Удобно с мамой жить.

Так считали молодые супруги. Она хорошо готовит, в их дела не вмешивается.
Все работали, но мама умудрялась приготовить и обед, и ужин. Молодежь поэтому гуляла. После работы до вечера с друзьями. Вернутся, а дома чисто, еда на столе.
Доходило до того, что невестка даже посуду не мыла.
А еще мама стирать успевала: и свое, и молодых. Зайдет к ним и спросит: «Есть что-нибудь цветное? Хочу машинку включить».
Очень удобно с мамой, только скучно. Неинтересный она человек. За столом рассказывает про свою работу или про соседей. Уныло это, тускло и даже пошло. Нет молодым людям дела до соседей.
Иногда приходила ее сестра и говорила о том, что делается в огороде. Что хорошо растет, а что капризничает. И сколько необходимо усилий, чтобы поправить.
Особенно долго, как с сорняками борется – нескончаемая утомительная битва за урожай.
Как-то молодая женщина не выдержала: «Надело все, иногда выть хочется. Одно и то же, одно и то же».
И задумались оба.
Идея появилась неожиданно: бросить все и заняться новым интересным делом. Отправиться в долгое путешествие, все снять на камеру и сделать фильм, чтобы выложить в Интернете. Так можно деньги зарабатывать. Говорят, что большие деньги.
Сумма была на счете. Купили оборудование для похода и для съемок и разработали первый маршрут – по берегу знаменитой сибирской реки.
Изучили все, что надо, и этапы разработали от стоянки до стоянки. Приблизительно прикинули, сколько километров можно за день пройти.
Перед походом посмотрели аналогичные фильмы, чтобы со спецификой познакомиться. Например, как бороться с гнусом или как избежать встречи с медведем.
Такое путешествие требует основательной подготовки: все мелочи учесть следует.
От старта до финиша примерно месяц. Дойдут до конечной точки – большой станции, и можно в поезде домой вернуться.
Ничего молодость не боится, если чем-нибудь увлечется. И тогда кажется, что все под силу.
Итак, отправились. На плечах огромные рюкзаки. Разумеется, что перед основным путешествием тренировались. Уходили из дома на неделю, чтобы навыки появились.
Зафиксировали на камеру старт. Стояли, счастливые, улыбались, голоса уверенные: «Дорогие друзья, мы начинаем маршрут. Сегодня нужно пройти километров десять до лесной избушки. Река делает петлю, и мы обязательно покажем, какие приключения нас ждут».
За плечами километров пять. И неожиданно начался затяжной дождь. Идти нельзя. Пришлось поставить палатку. Муж собрал дрова, зажгли костер. Дров хватит на ночь.
Приготовили горячую еду, затем сидели в тесной палатке, по которой стучал дождь.
На утро непогода усилилась, и было страшно: вдруг большая ветка или даже дерево свалится? И хорошо слышно, как шумела неспокойная река.
Лес шумит, река волнуется, и думалось: вдруг медведь незаметно подойдет?
Очень неуютно и сыро – с костром проблема. Некоторые бывалые путешественники брали с собой специальный тент, под которым разводили костер. Только все это тяжело нести, поэтому не взяли.
Неделю лил дождь, неделю дул ветер. И молодым путешественникам стало скучно. Тревога не покидала, потому что провизии может не хватить. Уйдешь далеко от цивилизации и помрешь от голода. И неизвестно, поймаешь в реке рыбу или нет.
Солнце выглянуло. Сложили палатку, домой пошли. По дороге не разговаривали.
Вернулись, мама сказала: «А я вас и не ждала, ничего не приготовила». И посетовала, что долго не звонили.
Хорошо дома – никакой дождь не страшен. Можно полежать в горячей ванне, и костер разжигать не надо.
На следующий день позвонили на работу. Начальство простило, но предупредило, что это в первый и в последний раз.
Почему-то не казалось, что дома скучно. И мамины рассказы про соседей не раздражали. И было даже интересно слушать, как мамина сестра про сорняки рассказывала.
Уйти надо на время оттуда, где все кажется пресным. Обстановку сменить, и все наладится.
Автор Георгий Жаркой
Долгое ожидание..
Собираясь замуж за Степана, да и еще задолго до замужества Дарина мечтала о ребенке, о том какой она станет доброй и любящей матерью. Сама воспитывалась в любви и ласке. Поэтому, когда они поженились со Стёпой оба решили, что тянуть время с рождением ребенка не будут, рассуждая, что вначале нужно пожить для себя.
- Степа, мы наоборот побыстрей родим ребенка, он вырастет, а мы еще будем молодые, - говорила она мужу, тот поддерживал.
Она уже подбирала имя ребенку и для мальчика и для девочки, серьезно подходила к этому вопросу, искала имена со смыслом.
Дарина с мужем молодые, красивые и здоровые нисколько не сомневались в рождении ребенка и ждали, когда же наконец настанет это событие. Но время шло, а у них ничего не получалось, долгожданная беременность не наступала.
Степан тоже ждал наследника, но не обвинял жену и себя, надеялся, все будет хорошо, ну не в это раз, значит в следующий. Так прошло больше двух лет. Конечно Дарина понимала, что нужно обратиться в больницу, но несмотря на количество хороших больниц, платных услуг, медицинских центров, ехать туда не спешили.
Почему-то ей страшно было перешагнуть порог этих учреждений, ведь они с мужем оба молодые, оба считали себя здоровыми. А вдруг…
- Нужно сдавать анализы, и они покажут истинное положение вещей. А ни мне, ни Стёпе не хочется быть виноватым в таком деле. А вдруг узнаем, что виновата я или он, как мы будем жить дальше? Придется проходить лечение, а если и лечение не поможет? А сможем ли мы сохранить семью, если у нас не будет детей? Ведь в семье ребенок – это самое важное, это связующее звено, - часто так думала Дарина.
Об этом думала не только жена, но Степан задумывался над продолжением рода.
- Ну как это так, мы с Дариной были уверены, что все у нас нормально и родим сына или дочку, наследственность у нас хорошая, у всех дети.
Вот поэтому они и тянули, не обращались на обследование. Прошел еще год, и все же решились сдать анализы и пройти обследование.
Оба в те дни, когда ждали результаты анализов, старались не подавать вида, что переживают. Дарина думала:
- У меня такое ощущение, что мы ходим по лезвию ножа. Как-то страшно, какая-то неопределенность, что там впереди…
В итоге их анализы оказались хорошими:
- Все у вас в порядке, - говорила врач, - возможно вы много работает, устаете, нужно немного отдохнуть, не нервничайте и не переживайте. Живите и радуйтесь жизни, все будет хорошо.
Дарина со Степаном были безмерно рады. Они словно начали жизнь с чистого листа, врач вдохнула в них свежую струю, они стали относиться друг к другу бережнее и нежнее. Оба и дома и на работе летали словно на крыльях. Они ощущали себя, что ничем не хуже других и скоро появится у них малыш, вот это их и окрыляло.
Но сколько бы они не радовались, не надеялись, так ничего пока и не дождались. Прошло уже шесть лет, радость их куда-то улетучилась, крылья тоже исчезли и в жизни у них наступила серость. Оба больше молчали, казалось, что у них исчезли темы для разговоров. У всех друзей и подруг уже давно появились дети, еще и не по одному.
Дарина временами плакала, но так, чтобы муж не видел, а он все равно замечал её заплаканные глаза.
- Что же делать? Даринка совсем себя потеряла, переживает. Нужно искать какой-то выход, нужно что-то придумать, - часто рассуждал Степан, глядя на заплаканные глаза жены. – Отсутствие ребенка она принимает, как трагедию.
Однажды Степан приехал с работы с загадочной улыбкой на лице и весело посмотрел на жену. Та не понимала, почему муж так рад. И вдруг он достал из-за пазухи маленького щенка.
- Вот тебе забота. Мне его коллега притащил из дома, у него собака родила щенков, вот и раздает всем.
Дарина молча смотрела на маленького щенка, а тот уже подбежал к её ногам и ткнулся холодным носом. Она с детства не любила ни кошек, ни собак. Верней не то, что бы не любила, просто дома у них никогда никакой живности не было. А что касается собак, то она всегда знала, что они должны жить на улице, а не в квартире. Никогда она не испытывала любви ни к одному домашнему животному.
С мужем на эту тему никогда не говорили, как-то не было случая, жили и жили без животных. Однако в этом случае она не смогла возразить Степану, несмотря на то, что собак она не любила. Не повернулся у неё язык сказать об этом мужу и еще подумала:
- Наверно все бездетные семьи заводят себе собаку или кошку. И муж видимо окончательно потерял надежду…
Дарина захлопотала вокруг щенка, нужно ему миску для еды и для воды, нужно покормить и потом купить корм для него.
- Нужно прочитать в интернете, как ухаживать за щенками, у меня ведь совсем нет опыта, - решила она.
С этого дня все своё внимание они оба переключили на маленький комочек, который бегал по квартире и увязывался всюду за ними, да еще нужно было с ним гулять. Свою любовь они отдавали этому щенку. Дарина сама не заметила, как полюбила это милое создание, заботилась о нем. С работы бежала скорей покормить его чем-нибудь вкусненьким и выгулять. Теперь она не проходила мимо магазина для собак и часто заходила в него. Покупала игрушки для щенка, одежду для прогулок. Дарина со Степаном позабыв обо всем были заняты щенком.
Так незаметно прошел год, щенок вырос, он был маленьким с коричневым окрасом и смешными длинными ушами. Это был любимый член их семьи. Как-то Дарина заметила, что собачка их не ест, стала грустная, открыла интернет и прочитала, что она могла заболеть. Поэтому дождавшись мужа, они повезли собачку к ветеринару. Оказалось, что они пропустили какую-то прививку.
- Давайте сделаем прививку, - сказала Дарина.
- Сейчас нельзя, пока собачка не выздоровеет, прививку делать нежелательно, - ответил ветеринар.
Выписали им уколы и еще какие-то лекарства. Но ничего не помогло, потеряли они своего питомца. Дарина плакала, Степа тоже переживал, ведь это был член их семьи. Поэтому эту потерю оба переживали очень тяжело.
От переживаний Дарина плохо стала есть, её подташнивало, иногда кружилась голова, не могла долго сидеть в помещении, ей становилось душно, выходила на свежий воздух. Она уже испугалась, что от собачки подхватила какое-то заболевание и поспешила в больницу.
Но то, что она услышала от врача, повергло её в шок, она была ошарашена.
- Поздравляю, у вас будет ребенок, - сообщила радостно врач.
Дарина расплакалась, а врач её успокаивала, понимала, что это слезы радости.
Как долго они с мужем ждали этих слов, почти девять лет. Домой летела, как на крыльях, все придумывала, как обрадовать мужа, представляла, как сообщит ему эту радость.
- Как только придет с работы, так и обрадую, - решила она. – Хотя нет, такие радостные вещи нужно сообщать с утра, чтобы весь день было хорошее настроение. Чтобы весь день ходил и радовался. И вот, когда я уже потеряла надежду, да и Стёпа тоже, врач меня огорошила. Как же я рада. Я самая счастливая на свете!
Так и решила, что с утра обрадует мужа. Степан пришел с работы, жена его стала кормить, а он почему- то не сводил с неё глаз.
- Дарин, а что-то у нас случилось? – спросил муж.
- Нет, ничего не случилось, а что?
- Ну как ничего, ты вся светишься насквозь, словно солнышко. С чего такая радость?
еле себя сдерживала
Конечно Дарина еле-еле себя сдерживала, понимала, что до утра все равно не дотерпит, а муж уже и сам вычислил что-то.
- Ладно обрадую, у нас будет малыш, - широко улыбаясь, сообщила она.
- Ты серьезно, Даринка? Ты не шутишь, это не ошибка, - вскочил муж и приподнял её над полом.
- Такими вещами не шутят, так что ты скоро станешь папой.
- Господи, как же я рад, жена ты моя дорогая и любимая…
Встречал Степан своих девчонок из роддома с цветами, конфетами и шариками. Улыбка не сходила с его лица, а когда ему медсестра передала маленький сверток с большим розовым бантом, он осторожно и нежно прижал к себе. Это была его самая драгоценная ноша.
С тех пор прошло уже пять лет. Очень любят свою Настеньку они, балуют и готовы на все ради своей дочки. Но самое интересное, что их Настенька очень любила игрушки и именно собачек.
У неё уже много мягких игрушек-собак и больших и маленьких и ими она играет чаще, чем куклами. А однажды они поехали в детский магазин, Настенька остановилась у игрушек:
- Мама, мама, я хочу вот эту собачку. Купи мне её, ну купи пожалуйста, - уговаривала дочка, показывая на игрушечную собаку.
Дарина с мужем оторопели, когда увидели игрушку. Потому что у них раньше была точно такая же собака, только живая.
- Эту хочу, эту хочу, мне она очень нравится – тараторила Настенька, - купите мне её.
Конечно купили дочке ту собачку, а сами удивлялись между собой. Почему дочке нравятся именно собачки, другими игрушками играет редко. Вот это для родителей была загадка.
Автор Акварель жизни
НЕПРИЯЗНЬ...
У матери был ящик – типа тумбочки – с настоящим замком. Не с таким, который можно булавкой открыть, а с крепким, основательным. Ключ мать всегда держала в кошельке.
И даже мужу было неизвестно, что в ящике хранилось. Женщина отшучивалась, что разные побрякушки-безделушки.
Если домашние слишком приставали с вопросами, она открывала и тут же закрывала. И можно было разглядеть пакетики и коробочки.
А еще близкие знали, что там хранятся тетради с дневниковыми записями.
Она иногда вечерами что-то писала, затем убирала тетрадь в ящик.
После ухода матери в мир иной открыла дочь ящик, вынимала вещи, рассматривала.
В пакетике обнаружила отрезанную косу – память о детстве, несколько любимых игрушек и, конечно, дневник. Вернее – дневники.
Как не прочитать? Мамы уже нет, хочется узнать, какой она была «для себя».
В первой тетради любовные переживания, как она встретилась с будущим мужем. Всё, можно сказать, обыкновенно, как у всех.
А дальше интересно. Оказывается, ее мать была против брака. Называла избранника дочери «пустым местом», предупреждала, что «этот ничтожный человек» способен отравить жизнь кому угодно.
Но влюбленная девушка приняла бой и на своем настояла: надо же, какие тайны.
Дальше еще интереснее.
Прочитала дочь дневник своей матери и узнала еще одну тайну. Оказывается, что муж был против беременности, потому что в девяностые годы потерял работу. Настаивал, чтобы жена освободилась от ребенка, «пока не поздно».
Читает женщина и думает: «От меня освободиться? Меня убить»? Как страшно!
Мало того, в один из моментов сказал: «Родишь и станешь матерью-одиночкой». Нищета его пугала.
А маму это не пугало, она записала в дневнике, что ребенка родит, потому что уже любит. Она и ребенок – одно целое.
К ее мужу присоединилась мать самым неожиданным образом. По ее словам, рожать в такое время неразумно. Надо думать о том, как выжить: «Тебе следует развестись со своим ничтожеством, у которого ума нет заработать. Сидит и стонет, а работу не ищет. И от ребенка освободиться».
Чтобы напугать дочь, пригрозила: «Родишь – помогать не буду».
Самые близкие люди были против.
И мысли: если бы мама испугалась, то ее, дочери, не было бы на свете: «Я бы не жила, и не родились бы мои дети».
Получается, что мать пошла против всех.
Думала так и с нежностью вглядывалась в родные черты на фотографии.
Да, теперь понятно, откуда холодность к отцу. С детства недолюбливала, в юности и в молодости не могла себе объяснить причины. Как бы в подсознании все: не хотел отец, чтобы дочь родилась.
Стала понятна и неприязнь к бабушке. Причины в том же.
Держала тетрадь на коленях, и почему-то хотелось плакать.
Надо было молчать, ничего никому не говорить – дело же прошлое, столько воды утекло.
Но взрослая дочь поступила иначе. Сначала все высказала отцу. Сказала, что из дневника узнала всю правду.
Он сказал: «Не твое дело. Если бы знал, то сжег бы ящик к чертовой матери».
И бабушке тоже все высказала. Бабушка ответила: «Ты смотришь на те события с позиции сегодняшнего дня. И вообще нехорошо бесцеремонно заглядывать в чужие тайны. Моей дочери – твоей матери – уже нет на свете. И я запрещаю тебе говорить на эту тему».
И перестала женщина общаться с отцом и с бабушкой. По телефону звонила, чтобы с праздниками и с днями рождения поздравить. А бабушка, между прочим, была уже очень старенькой.
| Да, чужие тайны – это искушение. Иногда говорят так: меньше знаешь – крепче спишь.
История по реальным событиям.
Автор Георгий Жаркой
НЕПОРОЧНОЕ ЗЛО
В полночь он пришел к племяннице с определённой целью, а она внезапно упала на пол. Лиззи каталась по тонкому ковру и громко кричала, а дрожащий от ужаса дядя помчался вон из её комнаты. Утром, когда доктор Григгс попытался заговорить с Лиззи о произошедшем, приступ повторился. Семнадцатилетняя сирота, сама того не подозревая, запустила 1 февраля 1692 года цепочку безумных событий. Как и полдюжины других девочек, она оказалась непорочным злом во плоти.
Лиззи Хаббард потеряла родителей в возрасте восьми лет – обоих унесла лихорадка. Тогда-то бедняжку и взял к себе родственник, доктор Уильям Григгс. Только не подумайте, что он пожалел девочку! Ему нужна была бесплатная служанка, в которую Лиззи моментально превратилась. К двенадцати годам она уже полностью содержала дом – убирала, стирала, готовила завтрак. С обедом ей помогала приходящая кухарка, единственный человек, который относился к Лиззи по-доброму.
Все жители Салема исправно посещали церковь, где Лиззи познакомилась и с другими маленькими прихожанками. Многие девочки ходили учиться шитью, и доктор Григгс посчитал, что его племяннице такой навык пригодится. Вот на этих-то вечерах с иголкой и ниткой в руках, Лиззи чувствовала настоящую свободу! Она могла поговорить с девочками близкого ей возраста, немножко посплетничать и посмеяться. А где ещё они могли это сделать?
Детям в этом городе не разрешалось играть или просто ходить без дела. Каждую свободную минуту девочки были обязаны рукодельничать, помогать матерям на кухне или заботиться о младших детях. Поощрялись молитвы и чтение Библии. Мальчики работали там же, где их отцы, или отправлялись к соседям на обучение ремеслу. Только самые крошки – до четырёх-пяти лет –могли рассчитывать на крупицу веселья и беззаботности.
Лиззи взрослела, превращаясь в очень симпатичную юную леди. Доктор Григгс ловил себя на мысли, что не может оторвать от племянницы взгляда. А она, моментально распознавшая его интерес, не знала, как себя вести. Ей становилось страшно от его внимания. Однажды дядюшка решил заглянуть к ней в комнату поздно вечером, и Лиззи не нашла ничего лучшего, как изобразить припадок. И ещё один – утром!
- Мне плохо! Плохо! – Кричала она. – Мне кажется, вонзаются иглы!
Пятясь к выходу и крестясь, доктор позвал священника. Преподобный Пэррис явился очень быстро, и начал задавать Лиззи вопросы: что с ней? Почему она так себя ведет?
- Это Сара Гуд! – Не задумываясь, отвечала девушка. – Я видела неземное существо, оно представилось этим именем. И сказало, что запишет меня в дьявольской книге…
Всё это было странно и таинственно, но вполне укладывалось в картину мира человека семнадцатого века. Преподобный Пэррис сделал ошеломительный вывод – Лиззи околдовали! И это сделала женщина по имени Сара Гуд. Осталось только её найти…
В тот день дядюшка впервые освободил Лиззи от работы. И она, довольно хохоча, умчалась к своим подругам. Разумеется, она покидала дом, низко опустив голову и бормоча молитву. А потом понеслась по улице, словно одержимая.
Несколько дней спустя преподобный пережил настоящий ужас, когда его собственная дочь Бетти, а ещё племянница Абигейл, жившая с ними в одном доме, повели себя в точности, как Лиззи! Они падали на пол, извивались, кричали. Бормотали какие-то имена…
- Одержимые! – Закрыв глаза, повторял Сэмюэл Пэррис. – Наш город подвергся воздействию колдовской силы!
Когда девочки пришли в себя, они обвинили в колдовстве… чернокожую рабыню Титубу. Молодую женщину сразу арестовали и подвергли суровому допросу, в ходе которого бедняжка… во всём созналась! Никто не стал дознаваться, что раньше Титуба позволила себе не подчиниться приказу маленькой Бетти Пэррис, и та затаила на неё обиду. Девочка просто сводила счёты! Она понятия не имела, чем это всё обернется!
Лиззи Хаббард тоже не представляла, что первое попавшееся имя, которое сорвалось с её губ, сломает жизнь настоящей Саре Гуд. Эта самая Сара была бедной женщиной, просившей милостыню в Салеме. У неё не имелось подходящего платья, чтобы ходить в церковь, и когда её разыскали 6 марта 1692 года и доставили в тюрьму, то именно этот момент сочли самым подозрительным.
- Ты не ходишь молиться, потому что одержима. – Утвердительно произнес преподобный Пэррис. – Сознайся, Сара. Мы уже много знаем о твоих злых деяниях.
Узнав, что Сара арестована, её обвинительница Лиззи Хаббард, по всей видимости, сильно испугалась. Но куда больше её страшило разоблачение! Сознаваться во лжи Лиззи не собиралась. И при настоящем допросе, девушка упрямо повторяла: «Да, меня околдовала Сара Гуд! И еще одна – Сара Осборн!».
При упоминании этого имени вздрогнули все. Сара Осборн была настоящим изгоем общества – женщина, которая нарушала все возможные обеты. Если она завлекала чужих мужей, то почему бы ей не быть колдуньей? Арест состоялся в том же марте.
Рабыня Титуба и Сара Гуд сознались в колдовстве. А вот Сара Осборн была тверда: ничего плохого детям не делала, никаких магических ритуалов не совершала. Это всё ложь!
А городок бурлил. Три обвинительницы превратились в настоящих героинь – о Лиззи, Бетти и Абигейл болтали с утра и до вечера. Воодушевленные своей растущей популярностью, девочки начали называть новые имена. Иногда – в шутку. Но в Салеме уже никто не шутил.
Обычные люди пребывали в ужасе: неужели их мирная обитель подверглась воздействию зла? Они понятия не имели, что зло это – непорочное. Что все гонения происходят от выдумок трёх девочек, младшей из которой только исполнилось девять лет! Попутно росла подозрительность. Оглядываясь вокруг себя, женщины и мужчины пытались понять: нет ли примет колдовских чар? Почему это хромая портниха так смотрит на них? Пытается навести порчу? А рябая Марта из дома в конце улицы – она и говорит странно, и двигается. Точно – одержимая!
Посыпались доносы. Началось настоящее безумие. Доходило до того, что мужья жаловались на собственных жен! А родители приводили к преподобному собственных дочерей! Затем появились и другие обвинители-дети – двенадцатилетняя Энн Патнэм и восемнадцатилетняя Мерси Льюис. Эти две юные горожанки говорили, что их преследует Марта Кори. Якобы она напускает на них желтую птицу, которая слушается её.
Аресты и допросы не прекращались. Дошло до того, что в тюрьму попал преподобный Берроуз, а также малышка Дороти. Девочке было четыре года, а её на полном серьёзе называли ведьмой! Находясь в заточении, Дороти быстро сошла с ума…
Это продолжалось до мая 1693 года. Обвиняемыми стали 200 человек, и тридцать из них были признаны виновными. Девятнадцать казнили, а муж Марты Кори умер на допросе. Учитывая огромный резонанс, который приобрело Салемское дело, началось дополнительное изучение всех обстоятельств. Все чаще обвиняемых стали отпускать на свободу, за недостатком улик. Выяснялось, что людей признавали виновными только потому, что на них кто-то указал! Ни малейших весомых свидетельств! А порой людей бросали в тюрьму, потому что... над их домом громко каркала ворона!
Родственники казненных требовали пересмотра, чтобы доказать невиновность своих близких. Некоторым это удалось. Уже в двадцатом веке всех, пострадавших в Салеме, официально признали невиновными.
Точно нет сведений, как сложилась жизнь Лиззи Хаббард. По одной из версий – она покинула Салем и переехала в Бостон, где вышла замуж. Обзавелась семьей и Бетти Пэррис, а прожила она без малого 77 лет. Что касается Абигайл, то она после завершения процесса, сбежала из дома. Следы её теряются. Считается, что именно она была одной из немногих, кого по-настоящему замучила совесть.
Источник
Канал Ника Марш
СЕМЕЙНАЯ КАТОРГА
В последнее время Раиса Петровна потеряла покой и сон. А кто виноват? Невестка, конечно. Наговорила всякого.
«Нашел же себе разведенку с детьми... – ворчала про себя женщина. – Всю душу перевернула, поганка эдакая!»
Два года назад сынок ее, любимый и единственный, женился во второй раз. Раиса Петровна невестку привечать не спешила. Обожглась на первой – настороженно приглядывалась ко второй.
А та к свекрови – со всей душой. Хоть к ране прикладывай.
Звонит, здоровьем интересуется, в гости приезжает, на огороде помогает, подарки выбирает недешевые, да еще всегда умудрится угодить. Знает, стало быть, вкусы свекрови. Внимательная. Не перечит. Придраться не к чему.
Первые полгода после свадьбы молодожены в родительском доме жили. Сын после развода как перебрался к ним, так и не стал съезжать. Пока жилье искали подходящее – садик и школа нужны были рядом, Арина поближе познакомилась с семейным укладом свекров.
В самом начале Раиса Петровна ее спросила начистоту:
– Не боишься детей растить с чужим дядькой? Он своих-то бросил, и твоим отцом не станет.
– Разве этого надо бояться? – удивилась невестка. И нисколько не стесняясь продолжила: – Страшно прожить жизнь без любви, а все остальное можно решить. Я вашего сына очень люблю, он самый дорогой для меня человек. И к детям хорошо относится.
«Ишь ты, любит... – недоверчиво хмыкнула про себя свекровь. – Нет никакой любви – сказки она мне рассказывает! Одна не захотела остаться, вот и прибрала к рукам мужика».
О том, что в мире нет любви, Рая знала с 20 лет.
Ее, скромную, неприметную, в родном поселке мало кто из парней замечал. Да и сколько их было в послевоенные годы? Кому было замечать?
Нормальные парни ценились на вес золота.
Но к 28 годам Раисе, похоже, улыбнулась судьба.
К ним на постой определили молодого комбайнера, приехавшего на уборочную. Он заинтересованно поглядывал на девушку, но не более.
А когда урожай убрали и зарплату выдали, жилец вдруг сделал ей предложение. Поймал в сенях, и зашептал в ухо:
– Смотрю, ты все время одна. Давай за себя возьму – сделаю доброе дело!
Не любила его Рая, но согласилась. Не хотелось остаться старой девой. Какая-никакая, а замужняя жена.
Первый раз муж ударил ее через год, когда уже сын родился.
Потом начал выпивать. Доставалось Раисе регулярно – по поводу и без. Терпела молча, чтобы сына не пугать. Было дело, что благоверный сломал ей ребра. Сносила все, стиснув зубы.
Сын вырос, женился, подарил ей внучек, развелся, а она все так же жила со своим ненавистным мужем. И даже себе Раиса Петровна не могла объяснить, почему от него не ушла. Правда, на седьмом десятке старик сдал немного, руки почти не распускал, да и она научилась обращаться с ним, знала как обхитрить.
Долгие годы единственным источником своих несчастий женщина считала мужа. А тут появилась у сына новая жена – и перевернула ее мнение с ног на голову.
Получилось это так.
За полгода, что молодые жили у них в доме, Раиса Петровна привыкла к вечерним беседам с невесткой. Арина отличалась от покорных женщин ее круга. Она на все имела свое мнение, не боялась мужа, была с ним ласкова, но не услужлива.
Как-то сидя на скамеечке под сиренью, Раиса Петровна откровенно рассказала Арине о своей тяжелой доле, о том, как замуж вышла, о том, как тумаки терпела.
А еще через месяц невестка выдала:
– Вы меня простите, это может обидно прозвучит. Но плохо вы живете по одной причине. Вы своего мужа не любите и не любили никогда. Почему так говорю? Потому что моя жизнь в первом браке была очень похожа на вашу. После свадьбы я быстро поняла, что ошиблась. Поторопилась. Вышла замуж, как оказалось, за нелюбимого и совсем незнакомого человека. Все последующие десять лет я мечтала о разводе, но почему-то не уходила от мужа, даже родила двоих детей.
Не знаю, сколько бы еще терпела семейную каторгу, если бы не услышала однажды слова: «Если человек любит – он не страдает». Это и дела любого касается, и отношений.
Поняла, что страдаю только потому, что не люблю того, с кем живу. Самые простые вещи в таком состоянии даются через силу. Месяц переживала, потом подала на развод.
А когда вышла из здания суда, меня как молнией ударило: муж не виноват! Его пожалеть надо. Столько лет прожил с женщиной, которая его не любила! Поэтому и жили мы как чужие.
Через день позвонила бывшему, хотела поговорить об этом.
В ответ он, словно ждал звонка, выложил мне все обиды. Оказывается, муж понимал, что я разлюбила его, и мстил мне за это. Разводиться не решался – перед родней не хотел позориться. Еще сказал, что сам никогда не смог бы уйти от меня. Благодарил, что сделала это первой.
А вашего сына я полюбила и каждый день благодарю небеса за встречу с ним. Потому что теперь точно знаю: без любви жить нельзя. Никому такого не пожелаю.
… Вот после того разговора Раиса Петровна и не могла успокоиться. Перебирала в памяти картинки своей жизни.
Вспоминала молодые годы: как они с мужем начинали жить, строили дом, обустраивали быт. Как он своими руками делал мебель. Как старался изо всех рабочих поездок привезти что-нибудь молодой жене и сыну.
Возвращался веселый всегда, после ужина в самом добром расположении духа лез целоваться... А она уворачивалась, ссылаясь на усталость, отталкивала его, или поддавалась, только чтобы быстрее отстал.
«Каково ему было чувствовать себя отверженным, – пришла мысль в одну из бессонных ночей. – И это ведь не раз и не два, а изо дня в день».
Жалость, вина и отчаяние терзали сердце пожилой женщины. «Выходит, я сама сломала свою жизнь? Нет, нет и нет! Никакой любви нет, он просто десп@т и алк@ш!»
Память тут же выхватила забытую картинку. Муж тянет ее к себе, хочет обнять, а она злится, напрягается и про себя молится, чтобы оставил в покое. Он ругается и уходит в ночь…
Приближался день рождения мужа…
Отношения у них были такие напряженные, что праздники давно не отмечали. Раиса Петровна избегала застолий не просто так. Боялась, что супруг напьется, сорвется…
Но на сей раз женщина накануне подошла к невестке и, немного смущаясь, попросила помочь приготовить праздничный обед:
– Арина, давай устроим деду день рождения. Позовем его родных, посидим.
Ему ничего не говорили. Сюрприз!
С утра они с невесткой колдовали на кухне, ближе к вечеру Раиса Петровна, принаряженная, принесла мужу свежую рубашку, брюки:
– Что это ты, дорогой муж, к празднику своему не готов? Скоро гости придут!
День рождения прошел на удивление легко. За столом звучали добрые тосты, вспоминали молодость виновника торжества, сам он рассказывал истории из своей жизни, все шутили, смеялись, угощались...
А именинник нежно и с благодарностью поглядывал на жену.
Похоже, любовь пришла и в этот дом...
Автор Сушкины истории
КАК ЖЕ ОНИ КРИЧАЛИ....
Девушки сбились в кучку и дрожали. Там, за воротами колледжа стоял грузовик, тарахтел мотором. Японские солдаты - пьяные, с маслянистыми блестящими глазами и глумливыми ухмылками на плоских желтых лицах, нагло смотрели на китаянок.
Непрошенных гостей встречала директор Минни.
Директор протянула офицеру бумагу. Тот пробежал документ глазами, негромко бормоча:
"Настоящим заверяю, что японским солдатам нельзя трогать учениц колледжа Цзиньлин".
Засмеявшись, офицер вдруг порвал бумагу на клочки. Оттолкнув директора Минни, японец направился к девушкам, крича своим солдатам:
"Грузите их в кузов, да поскорее!".
27 сентября 1886 года в деревне Секор в американском штате Иллинойс родилась девочка, получившая крайне редкое для США европейское имя - Вильгельмина.
Такое имя дал новорожденной отец, Эдмон Луи Вотрин, иммигрант из французской Лотарингии. Мама Вильгельмины, Полин Луи Вотрин, была американкой, поэтому она сразу же "переименовала" дочь на американский манер - Минни.
Отец Минни был кузнецом, мать - домохозяйкой. Семья была достаточно благополучной и даже счастливой, до тех пор, пока в 1892 году, когда Минни едва исполнилось шесть лет, Полин Вотрин внезапно скончалась.
Органы опеки тут же отправили девочку в приемную семью. После того, как приемные родители проявили свои дурные наклонности, Минни последовала во вторую семью, затем - в третью, четвертую.
Через три года суд все-таки позволил девочке вернуться в родительский дом. Минни прилежно училась, посещала церковь, успевала помогать отцу по хозяйству.
В средней школе Минни устроилась на работу с частичной занятостью, параллельно успевая трудиться волонтером в местной церкви. Целью подростка было накопить деньги на колледж, чтобы не быть обузой для отца.
В 1903 году Минни поступила в Педагогический университет штата Иллинойс. Чтобы оплачивать учебу, ей приходилось очень много работать. Тем не менее, Минни умудрялась быть лучшей в своей студенческой группе. На церемонии вручения дипломов в 1907 году Вотрен было доверено произнести речь от всех выпускников.
После колледжа Минни устроилась учительницей математики в среднюю школу городка Лерой в штате Иллинойс. Поработав в школе на протяжении двух лет, 23-летняя Минни поступила в бакалавриат Университета Иллинойса в Урбан-Шампейне. Именно в этом университете Вотрин впервые занялась международным христианским волонтерством, стала президентом Студенческого волонтерского движения за иностранные миссии.
Отец звал Минни домой, требовал, чтобы она вышла замуж. Тем более, что внешние данные привлекали к учительнице Вотрин мужское внимание:
"Высокая, красивая, с длинными темными волосами, она была жизнерадостной и популярной женщиной, привлекавшей многочисленных поклонников". - Айрис Чан.
Однако Минни решила, что ее судьба будет совершенно иной: молодая женщина надеялась стать миссионеркой.
В 1912 году такая возможность Минни предоставилась. Иностранное христианское миссионерское общество решило открыть в Китае школу для девочек. Руководитель миссии обратился к Вотрин с предложением отправиться в Поднебесную. Минни с радостью согласилось.
Совершив длительное путешествие через океан, американка прибыла в город Хэфэй. Впоследствии Минни признавалась, что, едва ступив на китайскую землю, она сразу же влюбилась в эту страну.
В Хэфэе Минни успешно основала школу Сан, в которую китайские родители с удовольствием отдавали своих дочерей. Количество учениц Сан постоянно росло.
Минни проработала в Хэфэе шесть лет, и в 1918 году отправилась в США для получения степени магистра в Колумбийском университете в Нью-Йорке.
Степень была получена в 1919 году. Еще во время учебы к Минни обратились из Китая с предложением на год возглавить женский колледж Цзиньлин из Нанкина.
Вотрин приняла приглашение и вернулась в столь полюбившуюся ей страну. В колледже работу Минни оценили высочайшим образом: женщине было предложено подписать бессрочный контракт.
В 1926 году миссионерке исполнилось сорок лет. Она успешно руководила учебным заведением, с каждым годом увеличивая количество образованных женщин в Китае.
После прихода к власти националистического правительства Чана Кайши, был издан указ, что директорами университетов должны быть уроженцы Поднебесной. В сентябре 1928 года американку сменила на посту директора другая женщина, китаянка Ву И-фанг. Вотрин согласилась стать заместителем И-Фанг.
В 1937 году Ву И-Фанг начала политическую карьеру, а Минни была назначена исполняющей обязанности директора колледжа Цзиньлин. На этой должности она и встретила последующие события - одни из самых страшных и жестоких в мировой истории.
7 июля 1937 года, после печально известного военного инцидента на мосту Марко Поло, который японцы использовали в качестве формального повода для давно готовившегося вторжения в Китай, началась Вторая японо-китайская война.
Императорская японская армия, гораздо лучше обученная и вооруженная, сминала китайские войска, стремительно приближаясь к Нанкину. Отовсюду стекались леденящие кровь слухи о поведении японцев на занятых ими территориях.
Вотрин начала готовить колледж Цзиньлин к возможному захвату врагами. Комнаты в кампусе под руководством Минни были переоборудованы в продуктовые склады и убежища.
15 августа 1937 года Нанкин подвергся первой массированной бомбардировке с воздуха. Американское посольство сразу же начало эвакуацию своих граждан. Директору Вотрин предложили эвакуацию одной из первых, однако, она отказалась:
"Я лично чувствую, что не могу уйти... Мужчин не просят покидать свои корабли, когда они в опасности, а женщин не просят оставлять своих детей".
Да, студентки колледжа Цзиньлин - испуганные китайские девушки - были ее детьми, Минни не могла их бросить. Студентки обожали своего директора, называли ее "Матерью", а также, за глаза - "Наседкой". Ведь правда, Минни заботилась о девушках, как наседка заботится о своих цыплятах.
В ноябре 1937 года бои развернулись на подступах к Нанкину. В это время в колледж Цзиньлин стало прибывать множество беженцев, в основном, женщин и девушек. Они умоляли принять их в стенах учебного заведения, спасти от японцев. Директор Минни умудрилась принять и расселить 850 беженцев.
В декабре Нанкин пал. Императорская армия Японии захватила все районы города. При помощи иностранных правительств в Нанкине была создана так называемая Зона безопасности, в которую входил и колледж Цзиньлин.
Вне Зоны с первых же дней полной оккупации Нанкина творились невиданные зверства. Постепенно осатаневшие от крови и безнаказанности японские солдаты стали проникать и в Зону безопасности.
Между тем, в колледже Цзиньлин к тому времени укрылось уже около 10 000 женщин. Директор Вотрин обращалась к Господу в своем дневнике:
"О, Боже, обуздай жестокое зверство солдат в Нанкине сегодня вечером, утешь убитых горем матерей и отцов, чьи невинные сыновья были застрелены сегодня, и охраняй молодых женщин и девушек в течение долгих мучительных часов этой ночи. Ускорьте день, когда войн больше не будет. Когда придет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небесах".
Ежедневно директор Вотрин патрулировала территорию колледжа, самоотверженно и без оружия отражая попытки японских солдат проникнуть на территорию учебного заведения. Только то, что среди перепуганных китаянок находилась иностранка, сдерживало японцев от того, что они творили во всех других местах Нанкина.
Обратимся к дневнику Минни:
"Прошлой ночью тридцать девочек забрали из языковой школы, и сегодня я услышала множество душераздирающих историй о девочках, которых прошлой ночью забрали из их домов — одной из девочек было всего 12 лет. У людей отбирали еду, постельные принадлежности и деньги. ... Я подозреваю, что каждый дом в городе открывали снова и снова и грабили. Сегодня вечером проехал грузовик, в котором было восемь или десять девушек, и когда он проезжал, они кричали "Цзюмин! Цзюмин!" - "спасите наши жизни".
В своем гневе я пожалела, что у меня нет сил наказать их за их подлую работу. Как было бы стыдно женщинам Японии, если бы они узнали эти ужасные истории".
Минни чуть ли не каждый день ходила в японское посольство, носила туда прокламации с призывом остановить беззаконие в отношении китайских женщин. Также директор добивалась выдачи специального документа, запрещающего японцам совершать преступления на территории колледжа Цзиньлин.
Усилия Минни имели эффект, пока солдаты совсем не осатанели от безнаказанности. 13 января к колледжу прибыл военный грузовик японцев. Офицер, смеясь, порвал представленный Минни документ у нее на глазах, а затем приказал солдатам хватать самых красивых девушек.
"Они хватали девушек и сажали в кузов. Как же они кричали!", - писала директор Вотрин, которая видела все, но ничего не могла поделать против захватчиков.
К апрелю 1940 года воля Минни к сопротивлению была подорвана: слишком много она увидела, слишком многое испытала:
"Моя энергия на исходе. Я больше не могу двигаться вперед и строить планы относительно работы, потому что со всех сторон, кажется, возникают какие-то препятствия".
Тем не менее, она продолжала свою работу - спасение студенток колледжа Цзиньлин, а также беженок, оказавшихся в стенах учебного заведения.
Нанкинская резня продолжалась шесть недель. Количество преступлений, совершенных японскими солдатами, не поддается подсчету. Это событие стало черным пятном на истории Японии, и будет оставаться таковым всегда.
После Победы, добытой, в первую очередь, Советским Союзом, высокопоставленные виновники предстали перед Международным трибуналом для Дальнего Востока и Нанкинским трибуналом. Для большинства из них трибунал окончился смертным приговором.
После окончания войны директор Вотрин вернулась на родину в США. Увиденное в Китае не оставляло ее ни на мгновение. Страшные картины преследовали женщину, она не могла спать.
Все это закончилось попыткой самоубийства: Минни выпила горсть снотворных таблеток. К счастью, медикам удалось ее спасти.
После этого Минни ненадолго полегчало, и родственники надеялись, что кризис миновал. Увы, это была лишь иллюзия.
14 мая 1941 года, находясь в своем доме в Индианаполисе, Минни Вотрин включила газовую плиту и, выпив снотворное, прилегла на кушетку. Прибывшие по вызову соседей из-за запаха газа пожарные обнаружили бездыханное тело директора.
Минни Вотрин было 54 года.
Одной из последних записей женщины в дневнике была следующая:
"Если бы у меня было десять идеальных жизней, я бы отдала их все Китаю".
В наше время Минни Вотрин - национальная героиня Китайской Народной Республики. Китайцы чтут эту женщину-иностранку почти как святую.
Девушки, которых спасла директор Вотрин, называли ее матерью и впоследствии завещали своим детям и внукам всегда помнить и чтить эту великую и невероятно смелую женщину.
Источник
Канал Ещё один блог о кино
Злой космический разум
По вторникам в деревенский магазин всегда привозили свежую выпечку. Потому у прилавка образовалась небольшая очередь из сладкоежек и алкоголиков. Борис не был ни тем, ни другим. Сладкого не любил, а водку, если и покупал, то так, на всякий случай. Держал дома для гостей.
Сейчас перед Борисом отоваривались две приятельницы, Люба и Ирина. Обе были слегка навеселе, сыпали шутками и сами же громко хохотали. По всему видно, пришли за добавкой, и предчувствие скорого возлияния делало их счастливыми и фамильярно-дружелюбными.
Любе было под шестьдесят, она была сухопара, носила короткую стрижку и совсем не красилась. Её подруге, которая теперь жила в городе, а в деревню приезжала «развеяться», на вид было меньше. Она была «пышечка». Чёрные волосы без седины, забранные в хвост, оттеняли румяные щёки. Чёрные живые глазки блестели, придавая ей сходство с хомячком.
Пока Борису взвешивали колбасу, весёлые подруги уже прошли на выход, и стало заметно тише. Взяв также хлеба и молока, Борис расплатился, сложил покупки в рюкзак и вышел из магазина. Тут его глазам открылась картина. Невдалеке от дверей стояла молодая жена деревенского старосты, Вика, и не знала, куда ей деваться от обступивших её с двух сторон подружек.
— Ой, ню надо зе, какие мы холосые! — сюсюкала Ирина, а Люба, затянувшись сигаретой кривя рот, выдыхала дым в сторону, бодро подтверждая:
— Хорошо выглядишь, Вич! Молодчина!
— А цево ты как бы стесняисси? Какая ты красавица! Когда розать? — продолжала сюсюкать Ирина.
Борис скользнул по фигуре старостиной жены и понял, что давно её не видел: Вика оказалась на сносях. Лицо молодой женщины пошло красными пятнами.
— В августе, — еле слышно ответила она настырным бабам.
— В августе! Слушай, кто у нас в августе? — заорала едва не в ухо бедной Вике чернявая, обращаясь, однако, к Любе.
— Валька что ль? Ага, Валька. А в роддом в район поедешь или староста тебя в Москву рожать пристроит? — с новой силой атаковали молодую женщину кумушки. Водка сделала их не в меру любопытными и словоохотливыми.
— Главное, с врачом договориться заранее!
— А как самочувствие? Живот не тянет, а то у нас одна баба…
— Так, стоп! — не выдержав, вмешался Борис, — вы, сороки, куда направлялись?
— Домой, а тебе какое дело? — упёрла руки в боки Ирина.
— Так туда и идите! Оставьте девку в покое, чего набросились?
Вика, посмотрев на него с благодарностью, прошмыгнула в магазин.
— Борь, ты чего? — спросила Люба, знавшая Бориса много лет. Они учились в одной школе, хотя и в разных классах.
— Ничего! Баб пьяных не люблю! — хмуро ответил Борис и зашагал восвояси.
Кумушки переглянулись и заржали.
Позже, рассевшись на садовых качелях и потягивая из трубочки водку с апельсиновым соком, Люба много раз прокрутила в уме этот эпизод у магазина, и вдруг аж подскочила:
— Я знаю, почему Борька так нервно нас от Караулихи отогнал!
— Ну? — подняла лицо со стола Ира и попыталась сфокусировать взгляд на подруге.
— Он и есть отец её ребёнка! — подняла Люба палец вверх. — Он боялся, что Вика проболтается нам!
Она выбросила соломинку и выпила свой коктейль через край.
Она не любила старосту. Он был для нее чужаком. Дмитрий Караулов родился в городе, и имел до поры весьма заурядную биографию. Отслужил в армии, в ВДВ, затем отучился на инженера, женился. Родился сын, мальчик, но брак это не спасло, супруги охладели друг к другу. Оставив квартиру жене и ребёнку, Караулов с одним рюкзаком шагнул в новую жизнь и однажды, оказавшись в деревне N, понял: он дома.
В деревне оказалось несколько участков с ветхими постройками, которые администрация поселения продавала с торгов по кадастровой стоимости земли. Дмитрий застолбил себе лучший, на берегу пруда, и принялся с энтузиазмом реставрировать дом. Параллельно организовал, как смог, деревенское самоуправление, став старостой.
Когда дом был готов, Дмитрий привёл в него хозяйку, Вику. Не последним фактором было то, что она смогла принять и полюбить его сына от первого брака, которого бывшая жена иногда отпускала к нему погостить.
На свадьбе гуляли всей деревней. Узнав, что молодая жена ждёт ребёнка, Дмитрий был на седьмом небе от счастья. Несмотря на работу и многочисленные обязанности, староста старался уделять Вике побольше времени.
Вернувшись домой из города и обнаружив её в слезах, он бросился к ней.
— Что случилось, дорогая? Кто посмел тебя обидеть... Кто?
Жена только сильнее заплакала, и он прижал её к себе и стал укачивать как ребёнка.
— Не плачь, Викуся, малыш тоже распереживается... а нам ещё месяц ходить.
Мал помалу ему удалось разговорить Вику. Она рассказала, что началось всё с того, что соседки стали странно себя вести. Хихикать и шушукаться за её спиной. Делать какие-то пошлые намёки.
Последней каплей стал тридцатилетний деревенский дурачок, Коленька. Наслушавшись, что говорят вокруг, он решил попенять Вике, что обманывать мужа грешно. И что, мол, Борька добрый мужик, и квас Коленьке покупал, и леденцы в жестяной банке, но теперь Коленька у него ничего не возьмёт, потому что Борька — совратитель и прелюбодей. И она, Вика, должна покаяться и перед Богом и перед мужем, а то он, Коленька, будет ей вслед плевать. И, показал как, плюнув ей на юбку.
У Караулова сжались кулаки.
***
Борис любил читать перед сном. Часов в девять он включил торшер и надев очки, раскрыл книгу. Не успел он пробежать глазами и первую строчку, как в дверь постучали. Пришлось Борису отложить чтение. За дверью оказался староста.
— Привет, Борис, разговор есть, — сказал он, входя внутрь.
***
Следующий день выдался жарким, и если утром было хоть какое-то движение в деревне, к обеду она словно вымерла. Вечером народ потихоньку стал выбираться на улицу. Ближе к ночи Люба возвращалась домой. Моисеевна справляла поминки по своему мужу, год, как схоронили. Прижимистая вдова выставила на стол канистру с каким-то коричневым пойлом, которое она гордо называла "бренди", а на закуску предложила куриные голяшки да тушёную капусту, которую Люба люто ненавидела с детства. Поэтому пойло закусывать ей было нечем и к исходу поминок она была изрядно пьяна.
Подходя к своему дому, она чуть не упала, едва не наступив на соседского кота. Тот заорав, выскочил из под ног.
— Чтоб, тебя! — она выругалась по матери и тут сразу возле неё сгустилась тьма. Она даже не поняла, что на голову ей надели мешок.
Очнулась Люба дома, утром, на своей кровати, и стала вспоминать, что же случилось. Помнила кота, тьму, охватившую её... потом были звуки, словно кто-то настраивает рацию. Пиу-пиу-пиу... её погрузили, привезли.. ноги коснулось что-то склизкое, холодное.
Она вспомнила, что её, кажется, похитили инопланетяне. Они истыкали ей руку — взяли у неё биоматериал, чтобы пересадить его... кому же... кому же? Нет, не вспомнить. Всё Моисеевна со своим пойлом... и зачем только... что же было то. Ах да. Лунный свет и страшный голос. Тайну Караулихи, что ребёнок не от мужа, она должна хранить так же свято, как и тайну ромба. Это самое главное! Потому что Борис, уже не Борис — его тело захватил злобный инопланетный разум.
Люба подошла к умывальнику, набрала в ладони воды и плеснула себе в лицо. Посмотрела в зеркало, покрутила головой:
"Чушь!" — улыбнулась она самой себе, — "ерунда...бред! это всё пойло у Моисеевны... небось, на мухоморах настаивает свой бренди! Но боль, боль в руке... а вдруг не чушь?"
Она посмотрела на кисть руки и увидела ровный ромбик из четырёх черных точек между указательным и средним пальцем. Она попыталась смыть его, тёрла мылом и губкой для посуды, но не тут-то было. Стало припоминаться, что по этим точкам её опознают и свяжутся с ней позже... Любу прошиб пот, и схватив кофту, она поспешила к Борису.
Ей было важно доказать себе, что она не сумасшедшая. Запыхавшись, она добежала до нужной избы, и принялась стучаться в окошко:
— Боря, открой! Это я, Люба!
Борис вышел к ней быстро, словно ждал визита, но был обидно груб:
— Чего тебе?
— Я... э... мне... — растерялась Люба, не зная, как ей проверить соседа, — в общем, ответь, как звали учителя по физике... в нашей школе?
— Люб, завязывай пить, — собрался закрыть дверь перед ней Борис, и тут она увидела на его кисти точно такой же символ: ромб из точек.
— Что это у тебя? — мозг всё ещё слабо сопротивлялся, отказываясь верить в то, что ночные происшествия не сон и не бред.
Он схватил её за руку, и показал ей её собственную татуировку из четырёх точек.
— То же, что и у тебя! Ты зачем всем раззвонила про нас с Викой? Я теперь буду приглядывать за тобой... смотри у меня! — и он улыбнулся так, что ей стало жутко.
Повернувшись, она бросилась бежать от него без оглядки. После сидела дома до той поры, пока алкогольный голод не погнал её в магазин. Там она встретила кумушек и по обыкновению, стала вместе с ними перемывать всем кости. Тайна Бориса жгла её нестерпимо, но она держалась.
— Что, Караулиха-то, со стыда и не показывается? — усмехнулась одна из кумушек.
— Да как вам не стыдно, — вступилась за Вику продавщица Нина, — Вика хорошая, честная девушка. Не гулящая, не пропащая, не то, что некоторые. Повезло старосте!
Любе поняла, что её слова ставят под сомнение, на кону её репутация.
— Да вы... да вы не знаете! Да я... — она пыталась сформулировать сложное предложение, чтобы вместить в него всё, но при этом не выдать тайну... а то инопланетяне, во главе с Борисом, который уже не Борис, её покарают страшной смертью.
Кумушки, почуяв, что Люба умалчивает что-то интересное, обступили её и стали просить рассказать им, что же она знает такого, чего они не знают.
Люба надув щёки и вытаращив глаза повернулась, чтобы убежать, но тут взгляд её упал на холодильник, где охлаждалось пиво и коктейли, и она решила, что греха не будет, если она расскажет самую малость. Вытащив из холодильника банку "Джин Тоника", она крикнула продавщице:
— Нин, запиши на мой счёт! — и открыв банку, с наслаждением сделала несколько глотков.
Алкоголь вернул ей красноречие, а главное, притупил чувство самосохранения, и Люба выдала ловящим каждое её слово кумушкам:
— Борис, это никакой не Борис! Одна шкурка осталась от Бориса... а внутри злой инопланетный разум!
Сделав паузу, она окинула лихорадочным взглядом притихших женщин, и понизила голос: — он заделал Караулихе гуманоида, которому суждено поработить Землю!
— Чего?!
— Что она несёт... — переглядывались деревенские дамы.
— Да шутит она! Правда ведь, Люб? — спросила давешняя собутыльница Ирина, — ты ж шутишь!
— Вообще-то, нет, — смяв пустую банку, Люба показала Ирине свой ромб. Выглядело это грубо — как будто кулак ей к носу приставила. Ира обиделась.
По деревне поползли тревожные слухи, что Люба сошла с ума, а следовательно всё, что она говорила когда-то и говорит теперь — плоды её больного воображения.
Кумушки снова стали уважительно здороваться с Викой, никто больше не смеялся ей вслед.
Люба лежала дома на кровати и ждала возмездия за то, что не смогла соблюсти тайны. Она боялась, что смерть будет болезненной и грязной. Дверь была открыта. Наконец, она услышала неумолимо приближающийся, мерный звук шагов.
— Открыто, — слабо сказала она и улыбнулась вошедшему: — я знала, что ты придёшь. Я готова.
— Вот и чудно, — сказал Борис, и, пододвинув табурет, присел рядом с кроватью, — ну, что скажешь?
— Я не смогла, и не смогу молчать. Лучше убей меня, злой космический разум! Только, умоляю, быстро и не больно!
Она зажмурилась, приготовившись к самому худшему. Так она жмурилась, когда бывало, пьяный отец вваливался домой и бил их с матерью всем, что под руку попадётся.
— Иван Вениаминович, — спокойно сказал ей Борис.
— Где? — приоткрыла она один глаз.
— Ну, наш учитель по физике. Помнишь, ты спрашивала? Он уж, наверное, помер. И тогда-то старенький был.
Борис поплевал на свой ромб из точек и стёр его.
— Так ты... так это всё... подстава что ли? — пробормотала она, — пытаясь стереть рисунок на своей руке, но он не стирался.
— Прости! — сказал он, — это тебе напоминание, чтоб впредь не возводила напраслину на людей. Это же не ты, Любк, это всё алкоголь. Завязывай!
Борис быстро поднялся и вышел.
Он ждал, что вслед ему полетит что-нибудь тяжёлое, но он ошибся. Люба, сев на кровати, ещё минут двадцать соображала, что произошло. А ведь когда-то была первой умницей в школе.
Автор Лютик