любовь – она до первого поворота, а дальше жизнь начинается». У нее любовь и жизнь были неразделимы. А у него?
Осень в этом году как продолжение лета: теплая, с зелеными листьями деревьев, звонкими ребячьими голосами на улице, разноцветьем астр и хризантем в палисаднике. Тот день, когда Наташа увидела пристальный взгляд Михаила, ничем не отличался от других, может, чуть ярче грело солнышко, чуть громче звучала музыка из распахнутого соседского окошка, а может просто пришло время встретиться двум одиночествам согласно планам судьбы.
– Девушка, давайте помогу. Разве можно так нагружаться?
– Мне привычно.
– Очень плохо, когда такая красавица сделала для себя привычным таскать грузы.
– А вы всем красавицам помогаете? Дежурите, что ли на улице, возле магазина?
– Ага, дежурил, дежурил, все глаза проглядел, наконец-то увидел красавицу.
Не засмеяться было невозможно. И они хохотали вкусно, до слез, просто неудержимо.
– Михаил, – он протянул ей руку, а смешинки еще прыгали в его глазах.
– Наташа.
– «Наташка, Наташка, чужая жена», – слышали такую песню?
– Нет. Но я не жена.
– Да ладно. Вот это мне повезло! Встретил наконец-то девушку, о которой только мечтать можно, и она свободна. Все с ума вокруг сошли или ослепли?
– Я вижу, с юмором у вас без проблем. Это хорошо. А по части серьезности?
– Тут тоже порядок. Наташ, а давайте сегодня в кино сходим, поговорим, пообщаемся.
– Не могу, к сожалению. Мне сейчас сына из продленки забирать.
– Не верю своим ушам. У вас есть сын?! Вам же лет двадцать, какая продленка?
– Мне 35.
– И мне. Вот совпадение. Но про вас я действительно подумал, что вы совсем юная.
– А теперь?
– А что теперь. Осмысливаю. Все мужики мечтают, чтоб у них сын родился. А вы тут так легко сообщаете, что вы незамужняя, а где же батька? Батька сыночка вашего?
– Я не хотела бы сейчас об этом говорить.
– Понято. И не будем. Тогда в выходные. Можно с сыном на детский сеанс.
– В выходные сын со своим отцом встречается.
– Наташа, я не хочу быть человеком, вас напрягающим. Но если появится пара свободных часов, позвоните. Вот визитка с телефоном. Кстати, на ней написано, что я доктор, детский гематолог.
– Серьезнее работы не бывает.
– И времени красавиц разыскивать нет.
– Хорошо, Михаил. Я позвоню, – просто и искренне сказала Наташа.
– Я буду ждать.
Какая же красивая была эта осень! Она точно была их подарком. Мягкие солнечные лучи, заставляющие краски листьев составлять невероятную палитру цветов. Теплые, погожие дни, открывшие им все парки города. А еще их нежность, прорвавшая боль прошлого и закружившая в осеннем танце под этот фантастический листопад. Они так бережно приближались друг к другу, что себе на удивление Наташа почувствовала, как тянет ее к этому удивительному мужчине. И почти через полтора месяца со дня их первой встречи она сама робко предложила «попить чаю».
– Наточка, ты не обидишься? Я не приду к тебе. Для меня так важно все, что происходит сейчас со мною, я побеспокоюсь об этом сам. Доверяешь?
В ближайшие выходные они уехали в парк-заповедник, где Михаил снял дом, напоминающий маленький замок. Внутри было чисто и уютно, но Наташа ничего не видела, кроме огромных карих глаз своего любимого и тонула в них, погружаясь в его объятия. Наташа не знала, что это, самое сокровенное между мужчиной и женщиной, может быть таким сладким.
– Мишенька, где я, что со мной. Мне кажется, я умираю. Я так люблю тебя. Как же я жила без тебя? Мне так хорошо с тобой!
– Как ты прекрасна! Какой же я счастливый!
Еще через пару месяцев им все труднее было расставаться.
– Наточка, выходи за меня замуж.
– Мишенька, у меня же развод в конце месяца.
– И сразу замуж. За меня. А то еще кто-нибудь уведет мою девочку.
– А девочка сама себе хозяйка, не для каждого встречного. У нее есть любимый. Только, Мишенька, давай без всяких торжеств. Просто распишемся, и увези меня в тот замок, где я сразу и навсегда стала твоею женой.
– Хорошо, любимая, все будет, как ты скажешь.
Роман и Галочка были единственными свидетелями на их регистрации. Мама с сестренкой прислали восторженную поздравительную телеграмму. А вскоре они перебрались в снятую Михаилом двухкомнатную квартиру, где вдвоем усердно сделали ремонт, создавая уютное, комфортное гнездышко. Особенно тщательно Миша продумывал комнату для Алешки. Они уже давно познакомились. Но Алеша, для которого двумя половинками яблока были его мама и его папа, неохотно шел на контакт с Михаилом.
– Наточка, ты только не пугайся, давай-ка проверим кровь у Алешки. Что-то мне он не нравится, слишком бледный.
– Ну что ты, Мишенька. Просто переживает он. Тяжело ему было осознать, что нас развели, он все надеялся, что этого не будет. Я читала, что развод родителей для ребенка страшнее, чем смерть одного из них.
– Ты права, мудрая моя женщина. Я сам ребенком пережил развод родителей, как вселенскую катастрофу. Но кровь мы сдадим, хорошо, малыш?
В этот день Михаил вошел в квартиру, где жила его семья, с опущенной головой. Наташа сразу поняла: что-то случилось.
– Наточка, только не волнуйся. Есть изменения в крови у Алешки. Не подвела интуиция. К сожалению, не подвела. Я завтра заберу его с собой.
Это было нечестно. Как будто за свое счастье нужно было расплачиваться. Да еще такой ценой. Лейкоз. Какое страшное слово!
И началась другая жизнь. Наташа взяла отпуск без сохранения содержания, потому что не представляла, как Алешка без нее будет переживать эти бесконечные уколы и капельницы, взятия анализов. Она держала сына за руку и только просила: «Держись, мой сыночек! Ты у меня сильный! Ты всегда был моим самым надежным другом! Мы никогда с тобой не расставались и будем вместе всегда».
Когда сил не было совсем, Михаил отправлял Наташу на отсып и оставался с Алешкой. Поспать получалось не всегда. Чаще лежала, уставившись в потолок.
Позвонил бывший и потребовал выписаться из недостроенного дома.
– Сыну я сам внимание уделю. Он будет ко мне в свой дом приходить.
– Ты лучше бы навестил его.
– Сейчас не могу. Уезжаю в командировку.
Выслушав жену, Михаил погладил ее по плечу:
– Наташенька, мы с тобой сами все заработаем. Не цепляйся за прошлое.
– Обидно все-таки. Я неплохие деньги зарабатывала. Все вкладывала в дом. Мишенька, разве сейчас об этом нужно думать? О том, чтоб меня выписать?
– А ты и не думай. Ты каждую свою мысль в Алешку вкладывай. Я справлюсь. Я всегда о семье мечтал. Бог это знает. Он вас у меня не отнимет.
– Мишенька, как анализы?
– Делаем все. Пока плохие.
Наташа беззвучно плакала. Нельзя, чтоб Алешка догадался, что плохо.
– Дядя Миша, а что у меня с кровью?
– Понимаешь, у нас в крови есть белые и красные кораблики. Твои устроили бой.
– И кто побеждает?
– Пока белые.
– А что будет дальше.
– Помогай красным.
– Мамочка, увезите меня куда-нибудь. Я так устал.
– Наточка, я тоже хотел тебе предложить. Давай Алешку в наш замок увезем. Сейчас хорошая погода. Будем бродить по лесу. Пусть отдохнет.
Весна украсила их уголок цветущими кустарниками и деревьями. Они втроем бродили по лесу. Радовались каждому цветочку и травинке. Но бывали минуты, когда сын напряженно сосредотачивался и замирал.
– Что с тобой, сыночек, тебе плохо?
– Мама, не мешай. У меня морской бой.
Маленький отпуск быстро закончился. Сын изменился: посвежел, даже розовинка на щеках появилась.
– Мам, а где папа?
– В командировке, сынок.
– Опять? Ну, ладно.
По возвращению в клинику снова взяли анализы. Заведующая лабораторией пришла сама.
– Михаил Леонидович, а куда Вы сына отвозили?
– Да тут неподалеку, в заповедник. А что такое? Что с кровью?
– Все хорошо. У него ремиссия. Хорошая кровь.
Михаил вприпрыжку вбежал в палату.
– Алешенька, а что ты делал? Тебе лучше, сынок. Не плачь, Наташа. Он выздоравливает. Что ты делал, сынок?
– Папа, помнишь, ты мне про кораблики рассказывал? Я выигрывал красными каждый морской бой.
Автор: Коваленко Ирина.
Мать и дочь
Класс потихоньку заполнялся. Родителей пришло неожиданно много, была почти стопроцентная явка. Светлана Семеновна начала родительское собрание.
Наталья с легким раздражением рассматривала стенды на стене: «Ими гордится класс», «Лучшие читатели». «У всех дети, как дети, а моя…», - Наталья повернулась и прислушалась к монологу классного руководителя, которая рассказывала про победителей предметных олимпиад. - «Повезло же родителям! И учатся дети хорошо, и в конкурсах участвуют, а моя Светка - сплошное недоразумение. Вся в отца пошла, некультяпистая какая-то».
Перед самым родительским собранием Наталья в очередной раз поругалась с дочерью. Что-то произошло в отношениях матери и дочки, и последнее время они ругались практически каждый день.
-Ну что ты все время крутишься перед зеркалом? В комнате полный завал. Вещи как попало разбросала. Целый день сидишь за компьютером, а матери помочь - времени нет,- ворчала Наталья, заводя себя всё больше и больше.
-Мам, у меня на портфеле замок сломался. Я второй день булавкой застегиваю, чтобы книги не вывалились, - Светлана показала матери сумку.
-О-о-о…Этого мне еще не хватало…Будешь с пакетом ходить! Где я тебе деньги возьму? Ты все делаешь назло: учишься из рук вон плохо, теряешь и портишь вещи, шляешься, где попало. Меня от тебя уже трясет!
И тут Наталью так понесло! Она орала в голос, не заботясь о том, что услышат соседи. Мать вылила на дочку такой ушат грязи! Когда Светлана, не выдержав упрёков матери, заплакала, Наталья закричала:
-Только это ты и можешь! Ныть-то легче всего. Ну что ты уставилась, что ты смотришь?- продолжала истерить Наталья.
-Мам, зачем ты так? Ты меня совсем не любишь!- Светлана забежала в комнату и уткнулась в подушку.
***
- В последнее воскресенье ноября в России отмечают День матери. Ваши дети написали трогательные сочинения,- с этими словами Светлана Семеновна раздала всем родителям красивые конверты.
Наталья отодвинула конверт на край стола и посмотрела на часы. Тут слово для отчета взял родительский комитет. Наталья зевнула и нехотя открыла конверт.
Прочитав первые строчки, Наталья пришла в ужас от количества ошибок. Она хотела уже засунуть письмо в конверт, но взгляд цеплялся за текст: «…Пишу тебе письмо и не могу сдержать слез радости счастья, что ты у меня есть. Мама, мне стыдно, что я так часто забываю об этом счастье и начинаю ругаться с тобой. Мамочка, я очень стараюсь не говорить слов, которые тебя ранят, задевают и причиняют боль, но у меня это плохо получается. Я сама болею от каждой твоей морщинки, от каждого седого волоса. Засыпая, я всегда благодарю Бога за такую чудесную маму и прошу его, чтобы он оставил тебя рядом со мной на Земле как можно дольше».
Наталье вдруг стало трудно дышать, жгучий ком в горле хотел вырваться наружу и не находил выхода. Чтобы не разрыдаться при всех, женщина опрометью выскочила из класса в школьный коридор, где дала волю слезам.
***
-Мама, что случилось?- Светлана смотрела на заплаканное лицо матери.- Математичка нажаловалась? Мама, не молчи! Тебя кто-то обидел?
-Доченька моя… Всё у нас с тобой будет теперь хорошо! Всё будет замечательно! Ты прости меня за все! Мы справимся со всеми трудностями,- плечи матери вздрагивали от беззвучного плача. - Спасибо за письмо… С меня как будто пелена спала.
-Мама…-Светлана хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Дочка уткнулась в грудь мамы и тоже заплакала, не скрывая своих слёз, чувствуя, что они приносят долгожданное облегчение. Но это уже были слезы радости, которые стекали тонкими ручейками по щекам. Наталья нежно обняла дочку. Мать и дочь плакали, очищаясь от недоверия, фальши и раздражения, которые возникли между ними в последнее время.
Внебрачная внучка
Такого шума в семье Прохоровых не было слышно с самой постройки дома. А выстроен добротный бревенчатый дом еще отцом Егора Кузьмича, известного в селе механизатора, хозяйственного и характерного мужика, как называли односельчане.
- Ты куда глядела? Ты где была, когда Нинка хвостом по районам крутила?
- По каким районам, тятя? В райцентр ездила…
- Молчать! Еще голос подаешь… «щучка»! – Кузьмич топнул ногой, и даже жена Клавдия вздрогнула.
- Уймись, Егор, чего уж теперь…
- Ага, теперь чего… нагуляла… «щучка»…
«Щучка» - редко у него вырывалось, это уж когда разозлится. Однажды на сельском собрании обвинила его Макариха, известная сплетница, что мешок совхозного овса заграбастал для своего хозяйства. А Кузьмич за свою жизнь никогда и нитки не украл; и так его это обвинение из себя вывело, что устроил он прилюдно настоящий разнос Макарихе и обозвал ее «щучкой», ну а народ понял, что он имел ввиду.
Вот и сейчас, когда незамужняя дочка сидит перед родителями с животом, не выйдя замуж, а жениха (да и какой он жених, так, чуть погуляли) и след простыл, не выдержал Кузьмич и назвал родную дочь «щучкой». Ну и потом еще неласковыми словами «огрел».
- Всё, ты, - тряся указательным пальцем перед самым носом жены, продолжал Кузьмич кричать на весь дом: - твоя работа, не доглядела девку… стыд какой на мою седую голову. – Кузьмич, наконец, выдохся, как ливень после бури, и, громыхнув стулом, уселся, положив руки на стол. – Кольки нет, со старшим братом не забалуешь, не посмел бы прохвост на Нинку полезть, старший-то брат заступился бы…
Клавдия, услышав про старшего сына, завыла, отвернувшись и уткнувшись в полотенце, висевшее на гвоздике.
Старший сын Николай погиб еще десять лет назад, и осталась у Прохоровых только младшая Нинка, на которую Егор возлагал надежды… а какие надежды, он и сам толком не знал.
- Как ты говоришь его фамилия? – перестав плакать, спросила Клавдия.
Нина, тихо всхлипывая, пробормотала: - Лисковский… Володя.
- Тьфу ты, и фамилию-то с первого раза не выговоришь, - проворчал Егор. - Ну и где его теперь икать?
- Уехали они. Говорят, в город уехали, - сказала дочка.
- А он знал?
- Я сказала.
- И чего? – грозно приподняв брови, спросил отец.
- Не поверил.
- Доигралась… что и не верят тебе… распутница…
- Да не терзай ты ее, - заступилась Клавдия, - девке рожать же придется, чего ты ей нервы сворачиваешь… да и не при царе горохе живем, семидесятые на дворе…
Егор поднялся, снял с вешалки старенький помятый пиджачок, накинул фуражку и, махнув худощавой рукой, сказал: - Делайте что хотите, стыдоба одна с вами… нагуляла на стороне…
__________
Клавдия с Ниной ездили потом в райцентр, но о Лисковских ничего нового не узнали. Как сказал Егор Кузьмич: «улизнул ваш Лисковский».
Нина притихла и почти не выходила из дома, чтобы любопытные взгляды односельчан не касались ее. Клавдия тоже отмалчивалась, уходила от разговора о дочери. Ну, а Кузьмич – так у него вообще ничего не узнаешь, одним взглядом мог остановить. Нахмурит брови на худощавом лице, взглянет с такой строгостью, что собеседник сразу умолкнет.
Несмотря на его невысокий рост и худощавость (про таких горят: не в коня корм), он отличался и физической силой, и сильным характером. Дочь Нинку с того дня не трогал, но и ласковым словом не жаловал. Обиделся. Не такого он будущего хотел для дочери, которая осталась после гибели Николая единственным ребенком. Николай-то, сразу после армии погиб, не успев семьей обзавестись. И вот теперь Нинка на сносях, глядишь, может внука родит.
К рождению внучки Кузьмич отнесся равнодушно.
Клавдия, повязав праздничный светлый платок, присела за стол напротив мужа. – Егор, ну так надо же записать дитё рожденное…
- Записывайте… я тут при чем? Сама нагуляла, сама пусть и записывает.
- Так фамилию надо… отчество… а этого, будь он неладен, и близко нет… да и не признал же сразу, еще когда Нина беременной была, а сейчас и подавно…
- Ну, говори, чего надо-то? – с раздражением спросил Кузьмич.
- Ну, так на нас – на Прохоровых придется записать… да и отчество надо… придется твое отчество взять…
- Стыдоба, - буркнул – Егор, - берите, раз забыла, что сначала замуж выходят, а потом детей рожают.
Девочка родилась крепенькой, здоровой и крикливой. Было по первости: не давала спать.
Склонялась над дочкой Нина, Клавдия ворковала над внучкой, успокаивая ее… и только Кузьмич равнодушно выходил из дома, найдя для этого причину.
- Егор, пригляди за дитем, а я к Марусе сбегаю за дрожжами.
- И чего я буду за ней глядеть? Понимаю что ли в этом…
- А то ты Нинку не нянчил… забыл что ли? Уж три месяца… подойди хоть. Нинка в больницу уехала, побудь тут…
- Ну и ты там с Маруськой языком не лязгай, а то не дождешься тебя…
Клавдия, обрадовавшись, что Егор остается с внучкой дома, быстро стала одеваться. – Я скоренько…
За окном уже появились первые осенние листья, но было тепло, как это обычно бывает в начале осени. Егор, глянул в окно и одобрительно хмыкнул, радуясь погоде, которая, как по заказу, для уборки огорода. Его мысли о хозяйстве прервал плач девочки.
Он вошел в комнату Нинки, склонился над кроваткой, которую дочь купила в райцентре; даже имя Анна, которым назвали внучку, не могло отогреть его сердце. Анной звали покойную мать Егора, которая любила и баловала Нину до самых взрослых лет.
Девочка куксилась… потом уставилась на Егора, разглядывая его.
- Ну и чего надоть тебе, несмышленыш? – тихо спросил он.
Девочка вновь заплакала.
- Мокрая, поди, - он проверил. – Нет, сухая… а чего надо?
Взяв погремушку, встряхнул ее, отвлекая ребенка.
Но погремушка не помогла. Егор посмотрел в окно. – И где ее носит? – проворчал он. – Потом подошел к кроватке и осторожно взял девочку на руки. Впервые за три месяца после рождения взял на руки внучку.
С детьми, когда родились, с Колей и Ниной, водился и помогал Клавдии. А тут, как взъерепенился на дочь, что, будучи не замужем, родила, так вообще не касался, как там они с малышкой управляются. «Не мое это дело» - так считал.
И вот держит внучку на руках, а сам не знает, как ее успокоить. А она, эта кроха, вдруг перестала плакать, лежит себе, разглядывает деда…
Егор и сам притих, сел на диванчик, держит ребетёнка и, сам того не замечает, как умиляться начал. – Ишь, ты, глазастая, любопытная… притихла… хорошо у деда на руках... Расти давай, да не болей…и не плачь почем зря.
Клавдия так и застала мужа с ребенком на руках. Хотела взять Анечку из его рук, да он сам осторожно в кроватку положил.
И с того времени чаще стал к внучке подходить. А больше всего Клавдию, да и Нину, удивляло, что на руках у деда Анюта не плакала. Сразу затихала.
___________
На крохотном пятачке у магазина, где любили «обменяться мнением» сельские сплетницы, услышал Егор однажды, как Людка Сомова брякнула: «Ну, так ежели не в браке дите родила, так значит, внебрачный ребенок… вон как у Прохоровых… у них же, получается, внучка внебрачная…»
Егор сразу смекнул, про кого речь. Не стал делать вид, что не слышал, подошел вплотную к Людке, она даже отшатнулась, и тихо так сказал: - Сама ты… бракованная…
- А я чего? – испугалась Людмила грозного вида односельчанина. – Я ничего… это так, для примера, говорят так…
- Завяжи платок на свой роток, - буркнул недовольно Егор и пошел прочь.
Разговоры в селе утихли, никто уже не обращал внимания на Нину, которая «в подоле принесла», а Егор все больше привязывался к внучке.
В два годика она цеплялась за его руку, когда он присаживался и вскарабкивалась к нему на колени. Но больше всего трогало Егора ее лепетание: «дедя», - обращалась она к нему, трогая ручонками его морщинистое лицо. – Ишь ты, егоза… а ну, шурш, спать! – с улыбкой говорил Егор.
Нина к тому времени уехала в райцентр, там с работой проще. А потом вернулась с женихом. Василий был на пять лет старше Нины, разведенный, но к тому времени еще бездетный.
- Расписаться мы решили, - обрадовала она родителей.
- Ну, так расписывайтесь,- сдержанно одобрил Егор. Клавдия смахнула слезу. – Правильно, доча, мы не хуже других.
Поселились молодые в старом домике покойной матери Егора Кузьмича, и пока обустраивались, Аня по-прежнему жила у дедушки с бабушкой.
Забеременев, Нина забрала дочь. Но при каждом удобном случае внучка бывала у Прохоровых. Да и сама она тянулась к ним. Василий, мужчина степенный, спокойный, но особой любви к чужому ребенку не испытывал. И наконец, дождался первенца – родился сын.
В первый класс Анюта пошла от Прохоровых.
- Папа, в школу надо ребенку, и у нее, как-никак, родители есть, мать я ей… так что забираю Анюту.
- Куды ты ее забираешь? От вас до школы через все село топать. Кто водить девчонку будет? Васька днями на работе, ты с мальцом водишься… нет, пущай у нас остается пока, тут до школы – вмиг добежать. – Егор Кузьмич, положив локоть на спинку стула, словно опору нашел, уверенно сказал: - Пусть дитё тут живет… так и вам сподручнее будет.
- И правда, доча, вам так легче будет, - согласилась Клавдия.
Нина особо и не настаивала, к тому же в любое время могла к родителям прийти, дочку увидеть, да и Анюта прибежать всякий раз может. Но самым убедительным было то, что внучка Анечка привязалась к деду с бабой. А больше всех к деду.
Он и качели ей сделал. Особенные качели, раскрасив разной краской. Даже ребятишки с соседней улицы приходили посмотреть и покачаться. И уроки он тоже с ней делал. И еще до школы научил читать и выводить первые буквы.
- Деда, расскажи сказку, - просила Аня.
- Ох, и нашла рассказчика, - ворчал Егор. Но присаживался рядом, обняв внучку, словно хотел защитить от всех ветров и бед, и начинал рассказывать. Вот так, рядом с ним, она иногда засыпала. А если не засыпала, то говорил свое привычное без всякой злобы: «А ну, егоза, шурш, спать!
Так и осталась Аня в доме Прохоровых. Подрастали ее младшие братья – Сережка и Юрка, с которыми она водилась. И дед, так же с заботой относился к внукам, но к Ане – как-то особенно. Нина даже злилась, что выделял старшую, родившуюся от бросившего ее Лисковского. А ведь мальчишки-то от законного мужа родились.
____________
Когда Аня закончила школу и поступила в медучилище, объявился в районе Лисковский. Тогда уже Владимир Павлович Лисковский, заместитель начальника районного отдела внутренних дел.
Егор Кузьмич, постаревший, с поредевшими седыми волосами, в очках, шевеля губами, читал в местной газете о его назначении. Фамилию эту он слышал лишь однажды, а тут вновь обозначилась эта фамилия.
- Слышь, Клава, это не тот, случаем, Лисковский, что от нашей Нинки улизнул тогда?
Клава, по привычке поправив платок, присела напротив, сложив «замком» натруженные руки. – Тот самый, будь он неладен, - вчера Нина сказала мне.
- Ага, тебе сказала, я а как всегда в последнюю очередь узнаю.
- Не ворчи, Егор, зашел разговор, вот и сказала.
- Кобель, - отложив газету, проговорил Кузьмич, - ладно Нинка… обидно мне, что внучку не признал… а еще в начальники влез…
- Заместитель он, а не начальник, - поправила Клавдия.
- Всё одно с портфелем…
Так бы и забыли они этот разговор, но дочь Нина вдруг заволновалась, стала суетиться, вновь вернулась к разговору про Лисковского.
- Пап, вы пока Аньке не говорите, - попросила она, - видела я на днях в райцентре Владимира…. важный такой стал, располнел…
- Ну, ладно, чего мне его важность, - оборвал Кузьмич, - говори уж.
- Разведенный он. И детей нет. Во так. Прожили с женой, а детей нет, получается, Анька моя – единственная наследница…
- Чего-ооо? – Егор, как и раньше, нахмурил брови. – Какое наследство?
- Ну, так от родителей в городе квартира осталась. Небольшая… но жилье все-таки, да еще в городе. Да и в райцентре у него тоже квартира теперь есть…
- Ты чего хочешь? – заволновался Кузьмич.
- Папа, он сам покаялся, пожалел, что Анюту не признал… пожалел, что не поверил мне… готов хоть сейчас дочку признать. Видел он ее… фотографию я показывала… говорит, на него похожа, сильно похожа…
Кузьмич встал, выпрямился, насколько это возможно при его сутулой спине и, сложив фигуру из трех пальцев, заявил: - Накося, выкуси… на мою мать Анну Тимофеевну Прохорову Анюта похожа, а не на него… кобеля…
- Ну, папа, тебе не угодишь, человек сам, понимаешь…
- А где он был до сего времени? должность зарабатывал? А ежели бы у него сейчас дети были, то про Аньку бы и не вспомнил?
- Ну, папа, как знаешь, - Нина горделиво выпрямилась и собралась уходить, - а Владимир Павлович сам лично в выходной приедет. Сюда, к вам приедет.
___________
Владимир, действительно, приехал к Прохоровым в воскресенье. Его, хоть и не новая, но вполне ухоженная «Волга», подкатила к воротам Прохоровых. Клавдия, впервые увидев отца внучки Анюты, стушевалась в первые минуты, стала приглашать за стол.
Егор Кузьмич, не дрогнув, по-прежнему, держался как часовой на посту, готовый в любой момент указать на дверь.
- Здравствуйте, хозяева! – Громкоголосо поприветствовал гость. Вручил цветы, конфеты и коробку с тортом, купленный в райцентре. Клавдия виновато взглянула на свои пироги, к которым как-то больше привыкли.
Сдержанно кашлянув, как будто готовился к большой речи, Владимир присел к столу. Аня, светловолосая, сероглазая, стройная, в новом голубом платье, присела напротив.
- Такая вот жизнь, - начал гость, - в молодости много ошибок, бывает, наделаешь, пока поймешь, где твоя судьба. – Он виновато посмотрел на Анюту. – Не обижайся, Анечка, так получилось, что я твой отец… и очень-очень рад этому. Не у каждого, понимаешь, отцы находятся, а я вот нашелся… лучше поздно, чем никогда.
- Это ты к чему? – спросил Егор Кузьмич. – Хочешь сказать, что появился и осчастливил девчонку?
Лисковский попытался улыбнуться. – Ну, что вы, это я так, к слову, как в жизни бывает. - Он снова посмотрел на Анюту. – Ну, расскажи, Анечка, как учеба? Нравится ли тебе будущая профессия?
- Очень нравится. Мы с дедом всё заранее обговорили, - она посмотрела на Егора.
- Ну, посоветоваться – это хорошо. У тебя еще один советчик теперь есть, ко мне можешь обращаться, - сказал гость.
Примерно через час, Владимир стал поглядывать на часы. – Прошу прощения, но у меня работа и в выходной день. Поэтому буду краток. Поскольку Аня – моя дочь, то справедливо будет, как и положено, записать на мою фамилию… ну и отчество мое взять, отец все-таки… будешь Лисковская Анна Владимировна. Жаль, родители мои не дожили…
- Ну, а что, всё правильно, - Клавдия толкнула локтем внучку.
- Вы как считаете? – Владимир обратился к Егору Кузьмичу, сразу поняв, что этого старика ничем не проймешь.
Клавдия приготовилась, что Егор снова воспротивится, выскажет свое категоричное мнение. Но Егор, осторожно кашлянув, взглянул на внучку. – А что, Анюта, может оно и справедливо будет. Ты подумай, сама решай. А то ведь, и в самом деле, не у каждого отцы объявляются… через столько лет.
- Да, Аня, подумай, - обрадовался Лисковский.
Анна встала, немного волнуясь, убрала русую прядь. – Спасибо, Владимир Павлович, за предложение. – Она подошла к Егору Кузьмичу, положила ладонь на его плечо: - Прохорова я. Прохорова Анна Егоровна. Так и будет.
Кузьмич от удивления выронил из рук вилку. – Ты чего, внуча, может он дело говорит…
- Тихо деда, теперь я решаю, - жестким голосом сказал Анна. – Фамилию менять я не собираюсь… ну, если только замуж выйду. А Егоровной как записана, так и останусь. Ну, а если Владимир Павлович считает меня дочерью, ну пусть так и будет, я не против.
- Это ты ее научил! – С обидой сказала Нина, когда Лисковский уехал. – Человек при должности, не бедный, наследников нет, а она … Егоровной решила остаться…
Анна, выслушав мать, вышла на середину комнаты и, топнув ногой, твердо сказала: - Никто меня не подучивал, это я решила! И не собираюсь отчество на квартиру менять.
***
- Это кто там по коридору ходит? Морошкин, ты же после инфаркта… а ну, шурш, в палату! Лежать и выздоравливать!
- Анна Егоровна, я на минуточку, - с трудом выговаривая слова, лепетал седовласый Морошкин.
- В палату, я сказала! Давай, родимый, тебе еще жить надо, - сменив гнев на ласковый тон в голосе, сказала старшая медсестра.
- Елена, распрекрасная, где тебя носит? У тебя больные, как по площади гуляют.
- Анна Егоровна, я на минуточку,- оправдывалась молоденькая медсестра Лена.
- Знаю твою минуточку… поди благоверный приезжал… ох, ты же «щучка» эдакая, - беззлобно ворчала старшая.
Анне Егоровне уже пятьдесят три. Она много лет работает в районной больнице старшей медсестрой. И уже много лет прошло с того дня, как приезжал отец с предложением, принять его фамилию. Она отказала тогда. И нисколько не жалела об этом.
С отцом она все равно общалась. И даже когда он вновь женился и у него родился сын. И год назад Владимир Павлович, дожив до преклонных лет, умер в этой же больнице на руках Анны. Она и раньше поддерживала его здоровье, как могла, заставляя вовремя обследоваться.
Деда Егора Кузьмича не стало ровно тридцать лет назад. Но Анна помнит его до сих пор, вместе с мужем они дали младшему сыну имя Егор – в честь деда.
Вот и сейчас, даже на работе, она вспомнила Егора Кузьмича, ведь до сих пор остались с ней его хлесткие словечки.
- Петровна, чего загрустила? – Анна поймала невеселый взгляд санитарочки Галины Петровны.
- Ой, Анна Егоровна, да Светка моя учудила… рожать собралась… вбила себе голову, что пора уже… а ведь не замужем… вот и получится внебрачный ребенок.
Анна рассмеялась. – Нашла о чем печалиться! Посмотри на меня: я внебрачной внучкой была, - так меня в селе кто-то назвал. Только дед мой быстро разговоры пресек. Ну, и посмотри, в чем я пострадала? Да ни в чем. Так что пусть твоя Светка рожает, если ей хочется. А все эти «брачные-внебрачные» - пустые разговоры. – Она задорно подмигнула санитарочке и пошла по коридору, по-хозяйски оглядывая вверенные ей владения. И такая же худощавая и сероглазая как и ее дед. Да это и не важно, главное, что был в ее жизни такой дедушка, родная душа.
Татьяна Викторова
Боль и Даша
Даша с трудом открыла глаза. Голова привычно болела. Хотя сегодня сильнее обычного. Возможно, дело в том, что женщина слишком долго сидела вчера со стаканом и бутылкой в компании приятелей. А может быть, Валька-продавщица ей подсунула палёнку.
Боль тяжелыми руками сдавливала голову Даши, хватала её и с силой трясла.
Женщина повернулась на другой бок. На тумбочке стояла картинка в рамке. Детской рукой нарисовано голубое солнце и голубые облака. Зелёная трава. И зеленый человечек. Волосы у него зеленые, нос, губы. Глаз один зеленый. А другой голубой. Даша хорошо помнила, как дочка Маша сделала этот рисунок. Но у неё было всего два цветных карандаша. Один голубой, другой зеленый.
-Машка.., - прошептала женщина и скривилась. Слез не было. Боль уже слишком глубоко, её просто одними воспоминаниями не достать. Она надежно спрятана под слоем хлама, который сама Даша затащила в душу.
Почти каждый день у Даши начинался со стакана. А посменная работа уборщицей удачно вписывалась в привычный график жизни. Не работать она не могла. Дочь Машка сейчас в детском доме. Чтобы ее вернуть, надо соответствовать. Работать, содержать себя и дом в порядке, в чистоте. Но Даша была такой слабой. Ей все время хотелось плакать. А раскисать же нельзя, иначе совсем конец. Вот и приходилось проглатывать ком в горле, запивая его горькой.
Женщина глубоко вдохнула, вспоминая вчерашний вечер...
***
Даша, вернувшись с работы, заглянула в магазинчик недалеко от дома. Она купила у Вальки бутылку, кое-какие продукты и собиралась тихонько посидеть в одиночестве. Но одной совсем тяжело. В такие моменты ком подступает к горлу, слезы просятся наружу. И приходится снова хвататься за стакан.
Когда Даша уже подошла к подъезду, ее окликнул приятель. Он был не один. Высокая женщина в капюшоне стояла рядом. Она поглядела на Дашу и слегка покачала головой. Та удивленно вскинула брови. У этой женщины такие глаза! Один голубой, другой зеленый. Раньше ее не было среди собутыльнuков Даши.
-Дашка, ну, как отработала? – приятель показал горлышко бутылка из кармана, - посидим?
Неожиданный сабантуй собрал в квартире Даши разношерстных гостей, и вечер закружил их в хмельном тумане.
-А ты что, совсем одна живешь? - спросила у Даши женщина с разными глазами. Как ее зовут хозяйка не могла вспомнить. Да и важно ли это?
-Да… Одна. Дочка есть, но она сейчас не со мной, - Даша нетвердой походкой доковыляла до кровати и взяла с тумбочки рисунок в рамке, - это она нарисовала...
-А почему не с тобой живет? - икнула разноглазая женщина.
-Ну… Посмотри! У меня никаких условий. Видишь, даже карандашей цветных нет. Ей там лучше… Кормят, поят, одевают. Спит на чистом. Всего вот этого не видит.
-Так это же твоя кровинка! Гони нас всех и … поднимайся. Я бы на твоём месте так и поступила!
-Да что ты мне душу рвёшь! На больное давишь! – Даша упорно проглатывала слезы, не давая им выбраться наружу, - не могу я так. Кто меня поддержит? Да, я слабая. А дочь сейчас под присмотром…
-Аааа… Понятно! Поддержки нет? - вздохнула разноглазая, - ну так я тебя поддержу. А ты поплачь, если надо, не сдерживайся.
Женщина поднялась и, пошатываясь, вышла из квартиры. Даша была готова разрыдаться, крупная слеза почти выкатилась из глаза.
-Дашка, ты что грустишь? – приятель улыбнулся хозяйке квартиры.
-А как её звать-то? С тобой пришла, вроде… Разноглазая такая? - Даша вытерла рукой слезу, стараясь унять боль, что металась и вырывалась.
-Не было такого. Я один пришёл. Потом вот эти протянулись. Ты что?
Даша только отмахнулась и взяла в руку рюмку, чтобы притупить боль...
... Женщина вспоминала разноглазую, с которой общалась вчера, слегка поглаживая рисунок дочери. Она так отчетливо помнила их беседу, словно все происходило без добавления алкогoля.
-Да… Дела! Ну как собраться-то с мыслями! – Даша все-таки встала и побрела на кухню, - ни капли не осталось. Хоть в магазин иди!
Женщина наспех умылась, накинула куртку и открыла входную дверь. На пороге сидел котенок. Маленький. Полосатый с розовым носиком. А какие глазки! Один голубой, другой зеленый. Даша от неожиданности замерла. А котенок, не дожидаясь приглашения, вошел. Он уселся посреди кухни и замурчал на всю квартиру.
-Здрасьте! Вот те раз! Новый жилец. Давай, выходи, - Даша подхватила почти невесомого котенка и вынесла его за дверь. Но упорное маленькое создание все-таки успело юркнуть обратно, - ай, потом разберусь!
Даша закрыла дверь и поспешила в знакомый ларек к Вальке-продавщице.
-Валька, дай-ка мне маленькую, - Даша отсчитала мелочь, а потом замялась, - и еще вон тот корм для котят.
-Ты что, кота завела? Куда тебе, Даша? Заморишь животное, - продавщица брезгливо приняла деньги и выдала товар, - лучше отдай в приют, как дочку. Там животине лучше будет!
Даша до боли сжала кулаки, пропуская мимо ушей обидные слова. Женщина забрала покупки и практически бегом пустилась домой. Там она покормила котенка, сделала пару глотков прямо из бутылки и вдруг решила, что пора завязывать. Вот прямо сейчас. И даже несмотря на то, что у нее еще осталось немного лекарства от больной души.
-Все! Точка! Хватит!
После этих слов в коридоре раздался грохот и послышался звук разбивающего стекла. Даша скривилась. Неужели шустрый котёнок уронил её куртку, и оттуда выпала бутылка?
-Да зачем разбивать-то? Сказала же, что все, не буду больше!
Женщина подмела. Немного подумав, она достала старую тряпку, налила в ведро воды и вымыла полы.
К концу дня уставшая, но довольная Даша оглядела квартиру.
-Чистенько, но бедненько, - с сожалением сказала женщина, глотая горький комок, - а может… немного… чуть-чуть…
Даша посмотрела на котенка, будто тот мог понять, что задумала его новая хозяйка. Женщина глянула на часы. Не успеет. Уже почти десять вечера. Но ведь Валька всегда продает. И сейчас тоже продаст.
Однако за прилавком в ларьке стояла незнакомая женщина.
-Добрый вечер. А где Валя? - Даша слегка оторопела. У новой продавщицы были разные глаза. Один голубой, другой зелёный, - ой, какие у вас глаза… Как у моего котенка. И у этой, как её? Ну, знакомая…
-Валя уволилась, - продавщица, перебивая Дашино лепетание, скрестила руки на груди, - слушаю вас!
-А мне бы… бутылочку. Валя всегда давала.
-Время видели? - продавщица хмуро смотрела на Дашу, - не продам! Иди спать, болезная!
-Да жалко тебе? Всегда тут покупаю!
-Что до меня было – не знаю. Но я точно не продам, - насупилась женщина, гневно сверкая своими разными глазами.
Даша поплелась домой, чтобы срочно лечь спать. Надо просто занять себя чем-то, чтобы так не тянуло в этот проклятый ларек.
-Может, еще смен попросить? - спросила женщина у котенка, лежа на кровати, - или вторую работу найти… Ох, как бы выдержать?
-Мяу, - ответил котенок и потом еще раз ободряюще мяукнул, - мяаау!
***
-Дарья Ивановна, я тут все посмотрела. Конечно, небо и земля. То, что было раньше.., - тучная женщина из опеки закатила глаза, поглаживая уже выросшего разноглазого кота, - теперь у вас подходящие условия для ребенка. Смотрите, документы я подготовлю, вы готовите свою часть. Не забудьте характеристики с места работы. И еще у соседей возьмите, это важно. Потом будет заседание. Думаю, все пройдет отлично. У нас ведь таких матерей, вернувшихся в строй, мало. А когда вы дочь собирались навестить, в четверг?
Даша кивнула. Слезы опять подступили к горлу, и она позволила им слегка смочить ресницы. Немножко, чуть-чуть. Чтобы легче стало. А то ведь теперь комок запивать нельзя.
Через пару дней Даша навестила дочь.
-Мама, расскажи еще про кота. И почему ты ему имя никак не придумаешь? - Маша держала мать за руку, сидя на скамейке у детского дома.
-Ты вернешься и придумаешь. Я без тебя не могу. Увидишь его и сразу поймешь, кто он: Васька или Мурзик, - Даше не хотелось выпускать теплую ладошку дочери, но время поджимало, надо было бежать на работу, - Машенька, мне пора идти. Немного потерпеть осталось. Суд скоро. Потом домой вернешься. И все будет по-другому, не так, как раньше. Веришь мне?
-Верю. Да и знаю, что все будет хорошо. Знаю, что вернусь и заживем с тобой дружной семьей. Я это всегда знала, - Маша прижалась к матери.
-Да? - удивилась та, - а откуда? Кто тебе сказал, тетя из опеки?
-Ты что, какая тетя? - расхохоталась Маша, - мне ангел сказал. Очень давно. Я тогда еще не родилась. Но ты уже меня ждала.
-Какой ангел? - Даша немного испугалась странной фантазии дочери.
-Обыкновенный. Разноглазый. Один у него голубой был, а другой зеленый. Это я его потом на картинке нарисовала, в рамочку засунула и тебе подарила. Он пришел ко мне, когда я крепко спала у тебя в животике, за ручку взял и повел за собой. Мы с ним долго разговаривали. Он сказал, что мне дают шанс. Что я могу посмотреть на свою будущую жизнь и сделать выбор: оставаться здесь или найти другую маму и прийти позже. Я все видела. Все-все. Себя, тебя. Даже папу видела, хоть ты и говорила, что мы с ним никогда не встречались. Я решила остаться. Мне ведь дали шанс, дали выбор. И я подумала, хорошо бы и у тебя был шанс. Тогда Ангел предупредил, что придет еще. Когда все будет совсем плохо.
Когда боль станет такой огромной, что уже не сможет поместиться внутри тебя.
Он поможет. Не мне. А тебе. И именно ты должна принять помощь. Должна воспользоваться своим шансом. Ты же им воспользовалась, мама?
Даша, не моргая, заплакала. Горячие слезы, наконец, пролились. Женщина не сотрясалась от рыданий, не всхлипывала, а просто плакала, освобождая боль. Отпускала ее на волю. Выбрасывала все то, что сидело где-то глубоко в душе. Все то, что мешало ей наполнить себя новым. Все то, что плавало в зыбкой хмельной пелене.
Даша кивнула. Молча. Не сказав ни слова.
Маша вскоре вернулась домой. Они с Дашей жили тихо и ладно. А имя коту девочка придумала сразу, как зашла в квартиру.
-Мама, ну какой это Васька, а? Это же самый настоящий Глазик!
Автор
Канал Что-то не то. Дзен
Неизбежный инструктаж
«Инженер по охране труда» звучало так достойно и гордо, что Игорь, не раздумывая, отправился в столицу получать диплом. Пять лет учебники и профессора объясняли парню, что без его инструктажа не то что предприятия — целая планета не имеет права совершать лишних движений.
Но уважение и престиж профессии было не главным для Игоря. Он собирался нести в мир свет и добро: оберегать, объяснять, сохранять. Завершив учёбу, парень вернулся в родной город, где надеялся найти свободное место хотя бы на одном предприятии. Он обзвонил их все и нашёл. Как оказалось, подобные специалисты отсутствовали абсолютно на всех фабриках.
— Добрый день, я инженер по ОТ, пришёл к вам устраиваться, — гордо представился Игорь, заходя в приёмную.
— Инженер по охране труда! — еще более кичливо заявил молодой специалист.
— А нам что, нужен такой инженер? — обратилась секретарь к бухгалтерше, которая пила чай, громко прихлебывая. Та лишь пожала плечами.
— Да вы что! — начал нервничать Игорь. — По закону — обязательно. Я вообще не понимаю, как вы до сих пор не закрылись!
— Подождите, я спрошу у директора, — сказала секретарь и выставила Игоря за дверь, где он прождал почти до конца дня.
***
— Ой, извините, я про вас забыла, — жуя на ходу бутерброд, прочавкала секретарь, выходя из кабинета.
Игорь пребывал в легком шоке. Судя по данным, на предприятии работало больше ста человек, и при этом не было ни одного инженера по охране труда. Опасность катастрофы росла с каждой секундой.
— Директор сказал, что вы можете начинать с понедельника или со вторника, хотя на самом деле раньше следующей пятницы тут делать нечего — у нас нет для вас кабинета. Будем потихоньку освобождать подсобку, — объяснила женщина, вытирая крошки с губ.
— Хотите сказать, что люди будут работать без инженера целую неделю? —Игорь чувствовал, что начинает задыхаться от волнения.
Чувствуя долг перед профессией и людьми на производстве, Игорь пришёл на работу в понедельник и чуть не получил сердечный приступ, зайдя в цех. Люди ходили под кран-балками без касок, работали болгарками без перчаток, прикуривали от газового резака возле баллонов.
— У тебя руки чистые? Можешь окалину из глаза достать? — подошел к Игорю один из работников, одетый в рваные джинсы и какой-то растянутый свитер.
— А ты кто? — ответил вопросом на вопрос мужчина.
— Инженер по охране труда, — поборов дрожь, ответил Игорь.
— По охране труда, говоришь… Значит, руки чистые. Вытащишь? — снова ответ-вопрос.
— Эй, а окалина?
— Срочно! Тревога! Караул! — вломился Игорь в прокуренный кабинет директора. — Там люди без касок! Нужно провести инструктаж по технике безопасности!
— А ты кто? — спросил директор, и Игорю снова пришлось объяснять, кто он и зачем пришёл.
— Ну что ж, надо так надо, — согласился директор, выслушав тревожного инженера. — Вот журнал. Идите, проводите.
Игорь кивнул и бросился обратно в цех. Там он подошел к каждому работнику и объявил, что перед обедом будет проводить инструктаж в столовой:
До инструктажа оставалось два часа. Игорь ждал этого момента с тех пор, как выбрал специальность. Он подготовился основательно: текст, освещение, видеопрезентация. Парень собирался объяснить людям, что их безопасность — в их собственных руках.
В назначенное время он сел за стол и принялся ждать. Прошло пять минут, но никто не пришёл. Прошло еще пять минут, и Игорь почувствовал, что начинает сходить с ума от переживаний. Еще пять минут полностью лишили его терпения, он сорвался с места и побежал в цех, где никого в этот момент не было.
Игорь чувствовал, что ему снова становится дурно. Его проигнорировали. Работники мирно курили на улице вне специально отведенного для этого места и болтали о чём угодно, кроме техники безопасности.
Он боролся с людьми уговорами, мольбами и запугиванием, но никто так и не двинулся с места, пока часы не показали ровно 12:00.
Тогда все медленно, вразвалочку пошли в столовую. Видя, что люди наконец собрались, Игорь начал инструктаж, но тут его перебил включившийся телевизор.
— Прошу вас, это серьёзно! — Игорь выключил телевизор, и тут же в его голову полетела металлическая кружка.
До конца обеда инструктаж так никто слушать и не захотел, зато после него все расселись по местам с заинтересованным видом. Тут-то Игорь и расцвёл. Он начал рассказывать, показывать, рисовать, а люди кивали и делали вид, что им жутко интересно.
— Я не понял, какого лешего вы тут сидите?! — спросил директор, зайдя в столовую.
— Проводим инструктаж! — ответил Игорь, и все собравшиеся согласно закивали.
— А ну, пошли все на свои места или уволю! — рявкнул директор, и люди спешно покинула столовую. — Чтобы такого больше не было! — пригрозил начальник Игорю.
— Но как же инструктаж?! — не верил своим ушам инженер.
— Твоё дело подписи собирать, а не людей в столовой.
— Как это подписи? — развёл руками Игорь. — Без самого инструктажа?!
— Чего надо? — строго посмотрел на него директор.
— Да вот, на ногу швеллер упал, — показал мужичок на свою ногу, обутую в обычный резиновый тапок. — Ботинки бы.
— На, распишись, — директор передал работнику журнал и показал, где ставить подпись.
Затем он забрал у Игоря еще один журнал — выдачи спецодежды, и работник снова поставил в нем подпись, не глядя.
— Ботинок нет. Всё, можешь сегодня отдыхать до конца дня, — сказал директор, и грустный мужчина пошёл собираться домой.
— А я вижу, что получил, — начальник продемонстрировал подпись и передал журнал инженеру.
— Дальше сам, — сказал директор и только было собрался уходить, как в столовую зашёл еще один работник, на этот раз весь в крови и с замотанным изолентой пальцем.
— Гильотина, — стыдливо сообщил рубщик металла. — Половину фаланги, — показал он палец.
— То ты крюк от кран-балки головой сшибаешь, то пальцы себе рубишь, — вздохнул устало директор. — Ладно, иди домой. Если что, тебя на работе сегодня не было.
Всё, чему Игорь обучался и во что верил, рушилось на глазах. Несмотря на приказ директора, он решил во что бы то ни стало каждую подпись в журнале отработать по полной, даже если это будет стоить ему карьеры.
Он начал обходить каждого и лично проводить с ним инструктаж, но каждый раз получал в ответ инструкцию, как отправиться в места́ с не самой приятной обстановкой.
— Где ваша спецодежда? — спросил Игорь у одного из слесарей.
— Как давно? — спросил Игорь, хотя по размеру тряпки было ясно, что курткой она была очень давно.
— Куртку мне передал токарь Витя, когда увольнялся семь лет назад, — подтвердил его опасения слесарь. — Зря ты стараешься, всё равно ничего не дадут, — махнул мужчина рукой, когда Игорь обещал поговорить с директором насчет одежды. — У нас маляр как-то сверхурочно работал неделю, и каждый день просил ему респиратор выдать. Так ему марлевую маску вручили. В конце недели парень потерял сознание.
— Директор сказал его через забор перекинуть. С тех пор он у нас не числится, — слесарь рассказывал об этом спокойно, как о чем-то обыденном.
Игорю хотелось опустить руки, но вместо этого он решил действовать более решительно.
Парень еще раз прошёл по цеху и объяснил каждому, что ему полагаются: одежда, средства индивидуальной защиты, исправный инструмент...
— А не кувалда, — добавил он задумчиво, глядя, как один из работяг сбивал диск с воткнутой в сеть болгарки прямо во время беседы.
— То есть можно будет не стирать и не штопать рукавицы? — обрадовался пильщик.
— Что, вот прям маска на всё лицо? — уточнил шлифовщик.
На все вопросы Игорь кивал и показывал журнал, где было написано, что люди всё это уже «получают» на протяжении многих лет.
Постепенно до работников стало доходить, что их права жестоко ущемляются и пора что-то менять. Во время очередного перекура основная часть бригады подошла к Игорю и начала расспрашивать о том, что им делать и как получить положенное.
— Я вам помогу, но вы должны будете потом проходить все обязательные инструктажи, соблюдать технику безопасности, сдавать экзамены, — подвёл итог инженер в конце разговора и, получив одобрение, начал давать указания.
***
— Васильич, ты чего там, буквы знакомые ищешь? — нервничал директор, глядя на газорезчика, изучающего документ перед тем, как подписать его.
— Здесь написано, что я студент и прохожу практику на производстве, — нахмурившись, посмотрел на директора Васильич.
— Ну и ладно, подумаешь, студент. Век живи — век учись, как говорится, гы-гы, — нервно хихикнул начальник, чувствуя напряжение в воздухе.
— Мне пятьдесят восемь лет, — ответил Васильич, затем встал и вышел, ничего не подписав.
Следующим зашёл водитель.
— Я этого подписывать не буду, — скрестил он руки на груди.
— Да почему?! — директору казалось, что его нарочно пытаются выбесить.
— Тут написано, что за мной закрепляется автобус, на котором я должен возить людей на работу. А где этот автобус?
— Да что тебе этот автобус дался? Нет его.
— А не тот ли это микроавтобус марки «Мерседес», который вы купили себе месяц назад? — строго спросил водитель.
От такой неожиданной дерзости директор чуть не упал со стула.
— Пошёл вон! Ты уволен! — заорал он на водителя и подошел к двери, чтобы выпроводить его.
Когда дверь открылась, директор увидел толпу людей со своими зарплатными квитками в руках, которые им выдала бухгалтерия.
— А где положенные четыре процента надбавки за вредное производство?! — гудела толпа, размахивая бумажками.
— Будет, всё будет, — заикаясь от страха, сказал директор и, пробиваясь через толпу, пошёл искать нового инженера, который был виноват в этом безобразии.
— Ты что натворил, скотина? — схватил директор Игоря за рубашку.
— Ничего. Просто предложил людям читать, прежде чем что-то подписывать, — спокойно ответил инженер.
— У меня тут всё налажено было, а теперь тут все резко образованными стали! А ну, вертай всё назад, а иначе!..
— Иначе что? Уволите меня? А кто вас прикрывать будет, когда приедет проверка?
— Какая еще, к черту, проверка?! — кричал разъяренный директор, брызгая слюной на лицо Игоря.
— Внезапная, — улыбнулся Игорь и указал на незнакомых людей, что в данный момент заходили в цех и осматривались.
Кровь отлила от лица директора. Он начал задыхаться.
— Тут у вас нарушение на нарушении. Сейчас же дайте людям то, что им положено, а я прослежу за тем, чтобы они чётко выполняли свои обязанности. И все будут довольны.
Директор кивнул и, мигом добежав до машины, помчался в магазин, откуда привёз всё, что полагалось работникам. В этот же вечер всем была начислена положенная надбавка, а Игорь предоставил все подписи.
Через неделю директор узнал, что никакой проверки не было, а это просто знакомые Игоря сыграли роль проверяющих.
— Ну ты и дурак, я же тебя теперь по статье уволю, — злорадствовал директор, вызвав Игоря к себе.
— Не уволите. Вы сами два дня назад подписали моё заявление на увольнение, когда я протянул вам кипу бумаг на подпись.
— Плевать, — махнул рукой директор. — Всё равно тебя тут больше не будет.
— Зато будет персонал, который теперь знает свои права, — закрывая за собой дверь, ответил Игорь.
О том, что произошло на фабрике, многие работники написали в своих социальных сетях, и эта история быстро распространилась в интернете. Игоря пригласили на один из ведущих заводов столицы, куда он и собирался поехать через месяц. А пока у него на примете было несколько фабрик из родного города, где он был не против набраться профессионального опыта.
Автор: Александр Райн