Незаконная дочь

Автор : Анна Лебедева
Они были такими растерянными, его юные родители. И черноглазая мама с длинными пушистыми ресницами, и папа с его кудрявым форсистым чубом, в рубашке «выколи глаз», сидели перед Семкой и пытались что-то там объяснять: мол, они сейчас ненадолго уйдут в магазин, купят машинку и сразу же вернутся.
- А почему вы не берете меня с собой? Я-то знаю, какую машинку надо, а вы нет? – с логичной разумностью спрашивал папу Сема.
- Ну…, - изворачивался папа, - это такой специальный магазин… Туда пока детям нельзя…
А у Семы где-то внутри оборвалось сердце. И он знал, что это именно сердце, и оно – оборвалось. Потому что, понятно – родители Сему обманывают. Не по своему желанию или прихоти, они любят Сему и глубоко страдают от разлуки – обстоятельства вынуждают покинуть его. Буквально час назад Сема ехал с папой и с мамой в насквозь промерзшей электричке, и даже ноги его, обутые в валеночки с красными галошками, мерзли. И мама, кутая сына в свою искусственную, под леопарда расписанную шубку, стонала:
- Ну когда этот чертов Выборг уже появится! Ребенка заморозили совсем!
И вот они в раздевалке, точно такой же, как раздевалка в Семиной младшей группе в родном садике «Вишенка», выбирают для него шкафчик.
- Вот этот, с паровозиком, Сема, будет твоим. Хорошо? Давай-ка снимем рейтузы.
И мама снимает с Семы шарф, шапку на резиночке, и шубу, и свитер, и рейтузы, и колготки. И Семе совсем не холодно. И на душе Семы глубокая обреченность, и он даже не плачет. Высокая тетенька в белом халате фальшиво-ласково приговаривает:
- Какой хороший мальчик, какой спокойный мальчик, ваш Семочка! Пойдем, Сема, в группу, знакомиться с ребятками! – а сама (Сема все отлично видит и все отлично понимает) кивает несчастным папе и маме, идите, мол, что встали? Не травмируйте ребенка!
Из отрывков взрослых разговоров Сема знал, что эта группа расположена в санатории под Выборгом. И это – лечебный санаторий, и что Сема приболел, а тут его подлечат. А еще Сема понимал, что слова «санаторий» и «зима» плохо сочетаются друг с другом. В прошлом году он с мамой тоже был в санатории. Они там тоже лечились. Но было лето. И было огромное ласковое море. Сема врезался по пояс в теплую, горько-соленую на вкус воду, волна мягко и упруго толкала его, играючи опрокидывала, и Сема смеялся – это ужасно весело – играть с морем!
Здесь моря не было. Длинный желтый дом. Пахнувшая хлоркой лестница. Большая комната с широкими окнами. В углу – игровая: шкаф с пластмассовыми, совсем неинтересными игрушками и ковриком на полу, на котором копошились тихие, бледные дети. В середине комнаты – квадратные столики и стулья. Батареи, прикрытые дырчатыми фанерными ящиками, стол для воспитателя около двери, ведущей в спальню с железными кроватями. Скучно и уныло. В окна льется бледный, белый, лишенный красок, дневной свет. На стенах нет картинок. В родной детсадовской группе Семы все стены были в картинках. И еще куча всяких поделок на стенде. И игрушек из одной только пластмассы было мало, зато мягких – хоть отбавляй. И пожарные, и грузовые машины, и маленькая плитка для готовки, и форма Айболита, и чемоданчик Айболита, и столики, ярко крашенные красными цветами и золотыми листьями…
А тут – как в больнице – бело, чисто и тоскливо. И дети в этой группе были такие же «больничные», бесцветные, тоскующие, в убогих байковых пижамках.
И Семен совершенно по-взрослому понял: здесь ему будет очень плохо. Очень и очень плохо.
Он стойко держался целый день: послушно черпал ложкой какую-то бурду из вареной моркови на обед, безвкусный винегрет на ужин. Послушно умывался на ночь. Не капризничал и не хныкал, когда ему делали уколы (красные – не больно, белые – больно), дал уложить себя в железную панцирную кровать – на наволочке была синяя печать и буквы. Не испугался, когда толстая нянечка объявила отбой. Она так и сказала – отбой. И только тогда, когда бесцеремонно вырубили свет, не спросив даже, нравится это кому или нет, Сема обхватил подушку и горько, безутешно, но совершенно бесшумно заплакал. Он не слышал, плачут ли другие дети, ему это было совершенно неинтересно – скучные, безликие, какие-то ненастоящие дети. Будто бы Сема – один единственный живой человек здесь. Остальных кто-то вырезал из серого картона и забыл раскрасить.
Наверное, тогда он и начал стремительно взрослеть, понимать, что нужно уметь терпеть и ждать: «Бог терпел и нам велел». Может быть, Сема услышал эту поговорку от толстой нянечки? Он, подавив в себе тоскливую безнадегу и оторванность от яркого, летнего мира, где папа и мама, где бабушка, мясистые сладкие помидоры и печенье «персики», где мороженое и мамино рукоделье в корзинке, - терпел и ждал. Больше в этом санатории делать было нечего.
С утра начинались бесконечные процедуры. Потом Сема, так же, как и все остальные ребята, копошился на коврике, делая вид, что играет. Потом их одевали и вели по расчищенной от снега дорожке в другое здание с огромными, во всю стену, окнами и зеркалами. Там было много мячей и обручей, и Семе хотелось побегать с мячиком. Но и тут – никаких игр. Сема и остальные послушно выполняли приказы воспитателей: ноги на ширине плеч, вдооох, выыыыдох, вдооох, выдох. Начинаем следующее упражнение!
В окна лезли огромные, в снеговых шапках ели, увешанные гроздьями волшебных шишек, и хотелось поиграть с шишками и слепить снеговика с шишечным носом. Но Сема в белой маечке и черных трусах приседал и наклонялся – рраз, дваа, разз, два, кончили упражнения.
Вечером, после безвкусного ужина их строем вели по другой снежной дороге. В самой гуще елового леса располагался кинотеатр, где детям показывали мультики. Мультики показывали редко, и это было ужасно грустно. И самое ужасное – мультики нельзя было ни с кем обсудить – дети, которых лечили в этом санатории, наверное, были самыми больными, самыми несчастными детьми в мире. Наверное, если даже бы прилетел на орле сам Айболит, все равно бы не излечил этих ребят.
Семен терпеливо жил. Но чувствовал – терпение его на исходе. Он плохо ел, плохо спал и кожей ощущал, что становится таким же безликим и бессловесным, как и все остальные. Если бы…
Если бы однажды к ним в группу не привели девочку Юлю. То, что произошло что-то экстраординарное, все поняли, когда раздевалка взорвалась оглушительным ревом. Нормальным, капризным, вредным ревом: Юля не хотела расставаться со своим нарядным платьем.
Потом, ее, красную, заплаканную, силой втолкнули в группу, и она, жестоко сопротивляясь, умудрилась укусить нянечку. Воспиталки страшно орали, бегали туда-сюда, а нянечка, оттопырив укушенный палец, выла:
- Срочн-а-а-а лекарство от столбняка! Это может быть заразно!
И вдруг все, и безликие девочки, и бледные мальчики в одинаковых серо-голубых, в размытый квадратик пижамках ожили и внимательно посмотрели на эту Юлю. Она, синеглазая, в своем ярком синем платье в желтый горох, выглядела, как воинственная, всклокоченная птица, очень красивая и необыкновенно шустрая. На плече Юли кокетливо болталась сверкающая сумочка, расшитая пайетками. И эту сумочку Юля так же отстаивала не на жизнь – на смерть. Посмотрев на стайку больных, она, перекинув толстую черную косу на спину, спросила:
- А вы всегда такие заморыши?
Все удивленно захлопали ресницами.
- Няня сказала, что мы – больные. Нам нельзя плохо себя вести, а то не выздоровеем, - прошелестела одна серенькая девочка.
- Ну, и дураки! – резюмировала Юля.
Пока взрослые мельтешили, спасая няню от «столбняка», Юля умудрилась оценить уродство игрушек на единственной полке в углу.
- Ха! – смеялась она, - умора! Это что?
Она схватила пластмассового бегемота.
- Я – тетиха – бегемотиха! – Юля опять сняла с полки какого-то, то ли пингвина, то ли поползня:
- А я поползун-лизун! Давай дружить.
- Поползун –лизун, ха-ха-ха, рассмеялся кто-то.
- Тетиха-бегемотиха, - подхватил другой.
Никогда еще в группе не было так оживленно.
Юля наотрез отказалась снимать с себя платье.
- Оно – мое любимое! Оно идет к моим глазам! Уберите от меня свои застиранные штаны! Не хочу! Укушу! – кричала Юля. И все вдруг поняли: платье очень идет к Юлькиным, даже не синим, а сиреневым глазам. Юлька – красавица. Таких в жизни не бывает!
- Юля, я накажу тебя! – пылила воспитательница! – Я в угол тебя поставлю.
- Да ставьте, сколько влезет! Платье я не сниму, ридикюль не отдам! – Упорствовала Юлька.
Она ввела сумятицу в сонный ритм санатория. На прогулке, где принято было тихо слоняться между засыпанным снегом домиком и гипсовой статуей оленя, Юля организовала кружок «фигурной лепки». Детвора подхватилась катать огромные шары и выстраивать снежных баб с шишками вместо носа. В игровом углу Юля устроила кукольный театр,
задействовав весь арсенал уродливых мышек, жирафиков и неваляшек. Везде, абсолютно везде, звенел ее колокольчиковый смех. Даже на процедурах! На тихом часу она, вместо того, чтобы спокойно лежать в кроватке, вытянув руки по швам, устроила концерт. Громко пела:- На дальней станции сойду
Трава по по-о-о-яс…
В общем, Юля, портила дисциплину.
Самое счастье в том, что кровать Юли располагалась рядом с кроватью Семы. На тихом часу он неотрывно смотрел на ее фиолетовые глаза, обрамленные щеткой густых ресниц.
- Нравлюсь? – спрашивала Юля.
- Да, - не стеснялся Семен, - ты очень красивая.
- Я знаю, - вздыхала Юля, - а ты что такой несчастный? - Скучаю по маме и папе, - честно отвечал Сема.
Юля презрительно хмыкнула:
- Ф-и-и-и, ты что, девочка-плакса? Я думала, что ты Айвенго… Чуть замуж за тебя не собралась! А ты знаешь, что меня вообще мама покинула?
Для Семы признания Юли были величайшим потрясением. Он даже не понял, какое из двух его больше потрясло: то, что Юльку покинула мать, или ее такой скоропалительный брак с Семеном.
- Да! Меня бабушка воспитывает! И, ничего, не плачу! Ты мою бабушку не знаешь – она у меня такая, что все эти папы, мамы – фигня на постном масле! – Юля горделиво повела плечом, - и все болезни – фигня на постном масле! Надо смеяться и ругаться на болезнь. И все сразу выздоровят! И домой быстрее поедешь!
- Но ты ведь непослушная, - удивлялся Сема.
- Нет. Я же не тарелками кидаюсь! Я просто веселюсь и хочу быть красивой! Я не слушаюсь болезней. Меня так бабушка учила. Она сказала, что если бы не мой характер, то я давно бы умерла! – ответила Юля.
Слово «умерла» здорово пугало, но следующее признание Юли было таким, что Сема забыл обо всем на свете. - Бабушка говорит, что у меня мощный генотип! – похвасталась Юля.
- Что?
- Мощный генотип! Это - Тайна. Клянись, что никому не скажешь!
Сема поклялся.
- Клянись родителями!
Сема, собравшись с духом, поклялся и родителями, и даже бабушку с дедушкой не пожалел.
- Я – незаконная дочь Элизабет Тейлор! – прошептала Юля.
Сема ровным счетом ничего не понял. Он не знал, что это такое – Элизабет Тейлор.
Юля протянула руку под подушку, достала свой блестящий ридикюль и достала из него фотографию удивительно красивой женщины.
- Так это же… Это же из сказки! – вспыхнул Семен, крайне удивленный.
- Конечно, из сказки. А волшебницу играла Элизабет Тейлор. Это американская актриса. Она приехала в СССР, тайно родила меня и уехала в Америку.
Семену стало до слез жаль несчастную Юлю. Как это – приехала, родила и уехала в неведомую страну? Вот тебе и добрая волшебница!
Юля села на кровати и всплеснула руками совсем по-взрослому:
- Ну до чего же ты еще ребенок! Ты не понимаешь! Она спрятала меня до поры до времени! Заберет, когда можно будет!
- От кого спрятала? – не унимался Семен.
- От врагов. У нее мало врагов, думаешь? Вот и спрятала. Здесь, бабушка говорит, надежно и спокойно. А когда я вырасту, она увезет меня в свою страну. Потому, сам понимаешь, унывать и болеть мне нельзя. - А что у тебя за болезнь? – у Семена горели уши.
- Странная такая, американская болезнь, - пространно сказала Юля, - но ты об этом – никому ни слова!
Наверное, фотография волшебницы из знаменитого советско-американского кино «по секрету» была показана всем обитателям санатория. Иначе, как объяснить потрясенно-задумчивое выражение всех, даже нянечек. И кто-то из взрослых даже поверил:
- Ерунда, конечно, но такое сходство невероятное!
В санатории поселилась великолепная, фантастическая легенда. И эта легенда вытесняла собой недуги…
Когда с крыш закапала капель, детей, порозовевших и оживленных, стали забирать родители. В группе стало весело – все готовились к отъезду, и даже в зале для физкультуры начали бегать и скакать по-настоящему. Врачи утверждали, что выздоровлению и укреплению детских организмов способствовала новая методика лечения и чистый воздух. Но у всех пациентов на этот счет было свое собственное, «тайное» мнение. Юлькины легенды все перевернули.
Они так и не успели попрощаться. Родители забрали Семена во время тихого часа, в тот самый момент, когда «незаконная дочь Тейлор» крепко спала, смежив свои густые ресницы крепко-накрепко. Семен только и смог, что… поцеловать ее. Это был самый первый в жизни Семы поцелуй.
И это был самый лучший поцелуй…
***
- Семен Яковлевич, такая оказия! Иностранка, русскоговорящая, гражданка Швеции! Острый приступ астмы. Доставили к нам, - не доклад, а барабанная дробь. Скворцова всегда так – трещит, как сорока.
- Имя, страховка? – Доктор Удальцов шел по коридору клиники, и полы его халата развевались, как шлейф рыцарского плаща.
Скворцова едва успевала за начальством. Она чувствовала, что не нравится Скворцову, (да этому сухарю никто не нравится. Он вообще всех женщин за людей не считает) а потому еще больше заискивала и частила:
- Джулия Лаарсон, если что, она согласна перевестись на платные услуги! Ей плохо стало на улице, Семен Яковлевич, не бросать же человека на дороге?
Удальцов внутренне хмыкнул: интересно, что бы сказала эта Скворцова о простом человеке, не обладающим гражданством Швеции? Или, на худой конец, ОМС? Не очень-то замечал Удальцов, чтобы Скворцова так уж пеклась о пациентах. Оказия… Блин.
Джулию Лаарсон разместили в люксе. Хочешь, не хочешь, а надо посетить столь знатную госпожу. Профессиональную этику никто не отменял. Семен Яковлевич «надел» на лицо ослепительную улыбку, результат искусной работы стоматологов, стоившей доктору немалых средств.
Дверь палаты-люкс открылась, и спец-улыбка доктора тут же сползла, сменившись радостным узнаванием и настоящей искренней, от уха до уха, откровенной русской «лыбой» - знаком особого расположения и приязни. Скворцова опешила даже – чтобы сухарь Удальцов ТАК улыбался женщине?
Он сразу понял, кто сейчас возлежит, очухавшись после приступа, на оснащенной по последнему слову техники и комфортабельности кровати. Достаточно было услышать ее заразительный колокольчиковый смех, а потом увидеть эти фиалковые глаза под черными, причудливо изогнутыми бровями, и узнать в Джулии ту самую Юльку, «незаконную дочь» ныне покойной Элизабет.
Возле нее дежурил молоденький Петр Иванович, интерн, весь пунцовый от неловкости и робости. Ну вот, Юлька нисколько не изменилась, все так же вносит приятные изменения в унылую больничную жизнь: даже Петра Ивановича в краску ввела, чаровница.
Она сыпала шутками, задавала нескромные вопросы, вводила в ступор, играла глазами, совершенно не слушая рекомендаций. Она искрилась и светилась так, что все присутствующие в палате руку бы дали на отсечение: никто бы и никогда не поверил, что у пациентки хроническое заболевание.
Из палаты Удальцов вышел растерянный и рассеянный – Юлька его не узнала. Да и как его узнать? Что он был для нее тогда – один из общей массы больных ребятишек, только и всего. Слишком яркая личность, эта Юлька, Джулия, мадам Лаарсон, неисправимая фантазерка, современная Мата Хари, глаз утра. Богиня утра! . ***
Удальцов собрался домой. Рабочий, полный потрясений и обычных рутинных хлопот, день подходил к концу. Он снял с себя халат и накинул пальто, как в дверь постучали.
- Войдите.
И вошла его богиня. Прокралась, как лучик солнца в щель между занавесками.
- Мадам Лаарсон? – Семен Яковлевич несколько опешил.
Юлька грациозно уселась без всякого приглашения присесть.
- Привет, Айвенго! – просто и по-свойски улыбнулась она. Доктор Удальцов так и хлопнулся на свое кресло. Быстро нашелся и ответил:
- Тетиха-бегемотиха!
Юлька погрозила ему пальчиком.
- Но-но, не зарывайтесь, уважаемый! Я все-таки гражданка Швеции! Могу устроить международный скандал!
- Я так рад тебя видеть, Юлька! Я всю жизнь тебя вспоминал!
Хотелось съязвить и спросить Юлю о «матушке из Америки», хотелось узнать, как она, почему покинула Россию, что с ней, и прочее, и прочее… Но больше всего хотелось узнать, замужем ли сейчас мадам Лаарсон, разведена ли…
- Разведена! – она умела читать мысли,эта Юлька, - и давно. Не сошлась характером со своим шведом. Мамочка-то меня, увы, не забрала с собой.
Юлька смеялась, Юлька потешалась: бабушка придумала красивую легенду. Для себя, скорее, придумала, чтобы не так было больно осознавать, что не нужны однажды сбежавшей обыкновенной русской, никакой не Тейлор, дочери ни она, ни Юлька. А Юлька ждала, ждала… Потом, когда объявилось пьяное существо, потерявшее человеческий облик, называвшее себя матерью Юльки – тоже не верила и ждала. Швед Юхан, будучи в туристической питерской поездке, встретил Юльку на шумном Невском и влюбился без памяти. Да в нее все влюбляются без памяти. Просто тогда Юля посчитала: с ее заболеванием лучше жить за границей. И уехала, оставив бабушку совсем одну на всем белом свете. Она все-таки выправила бабушке документы на выезд и гражданство, но… было поздно уже. Бабушка умерла…
А потом началась ужасная тоска. Но… быт, быт, странная и страшная штука, держит крепче всего. С Юханом Юлька развелась через пять лет. Юхан – собственник и ревнивец. Юхан – скучнейший человек. С Юханом - все!
Юлька имеет маленький бизнес в Швеции, мечтает открыть пару, тройку магазинов и здесь, в Питере. Все нормально, и болезнь не мешает! Чихала она с высокой колокольни на все эти болезни…
- У меня только один вопрос, Айвенго, - вдруг спросила она, - а ты тогда, с поцелуем – серьезно?
Удальцов забыл, как дышать.
- Ты ведь крепко спала? Опять обманула?
Юлька прижмурилась:
- Конечно, обманула. Я люблю прикидываться: спящей, веселой, здоровой, в зависимости от настроения! За мной должок!
Семен Яковлевич, этот строгий неулыба, сухарь и вечный холостяк, оробел, затем вдруг вспыхнул, как Петр Иванович, юный интерн, а потом сказал:
- Долги надо отдавать, милая Джулия! Кто-то там замуж за меня выйти грозился!
***
Скворцовой никто не верил. Она трещала по всей клинике о том, как своими глазами, лично, видела, что их сухарь Удальцов вовсю целовался с этой сумасшедшей шведкой! Да! Да, с этой холеной богатенькой шведкой! Сам! Вот так-то, девочки, кто там мечтал его охмурить? Нате, выкусите! Продался наш Удальцов! На заграничное добро позарился!
А ей не верили и отмахивались, как от надоедливой мухи.
Да и поверили бы, не удивились: подумаешь, целовался. Там такая тетя, не захочешь – поцелуешь! Вылитая Элизабет Тейлор! Одни глаза чего стоят! Даже наш сухарь не удержался!
ВЕТКА ПОЛЫНИ
«Чтобы духа твоего здесь не было…убирайся…, чтобы духа твоего здесь не было!» – она кричала и криком сопровождала каждую выброшенную из шкафа вещь. Голос срывался, переходил на сип. Он ловил то, что попадало в него, и кидал рядом.
В какой-то миг мужчина уловил момент, обнял крепко жену, лишив каких-либо действий. Она вырывалась, затем силы покинули, и она затихла в его руках. Мужчина, не выпуская жену, повёл к кровати, и лёг рядом. Её рыдания становились всё тише, и наконец она просто заснула. Мужчина аккуратно освободил руки, встал, собрал вещи с пола в дорожную сумку, и вышел из квартиры, захлопнув дверь.
Накануне ссоры разговор был коротким.
— Прими как данность то, что я скажу. Я ухожу! Говорить что-либо бессмысленно, увещевать тоже, ты меня знаешь!
Да, она знала железный характер мужа, видела, что в последнее время что-то происходило неладное. Он отмалчивался, уединялся, на разговор не шёл. Предполагала, что это связано с работой. И вот, как гром среди ясного неба!
Женщина проснулась с трудом, каждая клеточка тела болела, невозможно было поднять отяжелевшие веки. Она какое-то время лежала без движения, но зазвонил телефон. Откуда-то взялись силы, она быстро схватила трубку, успев подумать: «Он звонит…это было недоразумение, сейчас извинится, и всё будет, как раньше…».
— Да, я плохо себя чувствую…завтра буду, - разочарованно произнесла она. Мобильный телефон мужа лежал на столе.
Николай ехал без остановок. В свое время он купил домик в глухой деревушке с речушкой в Тверской области, иногда приезжал порыбачить в эти красивые места. Жена там не была ни разу, она уважала его личное пространство и позволяла Николаю такой отдых. Домик стоял сиротливо на окраине безлюдной деревни. Там была печка, стол, железная кровать да небольшой шкаф. Все удобства на улице, но его всё устраивало.
Сейчас он стремился туда по другой причине. Хотелось забраться подальше от людей, от взглядов, от сочувствия, от вопросов.
Месяц назад ему поставили диагноз – рак желудка, третья стадия. Врач приятель честно сказал, мол, мужайся, время упущено, все плохо, но сколько-то протянешь, если будешь лечиться. Обратился бы раньше, мог бы и лет пять пожить. Тогда Николай принял решение принять смерть в одиночку, чтобы не мучить семью, не пытаться отыгрывать у смерти лишний месяц.
Он подал заявление об увольнении, резко прервав уговоры и расспросы. Купил на первое время разных консервов, сухарей, круп. Накануне объяснения с женой все уже лежало в машине.
Приехал под утро, стояла середина августа, было туманно и сыро. Растопил печь, в доме появился хоть какой-то уют. Лег в одежде под одеяло и сразу заснул. Снилось что-то жуткое, что заставило резко проснуться. Он вышел в заросший травой двор и сорвал ветку. Горький запах полыни пронял до рези в глазах. Чем-то далеким из прошлой жизни пахнуло на него. Он принес ветку в дом и воткнул в щель над дверью.
Потянулись монотонные дни. Чтобы чем-то занять себя, стал заготавливать дрова. «А вдруг и зиму протяну». Воду брал родниковую, благо, всё было поблизости. Осень наступила рано, подул сильный ветер. Дом оказался худым, дуло из всех углов. Пришлось утепляться. Потихоньку заколотил досками дырки, предварительно заткнув ветошью. Слазил на крышу, подлатал и её. За работой печальные мысли уходили. «А ведь правильной жизнью я зажил, в ладу с природой, - рассуждал Николай, - ведь человеку не много, в общем-то, надо, кров укрыться от холода, и очаг, чтобы согреться да пищу приготовить».
Николай ждал и боялся болей, но их не было, просто тянуло книзу камнем что-то в желудке. Он по-прежнему худел, съедая несколько ложек жидкого супа или каши. Всё чаще хотелось полежать. «Откуда эта напасть взялась, для чего, а может, слишком всё хорошо было? Кто позавидовал нашему счастью…неужели сорок пять – это итог?» - Николай задавал себе вопросы и не находил ответа.
Зимой стало трудней, топить приходилось постоянно. Николай перестал себя жалеть, через силу чистил снег, пилил и колол поваленные деревья, добывая в лесу. Он потерял счет дням и месяцам и ждал наступления развязки, четко представляя себе, как это произойдет. Просто в какой-то момент иссякнут силы, и он не проснется. Потом его обнаружат в этом доме, даже жене сообщат, но она никогда не увидит его при жизни иссохшим и немощным. Она молодая и красивая и просто обязана жить полной жизнью со здоровым мужчиной. Это все ради неё. Мужчина заставил себя не бередить воспоминаниями прошлой жизни, а полностью погрузился в нынешнюю ситуацию. Он был уверен, что дома без него не пропадут.
День пошел на прибавку, солнце подтапливало снег. В какой-то момент Николай почувствовал, что его состояние стабилизировалось, ему не становилось хуже. Он стал прислушиваться к своему организму. Всё реже хотелось спать днем. Как-то ему приснилось, что лежит в теплой ванне. В этот день он наносил и нагрел воды и устроил себе помывку прямо перед печкой. Напился травяного чая и лег спать. Проспал до позднего утра. Ему захотелось мяса. Он сварил картофельной похлебки с тушенкой и с аппетитом съел полмиски. Взгляд остановился на засохшей ветке, и он вспомнил.
— А летом теплынь, а летом жара, так пахнет полынь в твои вечера, - читала ему Света и махала перед носом веткой полыни.
— Фу, какая духмяная, - сказал он.
— Духмяная, - хохотала жена, - какое слово смешное, как из сундука!
Николай улыбнулся своим воспоминаниям: «Только поженились тогда, через год Юлька родилась, а вот уже и ее замуж выдали». Он достал сухую ветку и понюхал: «Надо же, запах остался».
— Где лечится Николай, расскажи, я же онколог, он наблюдался у меня.
Вопрос застал врасплох, и она остановилась. Светлана полагала, что все кругом знают, что муж её бросил и уехал неизвестно с кем неизвестно куда.
Она металась по квартире, опять, как когда-то, выбрасывала из шкафа вещи, теперь уже свои. Наспех засовывала в сумку свитера, теплые штаны.
- Быстрее… я знаю, где его искать…только бы был жив, он должен быть жив…у него такая сила духа… Как я могла поверить в то, что он наговорил! Гордость дурацкая не позволила ничего узнать. Поверила в мифическую женщину…
Светлана знала, что он купил домик где-то в соседней области. Стала рыться в его бумагах и нашла документ на собственность, там был адрес. Теперь она мчалась тем же маршрутом, которым полгода назад убегал муж. Немного поплутав, она попала в деревню, вот и дом.
— Он и не знает, что стал дедом, маленький Колька растет! - подумала женщина, потянув за ручку двери. На нее пахнуло теплом протопленной избы с легкой примесью горечи.
Автор: Зоя Белова
Вчера с женой покупали черешню у уличных торговцев возле дома. Жена вела обстоятельный диалог с продавщицей. Я стоял рядом, строил умное лицо и держал пакеты. Мне казалось, мое умное лицо как-то должно было помочь моей жене в переговорах. Потом мой взгляд зацепился за персики на прилавке. Они были настолько хороши, что тут же перебил двух дам и громко спросил:
- А персики хорошие?
- Рано для персиков! Они ещё деревянные! - отрезала жена.
- Очень хорошие. Сладкие такие! - ответила продавщица.
Две пары глаз внимательно смотрели на меня. Нужно было сделать непростой выбор. Продавщица мило улыбалась. Её добрые глаза говорили, что именно эти персики - дар небес и именины вкусовых рецепторов. Глаза жены говорили, что только попробуй и «до конца дней будешь продавать в этой палатке эти самые персики с этой женщиной с добрыми глазами». Я попросил:
- Дайте мне один! Я сам определю!
Продавщица передала один большой персик. Когда он оказался в руках, я не понял, зачем попросил персик, и что мне с ним теперь делать?! Хотел его помять, но как это делать на глазах у продавщицы?! «Вот возьмите обратно! У вас мятые персики!».
Теперь две пары глаз внимательно наблюдали за персиком в моих руках. Патовая ситуация. Можно было отдать обратно и сказать: «Спасибо большое, что дали подержать в руках персик. Я домой. Завтра приду абрикос трогать!». Но я поступил иначе – решил его понюхать.
Да, да. Представил себя персиковым сомелье и сделал глубокий вдох и выдох аромата персика! На вкус - запах персика. После небольшой паузы произнес:
- Беру! Дайте, пожалуйста, четыре персика!
Со стороны я выглядел персиковым профессионалом. Мой ответ устроил всех.
Дома из четырёх персиков два оказались гнилыми. Один деревянный. Четвёртый был чертовски хорош! Надо было все четыре понюхать! Жду с нетерпением сезон арбузов.
Автор: Александр Бессонов
Катино счастье
Огромная благодарность моему замечательному соавтору Михаилу Сборщику
За оказанную помощь в выпуске этого материала.
Проходя мимо родительской комнаты, Катюша замерла в оцепенении. Много раз родители ругались, но, чтобы вот так, - никогда.
-- Аня, зачем ты затеяла этот разговор, - услышала она грубоватый голос отца. – Говорил, давай подождём, не будем брать ребёнка из детского дома. Может, сама родишь. Так нет, ты стояла на своём, а теперь, что ты от меня ждёшь. Ты беременна, и хочешь вернуть Катюшу обратно? Родная моя женушка, так не делается. Анюта, ты о Катюше подумала, что мы ей скажем? Она ведь к нам привязалась. Для меня она совсем, как родная. Мы же её растили с двух лет. Я думаю, что сможем и двоих поднять на ноги. Тем более, я неплохо зарабатываю. Жилье у нас есть, не бедствуем, как некоторые. Только Катюша ничего не должна знать об этом, она ещё мала для таких разговоров.
-- Макс, как ты не поймёшь? Это будет наш, свой, родной ребёнок. А Катя - она не родная. Да, я тоже к ней привыкла. Тогда....
Дальше Катя совсем ничего не хотела слушать. У неё стоял звон в ушах. «Не родная». Быстро, словно ракета, она выбежала из квартиры, не замечая ступенек, спустилась с третьего этажа пятиэтажного дома. «Как же, это так, - думала она. - Не родная»? Катюше совсем недавно исполнилось десять лет, и всё было распрекрасно, любимые мама и папа. А ещё куча бабушек и дедушек, тетушек и дядьев. Добродушная чернявая девчонка с длинными волосами и с огромными бантами. Правда, она была такой худенькой. Даже соседка, тётя Клава, говорила, смеясь:
-- Катюша, тебя, что родители не кормят?
-- Ха…. Что меня кормить-то, я сама кушаю.
Катюша росла одна в семье, ей, конечно, хотелось братика или сестрёнку. Она даже представить себе не могла, что окажется чужой, не родной. Но, почему она узнала об этом именно сейчас? Ведь родители её очень любили. Или ей только казалось. Теперь Катя хотела узнать о своём прошлом всё до мелочей, кто, почему, зачем её бросил? Что тогда случилось, когда ей было всего два года? Почему она даже не помнит тот день, когда её забирали из детского дома? Конечно, она была такой маленькой. Два года. Для неё мама была родным человеком, с которым можно было говорить о чем-то своём, пусть ещё детском. А теперь, что с ней случилось? Катюша, как-то немного повзрослела, оставаясь в догадках.
Аня с Максимом поженились, когда девушка окончила кулинарный техникум. Ей тогда исполнилось двадцать лет. В свои двадцать Анюта была худышкой, по сравнению со своими сверстницами. Русые длинные волосы свисали всегда по плечам. Она не любила хвостики, всякие там заколочки, просто, расчесалась и пошла. Максим - чернявый паренёк с карими глазами, крепкого телосложения, на год её старше, и уже отслуживший в армии. Город, где они проживали, был ещё молодой, но быстро застраивался. По аллеям в центре города, росло множество цветов: астры, бархатцы и Анютины глазки. Рядами были высажены дубки, клены, и липы. Липа благоухала цветами, весной и до середины лета издавала сумасшедшие ароматы. Частенько Макс с Аней гуляли вдвоём в сквере, это было их любимое место. Сколько раз его Анюта спрашивала:
-- Максим, а ты что нигде не учишься? - на что он отвечал с улыбкой.
-- Учиться, никогда не поздно, - Максим работал на стройке, строил жилые дома. В то время работникам - строителям давали квартиры. Когда он женился, думал, что у них в скором будущем появится ребёнок, и ему дадут двухкомнатную квартиру. Но годы шли неумолимо, вот уже у друзей появились дети, а у них всё никак не выходило. Макс стал думать, может быть, это у него со здоровьем. Что-то не правильно. Пришлось ему идти к врачу, но у него все было нормально. Врачи только руками разводили. Мол, так бывает, нет детей, а потом раз и появится. Вот тут-то Аня задумалась, а не усыновить ли им ребёнка. Максим долго не соглашался, боялся не только за себя и Аню. Это ведь не котёнка взять, поиграть, да выбросить. Максим был самостоятельным мужчиной. После армии он уехал от родителей, и стал сам себя обеспечивать. Вместе с дружком он устроился на стройку работать, им дали комнату в общежитии. Мать, Вера Павловна, женщина была старой закалки, и воспитывала сына достойным человеком.
Но ей, как и каждой матери, хотелось, чтобы сын был рядом. Сначала, она, конечно, поахала и поохала, потом - успокоилась. Отец, Александр Иванович, был человек с твёрдым характером. Похлопал его по плечу - молодец сынок, только мать не забывай, забегай иногда.
Макс, конечно, часто навещал мать с отцом. Когда познакомился с Анютой, то через неделю о ней знали родители. Маме девушка понравилась сразу. Она одобрила выбор сына. Ещё бы, жена кулинар, с ней Максим точно не будет голодным.
И когда понадобилась поддержка в усыновлении, родители его поддержали. Сначала, отец спросил:
-- Сынок, а вы с Анютой хорошо подумали. Она ведь нам, как дочка, вдруг, что пойдёт не так. - Вот только Анютины родители были против.
-- Родишь сама, какие твои годы, - только Анюта - крепкий орешек. Переубеждать её было бесполезно. Если она, что-нибудь решила, то…. И вот, наконец, настал счастливый день. Когда все этапы пройдены. А ведь и ребёнка, Наташа заприметила сразу, маленькую Катюшу с ямочками на щечках. Маленький, кукольный носик и пухлые щечки. Волосики у неё кудрявились. Она, в первый же день, когда предстояло смотреть ребятишек, бросилась к ним навстречу.
-- Мама, папа! Наконец-то, вы пришли за мной. Конечно, она это сказала на своём, детском языке. Но, Анюта поняла её. Но им предстоял нелёгкий разговор с директором. Надо было всё узнать про Катиных родителей. Что они представляют, кто они, нет ли в роду вредных привычек. Макс пришёл в ужас от услышанной истории. Катины родители погибли в автокатастрофе, а Катюша, чудом, осталась жива. Больше у неё никого из родственников не было. Анюта даже немного прослезилась. Директор, Алёна Ивановна, была седовласой пожилой женщиной. Она очень любила свою работу и детей, которые волей судьбы оказались в доме малютки.
-- А знаете, Анна, вы очень похожи на Катину маму, - и директор протянула ей семейное фото. Это мы нашли в дамской сумочке после аварии. Там, на обороте, написаны имена и дата. Хорошо в сумочке свидетельство о рождении, было, не пришлось новые имена давать. Те же, имя и фамилия, ведь Катюша ничего не помнит. Да, и не поняла она ничего, даже не плакала. Только, когда забирать стали, маму звала. И вечерами всё к маме просилась. Ещё на девочке были надеты золотая цепочка с крестиком. Вещи, добротный джинсовый костюмчик, цепочку мы сразу убрали. И вот документы.
Вот так, через некоторое время, девочка оказалась в новой семье.
А теперь она бежала без оглядки.
Может, к бабушке Вере, или к бабушке Любе. Но, нет, туда нельзя. Они тоже знали и молчали. В это время она была зла на весь окружающий мир. Катя даже не знала, из какого она детдома. Да, ведь никогда не было об этом разговоров. Нет, видимо, были, только без неё, когда её не было дома. Она думала, что её не станут искать, раз собирались вернуть обратно. Внезапно на улице хлынул дождь, Катюша не была к этому готова. Ушла, не взяв ничего с собой. Надо было денег взять из копилки. Отец ей часто давал какую-нибудь мелочь, и тогда Катя кидала их в копилку, которую подарили ей перед тем, как она пошла в первый класс. Оттуда не раз уже доставались деньги, но и назад Катя не забывала класть. Что-то ей стало слишком холодно. Проходя мимо первой огромной лужи, появившейся на асфальте, девочка увидала свое отражение. Как ни странно, лужа было совсем не грязная, и Катюша смогла даже разглядеть себя во всей красе. О, Боже, какие растрепанные волосы. А белое платье в брызгах от дождя, стало с сероватым оттенком. Такой замарашкой она ещё никогда не была. И от отчаянья она присела на корточки и заплакала.
-- Анюта, а почему у нас двери открыты. Вроде сегодня мы никуда не ходили, и что-то Катюша разоспалась. Катя, а ну, подъем, - крикнул Макс, заходя в комнату дочери.-
Катя…. Что? Аня, у нас дочка пропала!
-- Как пропала, - спокойно спросила та. - А может, и к лучшему, у нас скоро свой малыш появится.
-- Ты, что совсем глупая? Как ты не поймёшь, она ведь ничего не знает, совсем ничего, - и тут, он осекся... Они ведь так кричали друг на друга, забыв, что Катюша в соседней комнате.
-- О, Боже, что мы с тобой наделали, ты же раньше такой не была?
-- Макс, что ты завёлся, может, просто гуляет с девочками на улице?
--На улице!? Ты в окно смотрела? Там ливень! – они так ругались, что не заметили, когда начался дождь.
--Надо маме позвонить, - он набрал номер матери, и дрожащим голосом проговорил в трубку.
--Мама, к вам Катюша не приходила?
-- Нет, сынок, а что у вас случилось, ты так нервничаешь, по голосу заметно.
-- Не сейчас, мама, не сейчас.
-- А мои родители, что-то трубку не берут, - проговорила Анюта. – Макс….
-- Да, пойми ты, она ещё совсем ребёнок. Ей только десять лет, она ещё ничего не понимает в жизни. Всё я на улицу пойду, поищу, - Макс что-то еще хотел сказать, но неожиданно махнул рукой. Хоть бы с ней ничего не случилось. Он понимал, что она, скорее всего, всё слышала. Вот как это ребёнку узнать, что твоя мама, это не твоя мама, и папа тоже чужой. Не родной. Они ведь даже документы об усыновлении тщательно скрывали. Чтобы, не дай Бог, она не узнала. Конечно, они собирались ей обо всем рассказать, но когда ей исполнится шестнадцать лет. Но тут эта беременность, которую они не ждали. Нет, конечно, они её очень долго ждали. Он и раньше, и сейчас, всегда хотел своих детей, и не важно, мальчик, это, или девочка.
-- Катя, Катюша!
-- Мужчина, вы кого-то потеряли? - спросила мимо проходящая женщина. А вот и дождь стал не такой сильный, и, вскоре, совсем кончился.
-- Вы тут девочку не видели. Лет, десяти.
-- Извините, но я здесь никого не замечаю, да, я немного слеповата. Где мне здесь кого увидеть?
-- Ходят тут, всякие - выругался Максим. Но, где же ты, доченька, да именно доченька, он так к ней привязался за восемь лет. И когда успела Анька так очерстветь. Полдня он проходил по разным дворам, заглядывал в местные кафе. Вдруг, дочка зашла погреться, но девочки нигде не было. Время уже было позднее, начало смеркаться.
А тремя часами раньше, - Катюша так устала. Ноги совсем промокли, в её туфельках просто хлюпало. Наконец-то, от безысходности, она присела на бордюр тротуара. Платье промокло насквозь. У неё не было даже кофточки, чтобы укутаться хоть немного. По рукам от холода побежали мурашки. И она, обнявши себя руками, сильно задрожала.
-- Батюшки! Детонька, ты, чья же будешь, - заахала, всплескивая руками, проходившая мимо старушка.
Но Катюша не могла вымолвить ни слова.
-- А, ну-ка, надень мою кофту, хоть она большая, всё же согреешься, пока до дому дойдём. Вставай, вставай, ещё больше простынешь, асфальт холодный. Эх, горемыка! Сейчас я тебя чаем с малиной напою, отогреешься, потом мне всё и расскажешь, - Кате старушка показалась очень доброй. Она еле - еле поднялась на ноги, и тихонько поплелась за старушкой, кутаясь в её огромную кофту. - Не бойся детка, меня Марфа зовут, иногда подруги Марфушей, кличут, но ты можешь звать меня - баба Марфа. Старушка широко улыбнулась. Вид у неё был какой-то печальный. Да бабушка не была одета в шикарный наряд. Так простенькое ситцевое платье. На ногах резиновые калоши. Оно и понятно, на улице шёл дождь. – Вот, почти и пришли, - произнесла старушка. – Вон, мои окна, на втором этаже.
--Привет, Марфуша, - кто-то окликнул её.
-- Здорово, Пелагея.
-- С кем это ты?
-- Внучка ко мне приехала, в гости.
-- Какая внучка, у тебя своих-то детей никогда не было.
-- А это брата, из деревни, вот я и бегала встречать на вокзал.
Пройдя в подъезд, они поднялись в квартиру.
-- Ты не смотри на Пелагею, она баба любопытная, ей всё надо знать, - Катюша неожиданно кивнула.
-- Вот и ты соглашаешься, - Марфа задумчиво встала у порога. – Что ж снимай свои туфельки. Сушиться будем. Ой, какие у тебя ноги мокрые! Не дай Бог, простынешь, милая.
Марфа сходила в комнату, достала из комода вязаные носки.
-- На-ка, надень….
Марфушина квартира Катюше показалась загадочной, некоторых вещей она вообще не видела, а в комнате не было засилья мебели, как у неё дома. У стены стоял огромный дубовый шкаф для вещей, и рядом не большой комод. Напротив шкафа стоял старый диван. На комоде стоял небольшой телевизор.
--Надела? Не бойся, проходи. У меня не так богато, но уютно, - и, действительно у Марфы, показалось очень уютно. Наверно это от тишины, которой в их доме давно уже не было. Пока старушка готовила чай, Катюша сжалась в комочек и уснула. Придя в комнату и увидев спящую Катю, старушка давай причитать.
-- Кто же тебя в такую погоду на улицу выпустил. На нищенку не похожа, вроде бы. Какие наряды дорогие, только от дождя немного подпортились.
-- А платье-то, платье, ну, прямо, как невеста, - приговаривала, укрывая девочку одеялом Марфуша. – Поспи немного. Утро вечера мудренее, завтра и решим, что делать.
Максим походил ещё немного по улице, но, вот и луна на небе сменила солнце. Придя домой, он решил взять Катину фотографию, и идти в полицию, пусть быстрее начнут поиски. Но жена, как всегда, стояла на своём:
-- Ты куда? У тебя сейчас не примут заявление, время-то мало прошло.
-- Ну, знаешь, это переходит все границы. Это ребёнок, ты думаешь, ей не страшно, одной, в ночи.
-- Даже если ей и страшно, сейчас-то мы с тобой вряд ли чем сможем ей помочь. Дорогой, ну потерпи, хоть до утра. - Немного успокоившись, взяв себя в руки, Максим, устало сел в кресло.
-- На этот раз ты действительно права, не возьмут у нас заявление. Подожду до утра, а утром я весь отдел разнесу, если не найдётся дочка.
В эту ночь Анна очень плохо спала. Ей снился странный сон. Как будто её всё время звала Катюша, и говорила: «Мама, мамочка, ну, почему ты так со мной? В чём я перед тобой виновата? Я была послушной дочкой, хорошо училась. Я так тебя люблю, мамочка, найди меня, пожалуйста».
И вдруг она во сне крикнула: «Я иду к тебе, дочка».
-- Что с тобой, - тронул её за плечо Максим.
-- Ты знаешь, мне сейчас Катя снилась, - и она, прижавшись к мужу, разрыдалась. – Правда, зачем я так с ней, скорее бы уже утро, я вместе с тобой пойду в участок.
-- Ну-ну, будет родная. Тебе нельзя расстраиваться, поспи ещё немного, всё будет хорошо.
-- Как ты думаешь, Катюша меня простит?
-- Конечно, она добрая девочка, вся в свою маму.
-- Это ты сейчас про кого?
-- Конечно, про тебя, ведь другой мамы она не знает.
-- Ложись, я больше не усну.
Не успела Марфа накрыть девочку одеялом, и только присела отдохнуть, как в дверь позвонили.
«Кого там ещё нелёгкая принесла в такой час».
-- Кто там?
-- Откройте, полиция.
Старуха открыла дверь, но не стала убирать цепочку. Она увидела, как какой-то мужчина в полицейской форме, поднял на уровень глаз удостоверение.
-- Открывай Марфа, не бойся, - послышался голос соседки, из-за спины полицейского выглядывала Пелагея.
-- Я-то думала, кто там до меня ночью стучится? А это оказывается, ты Пелагея, неугомонная.
-- Куда девочку спрятала? Вот говорила я вам, тут она, тут, - не унималась соседка. - И внуков у тебя никогда не было. Это я знаю точно.
И вот Марфа рассказала, как всё случилось. Где она нашла девочку, и как привела к себе домой.
-- А ты чего подумала? Эх, ты, Пелагея, ещё подругой была. Ребёнок вон, крепко спит, за день измучилась, потерялась. Пусть бы спала до утра, а утром я её приведу.
-- Она приведёт, - начала соседка.
-- Гражданки, вы же понимаете, что у нас так не положено, - продолжил за нее полицейский.
Долго бабули его уговаривали, теперь уже вдвоём, и всё-таки уговорили.
-- Только утром, чтобы были в отделе.
-- Вот те крест, - изобразила знамение в воздухе Марфа.
-- Ты прости меня, соседка, - плакалась Пелагея. - Я не знаю что подумала.
-- Ладно, что там, давай чайком побалуемся, а у тебя есть эта, как её?
-- Мелисса лимонная?
-- Во-во, она самая.
-- Сейчас найду.
После чая Марфа долго не спала. Как это она девчонке скажет о том, что её надо в полицию вести.
Но, вот уже оно, - утро. Катюша рано проснулась. Сначала она не поняла, где находится? А потом, вспомнив всё случившееся, она оглядела комнату. Рядом в ногах лежала старушка.
-- Что, уже проснулась? - услыхав шорох на кровати, сказала Марфа. Она всегда спит чутко, чувствует каждый шорох.
-- Как тебя зовут-то, детка?
-- Катюша!
-- Давай-ка, милая, сейчас попьём чая, а потом нам надо идти по делам.
-- Баба Марфа, пожалуйста, не отдавайте меня, я вам всё-всё буду делать. Хотите, полы помою или посуду.
-- Это кто ж тебя так напугал, - спросила она.
И тогда Катя рассказала всё - и как она послушала разговор родителей, и как ушла из дома.
-- Ведь, я им не родная, они меня совсем не любят.
-- Ну-ну, подожди делать выводы, ты ещё маленькая. А Марфа никого, никогда не давала в обиду.
-- Правда?
-- Правда-правда. Так что пей чай с бутербродом, и пошли.
Аня проснулась от слишком яркого солнечного света.
-- Ну, что, мы идём, - спросила она у мужа?
-- Да! А ты уже оделась.
-- Сейчас, только умоюсь. Мне так и не удалось сегодня выспаться. Опять Катюша снилась, как она сейчас? Буквально за ночь я всё поняла. Скажи, а Катюша примет нашего малыша?
-- А ты сама-то, как думаешь?
-- Я уже боюсь о чём-либо думать.
И вот они стоят на пороге полицейского участка.
-- Мы можем подать заявление о пропаже дочери?
-- Скажите, а когда она у вас потерялась?
-- Ещё вчера утром.
-- Мужчина, а фотография у вас есть?
Максим протянул полицейскому фотографию.
-- Смотри Анатолий, да это вчерашняя девчонка. Что у бабок на квартире, - высказался один из полицейских,
-- Точно! Мы, кажется, знаем, где находится ваша дочь.
-- Давайте, скорее за ней поедем,- Аня стояла вся в слезах.
-- Поехали быстрее, вы что, не видите, моей жене плохо. Она беременна, а тут ребёнок ещё пропал.
-- Толик, будь так добр, прокатись с ними.
-- Пойдёмте.
Но не успели они выйти с участка, как на пороге появилась Марфа с девочкой. Аня хотела подойти к Кате, но та отодвинулась от неё. Полицейские стояли в недоумении.
-- Граждане, это точно ваш ребёнок. Я смотрю, она вас не признает.
Катюша прижималась к Марфе. Вдруг старушка обняла девочку и попросила:
-- Ты разрешишь, я с твоей мамой поговорю.
-- Это не моя мама.
-- Всё будет хорошо, поверь мне.
Марфа с Анной вышли на улицу.
-- Катюша, подойди ко мне, - попросил Макс.
-- Ты такой же обманщик, как и она.
--Катюшка, ты ещё маленькая, чтобы судить нас, чтобы вникать во взрослые проблемы. Мы бы тебе рассказали все, но только позже. Тем более у нас есть, что тебе отдать. Но это ждёт тебя дома. И ещё, у нас с мамой для тебя очень хорошая новость, у тебя будет братик или сестрёнка. Ещё задолго до тебя, мама очень сильно хотела иметь ребёнка, но у нас ничего не получалось. Тогда она решила взять тебя. А потом когда узнала, что сама ждёт ребёнка, очень сильно испугалась. Как ты это всё воспримешь?
-- Что?! - Катюша впервые за всё время улыбнулась, и прижалась к отцу.
Женщин не было около часа. Но когда они вернулись, то по взгляду старушки, девочка поняла, что матери можно доверять.
-- Мама, я всё знаю, прости свою непутевую дочь.
-- Это ты прости меня, доченька, за это время много навалилось.
-- Что, поехали домой. Марфа, может вы с нами, за соединение семьи.
-- Нет, что вы, не буду мешать. А тебя Катюша я с удовольствием буду ждать к себе в гости.
-- Конечно, я обязательно приду. Привет Пелагеи, - и она помахала на прощанье рукой.
Дома Максим, как и обещал, отдал дочери фото, где она была со своими родными родителями. И повесил цепочку с крестиком на шею девочки. Катя была очень счастливой. В этот раз она обрела второе счастье.
Марина Мальцева.
Красноярск,19.08.2021г
Тайна
Мавридика де Монбазон
-Юля, Юююль...
Юлия Павловна обернулась, она смотрела на молодую женщину и не понимала, кто это и откуда она её знает.
Женщина подошла ближе, чуть не упала, было скользко, Юля подхватила её и обмерла...
-Анжелика? Анжелка Миронова? Обалдеть, ты откуда?
- Да иду мимо школы, смотрю, вроде ты выходишь, я прямо обалдела... Ну как ты? Как живёшь? Чем занимаешься? Уехала тогда, такая деловая колбаса и что-то растерялись.
-В смысле, растерялись? Я звонила, но абонент не доступен...
-Я...же...тогда потеряла телефон и...как-то закружило, завертело. Да ладно про меня, ты как?
-Слушай, а чего мы на улице, пойдём к нам, а знаешь что? У нас завтра небольшая вечеринка, друзья придут, приезжай к нам? А?
-Да ну неудобно, ты чего...
-Всё удобно, ты что, подруга, мы с тобой с садика были вместе. Смотри, вот адрес, слушааай, а ты где остановилась?
-В гостинице.
- Давай к нам? У нас трёшка, купили недавно.
- Когда? Ой прости...я...это профессиональное, я риелтором работаю, ха-ха-ха, нет, Юль...мне с работы оплачивают гостиницу, так что спасибо.
- Ну так приедешь?
-Я постараюсь, Юль...была рада тебя видеть... Ой, слушай...а твой муж? Как-то неудобно...или у тебя нет...мужа?
- Есть, ты чего? Мы же с Борей поженились!
-С Борей?
-Да, с Абрамовым, ты что? Забыла? Он в тринадцатой школе учился, которая рядом с домом моим была, в нашем подъезде жил...ну ты что? Забыла? На велосипеде нас катал, на рамке и багажнике, помнишь?
- Аааа... Боря? Так ты за Борю замуж вышла? Да, припоминаю что-то.
- Ну да. Мы восемь лет живём уже, у нас двое детей, Миша и Анечка, а у тебя?
- Хорошо, Юль, я приду, обязательно приеду...поболтаем.
- Как хорошо, что ты меня встретила.
-Да...
За ужином Юлия Павловна, а дома просто Юля и мамуля, сообщила Боре что, встретила Анжелику.
- Какую Анжелику, Юль?
- Анжелку Миронову, помнишь...ты нас на велосипеде катал, меня всегда на рамке, а её на багажнике.
А мы потом, ой глупые, ха-ха-ха, помнишь? Предъявили тебе, чтобы ты нас по очереди на рамке катал, ха-ха-ха, мол, другой обидно.
А ты...ты потом опять меня только на рамке катал и вообще..стал потом только одну меня катать... Мне даже показалось, что Анжелка обиделась...
Я даже подумала тогда, что она, ха-ха-ха, влюблена была в тебя Боря... Ой, детство...
- Угу. А что это ты про неё вообще заговорила?
- Так говорю же тебе, встретила.
- У нас в городе? А что она здесь делает? Или она живёт здесь?
- Не, приехала, на какие-то курсы. Она вроде риэлтер.
- Риэлтер? Она же на кого-то училась вроде?
-Не знаю, завтра узнаю...мы же тогда как разъехались, больше не общались. А с чего ты решил, что она на кого-то училась?
-Не знаю, все же учатся...
-Ну так-то да... Завтра спрошу у неё.
- Завтра? Вы что договорились встретиться? Ты забыла, Юль? Васины придут же...
-Да я помню, вот и пригласила Анжелку к нам.
-В смысле? Зачем?
- Как? Боря? Она подруга детства... И твоя, между прочим тоже...
- Моя-то с чего бы? ..
Юлия Павловна работала учителем младших классов, детки её просто обожали, Юля мечтала о такой работе, поэтому на работу летела на крыльях и всегда с работы уходила хоть и уставшая, но весёлая.
Сегодня Юлия была озабочена будто чем-то. Ведь всё хорошо, в чём дело?
Что-то не давало покоя, а что, Юля не могла понять.
Пришла домой, готовили с Борей, они всегда всё делают вместе, вроде бы всё хорошо, но Юлю не покидало какое-то липкое чувство, ей хотелось...плакать?
Да что такое?
Друзья приехали в семь часов, у них пока был один ребёнок, ровесник Анечки, трёхлетний мужчина, от которого все покатывались со смеху.
Миша Юлин и Борин, пяти лет от роду, не хотел играть с малышнёй, ушёл в свою комнату и включил там мультики.
Ребята сидели за столом, что-то обсуждали, веселились, Юля уже начала забывать это неприятное чувство, как в дверь позвонили, Юля вздрогнула.
- Кто это? - почему-то испуганно спросила Юля.
- Ты что, сама же пригласила эту свою...подружку детства, как её... Анфису...- говорит, смеясь, Боря.
- Ах, да...Анжелку...да, точно.
Юля открыла дверь и впустила сногсшибательную, благоухающую духами, со свежей укладкой, с искрящимися снежинками в волосах, Анжелку.
- Ого, подруга, какая ты...
Легко прикоснувшись своей щекой к Юлиной, благоухающая, искрящаяся Анжелика скинув шубку на руки хозяйке, легко впорхнула в большую комнату...
- Знакомьтесь, это Анжела, — каким-то тусклым голосом сказала Юля, она заметила как изменился в лице Боря и расправил плечи Олег...
Весь вечер Анжелика была в центре внимания, смеялась, могла поддержать любой разговор, все были очарованы подругой детства Юли, а Юля... У Юли было какое-то нехорошее чувство.
К тому же подруга, завуалировав это под шутку, обидно высмеивала Юлю, рассказывая то одну, то другую историю из детства, выставляя Юлю в непригодном свете.
Она ушла на кухню, слёзы прямо подступили к глазам, да что такое-то? Окно из кухни выходит на балкон и из большой комнаты выход на балкон.
Юля не включала свет, просто прислонилась к окну, когда услышала голоса, что за...
- Ну да, милый, хорошо ты устроился, — услышала Юля голос подруги, — трёхкомнатная квартира говоришь? А я должна в однушке ютиться?
Ну ты молодеееец, детей заводить у тебя есть деньги, да? Кулёму свою одеваешь, обуваешь, как посмотрю она и на машине ездит...
На ребёнка деньги давай. Меня не волнуют твои проблемы, мне нужна хорошая, трёшка, не хуже, чем у твоей жёнушки... Или...
Юля не дослушала, она с каменным лицом зашла в большую комнату, где друзья сидели одни, развлекая заскучавших ребятишек.
- Юль, что-то случилось? Что с тобой? На тебе лица нет...
- Нннет, всё нормально...что-то плохо стало, вина выпила... А где все?
- Боря курить пошёл, Анжела тоже, она курит оказывается?
- Да? Не знала...
Юля старалась веселиться, разговаривать, но делала всё через силу, мысли метались в голове, Юлю всю выворачивало, она не могла спокойно сидеть.
Пришли Боря с Анжелой, Анжелика веселилась в два раза больше, пила вино, Боря был...растерян?
Сейчас все уйдут...и он тоже уйдёт, думает Юля, она уже мысленно распрощалась с супругом.
То, что они любовники не было никаких сомнений, как так? Когда он успевал?
На работе не задерживается, всегда вместе, всё открыто, телефон, компьютер, всё в свободном доступе, надо же, как замаскировался...
Юля едва дождалась когда уйдут друзья, ребята понимая, что происходит, что-то, засобирались.
Лишь одна Анжелика продолжала, как ни в чём не бывало веселиться.
Едва закрылась дверь за гостями, Юля отправила детей в комнату и села на стул, глядя на Анжелику и мужа.
-Ну, голубки, и когда вы мне собирались всё рассказать? Я вообще-то не понимаю тебя, Борь... Если любовь у вас такая, зачем я тебе? Что с меня взять-то? Зарплата у меня маленькая, наследства я тебе не принесла, зачем себя мучить? Собирайся и дуй к ней. Квартирка тебе МОЯ покоя не даёт, Анжела? Так она в ипотеке, забирай...те. Я найду куда уйти с детьми.
Как завидовала мне в детстве, так и продолжаешь? Забирай его, радуйся...
Боря пытался что-то сказать, да Юля не давала...
- Ха-ха-ха, тебя, что прорвало? Да на что он мне нужен, твой тютя...Он должен мне, вернее ребёнку...
- Какому ребёнку?
- Юля, дай мне всё объяснить, — Боря хотел подойти к жене, но она остановила его.
- Боря, у тебя ребёнок от этой...женщины?
- Боря, у тебя ребёнок от этой женщины?- передразнила Анжелика Юлю и весело засмеялась, — ну что молчишь?
-Я всё объясню, Юля.
- Постарайся, а потом я объясню... Хотя… я сейчас расскажу. Помнишь, лето после школы? Ты тогда с родителями уехала ещё? А твой Боря, он с удовольствием проводил со мной ночи и...как логическое завершение этого всего, я забеременела...
- Зачем?- Юля подняла глаза полные слёз, спрашивая у кого-то...- Зачем? Для чего тогда тебе я?
-Да врёт она, Юлька.
Я не помню ничего, это было один раз, у Руслана Егорова проводы были, я первый раз самогон попробовал.
Она рядом сидела, висла весь вечер, подливала мне... Я не оправдываюсь, сам виноват, она пришла через какое-то время и сказала, что я её...что накинулся на неё и она теперь...беременная...Сказала, что мать её заставляет заявление написать, а она мол, любит меня и не сделает ни за что этого...Сказала, чтобы я просто женился на ней...
Я отказался, она грозила, плакала, умоляла. Потом сказала, что я пожалею.
Я сказал ей, что если ребёнок и правда мой, то я его не брошу, а если я виноват, то пусть меня накажут.
Она же не пошла никуда, я звал в милицию, она отказалась... Звал в больницу...
Потом ты уехала учиться, я за тобой, родители переехали наши, я потерял её из вида...
Пять лет назад, когда Миша у нас родился, она объявилась.
Начала требовать деньги на сына...
-И?
-Я все премии, всё ей отдавал, подработки, зарплату подняли, мне пришлось отдавать на ребёнка, он-то при чём...
-Ну конечно, — хитро говорит, Анжела, за столько времени-то накопилось.
- Вот так, Юль... Ребёнок не виноват.
-Как зовут вашего сына?- спрашивает Юля.
Боря с Анжеликой в один голос говорят...разные имена.
- Вот как? Так Саша или Алёша, Анжел.
-У него двойное имя, — начинает выкручиваться Анжелика.
- Ты хоть раз видел своего сына?
- Нет, в живую не видел, она мне присылала фото, я их в папку положил отдельную... Я...ну ребёнок... Я... Юль, я хотел бы и дальше помогать сыну...
-Боря, - вкрадчивым голосом спрашивает Юля, - а папка случайно не ААААА называется?
Боря покраснел и кивнул.
-Ааа, а то я думала, ты совсем с ума сошёл, зачем-то хранишь фото мальчишки, который снимался в детстве в советских фильмах. Анжела, ты совсем его за лоха держишь? Платит пять лет тебе просто так деньги, так ты ему ещё немного отредактированные фото актёра отправляла?
-Да пошли вы, ушлёпки. Я вас наказала... Как увидела твоего Борю тогда, так план и созрел... Ну думаю, сразу не получилось, сейчас попробую, а он и повёлся, идиот.
Всё, прощайте...
- Стоять, — Юля загородила ей выход, — ты правда думаешь, что можешь вот так просто уйти?Тебе придётся отдать всё, что тебе отдал мой муж, подруга.
-Да, я ухожу, просто так,— улыбаясь отвечает Анжелика, — у вас нет доказательств, деньги он давал мне просто так, потому, что я ему всегда нравилась, поняла? Я, а не ты, пресная плюшка.
Я в любом суде докажу, что мы были любовниками, он просто делал мне подарки, так что угомонись и радуйся, что так всё обошлось...подруга.
Анжелика ушла.
Юля с Борей долго молчали.
-Почему ты молчал?
-Боялся потерять тебя...
-Как глупо, Боря...современный парень, какая беременность через неделю-вторую, ну...ты чего?
Боря развёл руками.
-Я обещаю, Юля, больше никаких тайн...