Чужая куртка

Мы с Пашкой Савушкиным дружили с института. Иногда нас даже за братьев принимали. Мы одинаково стриглись, покупали одинаковые джинсы и рубашки. Что говорить, часто менялись одеждой. Чаще он брал мою. Его воспитывала мать, жила в деревне. А я всё-таки городской, родители подбрасывали денег, одевался я лучше Пашки. После окончания института вместе устроились на завод по производству станков.
Стоял прохладный апрель. Деревья покрывала зелёная дымка от проклюнувшихся из набухших почек листочков. Молодая трава дерзновенно пробивала себе дорогу сквозь прошлогоднюю сопревшую листву и грязь после растаявших сугробов.
А я умудрился заболеть. Первое время пытался на ногах перенести простуду, но мне становилось всё хуже. Пашка вызвал врача. Терапевт долго прослушивала мои лёгкие, качала головой. Назначила антибиотики и всякие общеукрепляющие лекарства, дала направление на рентген. Утром Пашка, собираясь на работу, вдруг сказал:
- Я надену твою куртку? Ты всё равно дома остаешься.
Была у меня модная новая куртка, и Пашка на неё положил глаз уже давно.
- Мне в поликлинику надо, - прокашлял я, поморщившись.
- В больницу можешь и в моей сходить. А у меня наклёвывается свидание с Лизой из бухгалтерии.
- Ладно, бери, – согласился я, нехотя.
Как не помочь другу.
Мне, если честно, так плохо было что плевать, как выгляжу. Слабость такая, что при малейшей нагрузке я покрывался липким потом и валился с ног.
У рентген кабинета толпился народ. Я занял очередь и тут же забыл, за кем. Прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. Стульев в коридоре мало, да и те заняты пожилыми пациентами. Стою, чувствую, что по позвоночнику холодная струйка пота бежит, а ноги предательски дрожат. Скорее бы сделать снимок и домой, лечь в постель.
И тут к кабинету подходит невероятной красоты блондинка. Такая, что у меня дыхание перехватило. Просто мечта! Подошла к кабинету, встала у стены недалеко от меня. Ни на кого не смотрит, читает плакат о профилактике гриппа. Такие, как она, не замечают простых смертных вроде меня. Длинные светлые волосы по спине рассыпаны, глаза большие, нос прямой, точёный. А фигура! Глядеть - не наглядеться. Сердце ёкнуло, затрепетало, и я взмок от волнения.
Тут дверь в кабинет открылась, выглянула полная пожилая женщина в белом халате и окинула собравшихся у кабинета. Потом упёрлась недовольным взглядом в меня.
- Чья очередь? Проходите, - вызвала, как на допрос.
Никто не двинулся с места. Я отклеился от стены и на трясущихся ногах зашёл в кабинет. Пока мне делали снимок моей грудной клетки, я думал, зачем пришла красавица. На больную она не очень-то походила, руки, ноги целые. И как бы с ней познакомиться, хотя был я не в том состоянии для подобных подвигов.
- Вставайте, подождите у кабинета. Вам на приём к врачу когда? – спросила недовольно лаборант.
Я пожал плечами.
- Сейчас снимок проявим, врач напишет заключение, и идите прямо сразу к терапевту. У вас в лёгких очаги воспаления. - Огорошила она меня.
Я вышел из кабинета в коридор, опустился на освободившееся сиденье без сил. Красавица смотрела в телефон, не обращая на меня ровным счётом никакого внимания. Когда очередь дошла до неё, мне вынесли снимок.
Я поднялся этажом выше к терапевту. Сидел ещё полчаса у кабинета. Снова меня слушала. Выписала постельный режим, уколы и кучу таблеток.
- Есть кому уколы сделать? – спросила она, не поднимая головы от моей амбулаторной карты и что-то записывая в ней.
- Сам сделаю, - сказал я хрипло.
Она подняла голову и недоверчиво посмотрела на меня.
- Я умею, делал уже, – сказал я более убедительно.
Спустился вниз, в гардероб. Тут тоже очередь. А впереди в очереди заметил свою красавицу. Я думал, она ушла давно. Она получила своё пальто, накинула, вытащила из-за ворота волосы. Они светлым блестящим водопадом рассыпались по спине. До меня долетел едва уловимый умопомрачительный запах духов. Аж голова закружилась. По коже прошла волна озноба. Я понял, что у меня температура.
Неповоротливая гардеробщица еле передвигалась на коротких ногах. Я выругался про себя: «Специально таких набирают на работу, что ли?» Наконец, я получил Пашкину куртку и, надевая её на ходу, выскочил из поликлиники. Девушка шла по дорожке в сторону остановки. Я бросился за ней.
- Девушка! – крикнул я.
Сунул руку в карман, нащупал плотный прямоугольник. Девушка остановилась, оглянулась.
- Не вы обронили? – я подал ей какую-то визитку, которую вытащил из кармана Пашкиной куртки.
Она смотрела на визитку, а я не сводил глаз с её лица.
- Нет. Скорее всего это ваша, – сказала она.
- Точно. – Не стал отпираться я. Сунул визитку в карман. – А у меня пневмония. Представляете? – Весело сказал я первое, что пришло в голову, лишь бы она не ушла. - А у вас что?
- А, мы на рентген в очереди стояли. Я по вашему виду сразу поняла, что вы больной.
Она издевается надо мной? Но я так обрадовался, что она меня запомнила, заметила, что пропустил мимо ушей её последние слова. Впрочем, я действительно больной. Причём во всех смыслах. Всю дорогу до остановки я нёс какую-то пургу.
- Моя, - сказала она и впрыгнула в подъехавшую маршрутку.
Я, не раздумывая, зашёл следом за ней.
В общем, она дала мне номер своего телефона, лишь бы я отвязался. Я сразу вышел. Мне ведь нужно было в аптеку зайти за лекарствами, да и ехал я не в ту сторону. По телу пробегали волны озноба. Меня бросало то в жар, то в холод. Голова раскалывалась.
Не помнил, как добрался до дома. Выпил горячего чая, сделал себе укол, лёг в кровать и провалился в сон. Вечером вернулся Пашка и разбудил меня. Радостно сообщил, что у них с Лизой всё на мази. Стал рыться по карманам своей куртки. Достал визитку и вздохнул с облегчением.
- Уф. Думал, потерял. Обещал Лизе сантехника вызвать, у нее кран течёт. А этот недорого берёт.
А меня как обухом по голове долбануло. Я ведь сказал, что визитка моя. Девушка моей мечты подумала, что я сантехник. Вот кретин. Я, конечно, звонил ей, но трубку она так и не взяла. Мечта навсегда останется мечтой из-за моей глупости.
Прошло два года. Я стал начальником цеха. Мне дали квартиру из старого фонда. Купил подержанную машину. Пашка женился на Лизе. А я всё надеялся снова встретить свою мечту.
Однажды к нам на завод приехали китайцы посмотреть наши станки, предложить свои. На встречу такого уровня пригласили журналистов. Я водил их по своему цеху, показывал, как работаем, что выпускаем. Китайцы дружно кивали головами, одобрительно цокали языками, лопотали что-то на своём птичьем языке.
Директор повёл их в следующий цех, а я отстал. Не удержался и подошёл к журналистке, в которой узнал красавицу из поликлиники. Она стала ещё красивее, если это возможно. На безымянном пальце правой руки отсутствовало обручальное кольцо. Мы шли по цеху, и моё сердце стучало в груди в такт её каблучкам.
Она сказала, что тоже узнала меня. Надо же, запомнила. Я готов был простить ей всё, даже что назвала меня больным тогда, что не отвечала на звонки.
- И как вам удалось из слесаря в начальники выбиться за столь короткий срок? – задала журналистка вопрос.
Тут я не выдержал и рассказал, что куртку друга надел, а ему отдал свою модную на свидание. А в кармане нашёл злосчастную визитку, с помощью которой хотел с ней познакомиться. Да, не спорю, глупо получилось. Что после института здесь работаю. Она улыбнулась.
- Материал выйдет сегодня в вечерних новостях. Мне нужно бежать. Вот мой телефон. - И даёт мне свою визитку.
- И вы ответите? - спросил я насмешливо.
Она изменилась в лице, посерьёзнела.
- Меня мама растила одна. Жили бедно. Отец всё пропивал, пока не замерз зимой в сугробе. Я устала стыдиться такой жизни, заштопанной одежды, из которой быстро вырастала. Ещё девчонкой дала себе слово, что никогда не выйду замуж за простого рабочего. Что мои дети никогда не будут сгорать от стыда за свой бедный вид. Я не хотела повторения судьбы моей мамы. Марина Цветаева хорошо сказала, что любовь побеждает всё, кроме бедности. Простите, если обидела вас, не оправдала ваших надежд тогда. - Она развернулась и пошла прочь.
Я догнал её. Извинился. Мы стали встречаться. Она оказалась простой нормальной девчонкой. Совсем не гордячкой, какой показалась мне в тот первый раз.
Через полгода мы поженились. Потом, когда наш сын подрос и спросил, как мы с мамой познакомились, я рассказал про Пашкину куртку, визитку и мою пневмонию. Сын оценил. И ещё я сказал, что стараюсь даже в праздники не пить много вина, чтобы не разочаровать мою любимую, не дать ей повода пожалеть о встрече со мной.
Если стремишься к мечте, не предаёшь её, не размениваешься на ту, что попроще, то всё складывается лучшим образом. Кто-то там наверху помогает в этом. Это я тоже сказал своему сыну. Как и то, что мало встретить свою мечту, добиться её, гораздо труднее удержать, не потерять.
Сказал, что не представляю своей жизни без его мамы, которую даже через много лет люблю до боли в сердце, до скрежета зубов, до головокружения, как в первую нашу встречу.
| Те, кого мы любим – особенные.
Автор Живые страницы
Балаболка
К парню родители пришли. Отец увидел на диване журнал, открыл и начал читать. Мать пошла на кухню, чтобы сыночку приготовить на несколько дней.
Печальный сын, думает о своем.
Тоже пришел на кухню, сел. Мать спросила: «Тяжело тебе? Наверное, переживаешь? Все-таки пару лет вместе прожили».
Ответил парень: «Как тебе сказать? Было не по себе вечером. Утром успокоился. Мы не подходили друг к другу, это сразу чувствовалось».
И стал рассказывать, что девушка легкомысленная. В реальном мире не жила, все в каких-то мечтах. Замки воздушные строила. Например, говорила, что в каждой стране бы по году пожила. А здесь чего не хватало?
Готовить не умела и не любила. Яичница и картошка с тушенкой. И подруг много – все трескучие, как сороки. Придут вечером – не выгнать. Сидят и ржут, как лошади.
И странного много в ней: «Наденет наушники, слушает что-то: «Ходит по комнате, словно меня рядом нет. Или на диван ляжет. Подойду, выключу, обидится, не разговаривает. А иногда болезненно оживится, говорит, что жить без меня не может. Не мог ее понять».
Мать слушала, резала мясо небольшими кусочками для супа: «А раньше где глаза были? У нее неровный характер, увлекающаяся особа. У таких, как она, постоянства нет. Они не созданы для семьи. Я, например, сразу в ней это увидела».
Поставила кастрюлю на плиту, рассуждала, что для семьи нужны положительные люди, которые в облаках не витают: «Семья, домашнее хозяйство, ответственность. А она? Пустая бочка, что с горы. Прости, Господи».
Сын вышел, вернулся, снова сел.
Мать спрашивает: «Не обманывай, видно же, что грустишь. Тебе другую девушку надо. А эта – балаболка, не стоит она твоей грусти».
Согласен сын: «Нервничал я с ней. В какой-то момент готова на край света улететь. А потом уйдет в себя, молчит, взгляд тяжелый. Закроется в ванной – плачет. Спросишь, говорит, что все нормально».
Мать оживилась: «Вот и я говорю, что истеричка. Ей, сынок, в психушке лечиться надо».
Сообщение пришло. Прочитал сын: «Я внизу, сними со стены две мои фотографии, где я на Алтае. Жду».
Вскочил, взял фотографии, куртку не надел – и вниз. Отец от журнала оторвался, с удивлением смотрел. Мать из кухни выглянула: «Нормально уйти не может, издергала парня».
Вышел на улицу, ее увидел: «Не могу без них, к тебе подниматься не хотела».
Сунула в сумку, бросила беглый взгляд: «Ладно, больше не появлюсь. Пока».
Легкая походка, волосы на ветру.
- Наташа!
Остановилась, стояла, не оглядываясь, ждала, когда подойдет. Глухо спросила: «Что тебе? Кажется, все ясно».
Сказал глупое, очень глупое: «Жаль, что все так получилось».
Пожала плечами – и полетела – в свою жизнь.
А он вслед смотрел, и казалось, что вместе с ней улетает что-то радостное, необычное, необыкновенно живое.
Не каждую птицу в руках удержишь. Да и надо ли – держать?
Вернулся. Мать строго: «Что надо ей»?
Ответил: «Подарила прощальную улыбку».
Соврал немного, потому что она не улыбалась.
Разные люди единым не станут.
Автор Георгий Жаркой
А помнишь, Светка
Он уже привык заглядывать к ним в окно, потому что жили они на первом этаже. Сначала хотелось повыше, потом привыкли. Больше всех радовалась бабушка – не надо долго подниматься. По субботам Анна Михайловна, Светина бабушка, пекла пироги, оладьи, или что-нибудь другое, но всегда ароматное, вкусное.
Запах выпечки вырывался в открытое на кухне окно, дразня играющих в футбол мальчишек. Лёнька по-свойски подходил к окну, только не к тому, которое на кухне, а заходил с другой стороны дома, подставлял валявшийся в бурьяне ящик и, встав на него, заглядывал к Свете. Она как знала, что скоро появится, и бежала, услышав, как он вскарабкивается.
- Я счас пирожки принесу, бабушка напекла. – Ее розовый бантик, перехвативший светлые волосы в хвостик, развязался, и трепыхался от ее шагов.
- Вкусно, - Ленька жевал с аппетитом, заглядывая в комнату. – По русскому сделала? – Спрашивал он.
- Ага, уже сделала.
- Дашь списать?
Света охотно подавала тетрадь. – Завтра утром не забудь захватить, перед уроками заберу.
Учился Лёнька неплохо, но, как многие мальчишки, был с ленцой, хоть и способный. Соображал по математике, но беготня во дворе отнимала время на уроки. В девяностые еще не было нашествия мобильных телефонов, ребятня могла до ночи носиться, не желая возвращаться домой.
В восьмом классе Лёнька впервые нес портфель Светы, размахивая им и рассказывая о новом фильме. А в девятом классе хрупкая, кареглазая Сонечка, по негласному решению мальчишек, стала самой красивой девочкой в школе. И Ленька «заболел». Он не сводил с нее глаз, вертелся рядом, плелся за ней до самого дома. Света думала, всё это пройдет. И теперь она его провожала, или поджидала у окна, когда стукнет в окошко и скажет: - Светка, дай списать.
Сонечка умела держать на расстоянии, но «привязывала» к себе крепко. Лёнька метался между Сонечкой, то благоволившей к нему, то отвергающей его, и Светланой, ждущей его всегда.
Он по-прежнему заглядывал к ней в окно, а она ставила на подоконник кружку с чаем, от которого поднимался пар, прихватывала печенье, если не было пирожков.
- Слышала, наши поиграли. – Сообщал он, имея ввиду футбол. Света, конечно, слышала, потому что была в курсе всего, что интересовало Лёньку. Она смотрела футбол, читала спортивные новости, смотрела ужастики, от которых ей было тошно. Зато всегда могла поддержать разговор с Лёнькой, спроси он ее о фильме.
Она поддерживала его как товарищ, всегда и во всем. И Лёнька прибегал к ней, скорей, как к другу, который выручит, выслушает, поймет. А вот Соня… Соней он восхищался, думал о ней, мечтал, маялся, даже жаловался Свете, что Витька пошел провожать Соню.
После школы все трое поступили в разные ВУЗы. Леонид теперь не прибегал к Свете списывать, он неотступно ходил за Соней. А к Свете изредка заглядывал по старой памяти. Они даже иногда ходили в кино, и Лёнька болтал всю дорогу без умолку, потому что надо было выговориться,
- Лёня, у меня день рождения в субботу. Я тебя приглашаю. Придешь? – Она смотрела на него своими серыми влюбленными глазами.
Он задумался. – В Субботу? Ну да, вообще-то можно. Хорошо, приду. А кто еще будет?
- Родители, бабушка, Вера с Вадимом, Оля, - ну ты их знаешь, все наши.
- Ну, всё, замётано, забегу.
В субботу Лёнька не пришел. Он явился через неделю, расстроенный, подавленный. – Лёня, что случилось? Ты совсем грустный.
Он жаловался, что Соня уехала на практику, и даже не сказала ему об отъезде. Света успокаивала (хотя чего ей это стоило). – Я ждала тебя в субботу, - сказал она.
- А что в субботу?
- У меня был день рождения…
- А-ааа, - он хлопнул себя по лбу, - Светка, я забыл, ну ты же не обижаешься…
- Нет, конечно, бывает.
Он подошел к окну. – А помнишь, как летом ты меня пирожками кормила? Тут под окном ящик стоял, я на него вставал, а на подоконнике, как на столе, уже чай с вареньем.
Света улыбалась, душу грело это воспоминание, и вообще, было приятно, что Лёнька помнит. Они снова беспечно болтали, вспоминая свою дворовую компанию, одноклассников, как однажды сбежали с урока, а классная их «застукала» в парке на скамейке и отправила на урок истории.
На пятом курсе Лёнька летал от счастья: Соня согласилась выйти за него замуж. Он принес эту весть Свете. А она держалась, покусывая губу, чтобы не разреветься. Слушала его, по-прежнему оставаясь просто товарищем, которому можно довериться.
Она месяц плакала в подушку, ругая себя, что за столько лет не призналась ему в любви.
Потом он пришел к ней. Бабушка и родители были в гостях. В квартире стало непривычно тихо, Света, закутавшись в старый плед, смотрела телевизор. Сначала не поверила, что за дверью раздался голос Лёньки.
Открыла, увидев его подавленного, с потухшим взглядом, плечом упершегося в стену. – Что с тобой? – Она испугалась.
Он вошел. Сели у нее в комнате. Казалось, он сейчас заплачет. – Лёнечка, ну что с тобой? Скажи, пожалуйста.
- Она… она… не будет свадьбы… она сказала, что другого любит. – Никогда Света не видела его таким опустошенным. Приблизилась к нему, руки легли на его плечи: - Лёня, ты успокойся, тебе надо успокоиться… может еще все образуется.
- Ничего уже не получится, ничего, она сама сказала и заявление забрала… ты понимаешь, это всё, - в глазах блеснули слезы. Он опустил голову ей на колени, сполз с дивана, уткнулся в подол Светиного платья. – Это невозможно, Светка, невозможно…
- Лёнечка, миленький, ну, пожалуйста, успокойся, давай я тебе чай с мятой заварю… помнишь, как мы с тобой чай на подоконнике пили.
- Помню, Светка, помню, ты одна меня понимаешь, ты хорошая, - он стал целовать ее колени, сначала неуверенно, потом все чаще и как-то неистово, словно хотел выплеснуть через поцелуи всю свою боль. Поднялся, обхватил ее за талию, и, покрывая поцелуями ее лицо, шею, шептал что-то.
- Лёнечка, перестань, чего ты…
- Светик… Светик…
- Лёня, Ленечка, я люблю тебя! И всегда любила, с шестого класса люблю, милый ты мой…
Он ушел уже за полночь, прятал виновато глаза, стараясь не смотреть на Свету. – Ну, пока, я приду…
- Я буду ждать, - она смотрела вслед, пока не хлопнула подъездная дверь.
Лёня не пришел, как будто и не было того вечера. Ей и самой казалось, что тот вечер просто приснился. Вскоре Леонид защитил диплом и уехал на Дальний Восток.
__________________
Надо что-то делать! – Возмущенно шептал отец. – Можно сходить к его родителям, в конце концов.
- Ты понимаешь, что она не хочет! Понимаешь, что она на нервах, а это может навредить ребенку, - отвечала мать. – Тем более, что этот Леонид знает о ее беременности, она сказала ему. А он повел себя как посторонний… может, и уехал намеренно…
- Нет, ну пустить дело на самотек… это просто возмутительно, - не унимался отец.
Бабушка старалась отвлечь себя вязанием, и время от времени смахивала слезу. Обидно было за внучку: умную, добрую девочку…
После рождения дочки Света нашла рабочий телефон Леонида (выпросила у его однокурсника) и позвонила, сказав всего лишь одну фразу: - Лёня, у нас с тобой родилась дочка. Назвала Леночкой.
Он что-то пролепетал несвязное, можно было расслышать только одно: - Поздравляю.
Когда дочке Леночке исполнилось полтора года, родители объявили, что, наконец, выплатили за новую квартиру и переезжают туда вместе с бабушкой. Квартира была такой же, двухкомнатной, только в соседнем районе. – Мы будем приезжать, все по очереди, и помогать тебе, - пообещала мама.
- Света расплакалась.
- Ну, вот еще, по какому поводу слезы? Я каждый день буду приходить, водиться с Леночкой, будем к себе ее забирать, ты же подработку на дом берешь…
- Просто я привыкла, когда все вместе, - призналась Света.
- Доча, время идет, тебе надо жизнь свою устраивать, будешь одна жить, проще жизнь-то устроить, - успокаивала мама.
В последнее время Света часто слышала от родителей, от бабушки, от подруг, что надо устраивать жизнь, что молодая… и что с детьми тоже замуж выходят.
Через неделю двухкомнатная квартира была в полном распоряжении Светланы. Маленькая Лена, смеясь, перебирала ножками, пытаясь ходить. И у нее получалось, хоть и приземлялась на мягкую точку, потом поднималась и тянула ручонки к маме. Света подхватывала ее, обнимала и смеялась вместе с ней.
__________________
Он пришел внезапно. Он и раньше появлялся неожиданно. Как тот раз, когда расстроилась его свадьба с Соней.
Она думала, что пришел отец, обещал как раз заехать, но на пороге стоял Леонид с огромной игрушечной машиной - красной, это была пожарная машина.
- Привет! Ты одна? Не помешал? Войти можно?
Он возмужал, казалось, похудел, черты лица заострились.
- Проходи.
- Вот, - он поставил на пол машину.
Послышался плач ребенка, Света вернулась в комнату, подхватила на руки Леночку: - У меня дочка, - сказала она, указав на машину.
Он хлопнул себя по лбу: - Прости…
- Забери машину-то, подаришь кому-нибудь, - сказала Света.
Он снял куртку, прошел на кухню. – Почти все так же, ничего не изменилось. Может, хоть чаем угостишь?
Она включила чайник, не отпуская дочку. Леонид чувствовал себя неуверенно, не мог нащупать нить разговора.
Он смотрел на нее: светловолосую, с распущенным волосами, в длинном, почти до щиколоток, платье, державшую на руках дочку. – Ты прямо как мадонна, - пробормотал он, засмотревшись на нее.
Светлана промолчала.
– Помнится, бабушка у тебя такие пирожки вкусные пекла. А помнишь, как мы на подоконнике чай с тобой пили? Это там, у тебя в комнате. А еще помнишь, бабушка твоя поливала цветы и остатки воды плеснула на улицу, а я как раз под окном стоял, она меня не видела, - Леонид попытался улыбнуться. – А помнишь, Светка…
- Не помню, - оборвала его вопрос Светлана. Ответ был непринужденным, даже равнодушным. Леонид осекся, замолчал. И ответ ее был совсем не в отместку на его путаницу, когда он решил, что у Светы сын, а не дочка, ответ ее был искренним. Она и в самом деле уже стала забывать подробности их встреч. Теперь у нее была дочка, которой посвящала всё время, радовалась, любовалась ею, удивлялась первым словам, старалась запомнить, что она лепечет, смотрела, как она засыпает, как просыпается, как играет…
- Ну, ты пей чай, а то мне кашу надо дочке варить.
Впервые Леонид почувствовал, что в этом доме его не ждут. Он встал, накинул куртку. – Ладно, в другой раз. Пойду я, а то тебе некогда. – Он потоптался еще несколько секунд, ожидая, что Света остановит его, но так и не дождался.
Закрыв за Лёнькой дверь, она тихо сказал: - Другого раза не будет, чай здесь больше не подают. И кофе тоже.
Вернулась к дочке, взяла ее на руки, поцеловала и пошла варить кашу.
Автор Татьяна Викторова
Виноватая любовь
У неё было редкое имя - Радость. Мать назвала дочку так в надежде на её счастливую и радостную судьбу. Отец имя одобрил и тоже радовался дочери. Года три радовался, а потом понял, что разлюбил жену. И отправился опечаленный муж бродить по белу свету, искать другую любовь.
Рада, так все её звали, считала себя вполне счастливой. У неё была мама. Жили они в северном городе, там где добывают золото. Мама работала инженером, они ни в чём не нуждались. Каждый год мамин длинный отпуск они проводили на юге у Чёрного моря.
Останавливались северяне всегда в одном месте в Сочи, у тёти Веры в гостевом домике на шесть номеров. За много лет они сдружились с хозяевами и стали, как родные.
Раде было 17 лет, когда она познакомилась с Борисом. В общем-то, он и раньше её видел, поскольку был племянником тёти Веры и изредка появлялся в её доме. На Раду он не обращал никакого внимания. Мало ли какие девчонки с родителями живут у тётушки.
В тот памятный день он столкнулся с ней в дверях. Она выходила, а он заходил.
- Рада, это ты? Ты когда успела стать такой красивой? Я тебя не сразу и узнал, - удивился Боря.
- Я всегда такой была, просто ты не замечал, - ответила Рада и улыбнулась.
А Рада и правда стала красавицей: точённая фигура, длинные тёмные волосы, зелёные глаза, брови, как нарисованные. Одним словом, необыкновенная! И вся эта красота естественная, без внешнего вмешательства.
- Я тебя с прошлого года не видел. Вы давно приехали? Уже две недели здесь? Не знал, а то бы раньше пришёл, - ответил Борис.
В тот раз он задержался у тётушки, а потом стал приходить каждый день. Тётя Вера быстро поняла, что не ради её пирожков зачастил племянник к ней в гости.
Борис и Рада всегда и везде были вместе. Борису было 20 лет, он учился в университете на юридическом. И конечно, у них случилась любовь. Время отпуска в то лето пролетело невероятно быстро.
Осенью Рада уехала учится в Красноярск в медицинский колледж. В январе Борис приехал к ней, ехал поездом, так дешевле. Он попал в самые лютые морозы. Рада встретила его на перроне, ресницы в инее, сама в белой шапочке и белой шубке.
- Ты самая красивая снегурочка на свете, - восхищённо сказал Борис.
Они провели вместе новогодние каникулы. Рада снимала однокомнатную квартиру, её никогда не прельщала жизнь в общежитии. Сибирь Борису понравилась, хоть холодно, но какая красота!
Летом они с матерью снова отдыхали на юге у гостеприимной тёти Веры. Мать уехала раньше, а Рада осталась до конца августа. И мать, и тётя Вера были в курсе их отношений с Борисом. Они ничего не имели против. Мать всё же предупредила дочь, чтобы она не наделала глупостей, колледж закончить всё-таки надо.
А зимой Борис вдруг оборвал связь с Радой. Она безуспешно пыталась дозвониться до него, потом отступилась. Девушка пребывала в недоумении.
Всё объяснила тётя Вера. Она позвонила матери. Мать, в свою очередь, попыталась успокоить дочь.
Дело в том, что Борис неожиданно женился. По словам тётушки подловила его одна девица давно и безответно влюблённая в него. Не устоял Боренька, дело молодое, согрешил с этой девицей, а она вскоре заявила, что беременна. Борис, как порядочный человек женился. Новоиспечённая жена должна вот-вот родить мальчика.
Больше никогда Рада с мамой не ездили в Сочи.
Рада закончила колледж и приехала работать в родной город. Мать к тому времени оформила пенсию по вредному производству и льготному северному стажу. Неожиданно для дочери мама вышла замуж и уехала с мужем в Красноярск. Рада сначала удивилась, а потом решила, что мать её вырастила и выучила, и имеет полное право на личное счастье. Она ещё совсем нестарая женщина.
Рада осталась одна. На неё многие мужчины обращали внимание и пытались ухаживать. Она со всеми спокойно общалась, а ухаживания в упор не замечала. Подорвал Борис её веру в мужчин.
Однажды вечером Раде позвонила тётя Вера.
Девушку удивил её звонок. Они обычно поздравляли друг друга с праздниками и только. Тётя Вера сообщила, что Борис уже две недели вахтовым методом работает в её городе, возможно, найдёт её. Дело в том, что он не смог найти работу по специальности. Слишком много юристов развелось. К тому же, Борис полон решимости заработать денег на свою квартиру. Он устал жить вместе с родителями жены. Работает он на каком-то вредном производстве, где химией обрабатывают руду.
- Если встретишь его не удивляйся, - предупредила она Раду.
Он нашёл её.
Рада старалась держаться с ним отчуждённо - холодно. Но он улыбнулся такой своей необыкновенной улыбкой, а потом обнял... И вся её холодность растаяла, и каждая клеточка её души и тела кричали, что он её человек, предназначенный ей судьбой.
И всё у них закрутилось по-новой. Рада понимала, что их отношения ненормальные, такого не должно быть в её жизни. Она понимала, что быть любовницей низко и подло.
Борис успокаивал её, - Ты не любовница, ты любимая, чувствуешь разницу? -
Им казалось, что они любили друг друга вечно, такая любовь не может быть длинною только в одну жизнь. Они тяжело переживали разлуку, когда Борис уезжал к семье.
Он просил подождать пока подрастёт сынишка и тогда он разведётся с женой. Рада ждала...
А жена родила второго сына. Борис уехал домой.
Рада резко оборвала их отношения. Она купила новую симку, написала жене Бориса смс-ку " Не отпускайте мужа на вахту. Вы можете потерять его, у него здесь есть любовница. Доброжелатель."
Симку она выбросила. А потом Рада ответила на ухаживания местного парня, который давно был безнадёжно влюблен в неё. Вскоре они поженились.
Борис больше не приезжал.
Семейную жизнь Рады нельзя назвать счастливой.
Муж знает о её предыдущем романе, и систематически в пьяном виде устраивает разборки. Рада не любит мужа. Она очень надеялась, что любовь появится со временем, но со временем стало ещё хуже.
Рада терпит. Свою неудачную семейную жизнь она считает наказанием за свой грех. Она приняла бы даже измену мужа, но он не изменяет ей.
У них родилась любимая дочь. Девочку, без затей, назвали Машенькой. Супруги живут нерадостной жизнью, с обидами и скандалами. Впрочем, так живут многие, ни они первые, ни они последние.
От общих знакомых Рада узнала, что Борис сильно болеет. Скорее всего, сказалось всё-таки вредное производство.
Каждый вечер перед сном Рада просит Бога простить её прегрешения и дать здоровья дочери, Борису и мужу. Она не знает простит ли её Бог?
| А ещё она благодарит судьбу за то, что та любовь всё-таки случилась в её жизни. Именно та виноватая любовь до сих пор согревает её измученную душу тёплым светом из прошлого...
Автор Простые люди - Сибирь
РАДУШКА
- Почём печали, Сергеич?
Борис неспеша удалялся от фабрики, только что сдав смену, а электрик Михалыч спешил заступить на свою.
- Как всегда даром. Отсыпать?
- Не-а, я такое не употребляю,- хмыкнул Михалыч, крепко пожимая руку Бориса.- Как там у нас, всё тип-топ?
- Задерживаешься, однако.
- Да, блин уже не знаешь во сколько выходить. Грёбаные пробки! Два часа трачу на дорогу. Ладно, бывай. Счастливо.
"Счастливо, - с горечью усмехнулся про себя Борис.- Что это такое и с чем его едят".
А вот печалей у Бориса было немеряно. Не в пример мужикам Борис никогда ни с кем не делился, никто и не ведал о его печалях. Скрывал в дальних схронах души, точно на совести его было тяжкое преступление. И только Михалыч, видимо, каким-то чутьём угадал наличие "клада" в душе Бориса. А иначе с чего у него одно и то же приветствие. В те редкие дни когда их смены совпадали, при встречах на территории фабрики Михалыч бывало глянет странновато, но спохватившись, улыбнётся ободряюще глазами: "Крепись, Бориска, всё будет путём."
Не будет. Борис уже это осознал и смирился.
В детстве и ранней юности Борис представлял свою душу огромным полем засеянным тюльпанами всех цветов радуги. И он выбегал росным утром в это поле, голышом, и носился по полю, как выпущенный на волю телёнок после долгой зимовки в душном сарае. А рядом с полем было море Радости. И Бориска с разбегу нырял в это море, с наслаждением плескался, сотрясая тишину счастливым смехом.
Так было пока жила Ба - бабушка, совмещавшая в себе отца, мать и весь положенный человеку набор родственников. А ещё Ба была Лучший Друг. Да что там говорить, Ба- Солнце согревающее планету по имени Бориска.
А потом Ба несправедливо рано ушла в иной мир. Солнце погасло, море Радости высохло, тюльпаны завяли, поле скукожилось, затем вздыбилось горой, и в той горе была пустота - тёмная, сырая и стылая пещера. Иногда Борис по старой памяти забредал сюда, но кроме растущих сталактитов ничего не находил. А питали те наросты невыплаканные слёзы.
Когда в его жизни появилась Вера, - долго выбирал похожую на Ба, - Борис по-детски надеялся, что она станет его Солнцем и планета Борис возродится: вновь раскинутся поля тюльпанов, заплещется море Радости. И это будет Счастье.
Но не случилось. Вера хоть и походила во многом на Ба, но солнцем не стала. Она оказалась звездой-вампиром - лишь поглощала энергию, а отдавать не спешила. Надежда, которая как известно умирает последней, поддерживала Бориса, внушая, что звёздочки дочки-погодки станут тем Солнышком, о котором истосковалась озябшая душа.
И опять, как сейчас говорят, случился облом. Галинка с Настей от отца взяли лишь внешность, а нутром, характером точная копия мамы. Звёздочки-вампирши. Чем больше старался Борис к ним приблизиться, тем дальше они удалялись, не забывая высасывать энергию из отца. И наконец, настал тот день, когда Надежда в агонии выдавила сквозь стылые губы "Прости" и испустила дух. И Борис с горечью осознал, что все его потуги были смехотворны, ибо рождённый ползать летать не может, а до звёзд как известно рукой не достать - лететь надо.
И он сник, спрятался в той стылой пещере, как древний старец-аскет. Снаружи осталось лишь его тело, с функцией, которую определила семья: вовремя приносить деньги в дом, и чем больше тем лучше. А иначе на кой ляд ты нам нужен.
Компьютер, новомодный наркотик, втрое увеличил расстояние между Борисом и его девчонками. У каждой персональный ноутбук. Жена всё свободное время пропадала на дурацких женских форумах, где тщательно перемывали кости мужикам, дочки с головой уходили в зону "В Контакте", где чувствовали себя заправскими сталкерами. Борису не оказалось места в их мирах. Порой ему казалось, что и жена и дочки воспринимают его как холодильник: открыли, взяли что нужно и закрыли. И тут же забыли о его существовании. До следующего желания.
Борис как обычно не спешил домой: там его никто не ждал. Жена ещё в семь часов ушла на работу, а дочки убежали в школу. Да и окажись они все дома кроме дежурного "Привет. Есть будешь?" ничего более не дождался бы. Ну разве что жена добавила бы: "Как там у вас, зарплату не задержат?".
Миновав забор, который наполовину захватил тротуар и за которым сиротливо стоял огрызок фасадной стены, Борис невольно вспомнил, как собственными ушами слышал по ящику заверения губернаторши, что баню ломать не будут, но капитальный ремонт сделают, как и было обещано избирателям. И где сейчас та баня? На свалке в виде строймусора. Захотелось от души выматериться, но внезапно словно дёрнули незримо слева. Борис резко обернулся, невольно вздрогнув, замер. За пыльным окном первого этажа маячил одетый манекен. А спустя минуту, когда манекен моргнул, Борис понял, что ошибся - это была вполне живая девушка лет двадцати пяти. Впрочем, Борис и тут наверняка ошибся: у девушки было печальное лицо, словно под вуалью, что её значительно старило. И даже эта досадность нисколько не умаляла симпатичности её круглого личика, чуть пухленьких губ и точёного носика. Глаз поначалу Борис не рассмотрел - они были доверху заполнены болью, и эта боль застила, мешала что-либо рассмотреть, кроме щёточек ресниц по краям.
Стряхнув с себя необъяснимое оцепенение, Борис понял, что девушка смотрит не на него, а сквозь него, куда-то в лишь ей видимую даль. Он тоже глянул в ту сторону: пустынный сквер, присыпанный ночным снежком, был ещё девственно чистым и завораживающим. Борис невольно удивился: странно, столько раз мимо ходил, а ни разу не видел сквер ТАК. Сейчас он словно не своими глазами посмотрел. Неужели глазами девушки? Мистика какая-то.
Девушка либо сидела, слегка припав на подоконник, либо стояла, если она конечно маленького роста. Ничто в её облике не говорило, что она видит стоящего за окном мужчину и бессовестно глазеющего на неё.
А мистика тем временем продолжалась: неожиданно для себя Борис шагнул к подъезду и потянул на себя дверь. На двери был кодовый замок, но он вырван "с мясом" и болтался на проводках.
Так, эта дверь, квартира номер 33. Один звонок, значит не коммуналка.
Борис вдавил кнопку и за дверью самозабвенно разлился кукареканьем механический петушок. Мелкая дрожь волнами перекатывалась по спине, холодя её, сердце билось, точно птица в клетке. На мгновение Борис словно раздвоился: один укорял, мол, что ты делаешь, зачем, другой подбадривал: жди, раз позвонил.
Петушок наконец замолк и за дверью послышалось странное позвякивание, а затем довольно приятный бархатный девичий голос:
- Подождите, пожалуйста, минутку. У нас тут замок сложный.
Дверь неожиданно распахнулась, когда Борис уже утомился ждать. И он увидел инвалидную коляску, а в ней хрупкую девочку-подростка. В первую секунду Борис опешил от несоответствия тела и лица: тело девочки, а лицо взрослой девушки.
- Я слушаю Вас?
Она смотрела просто, с долькой напряжения и большим любопытством. Это любопытство словно приоткрыло вуаль печали и теперь хорошо были видны её глаза: миндалевидные, зеленоватые обрамлённые пышными ресницами. Просто шикарные глаза, обезоруживающие и притягивающие взгляд.
- Я... к Вам,- с запинкой обронил Борис.
- Цель?
Пока первый Борис, растерявшись, искал нужные слова, его альтер эго решительно выступил вперёд:
- Понимаете, я увидел Ваше печальное лицо, и в глазах её много. У меня у самого этой печали хоть завались, вот я и подумал: может мы наши печали поделим и получим что-нибудь... светлое...
Девушка вздрогнула, словно поперхнувшись, кашлянула, прикрыв рот рукой. Когда она опустила руку, Борис увидел уже другое лицо: напряжение испарилось, от любопытства остался лишь бледный налёт, а "вуаль" отброшена в сторону. В глазах, потеснив печаль, вышел на авансцену интерес в слабом ореоле тревожности. Однако вскоре девушка прикрыла глаза, опустив голову, замерла, точно прислушиваясь к тому, что сейчас происходит у неё внутри.
Первый Борис уже готов был пойти на попятную, извиниться и кинуться вон, но второй удерживал, нашёптывая: погоди, ещё не время, раз начал- доведи до логического конца...
- Я рада,- неожиданно, заставив Бориса вздрогнуть, вскинулась девушка, выпрямилась, смотрела прямо. Глаза её посветлели и были чуть влажными.
- Я тоже рад...
- Нет, Вы не поняли. Меня зовут Рада,- улыбнулась девушка.
Улыбка у неё была робкая, неуверенная, она появилась как солнечный зайчик и засверкала бликами. Словно до этого она долгое время томилась взаперти в тёмном чулане и вот её выпустили на волю, разрешили вести себя как хочется. В следующую секунду она вспорхнула с губ Рады, метнулась к Борису, заиграла перед глазами, искрясь. И он тотчас почувствовал как из глубины его души, из дальних закоулков его пещеры наплывало волной нечто одновременно пугающее и желанное. А пока он лишь ощущал как в нём росло и ширилось чувство, что с этой девушкой они давным-давно знакомы, близкие друзья, и всё, что сейчас происходит есть лишь игра, их общая забава.
- Да, ошибочка вышла. А я Борис. Очень приятно.
- Взаимно. И что мы будем делать, Борис? Хотите чаю? Или кофе? У меня настоящий, зерновой.
- Погодите, чай-кофе потом. У меня встречное предложение: хотите погулять?
- Погулять?- Рада напряглась, глаза вновь потемнели, по лицу змейкой проскользнула тень.- Борис, что Вы видите перед собой?
- Я вижу хорошенькую девушку, печальную от того, что она одна, что ей хочется выйти на улицу, пройтись по снежку, вдохнуть его дивный запах, может даже умыться снегом, побарахтаться в нём. Но девушка не может.
- Вот именно! Слона то Вы и не приметили: девушка в инвалидной коляске.
- И что? Девушка не могла исполнить свои желания, потому что была одна. А теперь у неё есть тот, кто поможет ей.
- Вы так считаете?
- Убеждён.
- Хорошо, тогда я пошла одеваться,- сказала Рада, усмехнувшись и разворачивая коляску. Прежде чем скрыться в комнате, она помедлила на пороге, глянула через плечо: - А Вы не жертвуете своим временем... ради калеки?
Борис всё ещё находился под впечатлением, что это игра.
- А шелбана в лоб за такие слова?
- Даже так?
- И никак иначе. Глупые мысли нужно пресекать на корню. Так что последнее китайское предупреждение.
- Учту. Ох, Борис, Вы мне начинаете нравиться. Не будите меня подольше.
Коляска скрылась и тотчас из комнаты вылетел скрип дверцы шкафа.
- И не собираюсь будить,- запоздало уже себе проговорил Борис.- Сам готов без просыпа спать подольше.
Посчитав, что цель достигнута и не желая быть третьим лишним, альте-эго Бориса незаметно ретировался, вернувшись на своё привычное место. И уже оттуда добродушно усмехаясь наставлял: с Богом, Бориска, всё будет путём, это и есть та самая искомая тобой звезда по имени Солнце. Не будь дураком, не спасуй, не загуби...
И вот позади крутые ступени лестницы, дверь, которая не желала распахиваться вширь, точно имела твёрдую установку: коляски инвалидные не пропускать! - и наконец, тротуар. Рада подалась вперёд, словно намеревалась воспарить, шумно со сладким стоном вдохнула морозный воздух:
- Боже, какое блаженство! Спасибо! Борис, я у Вас в неоплатном долгу.
- Ничего, свои люди, сочтёмся.
Рада задержала на нём пристальный взгляд, улыбнулась:
- Хорошо.
Борис с удовольствием отметил, что лицо Рады преобразилось: посвежело, осветилось внутренним светом, глаза влажно блестели. Вот теперь точно можно сказать, что девушке чуть больше двадцати. Преображение Рады как добрый вирус захватил и Бориса: вскоре он почувствовал, что не ощущает давней тяжести, что годами таскал как горб, вечно сутулые плечи расправились, в его тёмной пещере потрескались своды и в щели проскользнули солнечные лучики, воздух теплел, соляные наросты заслезились. Конец ледниковому периоду!
Словно делал это сотни раз, Борис поправил меховую шапочку Рады, убрал под неё выбившуюся прядку волос, затем тщательно подоткнул одеяло в ногах. Рада впрочем тоже к своему удивлению приняла эту заботу как должное. Хотя в первый момент она порывалась пресечь, но потом решила: раз это сон и он ей нравится, так пусть себе идёт как идёт.
- Поехали?- наконец заглянул ей в лицо Борис.
- Да.
Спустя три часа они возвращались раскрасневшиеся, довольные и счастливые как дети. И страшно проголодались. Все мелкие шероховатости первого знакомства сгладились и они действительно чувствовали себя так, будто знакомы целую вечность. Борис вновь ощущал себя юношей, порывистым, шутливым, который упорно не желал расставаться с детством. Они много говорили, легко переходя от грустных тем к весёлым. Говорили так, будто это последний день в их жизни и больше никогда-никогда не будет возможности даже слово сказать. Поэтому хотелось сказать больше, открыть душу пошире. Они рассказали о себе всё без утайки, от и до, словно с утра была объявлена акция Искренность и Откровение и они желали быть в ней первыми.
Раде недавно исполнилось двадцать три. Два года назад у неё были папа и мама, и братик Данилка, и ещё бабуля, которая жила в деревне. А потом случилась ужасная автокатастрофа, из которой чудом уцелела только Рада, правда с повреждённым позвоночником. Бабуля, как увидела маленький гробик, а в нём тельце любимого внучека Данилки, охнула, схватилась за сердце и в одночасье погасла, точно зажжённая спичка на ветру. И осталась Рада одна одинёшенька. Все те, кто раньше считались друзьями, почему-то удалились, только бывшая одноклассница Иришка в два дня один раз забегает проведать, да продукты принести. Она бы и рада почаще приходить, да нет такой возможности: трое малых деток, на двух работах вкалывает, плюс муж проблемный. И коляску Иришка где-то раздобыла, а до того Рада день и ночь валялась в постели. Думала с коляской её жизнь посветлеет, но до сегодняшнего дня этого не случилось. От её двери до парадной двери чуть больше трёх метров, но они-то и стали камнем преткновения: чтобы спуститься по лестнице нужна помощь.
Долго набиралась духу, прежде чем окликнула проходящего мужчину. А тот глянул отстранённо и вдруг заспешил:
- Извини, деваха, спешу, каждая минутка на вес золота!
Другой правда помог преодолеть лестницу, но после прилип как банный лист: продай квартиру, поселись в приличном пансионе, что ты будешь здесь мучиться и всё такое прочее. Мол, он и покупателя найдёт, не обидят калеку...
Послала Рада его куда подальше, пригрозив милицией, если не отстанет. Отстал. Назад к своей двери Раду поднимали уже две пожилые женщины, намаялись так, что Рада потом до конца дня не могла простить себя. С тех пор перестала даже высовываться из своей двери. Себя обслуживать пока хватает силёнок, ну, а улица...проживёт и без неё, это не смертельно.
До беды Рада училась очно на детского психолога, теперь перевелась на заочное. Вообще-то в первое время она была в таком отчаяньи, что хотела бросить институт, не видя перспектив в будущем, да и о самом существовании задумывалась: а не лучше ли всё разом оборвать? Иришка провела с ней внушительную беседу, привела примеры из своей нерадостной жизни: тоже впору руки на себя наложить, но у неё даже мыслей таких не возникало. Дали тебе жизнь- живи сколь отмерено, не ной, а старайся изо всех сил сделать эту жизнь легче, интереснее. В общем убедила Иришка продолжить учёбу заочно, по её рекомендации приняли Раду в штат одной фирмочки на должность веб-дизайнера с выполнением работ на дому. Так и живёт, мечты и желания выбросив, как ненужную ветошь.
Они не заметили как перешли на "ты". Это прошло столь незаметно, что никто не обратил внимания, точно они действительно так давно общаются, что уже и не припомнят, когда было упразднено это официально-отстранённое "Вы". А на пути к дому Рада лишь мельком отметила, что нисколько не удивляется всему тому, что происходит с ней и с Борисом. А чему удивляться, если всё естественно и привычно. Только вот откуда взялось это ощущение привычности?
Вкатив коляску в подъезд, Борис живо вбежал по лестнице, открыв ключом дверь, распахнул её. Вернулся и, к удивлению Рады, вдруг наклонился к ней и бережно взял на руки. Она поддавшись порыву обхватила его шею руками, прижалась к его плечу с любопытством прислушиваясь, как внутри неё разливалось прежде неведомое томное тепло, вот оно достигло бёдер и щекочуще барашками побежало по мёртвым ногам. Но этого не может быть, машинально отметила Рада, и тут же сама себе ответила: это наверно сродни фантомным болям- там болят отрезанные руки, ноги, а я чувствую, как щекотно мёртвым ногам. Резюме: у меня расшатанная психика.
Пока она размышляла, Борис дошёл до дивана и осторожно опустил Раду- она не разжала руки и он вынужден был припасть на колени.
- Огромное спасибо тебе, Боря,- выдохнула Рада, не разжимая рук.- Ради этих часов я готова для тебя на всё...
- Так таки и на всё?
- Да, да, да.
- Погодь, я занесу коляску и продолжим.
Она с едва скрытым сожалением отпустила его.
Когда коляска была уже в коридоре, дверь закрыта, Борис вернулся к дивану и вновь опустился на колени:
-Так на чём мы остановились? Ах, да: ты готова на всё. Так ли? А слабо стать моей женой?
- Мне нет,- прямо глянула Рада.- А тебе?
- А мне тем более.
- А как же семья, жена?
- Семья у меня, как ты уже знаешь, формальная. Жена бумажная. Не вижу проблем.
- Тогда приготовься: буду целовать тебя до обморока. Это будет моё "Да",- Рада потянулась к нему, но тотчас отпрянула: - Нет! я вся взопрела и воняю как старая лошадь.
Борис приблизился, шумно втянул воздух носом:
- Да, действительно, как старая монгольская лошадь.
- И где ж ты нюхал старую монгольскую лошадь?
- На границе с Монголией, служил там. Ладно, поцелуи пока отменяются. Сейчас я наполню ванну, похлюпаешься и вернёшь обещанное. С процентами! И никаких поблажек.
- Обязуюсь вернуть всё до крошечки.
Когда наполнилась ванна, Борис так же бережно перенёс Раду в креслице стоящее там. На мгновение замер, заглянув в её глаза. "Можно"- ответили они.
И вновь в который раз за это время Рада отметила, что не испытывает ни стыда, ни неловкости от того, что Борис её раздевает. Может потому, что Борис держал себя спокойно, буднично? Весь его вид буквально говорил, что он занимается любимым делом, привычным, словно это было его хобби.
Когда на Раде остались лишь трусики и лифчик, Борис отступил, окинул её оценивающим взглядом.
- И вовсе не старая лошадь. Совсем ещё жеребёнок, худющий, правда, но это от того, что комбикормом кормили. Так? Ничего, вот скоро придёт весна, поедем в лес, на свежей травке попасёшься и будешь классная кобылка. Сбрую снимать?
- Что уж теперь,- засмеялась Рада.- Рассупонивай.
Потом он нежно как ребёнка опустил её в воду, при этом умудрился чмокнуть в макушку, точно поставил печать на некоем документе: мол, всё утверждено и подписано, вот и печать прилагается. И нет пути назад.
- Сейчас мы лошадке гривку помоем и будет у нас чудо пони,- Борис потянулся за шампунем, задел висевшую на крючке мочалку, та соскочила и плюхнулась в воду.
- Ой!- внезапно вскрикнула Рада.
- Что? Обожглась? - дёрнулся Борис, сунул руку в воду проверить.
- Мочалка...- оцепенело вымолвила Рада.- Я ПОЧУВСТВОВАЛА ЕЁ... НОГОЙ...
Борис осторожно приподнял ногу Рады:
- Этой?
- Д..да...
- Пошевели пальцами.
- Нет...не получается...
- А так?- Борис пробежался губами по подошве, просыпав мелкие поцелуи.
- Щекотно... - неуверенно произнесла Рада.
- Радушка, ты знаешь что это? Живые у тебя ноги, живые! Они просто крепко спят и до сих пор их никто не будил. Я в лепёшку расшибусь, но ты будешь ходить!
- А можно не в лепёшку, а в блинчики? Я обожаю блинчики.
- Я расшибусь в тысячу блинчиков, но поставлю тебя на ноги! Завтра же займёмся этим! Мы ещё на лыжах кросс забабахаем! - Опустив ногу Рады снова в воду, Борис переместился к её лицу.- Радушка! Где же ты была двенадцать лет назад?
- В школе, в пятый класс ходила...
- А я не нашёл тебя и глупость совершил- женился...
- Боря, ну его к лешим прошлое. Давай целоваться, а то проценты набегают...
- Радость ты моя! Солнышко долгожданное...
Автор: Зазирка
Подсказочки
- Появились серёжки на клёнах — можно сеять свеклу.
- Зацвела осина — сеем морковь.
- В момент распускания берёзовых листьев и цветения черёмухи можно сажать картофель.
- «Сев в полнолуние — червям снедь», — так говорили мудрые предки, и так теперь утверждает Лунный календарь.
- Всё, что растёт вверх, сажается при растущей Луне, а растущее вниз — при убывающей.
- Растения с круглыми плодами лучше сажать ближе к полнолунию.
- В полдень с 12 до 14 часов лучше ничего не сажать и не сеять.
- До 12 лучше всего сажать и сеять лук на перо, свеклу, щавель, петрушку, салат, укроп, огурцы, кабачки, подсолнечник, кукурузу, дыни, арбузы.
- С 14 часов лучше сажать морковь, картофель, лук-репку, капусту, рассаду огурцов, томатов, перца, землянику, клубнику, чеснок.
- В первую очередь сажают петрушку, салат, укроп, щавель, морковь, лук, чеснок, шпинат, кинзу. Во вторую очередь (когда уже миновали заморозки) — редис, горох, свеклу, картофель, кукурузу. И в последнюю — огурцы, тыкву, фасоль, баклажаны, базилик, кабачки, патиссоны, перцы, помидоры.
Жду тебя…
Степан быстрым взглядом окинул комнату - всё выключил, ничего не забыл. Закинул за плечи видавший виды, порыжевший от времени рюкзак, привычным движением надел кепку и вышел из избы. Входную дверь запер на навесной замок. «Краска облупилась. Покрасить бы надо», – подумал он. От калитки в заборе последний раз взглянул на дом и ровным шагом пошел вдоль деревни.
- В магазин, Степан? – У соседнего дома стояла дородная Клавдия, прикрывая глаза ладонью, сложенной козырьком.
Солнце только встало, било по глазам. Когда она говорила или смеялась, её большой живот колыхался вверх-вниз, как если бы в нём бултыхалась вода. Степан махнул рукой, мол, спешу.
На выходе из деревни его догнал грузовик, притормозил.
- В магазин, дядя Степан? Садись, подвезу, - крикнул из кабины Николай.
Степан, чуть помедлив, неловко забрался в высокую кабину.
- Что-то ты больно рано, магазин через час только откроется, - сказал Николай, пожав протянутую Степаном руку.
- На автобус я.
- В город собрался? – тут же спросил словоохотливый Николай. – Так я тоже в город еду. Могу доставить прямо до пункта назначения. Чего в автобусе толкаться?
- Подвезло, - сказал Степан, снял кепку, пригладил когда-то кудрявые, а теперь поредевшие и поседевшие волосы.
- По делам или в гости? Огород сажать пора, а ты в город.
- Вернусь и посажу. А сам-то, зачем в город едешь? – Грузовик то и дело подпрыгивал на ухабах грунтовой дороги, отчего голос Степана дрожал.
- А ты когда назад? - Николай оставил вопрос без ответа.
- Сегодня.
- По делам, значит, - заключил Николай.
- Вроде того, - односложно ответил Степан. – Дело есть одно.
Жил он один, отвык вести многословные беседы.
- Дело так дело. Я в душу не лезу. Только ехать час, за разговором время быстрее пролетит, - обиженно заметил Николай.
- Это верно, – согласился попутчик.
С одной стороны дороги стеной темнел хвойный лес, с другой – поросшее травой поле. Раньше в это время его бы уже засеяли пшеницей или льном, а теперь тут раздолье для клевера и одуванчиков.
Наокраине соседней деревни, на остановке толпился народ в ожидании рейсового автобуса. Мотор заработал ровнее, грузовик плавно покатил по серому потрескавшемуся асфальту.
- Чего не женишься? Тридцать скоро. Одному плохо. Знаю, о чём говорю, - прервал молчание Степан.
- На ком жениться? Молодые чуть оперятся и бегут из деревни, а городские от нас деревенских нос воротят.
- И то верно, – вздохнул понимающе Степан. - А ты бы в город перебрался, шофера везде нужны. Глядишь, квартиру бы получил, денег накопил бы и дом свой построил.
- Ага, ждут там меня с распростёртыми объятиями. Как мать оставлю, хозяйство? Замкнутый круг получается, - Николай быстро глянул на Степана.
- Ты парень надёжный. Была бы у меня внучка, за тебя бы выдал.
- А ты что, женат так и не был?
- Не был. Не сложилось и детей не получилось. Один я на всём белом свете. Не смог забыть свою Валюшу.
- Нашу, деревенскую?
- Нашу. Москвичи после смерти её родителей землю купили, старый дом снесли, дворец построили. Когда она вышла замуж и в город уехала, тебя ещё в проекте не было.
То и дело проезжали деревни, большие и маленькие. С кирпичными домами за высокими заборами соседствовали полузаброшенные, вросшие в землю и покосившиеся избы.
- Любил я её очень, Валюшу мою, – вдруг снова заговорил Степан.- Стоило увидеть её, как сердце вскачь пускалось. А улыбнётся, у меня голова кругом шла. Мать у неё строгая была, никуда от себя не отпускала. Но мы украдкой встречались за огородами, или в лес сбегали.
Школу окончил, на трактор сел, отец научил. Думал, годик поработаю, денег скоплю на свадьбу и посватаюсь. А тут повестка в армию. Прощаясь, оба плакали. Два года – не шутки. Обещала ждать. – Степан замолчал. Николай не торопил его.
- Письма не писал. Деревня маленькая, мать всё рано придумала бы что-нибудь, чтобы моя Валюша их не получала. Не нравился я ей почему-то. Принца городского для дочери хотела.
Тогда другое время было, ни телефонов, ни интернета. Через три месяца мама написала, что Валюша замуж вышла. Учитель приехал на практику, вот за него и вышла. А я в казарме с ума сходил, на стенку лез, выл ночами. Не помню, как два года отслужил.
Вернулся из армии и сразу к Валечке. А мать её зашипела на меня, как змея, и давай гнать палкой. Мол, муж у неё, квартира в городе, ребёнок…
Подруга адрес дала. Моя мать в слёзы, нечего, говорит, душу бередить, поздно. Но через две недели я не выдержал и поехал к Валюше. Ждал во дворе, пристроился за деревом напротив дома. Хотел наедине поговорить, без мужа.
Вижу, идёт моя Валечка с коляской и ребёнком на руках. Похорошела, совсем городской стала. Только хотел к ней подойти, а муж её опередил меня. Представительный такой, в очках, с портфелем. Поцеловал её в щёку, и пошли они вместе домой. А я под деревом остался.
Через две недели уехал на большую стройку. Там сошёлся с буфетчицей Ниной. Бедовая была, красивая. Но не сложилось, так и не смог полюбить. Один за другим ушли родители. На похороны матери приехал и остался. На заработанные деньги подремонтировал дом. Только душа ноет от тоски. Кому всё это нужно? Нет у меня никого.
- И что, больше не пробовал увидеться с Валей?
- Нет. Там счастливая семья, ребёнок. Чего буду лезть? А недавно она мне приснилась. – Степан всем корпусом повернулся к Николаю.
- Веришь, как тебя видел её перед собой. Всё такая же молодая, улыбается и говорит: «Что же не приехал ни разу? А я ведь жду тебя». Будто кто толкнул меня в бок, вскочил, сердце стучит, майка к спине прилипла. В доме никого. Вот и решил съездить к ней.
- Ну ты даёшь, дядь Стёп. Выходит, всю жизнь одну Валюшу свою и любил? Я думал, такая любовь только в кино бывает. - Николай мотнул годовой.
- А любовь или есть, или её нет. Как бы любовь, как сейчас молодёжь говорит, - это не любовь, а секс. Вот и думай.
Впереди показались многоэтажные дома из белого кирпича.
- Приехали. Тебя куда везти?
- Ты потихоньку поезжай, я скажу. Адрес потерял. А так помню, думаю, дом узнаю.
- Ладно, - Николай кивнул.
С последнего раза, как Степан в город приезжал, прошло года четыре, а вокруг всё изменилось, не узнать. Только когда проехали вокзал, Степан сориентировался, показал улицу, попросил остановить у пятиэтажного дома.
- Спасибо, Николай. Выручил старика.
- Назад когда собираешься? – в свою очередь спросил Николай.
- Не знаю, как пойдёт, - неуверенно ответил Степан.
- Тогда так. Мне дел на несколько часов. К пяти должен закончить. Я подъеду сюда. Если стоять будешь на этом же месте, домой вместе поедем.
- Я постараюсь. – Николай спустился из кабины на землю. Закинул на плечо рюкзак, махнул напоследок рукой и пошёл во двор.
Память не подвела, за тем вон деревом прятался тогда. Вот только номер квартиры забыл, а листок потерял. У подъезда на лавочке женщина сидела.
- Извините, тут Валентина живёт, такая симпатичная… Не подскажите номер квартиры? – обратился к ней Степан.
- Вы про Валечку Матвееву спрашиваете? Так в одиннадцатой она живёт. Только нет её, на работе. А вы родственник?
Степан кивнул.
- Так в соседнем доме магазин, там Валечка и работает кассиром. Сходите. – Женщина махнула рукой, показывая, в какую сторону идти.
Из двух касс в зале магазина работала одна. За кассой сидела приветливая девушка.
- Подскажите, где найти Валентину Матвееву? – обратился к ней Степан.
- А зачем она вам? Я всегда предупреждаю покупателей, чтобы чеки сохраняли и сдачу у кассы пересчитывали, - заволновалась девушка.
- У меня к вам претензий нет. Мне нужна Валентина, только другая, постарше.
- Здесь другой Валентины нет. Ой, вам плохо? - Девушка вышла из-за кассы, поддержала побледневшего Степана. - У вас с собой таблетки от сердца есть?
Степан вдруг понял, что опоздал.
- Валя… Валюша… - всё повторял он, а перед глазами всё расплывалось.
- Зоя, подмени меня! - крикнула кому-то девушка.
- Мою бабушку тоже звали Валентиной. Меня в честь неё и назвали. Пойдёмте на воздух.
Степан безвольно последовал за девушкой.
- Надо было сообразить сразу, к чему приснился сон. Приехал, старый дурень. - Он не заметил, что думает вслух.
- А откуда вы приехали? Вы наш родственник?
Степан хватал ртом воздух, как карась в тазу с водопроводной водой.
- Знаете что? Если вы наш родственник, то пойдемте ко мне домой. Я тут рядом, в соседнем доме живу. Чаем напою, отдохнёте и расскажете мне всё.
Валя привела Степана домой, накапала в стакан корвалолу, заставила выпить.
- От бабушки ещё остался.
Степан выпил, преодолевая тошноту от резкого запаха лекарства. Валя странно посмотрела на него, будто что-то вспоминая.
- А как вас зовут? – вдруг спросила она.
- Степан. Степан Петрович.
- Сейчас чаю попьём, Степан Петрович, и я вам кое-что покажу. Может, супу?
От супа Степан отказался. После чая они перешли в комнату. Валя залезла на табурет и достала из антресоли шкафа старый альбом. Девушка села рядом на диван. С чёрно-белых снимков на Степана глядела его Валюша. У озера, в лесу, вот чистит гору грибов и улыбается. А вот ведёт за руку маленькую девочку. Совсем как тогда…
- Это она с ещё маленькой мамой, - сказала Валя. – Мама второй раз вышла замуж, живёт у мужа. Здесь мы жили с бабушкой, а теперь я одна. А мама с мужем уехали позавчера на море.
Валентина на снимках выглядела счастливой.
- А от чего она умерла? Болела?
- Сердце. А вот такое фото мы на памятник сделали.
На Степана смотрела приятная женщина лет пятидесяти. Волосы красиво улоджены, глаза спокойные. Такой он не знал свою Валюшу.
- А это вам. – Девушка подала сложенный пополам пожелтевший листок. - Я после смерти бабушки в её вещах нашла, сюда положила. Она написала, но не отправила почему-то.
Степан взял листок, открыл.
Дорогой Стёпа. Я виновата перед тобой. Нужно было сказать, написать, передать через твою маму, а я струсила. Ты уехал, а через месяц я поняла, что беременная. Мама заставила замуж выйти, чтобы у ребёнка был отец, и в деревне ничего не знали…
Степан сморгнул пелену с глаз. Письмо дрожало в его пальцах.
Однажды я гуляла с дочкой, и мне показалось, что увидела тебя… Я всё ждала, что ты приедешь… Ты должен знать, у тебя есть дочка, Лида. Мужу я сказала правду. Он любил её, растил как свою собственную. Я хотела…
- Тут ещё листок должен быть. – Степан с трудом перевёл дыхание. Сердце билось неровно, тяжело.
Валя опустила глаза, прямо как его Валюша. Помотала головой.
- Не знаю.
- Значит, ты моя внучка, – Степан не спрашивал. – Вот так дела. Думал, помру один, а у меня, оказывается, есть дочка и внучка...
Он давно не разговаривал так много, как сегодня. Стрелка настенных часов приближалась к цифре пять.
- Мне пора. Николай сейчас приедет, – спохватился Степан. - Он меня сюда привёз на машине, сказал, захватит назад.
- Я провожу, - Валя поднялась с дивана.
- Дай ручку, адресок напишу тебе. Ты приезжай ко мне. Ехать всего ничего автобусом. У меня дом крепкий, речка, лес... Ага. – Он взял поданную Валей ручку и написал на обратной стороне Валюшиного письма название деревни, номер дома, фамилию.
Они вышли на улицу и встали, где велел Николай.
- Ты когда смущаешься, глаза опускаешь, прямо как моя Валюша. А вот и Николай.
Рядом остановился пыльный грузовик. Николай выбрался из кабины, подошёл к ним.
- Ты не перестаёшь меня удивлять, дядь Степан. Думал, ты к любви своей молодости едешь, а тебя молодая красавица провожает.
- Это внучка моя, тоже Валентина, - с гордостью представил Степан.
На прощание он обнял девушку, дрожащим голосом сказал, что будет ждать, и чуть не разрыдался от преизбытка чувств.
- Что, правда, внучка? - спросил Николай, когда они выехали из города. – Ну и дела. Санта Барбара.
- Да. И дочка есть. Лида. С мужем на море уехала. – Степан всё никак не мог убрать пелену, сколько ни тёр глаза тыльной стороной ладони.
- И что теперь? – спросил Николай, глядя перед собой на дорогу.
- Обещала с матерью приехать летом. Поможешь огород вскопать? У меня теперь семья, много чего посадить надо.
Грузовик затормозил у дома. Степан неловко выбрался из кабины. Ноги затекли, не держали. После шума мотора тишина оглушила, даже уши заложило.
- Я завтра с утра с рассветом копать начну. Ты лопату у крыльца оставь, чтобы не будить тебя, - сказал Николай.
- Хорошо. Спасибо. – Степан махнул рукой, и устало подошёл к калитке.
Снимая в доме пиджак, заметил во внутреннем кармане листок. Вытащил – фотография Валюши с маленькой девочкой. Улыбнулся и покачал головой. И когда успела сунуть? Долго рассматривал снимок, потом положил его на стол, а сам прилёг на кровать. День выдался долгий, насыщенный событиями, опять же дорога, устал.
До сих пор не мог поверить. Ругал себя, что не поговорил с Валей тогда. Может, совсем по-другому его жизнь сложилась бы. Потом встал и занялся делами.
На следующе утро Степан вышел в огород, а Николай уже порядочный участок земли вскопал. Вместе чай пили.
- Завтра докопаю. Ты, дядь Степан, не лезь в огород, отдохни, - сказал перед уходом Николай.
Но на следующее утро увидел, что Степан время даром не терял, почти столько же вскопал. Поработав, Николай поставил лопату у крыльца, хотел зайти в дом, но дверь оказалась заперта изнутри. Внутри царапнуло тревожное чувство. Вчера дед ему не понравился, слишком бледный был, не разболелся бы.
Николай обошёл дом. Со стороны двора дверь тоже оказалась закрытой на щеколду, но он легко открыл её небольшим ножичком, который всегда носил в кармане.
Войдя в дом, Николай увидел Степана на кровати и сразу всё понял. Но на всякий случай окликнул, тронул за плечо. Тело уже остыло. На столе лежал снимок его Валюши с дочкой.
Хоронили Степана всей деревней. Николай привёз из города Валю. Соседки помогли собрать поминальный стол. Говорили о Степане хорошо. Кто-то помнил его ещё мальчишкой, кому-то он помог… Валя не выдержала, вышла из-за стола. Николай нашёл её на крыльце, сел рядом.
- Жалко, не успела его узнать. Спасибо вам, что сообщили, привезли.
- Степан был бы рад. Вы с мамой решите, что с домом делать будете. Без хозяина он быстро начнёт сыпаться. Дом крепкий, у Степана золотые руки. Не спешите его продавать. Приезжайте, поживите, потом решите.
- Я обязательно приеду, - сказала Валя.
- Я буду ждать. Я вам лес покажу, речку. У нас тут красота такая, картины можно писать. А хотите, я приеду за вами? Я напишу вам номер своего телефона. Вы позвоните мне, и я приеду, - не сводя с девушки глаз, сказал Николай.
- Вы просто так приезжайте. Дом знаете, а квартира десять. А если меня дома не застанете, значит, в магазине, на кассе… - Валя опустила глаза.
- Я знаю, Степан говорил. Я обязательно приеду…
В жизни бывает и так. Кого-то судьба разводит, как Степана с Валентиной. А кого-то вопреки всему сводит. Степан с Валюшей обязательно встретятся на небесах, а их любовь продолжится здесь, на земле, в Николае и Вале.
Так бывает.
| «- Я буду искать тебя в тысяче миров и десяти тысячах жизней, пока не найду...
- Я буду ждать тебя в каждой из них»
©️ Фильм «47 ронинов»
Автор Живые страницы