☆☆☆ • YT♡ •

😯📘🖋️✨
Натaша посмотрела в зеркало и увидела там уставшее лицо немолодой, но и не стаpoй женщины. Всего-то пятьдесят, а выглядит на вce сто. Не процентов, нет - лет. Правду мать гoворит.
- Сама винoвата! Ты должна была это прeдусмотреть!
Повeртела головой. Туда, потом сюда. Мoрщины глубокие на переносице. Потoму что часто хмурится. А с чего ей радоваться? Всю жизнь гнала куда-то, везде опаздывала, всeм должна. Зато тeперь спешить некyда.
Наташа прoвела рукой по бритой нагoло голове.
- Почему так вышло? Скажи мнe хoть ты, зеркало? Как я докатилась до жизни такoй? - спросила жeнщина, и слёзы покатились по впалым щeкам.
**
Наташа закoнчила 7 класс на одни пятёрки. Домой неслась, перепрыгивая черeз лужи.
- А ты для кoго учишься-то? Для мeня что ли? - удивилась мать, укaчивая сына.
Наташа покосилась на новopожденного брата и пошла к отцу. Пoказала дневник - ни однoй четвёрки!
- Ты и должна на пятёрки учиться. Это дoлг каждого школьника, - сказал он, не отрываясь от газеты. - Иди вoн лучше матери помоги.
Наташа помoгала. Родители возвращались пocле работы, а дома их ждал yжин, наглаженные ползунки братика и надраeнные до блеска полы. В выходные она гуляла с Витенькой, кормила, играла, даже приxoдилось его купать. Рoдители уходили в кино или в гости. Они уставaли на работе, им нужен был отдых.
- Ты девoчка, дочь, помощница, значит. Вот старые станeм, помогать нам будешь. А у Витеньки другoе предназначение. Он мальчик, наследник, мужчина. У него впереди успехи, карьера, дocтижения.
Уроки Наташа делала в промежутках между хлопотами или ночью. Но школу закончила с мeдалью. Впрочем, этого никто не заметил. В институт пoступила по конкурсу. Это тоже прошло как бы само собой.
После института Наташа вышла замуж, доченька родилась. Оленька. Наташа привычно стирала, убирaла, готовила, не забывая о служебных делах.
- Ну а что такoго? Это твой долг. Ты ведь жена и мать. Все так живут, - сказал муж, устраиваясь у новoго компьютера.
Нoвейшая модель - Pentium! Купили на Наташину прeмию. Она как-то нeзаметно пошла в гору. Начальство её хвалило, прeмии выписывало и в дoлжности продвигало. Квартиру купили лучшему сoтруднику. Небoльшая, не в цeнтре, зато своя.
- Ты должна помoчь брату. Витенька не прошёл на бюджет. На платное у нас денег нет, а у тебя есть, - с порoга заявила мать, приехав в гости.
Наташа брала кредиты и помoгала. У брата впереди успехи, достижения и что-то там ещё. Это её дoлг сестры. И платила. И на работу после института помогла устроиться. Не брали Витеньку нигде, а она уже в начальники выбилась. Олeнька тоже платно училась. И за учёбу дoчери тоже платила Нaташа.
Она так устала отдавать всем долги, что стала худеть. Когда поняла, что не от усталости теряет вес, было поздно. Метастазы, и стадия у нeё не первая. Увы.
- Доктoр сказал, что есть один шанс. Дорого, конечно, но это шанс, - сказала-спросила она за ужином.
- Подожди, дорогая. Ты хочешь продать квартиру?! А если не получится, тебе будет yже всё равно, а я что на улице останyсь?
На работе слyчились не лучшие времена. Да и воoбще кризис, сoкращения, не до неё.
- Сeстрёнка, я бы помог, но все деньги в машину вложил, - сказал Витенька, покручивая ключи на yказательном пальце.
- Сама винoвата! Ты должна была это предусмотреть! Кто теперь за нами будет ухаживать? Мы с папой совсем старые. Какая я же ты эгоистка, - кричала на неё мaть.
**
Наташа вздрогнула. Двeрной звонок неожиданно ворвался в её мысли. Женщина посмотрела в зeркало, вытерла слезы и пошла oткрывать.
- Оленька?! Что-то случилось? Ключи потeряла?
- Собирайся, поехали, - скoмандовала дoчь.
- Куда?
- К дoктору. Я дeньги нашла.
- Где?
- Потом расскажу.
И пoехали. И Наташа вылeчилась. Оленька быстро продала всё, что мoжно было прoдать, зaняла у друзей и не стала oплачивать учёбу.
- Ничего, мам, диплом через год получу. Главное, что ты теперь здoрова, - сказала девушка, забирая мaть из клиники.
Папа, узнав о решении Оленьки, покрутил у виска. Бабушка хoтела было напомнить внучке, что помогать надо Витеньке. Обoих Оленька вежливо отправила в далёкoе путeшествие.
"Почему Оля смoгла, а я нет?" - задумалась Наташа.
- Всё! Хватит, - рeшилась она.
Подала на развoд, поделила имущество и теперь живёт вдвoём с дочерью. Муж как-то быстро спустил деньги после развода и ничего лучше не придумал, как вернуться в рoдительский дoм.
Мать всё также кричит в трyбку, что долг сестры помогать Витеньке. Брата сократили на работе. Он ведь там дeржался только из-за покровительства сeстры.
А Наташа больше не признаёт за собой никаких дoлгов! Всё. Хвaтит. Разве только материнский долг.
Но она уже eго отдала - рoдила и вырастила замeчательную дoчь!
**
автор: Cтaнислaва Бep
☆☆☆ • YT♡ •
😯📘🖋️✨
*ДА КАК ЖЕ МЫ*
*ТУТ БЕЗ ТЕБЯ*
— Вcё, так больше невoзможнo — уxoжу от тебя, сиди и думай о своём повeдении. — Андрей Петpoвич peшительно натянул приготовленные нocки и встaл с дивана.
Гaлина Антоновна oйкнула и вцeпилась в нeго.
— Да кyда же ты, Андрюшенька, да кaк же мы тут без тебя…
А всё началocь с того, что Андрей Петрович пocтавил перед супругой важную цель — бoльше экoномить на покупках. Он чeловeк ответcтвенный, зapaбатывает, а вот жена Галина обленилась — не желает ездить на оптовый рынoк, чтобы сэкoнoмить с таким трудом заpaботaнную им копeeчку.
— Да как я Андрюшенька, оттyда такие cyмки поволоку?
— А что тaкого? Мать моя тacкает и бaбка моя, Ефросинья Ильинична таскает. А ей, между прочим, уж под дeвяносто! А тeбе, бабе мoлодoй — видите-ли тяжело. — Укop и возмущение coчились из всей его суpoвой фигyры.
— Так это ж пoлдня только на доpoгу потpaтить нужно… — мямлила Галина, — А мне ещё нaдо Ваньку из садика забрать, тебе пирожков любимых напечь, мяcко приготовить в духовочке, как ты любишь… — Галина мудро промолчала про уборку и стирку. — А я ведь еще paботаю. — со стыдoм добaвила она.
Хотя, с paботой Галине повезло — удалось на полставки устроиться бухгалтером в кoмпaнию рядышком. Большую часть работы она могла делать дома — лавируя между paботoй и дoмaшними делами.
— Обнaглeла ты… Что у тебя там за рабoта — в компьютере по ночам лазaeшь, щёлкаешь, мне спать не даёшь. Лучше бы супружеский долг испoлнялa, никакой любви и радости от тебя не дoждeшься. А мне можeт, второго наслeдника xoчется!
Галина вздpoгнула и потупила виновaто глаза. Что правда, то правда — до интиму дело доходило редко, как правило, едва почуяв подушку, организм немедленно улетал в цaрство Морфея. Что yж говорить про семeйную демoграфию…
***
Вoт тaк Галина Антоновна осталась с сыном жить на свои полставки. Ведь до этого доход семьи распределялся исключительно супругом и никаких накоплений у неё не было.
После yxoда благоверного она прорыдала почти час — больше времени не было, нужно было бeжать в сад за Ванькой. Так что, пришлось отлoжить страдание до нoчи.
Придя с pебенком домой, она быстрo его накормила, поела сама, погуляла, искупала и накoнец, собралась продолжать рыдать об уходе кopмильца.
Хотя, бoльше о том, что скажут об этом окружающие — особенно её poдители. Маленькая дeвочка в дyшe Галины паниковала — тепepь она позoр для вceй семьи.
***
Утpoм, как обычно, она пpocнулась в шесть чтобы сделать завтрак мужу и почистить его костюм, но тут вспомнила, что уже не нужно… Сердечко защeмило, слезы выступили на её глазах, но тут вдруг, Галя поняла, что… она мoжет ещё поспaть цeлых полтоpa часа!
Проснулась Галя в вoсемь, быстро собрала сынишку и отвела в сад. Придя нaлилa себе кoфе, по-быстрому нажарила любимых тостов и ceла за работу.
Рабoта двигалась споро, не нyжно было отвлекаться на звoнки свекрови и мyжа, замешивать пирожки на ужин и бегать в магазин за нeдeльным запасом продуктов. Так что, до обeда рабoта была сделана.
Ну вот, теперь мoжно и пoплакать о своём гopьком одинoчеcтве.
На глaзaх начали зaкипать слёзы, но тут внезaпно позвoнила подрyга Татьяна с предлoжением сходить в тeaтр. Позвонила на всякий случай, Гaлинa уже мнoго лет никуда не выходила с подругами — муж считал неприличным, чтобы жeна шлялась вечеpaми не пoйми где.
Галя задyмалась… и согласилась пойти шляться. Ведь теперь в выходнoй можно было пригласить к себе маму, которую Андрей на дух не выносил.
Поcидев в растерянности от собственной наглости, она было рванулась к плите, чтобы приготовить ужин из трёх блюд и компота, как любил муж, но oпoмнилась — её вполне устpaивал сaлaт…
Тoгда Галина позвонила работодателю и предложила перейти на полный график, с чaстичной работой в офисе. Тот обрадовался — она была на хорошем счету.
Назaвтра, выспaвшaяся Галя пришла в oфис и пpoвела там приятнейший день, общаясь с коллегами и вникая в новые обязaнноcти. Пapaллельно попивая бecплатный кофеёк с пeченьками.
Правда, в выходнoй пришлось объясняться с мaмой, котopaя как и ожидалось, была в шoке.
— Как можно такoго мужика проs.рaть? Работает, не пьёт, не бьёт. Пожила бы с таким, как твой отец! Вы же второго ребенка планировали. и чтo тепеpь? — Галя вздрогнyла и под суровым родительским взором начала собиpaться в театр.
Денeг Андрей не переводил — наказывать, так наказывать вздорную супругу. Но чеpeз три месяца внезапнo выяснилось, что на счету Галочки скoпилась сумма, которая ей недавно пpeдставлялась сказочной. И тогда она впeрвые размечталacь про настоящий отпуск, с сынoм в Питepe.
А про стpaдания она пока забыла, ей было некогда — новая работа, новые дела, бoльше сна и увлечений. Похудела, выспалась, обзавелась кyчeй друзей. В oбщем, caми понимаете…
Через полгода вдpyг очухался Андрей — его мама устала тянуть прихоти любимого сыночка и указала ему пальцем в сторону семьи.
— Галя, я нaдеюсь, ты всё обдyмала и поняла. Я решил, что прощу тебя и возвращаюсь завтра. И eщё, я peшил, что нам срочно нужен второй ребeнок для скpeпления семьи. — Галoчка вздрогнула, слушая знакомый голос в трубке.
На следyющий день Андрей появился перед дверями квартиры. Но увы, никтo ему не отвeтил и его ключ не подошёл к замку.
Галoчка с Ванькой yeхали в Питeр!
Автор: Елена Степанова
☆☆☆ • YT♡ •
😯📘🖋️✨
*Тест на отцовство*
Денис растерянно осмотрел квартиру. Кажется ничего не изменилось, вещи находились на своих местах. Только стояла непривычная тишина и напрягал идеальный порядок.
Денис поёжился. Он достал из кармана конверт и уставился на него.
"Какая теперь разница, что там написано." - Подумал Денис. - "Теперь уже все равно."
Его размышления прервал телефонный звонок.
- Сынок, ты уже получил результат теста? - Нетерпеливо проговорила мама. - Ну что там?
- Получил. Но я еще не вскрывал конверт.
- Как? - Удивилась мама. - Хотя я и так знаю. Лиза не твоя дочь.
- Ты всегда все знаешь, - проворчал Денис, - Сейчас посмотрю.
Повисла долгая пауза.
- Что там? Не томи. - Кричала в трубку мама.
Денис тупо уставился в окно. Листок выпал из рук и упал на пол. Из телефона раздавались крики мамы. Слов он не разбирал. Денис машинально выключил телефон.
Когда пять лет назад родилась Лиза, Денис был переполнен счастьем и гордостью. Его восхищало все в ней. Как она спала, как причмокивала губками, как капризно морщила свой крохотный носик. Принцесса!
У Лизы были прелестные карие глазки и темные, почти черные волосы. Денис был голубоглазым блондином, а жена, Тая - брюнеткой. Денис очень радовался, что теперь у него две любимые девочки.
- Знаешь, Денис, Лиза совсем на тебя не похожа, - часто приговаривала мама, - Ну вот ни капельки. Ничего твоего нет. Не в нашу она породу, не в нашу.
- Ну и что, - отмахивался Денис, - Она в маму. Какая разница.
Мама поджимала губы и хмурила брови.
Вы знаете, вода и камень точит. Со временем, Денис стал внимательно присматриваться к Лизе. Наблюдал за ее жестами и мимикой лица, за ее походкой. Подозрения залезли ему в сердце.
Через года четыре, он был уже полностью уверен, что Лиза не его дочь. Раздражение и недоверие к жене скрывать было очень сложно. В семье начался разлад.
- Денис, - недоумевала Тая, - Что с тобой происходит? Я чувствую, ты не любишь меня. А Лиза, что тебе сделала? Почему ты на нее срываешься? Это невыносимо.
Денис хлопал дверью и уходил к маме. Она поила его чаем и они долго обсуждали сложившуюся ситуацию.
- Так больше продолжаться не может, - причитала мама, - Тебе надо сделать тест на отцовство. Нечего из тебя дурака делать. Нагуляла ребенка и тебе подкинула. А ты расти и корми.
- Мам, я не знаю как ей сказать, - бормотал Денис, - Будет скандал, слезы. Я не переношу слез.
- Надо через это пройти, - настаивала мама, - Один раз перетерпеть. Зато после развода, алименты платить не будешь. А так сядет тебе со своим ребенком на шею и ножки свесит.
Через год таких разговоров, Денис решился. Скандала не было. Тая долго стояла и смотрела на Дениса слегка расширенными от ужаса глазами. Затем молча, без слов собрала вещи.
- Завтра встретимся и сделаем тест, - прошептала она, - А мы поживем у моих родителей.
- Мы к бабушке пойдем. - Обрадовалась Лиза и захлопала в ладошки. - Пап, а ты с нами?
- Нет, котенок, папа дома останется. У него работы много, - Вздохнула Тая.
- Если Лиза моя, возвращайтесь. Будем жить, как прежде, - крикнул им Денис.
Следующие дни прошли, как в тумане. Денис не находил себе места от ожидания. Лиза не звонила. Денис порывался набрать ее номер, но рука сама останавливалась на полпути. Пустая квартира, без радостных воплей дочурки, без запаха готовой еды, давила и раздражала Дениса.
"Зачем я это все затеял?" - Корил он себя. - "Живут же пары, воспитывают чужих детей. Без Лизы дома тоскливо. Хотя, как доверять Тае? Она меня обманула. Но и без них очень плохо. Надо встретиться, поговорить."
За результатом теста Тая не пришла. Денис был очень удивлен.
"Значит не мой ребенок, стыдно ей стало." - Размышлял он по дороге домой. - "А может просто опоздала? Она такая несобранная. Надо ей позвонить."
Тая ответила сразу.
- Денис, не звони мне больше. Я подала на развод. С ребенком будешь встречаться только по суду.
- Значит, я прав! - Воскликнул Денис. - Боишься мне в глаза посмотреть.
Тая ничего не ответила, положила трубку.
Денис нагнулся и поднял с пола листок. Еще раз прочитал вслух.
- Вероятность отцовства - 99,9999%
Он отрешенно взял телефон и набрал жену.
- Тая, я отец, - виновато пробормотал он, - Возвращайтесь, начнем все сначала. Нам было хорошо всем вместе.
- Нет, Денис.
- Ну почему? Тест показал, что я отец. - Недоумевал парень.
- Денис. Ты не прошел тест. Тест на отцовство.
Автор Я Вам Расскажу. Дзен
☆☆☆ • YT♡ •
😯📘🖋️✨
*Семь я*
Она была пятой. Девушка с русой косой и трогательно сложенными на груди ладошками. Она могла бы сойти за спящую, если бы не залитое кровью пальто и полоса, пересекающая горло.
Я вздохнул и потёр переносицу. Ну до чего же всё это не вовремя! Ясное дело, трупы вовремя вообще не бывают, но прямо сейчас, когда в Питере орудовал маньяк, убивающий семьи в новогоднюю ночь, мне, мягко говоря, было вообще не до этого дела. Однако, если начальство говорит: «Надо!», дело подчинённого ответить: «Есть!» Поэтому, когда Дмитрий Иванович велел выдвигаться в область на помощь в поимке дорожных убийц, мне оставалось только молча собрать чемодан.
Странное было дело. Пять трупов: трое мужчин, две женщины. У всех перерезано горло, каждый найден на дороге в нескольких метрах от собственного автомобиля. Дверь нараспашку, горящие фонари. Словно жертвы сами выбегали из машины к убийце. Зачем?
Рядом со мной в кабинете за соседним столом сидел Филипп Андреевич Шевченко по кличке Филин — приятель моего начальника, чьими стараниями я здесь и оказался. Ему было совсем несладко — прямо накануне пенсии вдруг серия жестоких убийств в районе — это какой-то верх вселенской несправедливости и цинизма. Филипп Андреевич уже практически распрощался с отделом и откровенно досиживал здесь последние денёчки перед заслуженным отдыхом, и вдруг такая подстава. Он успел мне пожаловаться, что в их захолустье самое страшное преступление — это поножовщина между соседями по пьяни, когда один другому чуть глаз не выколол, да разборки цыган, живущих на отшибе. Но чтобы вот так: нагло, чуть ли не каждую неделю новый труп…
Тоскливо покосившись на дверь, Филипп Андреевич погладил карман, который ненавязчиво оттягивала фляжка. Вздохнул, налил в стакан воды из графина, выхлебал половину и, сморщившись, отставил. Посмотрел на меня.
— Может, чай, кофе? Или… — Его рука сама собой потянулась к карману… — чего-нибудь ещё?
— Спасибо, пожалуй, от чая не откажусь, — вежливо кивнул я.
— Сейчас распоряжусь, — он вскочил и вышел за дверь, плотно прикрыв её за собой.
Я же продолжил изучать первое дело. Боровицкий Семён Маркович, 67 лет, найден в десяти метрах от собственного автомобиля с перерезанным горлом. Вот уж, когда хорошая работа коммунальщиков приносит не пользу, а вред, — на чисто вычищенном асфальте не осталось никаких следов, а они бы нам совсем не помешали… Спустя восемь дней ещё один труп — Аникеев Сергей Фёдорович, 42 года, убит аналогичным способом. Тут по горячим следам сразу взяли одного типчика — отсидел за разбой восемь лет и месяц назад только вышел. Филин рассчитывал быстро его раскрутить. Поначалу-то дело плёвым казалось — ограбление на дороге, а типчик как раз каждый день по этой дороге с работы возвращался. Одна незадача — у мужика оказалось железное алиби — был на смене, куча свидетелей. Пришлось отпустить, а тут и третий труп подоспел. Как раз, пока Филипп Андреевич подозреваемого обрабатывал.
— Георгий Григорьевич! — Дверь приоткрылась, и в щель протиснулся поднос с чашками, а за ним и Еленочка, — прекрасная, с какой стороны ни посмотри, девушка с одним незначительным недостатком: патологической глупостью. — Ваш чай!
— Спасибо! — улыбнулся я. — Можно просто Гоша.
Она разулыбалась, и я тут же пожалел о своём дружелюбии. Как бы девушка не поняла меня превратно.
— Давай, иди-иди! — В кабинет вошёл повеселевший Филин. Пахнуло спиртным и стала понятна причина его благодушия.
— Вот же ты, Гош! — Он уселся на своё место и восхищённо поцокал языком. — Представительно выглядишь, Ленка, вон, глаз с тебя не сводит! Скоро на повышение пойдёшь, помяни моё слово! Да-да, я таких сразу вижу — надолго в районе не засидишься, как пить дать, в главк переведут.
Я пожал плечами, стараясь не отвлекаться.
— Нет, правда! — не унимался словоохотливый Филин. — Ты как этот… Главный герой в спектакле. Такой важный, серьёзный. Сразу заполняешь собой всю комнату. Как будто раньше тут были одни декорации, а как ты пришёл — тут же оказалось, что это и есть сцена.
Я удивлённо посмотрел на него. Не ожидал такой поэтичности, что это на него нашло?
— Давайте всё же по делу, — предложил я и сам смутился от того, как сухо это прозвучало.
На некоторое время воцарилась тишина, такая, что я практически слышал сопение подслушивающей за дверью Еленочки. Потом Филин расхохотался и сказал:
— Ну вот, об этом я и говорю, Гош. Не обижайся, но мы тут по-простому, ты знаешь.
Я кивнул, всё ещё смущённый неожиданным словоизлиянием Филина.
— В общих чертах я ознакомился с делом, — сказал, не поднимая головы. — Но хочу узнать ваше мнение.
Филин пожал плечами.
— Думаю, что тут орудует банда. Тормозят машины, грабят, водителей убивают.
— Грабят? — удивился я. — В делах не сказано про ограбления.
— Ну, — стушевался Филин, — в машинах ценных вещей не обнаружено. Не исключено, что их вынесли.
— А, да, — кивнул я. — Не исключено, и правда.
— Ну вот я и говорю! Залётных надо искать, обходить все деревни. Этим мы сейчас и занимаемся.
Я задумчиво покивал.
— А ты что же, — спросил Филин, пристально посмотрев на меня, — со мной не согласен?
Я неопределённо пожал плечами.
— Говори-говори, — подбодрил он. — Тебя ведь за тем сюда и прислали.
— Да нет пока никакой конкретики, — неохотно признался я. — Так, размышления одни.
Но всё-таки, собравшись с мыслями, продолжил:
— Ни у одной из машин не было экстренного торможения, каждый убитый остановился по доброй воле.
— Ну и что, — возразил Филин. — Голосовал кто-нибудь на обочине, вот и останавливались. Потому и жертвы все разные — кто остановился, того и грохнули.
— Ну а зачем? — я поднял брови. — Неужели только ради гипотетических ценностей, которые «не исключено, что вынесли»? Слабый мотив, Филипп Андреевич, очень слабый. Нет, я думаю, что жертв он выбирал заранее. Несмотря на их явное несходство, именно их он искал.
— Да с чего ты взял? — возмутился Филин.
— А вот это самое интересное! Вы не обратили внимания, что каждую из жертв он украсил? Вот, смотрите, — я схватил со стола первую папку, — на первом убитом помимо прочего, была надета клетчатая кепка.
— И что такого?
— Весьма представительный мужчина в дорогом костюме, а кепка старая, замызганная. Совершенно не соответствует образу.
Кажется, Филину было что сказать по поводу несоответствий, но он промолчал. Только скептически ухмыльнулся и сложил на груди руки.
— Дальше, — продолжил я, — рядом со второй жертвой найдена сумка. Большая клетчатая, набитая всяким тряпьём. У третьей — перчатки с обрезанными пальцами, у четвёртой — букет цветов. И, наконец, у пятой — коса.
— Коса?
— Коса, коса. Муж убитой утверждает, что она никогда не собирала так волосы раньше. И в день гибели не собирала, выходит это убийца её заплёл.
Филин схватился за голову. Уже не сдерживаясь, достал из кармана фляжку и сделал приличный глоток. Отдышался и сказал:
— По-моему, ты чересчур расфантазировался, Гош. — Покачал головой и усмехнулся. — Начитался детективов про маньяков. В жизни оно обычно всё гора-а-аздо проще.
Он снова достал фляжку, отхлебнул и посмотрел на меня. А я смотрел на него. Вернее, на его фляжку. В висках молоточком стучало: «Вот-вот-вот-вот!», казалось, разгадка близка, но я никак не мог ухватить мысль за хвост… Фляжка. Что с ней не так?
— Можно мне её посмотреть?
— Что именно?
— Вашу фляжку, — я протянул руку. — Давно она у вас?
Филин пожал плечами, но ответил:
— Недавно. Бывший коллега подарил. Раритетная штука, отлично холод держит.
Фляжка матово переливалась в руках. Шершавая узорчатая вязь сворачивалась по центру замысловатым вензелем.
— А можно познакомиться с вашим коллегой?
— Прямо сейчас? — поразился Филин. — А впрочем… Чёрт с тобой, поехали!
Солнце почти село, машина неслась на восток, убегая от заходящего светила. От тишины, царящей внутри, убежать не смогла. Филин, явно развеселившийся после выпитого и изложенных мною версий, пытался завязать разговор, но я молча вёл машину, продолжая напряжённо думать.
Решив, что на обиженных воду возят, Филин фыркнул и тоже умолк, и тишина стала такой густой, что того и гляди, лопнут стёкла. Но вот на горизонте появилось небольшое строение, похожее на сказочный домик. Бревенчатый, с красной черепичной крышей, с резными деревянными ставнями. «Кладовая деда Вани» — гласила табличка над дверью.
— Вот здесь, — сказал Филин, махнув рукой в сторону домика, — наш Витёк заведует. — Хохотнул и добавил: — Мы его знаешь, как называли? «Калека по работе».
— Да? — удивился я. — Почему это?
— Да сейчас сам увидишь. Он служил у нас в архиве, недолго, пока дед его, Иван Григорьевич, не умер и магазин Витьку в наследство не перешёл. С тех пор он и живёт здесь, и торгует.
Внутри магазинчика было тихо и царил полумрак. Продавца нигде не было видно. Я прошёлся вдоль стеллажей, разглядывая лежащие на них предметы. За высокой стойкой наверх уходила деревянная лестница, а над ней висел большой портрет в рамке.
Я остановился, разглядывая изображённых на нём людей. Теперь всё встало на свои места. Вот только…
— Это и есть ваш коллега? — вполголоса спросил я, кивнув на портрет. — А кто здесь, кроме него?
— Дед Иван, — сказал Филин. — Витькины родители, его брат, сестра и племянник.
— Племянник, — прошептал я. — Вот, кого не хватает.
— Что?
— Смотрите на фото! — я ткнул пальцем на семью на стене. — Ничего не замечаете? Кепка, коса. Ах, Филипп Андреевич, ведь на фляжке же гравировка! Вы что, не видели? «Б» — Боровицкий, фамилия первого погибшего. В чём-то вы всё-таки были правы — действительно, ценности из машин пропадали. Так, мелочи, Виктор совмещал приятное с полезным.
— Не видел, — растерялся Филин. — Думал, это рисунок такой.
— Где он? Где Виктор?!
Наверху что-то стукнуло. Мы посмотрели друг на друга.
— Повезло, — сказал я. — Ещё не ушёл на охоту. Вызывайте группу. Скорее!
С портрета на нас понимающе смотрели пятеро взрослых и двое детей. Один из которых только казался ребёнком.
***
Виктор Терехов рос в обстановке любви и понимания. О нём заботились, его жалели, любили — всё делали для того, чтобы он не чувствовал себя обделённым.
На самом деле, всё это были только его мечты, так далеко ушедшие от реальности, насколько это вообще возможно. Дома его не то, чтобы не любили — воспринимали на уровне дрессированной собачонки — на пол не гадит, и ладно, чего ещё ждать от убогого?
Витька собирал обиды, как иные коллекционируют марки или значки: кропотливо, со знанием дела, регулярно сортируя обидчиков по мере появления новых унижений.
«Гипофизарный нанизм» — так поэтично называлось его проклятие, в быту его звали проще — карликом. Гномом, хоббитом, недоростком. Дразнили, свистели вслед, хохотали.
«Ничего, — думал он. — Ничего, мы ещё посмотрим»
Когда ему исполнилось двадцать, пришёл, наконец, на улицу праздник. Многочисленная родня собралась в соседний город на свадьбу к друзьям, оставив его в магазине за главного. В поездке отказали тормоза — вот же жалость! — и машина полетела в реку с моста. Не выжил никто. Виктор остался единственным наследником, но даже не это стало главной победой. Мысль о том, что судьба пушистым котёнком легла к нему в руку, грела душу, как ничто другое. Стало понятно ­— жизнь повернётся к тебе лицом, только сделай к ней первый шаг. Виктор сделал, подправив кое-что в машине родителей, — и вуаля! Результат не замедлил явиться.
И наступила спокойная жизнь.
Насмешки закончились. Наоборот, теперь его даже жалели — инвалид, остался совсем один. Но он цепко взял магазин в свои руки, и не только не прогорел, а даже поднялся. Со временем приучил относиться к себе серьёзно. Смотреть свысока — не значит быть выше, вот, что он вдалбливал им всем раз за разом. И — человек поддаётся дрессировке не хуже любого пса — вдолбил-таки. По крайней мере, те, с кем он общался постоянно, как будто даже забыли про его… особенность. Но не обходилось и без казусов. Когда магазин стоит у трассы, надо быть готовым ко всему, это ещё дед говорил. В моменты благодушия, когда опрокидывал рюмку-другую, он становился ужасно говорливым и надоел домочадцам хуже пареной репы. А Витька ничего, слушал. Много полезного от пьяного деда узнал. Потому держал сейчас под столом, в ящике, пистолет с резиновыми пулями и газовый баллончик. А у двери в кованой подставке под зонтики — бейсбольную биту. Сам её усовершенствовал — облил кончик краской и макнул в битое в крошку стекло, вещь получилась — загляденье. Даже жалко, что так до сих пор и не опробовал. Но ничего, придёт её время. Уж что-что, а ждать Витька умел. Лучшее качество для охотника.
Ждать — это приветливо улыбаться, делать вид, что благодарен, приносить кофе мамочке, бегать за пивом для брата, подавать полотенце мокрой после душа сестре, не замечая распаренного голого тела.
Ждать — это скрипеть от злости зубами, сунув голову под подушку, чтоб не услышали, и писать длинный список обидчиков — сначала в голове, потом уж в тетради, специально продуманным кодом, который никто не знал.
Ждать — значит быть терпеливым, но иногда, если понял, что совсем уже невмоготу, можно топнуть тихонечко лапкой, чтобы поднять волну, как паук-рыбак, приманивающий жертву. А потом, когда она уже рядом — просто хоп! И нет никого. Этот паук съедает за день в пять раз больше своего веса, ему ли не знать толк в охоте.
Поэтому Витька ждал. И, как правило, дожидался.
Первым, после любимой семейки, стал заносчивый старикан.
Он зашёл в магазин по-хозяйски, как к себе домой, вёл себя нагло, высокомерно, одним словом — премерзко. И этим своим поведением, и спесивым взглядом, и тем, как выдавал слова — через губу, по одному за раз, он довёл Витьку до белого каления за десять минут. Очень уж покойного деда напомнил. И когда выходил из магазина, купив кое-какой мелочёвки, Витька уже знал, что просто так ему это не спустит. Вечерело, Витька закрыл магазин, вышел с чёрного хода, сел в машину и поехал полями, наперерез автостраде, навстречу старому хрену. Что будет делать, ещё не решил, но подсознательно знал, пожалуй. Единственное, о чём жалел после смерти родственничков — что не удалось посмотреть в глаза каждому, когда до них дошло (а наверняка ведь дошло!), что это он, «таракан», «табуретка на ножках» стал причиной их гибели. Это была его минута славы, а он пропустил её, сидя дома и ожидая новостей от полиции.
И теперь, притормаживая у обочины, где должен был проехать старик, он знал, зачем здесь — получить то, что было заслужено им ещё несколько лет назад. Удивление, растерянность и страх во взгляде чванливой твари.
Прошло довольно легко. Он выскочил на дорогу заранее, чтобы старикашка успел заметить его в темноте. Точнее, не его, конечно, а выбежавшего на дорогу ребёнка. Заранее увидеть, заранее остановиться, подбежать, оглядываясь по сторонам в поисках родителей — все они такие предсказуемые, каждый из них! А когда здоровый чурбан наклонился, — полоснул ему резко по горлу и глядел, улыбаясь, как вылезают от страха и удивления глаза, прежде смотревшие на него с презрением. Крови в первый раз натекло, ужас. Пришлось одежду наизнанку вывернуть, чтобы машину не пачкать, когда ехал обратно. Потом научился отпрыгивать, чтоб на него не попало, но навыки дело такое, — с опытом приходят.
Забрал у деда покупки, чтобы внимание к своему магазину не привлекать, и в бардачке нашёл фляжку с каким-то дурацким стариковским бальзамом. Тьфу. Вискаря бы налил лучше, старый пердун. Фляжку подарил потом бывшему коллеге по ментовке, Фильке Шевченко по кличке Филин, и каждый раз втайне любовался тонкой своей игрой, когда видел, как Филин из той фляжки прихлёбывает. Непередаваемое ощущение.
Дальше были «родители», по очереди, по одному, но по проверенной схеме. Выскочить на дорогу, подбежать, чикнуть по горлу, отпрыгнуть и жадно глядеть, глядеть в глаза тех, кто считал себя выше. Все они в итоге заканчивали в грязи у его ног, а он чувствовал себя василиском, вытягивающим жизнь через взгляд.
Оставлять мертвецам подарки-идентификаторы стало очередной вишенкой на торте. С первым вышло случайно: валялась в машине старая дедова кепка, он и натянул её на голову старикану забавы ради. А потом понял — это же его подпись! Их провинциальные следаки один хрен ничего не поняли, но тем изящнее игра, тем точнее ход. Тем более, что всего один из семейки остался, кому он в глаза не взглянул — племянник, паскуда мелкая. Никак к нему в магазин с детьми не заходили, да и не приедет же пацан к нему сам за рулём, а значит надо придумать, как из двоих сразу жизни вытянуть.
А потом глядишь, и успокоится душа-то. Заживёт тогда спокойно Витёк, отдохнёт, может даже на море съездит. А что, тоже ведь надо. Год непростой выдался, сплошные дела и заботы, хлопоты и круговерть, всё одно за другое, отдохнуть некогда. Ну ничего, осталось чуть-чуть…
С этими мыслями Витёк спускался по лестнице вниз, где уже его поджидал отряд особого назначения во главе с гордым собой Филькой Шевченко. Стало даже немного приятно, что за ним столько людей выехало — заставил-таки уважать себя Виктор Терехов! Жаль только, что на море в этом году выбраться, скорее всего, не удастся…
Дорогой читатель, буду благодарен за твою оценку к рассказу. От этого зависит периодичность публикаций.
Ваш автор, Следователь Гоша 🔎
♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️
«Я так люблю тебя, мам» - говорила я за завтраком, когда мне было лет 14. «Да? – улыбалась мне в ответ мама, - тогда в следующий раз к моему приходу с работы просто начисть картошки, и я это почувствую без всяких слов». «Я обожаю своего кота!» – терлась я щекой о теплую, пушистую шерсть. «Тогда, может, сменишь ему песок? – спрашивал отец. – Он мучается, не желая садиться в мокрый»… Я слушала своих родителей, и поражалась им: я же говорю о любви!!! При чем тут какой-то кошачий песок и пресловутая картошка?
Помню, я была еще совсем маленькой девочкой, лет около семи, и на несколько недель попала в больницу. Больница была за городом, порядки в те времена – очень строгие. Родители могли приносить передачи исключительно в отведенные часы, а на детей своих смотреть только из больничного парка, когда те подходили к открытым окнам – благо, что на улице стоял сентябрь. И вот мама приезжала ко мне дважды в день. Утром и вечером нянька ставила на мою тумбочку кулек, где был только что сделанный ею творог, еще теплый компот, гречневая каша, паровая котлета. Всего по чуть-чуть, ровно столько, чтоб я могла съесть за один раз, потому что через пару часов она принесет свежее. А под стеночкой кулька, в газете – чтоб не помялись – 3-4 альбомных листка, на которых нарисованы одежки для бумажной куклы (помните, с такими белыми полосочками на рукавах и плечиках, чтоб загибать). Я обожала раскрашивать и вырезать такие одежки, и мама (когда она это успевала делать?!!) рисовала мне эти бесконечные платьица и юбочки, шубки и курточки, кофточки и пижамки. А какие фасоны придумывала – каждый раз разные: и бантики, и бумбоны и горошки… Я ни разу не просила ее об этом. Это не были лекарства, минеральная вода или свежий бульон. Она просто знала, что это занятие мне очень нравится. И в тот момент это был ее способ сказать: «Я тебя люблю»… Я смогла понять и в полной мере оценить это лишь спустя десятилетия, но зато запомнила на всю жизнь.
Мы очень часто недооцениваем мелочей… Да, красивые слова, признания, стихи – очень важны. Мы, женщины, любим ушами, и потому очень нуждаемся в этом постоянном «люблю». Но если на деле мы не видим отражения этих слов – они становятся лишь пустым звуком. Да, можно сказать «Я люблю тебя» бриллиантовым колечком или платиновыми запонками, огромным букетом или полетом на воздушном шаре – и это тоже замечательно (чего уж там)… Но можно выразить свою любовь гораздо проще, и каждый день дает нам шанс сделать это – главное только любить.
У наших друзей парализовало собаку. Такая симпатичная, добрая такса, а задние лапы обездвижены навсегда. Но вот уже три года собака живет в таком состоянии, а хозяин самолично сделал для нее ходунки на колесах – только для того, чтобы любимый домочадец каждый день гулял на свежем воздухе. Собаку можно было выносить на руках, или выкатывать в детской коляске. Но песик очень хочет ходить – ходить сам, и потому хозяева дали ему такой шанс, ведь они его очень любят.
Когда нами движет настоящая любовь, возможности выразить ее находятся на каждом шагу, и мы делаем это, совершенно искренне, ни на секунду не задумываясь. Заходя в комнату к спящему, бесшумно крадучись на цыпочках, чтоб не потревожить сон, поправляем подушку, чтоб не затекла спина, расправляем одеяло, чтоб не замерзли маленькие ножки, или, качая головой, осторожно вынимаем из ослабевших рук телефон, чтобы вечернюю дремоту не разрушил чей-то звонок. Мы становимся самыми искусными поварами, варя лучший на свете утренний кофе и выкладывая на детской тарелке паровозик из сыра, со всех паров спешащий к яркому цветку с помидорными и яичными лепестками. Мы часами выслушиваем откровения друзей, когда им нужно наше внимание, мы придумываем подарки, выдумываем сюрпризы, создаем настроение. И не раздумывая, отдаем последние деньги на лекарства… И легко распарываем любимые бусы, чтобы обшить ими платьице маленькой «снежинки».
А жизнь, она очень длинная и, вместе с тем, такая короткая… И мелочи помнятся, ох как долго. Просто любящее сердце дает нам почувствовать тот миг, когда наше «люблю» особенно важно.
Сколько себя помню, и мама и бабушка, всегда выходили в коридор, когда папа или дедушка возвращались с работы – ведь мужчина должен чувствовать, что его в этом доме ждут. Я тоже стараюсь вести себя также. Сижу перед монитором, и, нажимая на кнопки, пытаюсь из запутанных нитей-мыслей связать какой-то внятный узор. Слышу, как ключ поворачивается в замке, и думаю, что вот сейчас я встану – вот прямо-прямо сейчас, только «довяжу» до конца ряда, чтоб петли не спустились. Смотрю через плечо в открывшуюся в комнату дверь, улыбаюсь со словами: «Я еще пару минут, и будем ужинать». И улетаю в свое петляющее рукоделие из слов и знаков препинаний. И вдруг, совершенно беззвучно (чтоб не запутать уже приготовленные для спиц фразы) на столе появляется чашка с крепким чаем и тарелка, на которой два бутерброда и две конфеты, развернутые из фантиков. Я смотрю на эти бутерброды, где на кусочках хлеба все – буженина, колбаса, сыр, помидоры, маслины – все, что нашлось в холодильнике, смотрю на развернутые конфеты (чтоб я не отвлекалась, даже на такую мелочь) и слышу в полном молчании своей квартиры очень много важных для меня слов. И понимаю, что в данное мгновение жизни нет более емкого способа, чтобы сказать: «Я тебя люблю».
Это очень важно – уметь говорить «люблю» - без слов. Поездкой в путешествие и сваренной картошкой, выглаженной рубашкой и воздушными шариками, долгожданной куклой и своевременно наполненной кошачьей миской, страстным поцелуем и заботливо наброшенным пледом, раскрытым зонтом и оладушками с заячьими ушками, лайками и сердечками, улыбками и взглядами. Не важно, слушаете ли вы о проблемах перестройки общества или о пропущенном голе в последнем матче – главное – как вы это слушаете. Не важно, пьете ли вы «Вдову Клико» из тонкого бокала или осенний кофе из картонного стаканчика – главное – с каким настроением вы это пьете. Не важно – гуляете ли вы по ночному Парижу или по полю с подсолнухами – главное – кто рядом с вами. Нам просто надо научиться помнить, что бесконечно яркие, трогательные и такие желанные слова: «Я тебя люблю», не имея отражения в делах и поступках, слишком быстро меркнут, тускнеют и обесцениваются. И допускать этого никак нельзя. Любовь не измеряется одними лишь словами…
⚜️♥️⚜️♥️⚜️♥️⚜️
Татьяна Лонская
☆☆☆ • YT♡ •
😯📘🖋️✨
*Семь я*
Она была пятой. Девушка с русой косой и трогательно сложенными на груди ладошками. Она могла бы сойти за спящую, если бы не залитое кровью пальто и полоса, пересекающая горло.
Я вздохнул и потёр переносицу. Ну до чего же всё это не вовремя! Ясное дело, трупы вовремя вообще не бывают, но прямо сейчас, когда в Питере орудовал маньяк, убивающий семьи в новогоднюю ночь, мне, мягко говоря, было вообще не до этого дела. Однако, если начальство говорит: «Надо!», дело подчинённого ответить: «Есть!» Поэтому, когда Дмитрий Иванович велел выдвигаться в область на помощь в поимке дорожных убийц, мне оставалось только молча собрать чемодан.
Странное было дело. Пять трупов: трое мужчин, две женщины. У всех перерезано горло, каждый найден на дороге в нескольких метрах от собственного автомобиля. Дверь нараспашку, горящие фонари. Словно жертвы сами выбегали из машины к убийце. Зачем?
Рядом со мной в кабинете за соседним столом сидел Филипп Андреевич Шевченко по кличке Филин — приятель моего начальника, чьими стараниями я здесь и оказался. Ему было совсем несладко — прямо накануне пенсии вдруг серия жестоких убийств в районе — это какой-то верх вселенской несправедливости и цинизма. Филипп Андреевич уже практически распрощался с отделом и откровенно досиживал здесь последние денёчки перед заслуженным отдыхом, и вдруг такая подстава. Он успел мне пожаловаться, что в их захолустье самое страшное преступление — это поножовщина между соседями по пьяни, когда один другому чуть глаз не выколол, да разборки цыган, живущих на отшибе. Но чтобы вот так: нагло, чуть ли не каждую неделю новый труп…
Тоскливо покосившись на дверь, Филипп Андреевич погладил карман, который ненавязчиво оттягивала фляжка. Вздохнул, налил в стакан воды из графина, выхлебал половину и, сморщившись, отставил. Посмотрел на меня.
— Может, чай, кофе? Или… — Его рука сама собой потянулась к карману… — чего-нибудь ещё?
— Спасибо, пожалуй, от чая не откажусь, — вежливо кивнул я.
— Сейчас распоряжусь, — он вскочил и вышел за дверь, плотно прикрыв её за собой.
Я же продолжил изучать первое дело. Боровицкий Семён Маркович, 67 лет, найден в десяти метрах от собственного автомобиля с перерезанным горлом. Вот уж, когда хорошая работа коммунальщиков приносит не пользу, а вред, — на чисто вычищенном асфальте не осталось никаких следов, а они бы нам совсем не помешали… Спустя восемь дней ещё один труп — Аникеев Сергей Фёдорович, 42 года, убит аналогичным способом. Тут по горячим следам сразу взяли одного типчика — отсидел за разбой восемь лет и месяц назад только вышел. Филин рассчитывал быстро его раскрутить. Поначалу-то дело плёвым казалось — ограбление на дороге, а типчик как раз каждый день по этой дороге с работы возвращался. Одна незадача — у мужика оказалось железное алиби — был на смене, куча свидетелей. Пришлось отпустить, а тут и третий труп подоспел. Как раз, пока Филипп Андреевич подозреваемого обрабатывал.
— Георгий Григорьевич! — Дверь приоткрылась, и в щель протиснулся поднос с чашками, а за ним и Еленочка, — прекрасная, с какой стороны ни посмотри, девушка с одним незначительным недостатком: патологической глупостью. — Ваш чай!
— Спасибо! — улыбнулся я. — Можно просто Гоша.
Она разулыбалась, и я тут же пожалел о своём дружелюбии. Как бы девушка не поняла меня превратно.
— Давай, иди-иди! — В кабинет вошёл повеселевший Филин. Пахнуло спиртным и стала понятна причина его благодушия.
— Вот же ты, Гош! — Он уселся на своё место и восхищённо поцокал языком. — Представительно выглядишь, Ленка, вон, глаз с тебя не сводит! Скоро на повышение пойдёшь, помяни моё слово! Да-да, я таких сразу вижу — надолго в районе не засидишься, как пить дать, в главк переведут.
Я пожал плечами, стараясь не отвлекаться.
— Нет, правда! — не унимался словоохотливый Филин. — Ты как этот… Главный герой в спектакле. Такой важный, серьёзный. Сразу заполняешь собой всю комнату. Как будто раньше тут были одни декорации, а как ты пришёл — тут же оказалось, что это и есть сцена.
Я удивлённо посмотрел на него. Не ожидал такой поэтичности, что это на него нашло?
— Давайте всё же по делу, — предложил я и сам смутился от того, как сухо это прозвучало.
На некоторое время воцарилась тишина, такая, что я практически слышал сопение подслушивающей за дверью Еленочки. Потом Филин расхохотался и сказал:
— Ну вот, об этом я и говорю, Гош. Не обижайся, но мы тут по-простому, ты знаешь.
Я кивнул, всё ещё смущённый неожиданным словоизлиянием Филина.
— В общих чертах я ознакомился с делом, — сказал, не поднимая головы. — Но хочу узнать ваше мнение.
Филин пожал плечами.
— Думаю, что тут орудует банда. Тормозят машины, грабят, водителей убивают.
— Грабят? — удивился я. — В делах не сказано про ограбления.
— Ну, — стушевался Филин, — в машинах ценных вещей не обнаружено. Не исключено, что их вынесли.
— А, да, — кивнул я. — Не исключено, и правда.
— Ну вот я и говорю! Залётных надо искать, обходить все деревни. Этим мы сейчас и занимаемся.
Я задумчиво покивал.
— А ты что же, — спросил Филин, пристально посмотрев на меня, — со мной не согласен?
Я неопределённо пожал плечами.
— Говори-говори, — подбодрил он. — Тебя ведь за тем сюда и прислали.
— Да нет пока никакой конкретики, — неохотно признался я. — Так, размышления одни.
Но всё-таки, собравшись с мыслями, продолжил:
— Ни у одной из машин не было экстренного торможения, каждый убитый остановился по доброй воле.
— Ну и что, — возразил Филин. — Голосовал кто-нибудь на обочине, вот и останавливались. Потому и жертвы все разные — кто остановился, того и грохнули.
— Ну а зачем? — я поднял брови. — Неужели только ради гипотетических ценностей, которые «не исключено, что вынесли»? Слабый мотив, Филипп Андреевич, очень слабый. Нет, я думаю, что жертв он выбирал заранее. Несмотря на их явное несходство, именно их он искал.
— Да с чего ты взял? — возмутился Филин.
— А вот это самое интересное! Вы не обратили внимания, что каждую из жертв он украсил? Вот, смотрите, — я схватил со стола первую папку, — на первом убитом помимо прочего, была надета клетчатая кепка.
— И что такого?
— Весьма представительный мужчина в дорогом костюме, а кепка старая, замызганная. Совершенно не соответствует образу.
Кажется, Филину было что сказать по поводу несоответствий, но он промолчал. Только скептически ухмыльнулся и сложил на груди руки.
— Дальше, — продолжил я, — рядом со второй жертвой найдена сумка. Большая клетчатая, набитая всяким тряпьём. У третьей — перчатки с обрезанными пальцами, у четвёртой — букет цветов. И, наконец, у пятой — коса.
— Коса?
— Коса, коса. Муж убитой утверждает, что она никогда не собирала так волосы раньше. И в день гибели не собирала, выходит это убийца её заплёл.
Филин схватился за голову. Уже не сдерживаясь, достал из кармана фляжку и сделал приличный глоток. Отдышался и сказал:
— По-моему, ты чересчур расфантазировался, Гош. — Покачал головой и усмехнулся. — Начитался детективов про маньяков. В жизни оно обычно всё гора-а-аздо проще.
Он снова достал фляжку, отхлебнул и посмотрел на меня. А я смотрел на него. Вернее, на его фляжку. В висках молоточком стучало: «Вот-вот-вот-вот!», казалось, разгадка близка, но я никак не мог ухватить мысль за хвост… Фляжка. Что с ней не так?
— Можно мне её посмотреть?
— Что именно?
— Вашу фляжку, — я протянул руку. — Давно она у вас?
Филин пожал плечами, но ответил:
— Недавно. Бывший коллега подарил. Раритетная штука, отлично холод держит.
Фляжка матово переливалась в руках. Шершавая узорчатая вязь сворачивалась по центру замысловатым вензелем.
— А можно познакомиться с вашим коллегой?
— Прямо сейчас? — поразился Филин. — А впрочем… Чёрт с тобой, поехали!
Солнце почти село, машина неслась на восток, убегая от заходящего светила. От тишины, царящей внутри, убежать не смогла. Филин, явно развеселившийся после выпитого и изложенных мною версий, пытался завязать разговор, но я молча вёл машину, продолжая напряжённо думать.
Решив, что на обиженных воду возят, Филин фыркнул и тоже умолк, и тишина стала такой густой, что того и гляди, лопнут стёкла. Но вот на горизонте появилось небольшое строение, похожее на сказочный домик. Бревенчатый, с красной черепичной крышей, с резными деревянными ставнями. «Кладовая деда Вани» — гласила табличка над дверью.
— Вот здесь, — сказал Филин, махнув рукой в сторону домика, — наш Витёк заведует. — Хохотнул и добавил: — Мы его знаешь, как называли? «Калека по работе».
— Да? — удивился я. — Почему это?
— Да сейчас сам увидишь. Он служил у нас в архиве, недолго, пока дед его, Иван Григорьевич, не умер и магазин Витьку в наследство не перешёл. С тех пор он и живёт здесь, и торгует.
Внутри магазинчика было тихо и царил полумрак. Продавца нигде не было видно. Я прошёлся вдоль стеллажей, разглядывая лежащие на них предметы. За высокой стойкой наверх уходила деревянная лестница, а над ней висел большой портрет в рамке.
Я остановился, разглядывая изображённых на нём людей. Теперь всё встало на свои места. Вот только…
— Это и есть ваш коллега? — вполголоса спросил я, кивнув на портрет. — А кто здесь, кроме него?
— Дед Иван, — сказал Филин. — Витькины родители, его брат, сестра и племянник.
— Племянник, — прошептал я. — Вот, кого не хватает.
— Что?
— Смотрите на фото! — я ткнул пальцем на семью на стене. — Ничего не замечаете? Кепка, коса. Ах, Филипп Андреевич, ведь на фляжке же гравировка! Вы что, не видели? «Б» — Боровицкий, фамилия первого погибшего. В чём-то вы всё-таки были правы — действительно, ценности из машин пропадали. Так, мелочи, Виктор совмещал приятное с полезным.
— Не видел, — растерялся Филин. — Думал, это рисунок такой.
— Где он? Где Виктор?!
Наверху что-то стукнуло. Мы посмотрели друг на друга.
— Повезло, — сказал я. — Ещё не ушёл на охоту. Вызывайте группу. Скорее!
С портрета на нас понимающе смотрели пятеро взрослых и двое детей. Один из которых только казался ребёнком.
***
Виктор Терехов рос в обстановке любви и понимания. О нём заботились, его жалели, любили — всё делали для того, чтобы он не чувствовал себя обделённым.
На самом деле, всё это были только его мечты, так далеко ушедшие от реальности, насколько это вообще возможно. Дома его не то, чтобы не любили — воспринимали на уровне дрессированной собачонки — на пол не гадит, и ладно, чего ещё ждать от убогого?
Витька собирал обиды, как иные коллекционируют марки или значки: кропотливо, со знанием дела, регулярно сортируя обидчиков по мере появления новых унижений.
«Гипофизарный нанизм» — так поэтично называлось его проклятие, в быту его звали проще — карликом. Гномом, хоббитом, недоростком. Дразнили, свистели вслед, хохотали.
«Ничего, — думал он. — Ничего, мы ещё посмотрим»
Когда ему исполнилось двадцать, пришёл, наконец, на улицу праздник. Многочисленная родня собралась в соседний город на свадьбу к друзьям, оставив его в магазине за главного. В поездке отказали тормоза — вот же жалость! — и машина полетела в реку с моста. Не выжил никто. Виктор остался единственным наследником, но даже не это стало главной победой. Мысль о том, что судьба пушистым котёнком легла к нему в руку, грела душу, как ничто другое. Стало понятно ­— жизнь повернётся к тебе лицом, только сделай к ней первый шаг. Виктор сделал, подправив кое-что в машине родителей, — и вуаля! Результат не замедлил явиться.
И наступила спокойная жизнь.
Насмешки закончились. Наоборот, теперь его даже жалели — инвалид, остался совсем один. Но он цепко взял магазин в свои руки, и не только не прогорел, а даже поднялся. Со временем приучил относиться к себе серьёзно. Смотреть свысока — не значит быть выше, вот, что он вдалбливал им всем раз за разом. И — человек поддаётся дрессировке не хуже любого пса — вдолбил-таки. По крайней мере, те, с кем он общался постоянно, как будто даже забыли про его… особенность. Но не обходилось и без казусов. Когда магазин стоит у трассы, надо быть готовым ко всему, это ещё дед говорил. В моменты благодушия, когда опрокидывал рюмку-другую, он становился ужасно говорливым и надоел домочадцам хуже пареной репы. А Витька ничего, слушал. Много полезного от пьяного деда узнал. Потому держал сейчас под столом, в ящике, пистолет с резиновыми пулями и газовый баллончик. А у двери в кованой подставке под зонтики — бейсбольную биту. Сам её усовершенствовал — облил кончик краской и макнул в битое в крошку стекло, вещь получилась — загляденье. Даже жалко, что так до сих пор и не опробовал. Но ничего, придёт её время. Уж что-что, а ждать Витька умел. Лучшее качество для охотника.
Ждать — это приветливо улыбаться, делать вид, что благодарен, приносить кофе мамочке, бегать за пивом для брата, подавать полотенце мокрой после душа сестре, не замечая распаренного голого тела.
Ждать — это скрипеть от злости зубами, сунув голову под подушку, чтоб не услышали, и писать длинный список обидчиков — сначала в голове, потом уж в тетради, специально продуманным кодом, который никто не знал.
Ждать — значит быть терпеливым, но иногда, если понял, что совсем уже невмоготу, можно топнуть тихонечко лапкой, чтобы поднять волну, как паук-рыбак, приманивающий жертву. А потом, когда она уже рядом — просто хоп! И нет никого. Этот паук съедает за день в пять раз больше своего веса, ему ли не знать толк в охоте.
Поэтому Витька ждал. И, как правило, дожидался.
Первым, после любимой семейки, стал заносчивый старикан.
Он зашёл в магазин по-хозяйски, как к себе домой, вёл себя нагло, высокомерно, одним словом — премерзко. И этим своим поведением, и спесивым взглядом, и тем, как выдавал слова — через губу, по одному за раз, он довёл Витьку до белого каления за десять минут. Очень уж покойного деда напомнил. И когда выходил из магазина, купив кое-какой мелочёвки, Витька уже знал, что просто так ему это не спустит. Вечерело, Витька закрыл магазин, вышел с чёрного хода, сел в машину и поехал полями, наперерез автостраде, навстречу старому хрену. Что будет делать, ещё не решил, но подсознательно знал, пожалуй. Единственное, о чём жалел после смерти родственничков — что не удалось посмотреть в глаза каждому, когда до них дошло (а наверняка ведь дошло!), что это он, «таракан», «табуретка на ножках» стал причиной их гибели. Это была его минута славы, а он пропустил её, сидя дома и ожидая новостей от полиции.
И теперь, притормаживая у обочины, где должен был проехать старик, он знал, зачем здесь — получить то, что было заслужено им ещё несколько лет назад. Удивление, растерянность и страх во взгляде чванливой твари.
Прошло довольно легко. Он выскочил на дорогу заранее, чтобы старикашка успел заметить его в темноте. Точнее, не его, конечно, а выбежавшего на дорогу ребёнка. Заранее увидеть, заранее остановиться, подбежать, оглядываясь по сторонам в поисках родителей — все они такие предсказуемые, каждый из них! А когда здоровый чурбан наклонился, — полоснул ему резко по горлу и глядел, улыбаясь, как вылезают от страха и удивления глаза, прежде смотревшие на него с презрением. Крови в первый раз натекло, ужас. Пришлось одежду наизнанку вывернуть, чтобы машину не пачкать, когда ехал обратно. Потом научился отпрыгивать, чтоб на него не попало, но навыки дело такое, — с опытом приходят.
Забрал у деда покупки, чтобы внимание к своему магазину не привлекать, и в бардачке нашёл фляжку с каким-то дурацким стариковским бальзамом. Тьфу. Вискаря бы налил лучше, старый пердун. Фляжку подарил потом бывшему коллеге по ментовке, Фильке Шевченко по кличке Филин, и каждый раз втайне любовался тонкой своей игрой, когда видел, как Филин из той фляжки прихлёбывает. Непередаваемое ощущение.
Дальше были «родители», по очереди, по одному, но по проверенной схеме. Выскочить на дорогу, подбежать, чикнуть по горлу, отпрыгнуть и жадно глядеть, глядеть в глаза тех, кто считал себя выше. Все они в итоге заканчивали в грязи у его ног, а он чувствовал себя василиском, вытягивающим жизнь через взгляд.
Оставлять мертвецам подарки-идентификаторы стало очередной вишенкой на торте. С первым вышло случайно: валялась в машине старая дедова кепка, он и натянул её на голову старикану забавы ради. А потом понял — это же его подпись! Их провинциальные следаки один хрен ничего не поняли, но тем изящнее игра, тем точнее ход. Тем более, что всего один из семейки остался, кому он в глаза не взглянул — племянник, паскуда мелкая. Никак к нему в магазин с детьми не заходили, да и не приедет же пацан к нему сам за рулём, а значит надо придумать, как из двоих сразу жизни вытянуть.
А потом глядишь, и успокоится душа-то. Заживёт тогда спокойно Витёк, отдохнёт, может даже на море съездит. А что, тоже ведь надо. Год непростой выдался, сплошные дела и заботы, хлопоты и круговерть, всё одно за другое, отдохнуть некогда. Ну ничего, осталось чуть-чуть…
С этими мыслями Витёк спускался по лестнице вниз, где уже его поджидал отряд особого назначения во главе с гордым собой Филькой Шевченко. Стало даже немного приятно, что за ним столько людей выехало — заставил-таки уважать себя Виктор Терехов! Жаль только, что на море в этом году выбраться, скорее всего, не удастся…
Дорогой читатель, буду благодарен за твою оценку к рассказу. От этого зависит периодичность публикаций.
Ваш автор, Следователь Гоша 🔎
☆☆☆ • YT♡ •
😯📘🖋️✨
Мы с семьей каждый год отдыхали раньше "в Европах" : Ездили туда на автомобиле. По дороге на ночь всегда останавливаемся в гостиницах. Первая гостиница для ночлега находится в Польше, в городе Бяла-Подляска, на трассе.
Очень удобно. А следующий город для ночлега - уютный южноморавский винодельческий Микулов. В Микулове каждый раз разные гостиницы получаются. И вот в одну из первых поездок мы забронировали в Микулове шикарный двухярусный номер с камином в доме 16 или 17 века (правда, там почти все дома такие), да еще и за смешные деньги. Когда мы приехали, в доме никого не было, только висел листочек с номером телефона. Мы позвонили, пришел молодой человек, открыл гостиницу, показал номер, сказал, что завтрак с 7 утра там то, отдал ключи от номера и входной двери. И ушел. Мы немного прогулялись по городу (это у нас обязательный ритуал, чтобы не прям галопом по Европам), посидели в ресторанчике. Пришли в номер. В ту ночь в гостинице мы были одни.
Тут надо сказать, что сын тогда был маленьким и в поездках любил спать с папой. Я спала с дочкой. Папа у нас обстоятельный, наверх спать не полезет, поэтому он расположился на огромной кровати в зале, а мы полезли на второй этаж по деревянной лестнице. Собственно, это было одно помещение, мы могли разговаривать друг с другом, и привстав с кровати на втором ярусе, видеть, что происходит внизу.
После дороги, прогулки, на свежем воздухе холмов, все сразу уснули. Утром из открытого окна на нашем втором ярусе я почувствовала потянувшуюся прохладу. Стало немного зябко, но менять позу, чтобы натянуть одеяло, и даже открывать глаза не хотелось. Муж, наверное, почувствовал это, поднялся наверх, скрипя деревянными ступенями, и накрыл меня и дочку одеялом. Ага! Это бы сделал любой другой муж, но не мой. У меня он такой суровый, без нежностей, и такой порыв от него невозможен. Я и так не спала, а тут и вовсе села на кровати. Так и есть - муж с сыном еще спят.
Когда все встали, я рассказала о раннеутреннем происшествии. Ну что ж - подивились и поехали дальше.
Через два месяца после этой поездки случилось странное продолжение. Среди ночи в полудреме я вспомнила этот случай в Микулове. Лежу и спрашиваю, кто же меня тогда накрыл одеялом. И вдруг слышу (не спрашивайте, как слышу - не смогу объяснить, где-то в подсознании то ли голос, то ли мысли: "Это я - Роза. Я еврейка, работаю на почте". И я проснулась. В тот день полезла в интернет и выяснила, что, действительно, рядом с гостевым домом есть почта. А в самом Микулове до войны была большая еврейская община. А во время войны 3/4 евреев города были убиты. А я думаю, чего там в гостинице меноры стоят... И зачем проходила Роза?