👻Спуск во тьму

Помимо Кати, Артёма и Риты прикоснуться к мистическим энергиям реки, заточенной в кирпичных подземельях столицы, пожелали ещё двое: мужчина лет шестидесяти, похожий на хиппи, из-за светло-зелёных шаровар и кожаной куртки, обляпанной десятками нашивок; худощавая женщина с рыбьими глазами, тонкими губами и короткой стрижкой. После жаркого июньского солнца, застывшего в глазах ярким пятном, тьма подземного коллектора казалась непроглядной. Разумеется, никакого освещения помимо фонарей уже спустившихся членов экскурсионной группы в туннеле не было, но даже их лучи представлялись неспособными рассеять всю черноту старинных туннелей...
«Коллектор»
Время чтения: ~20 мин.
КРИПОТАКоллектор
9 января 2024 от @creep.shiver
Катя с интересом вглядывалась в темноту открывшегося пространства под ногами, Артем же, наоборот, раздраженно сплюнул в сторону. Ему до сих пор не верилось, что он сам лично не только организовал эту «прогулку», но еще и отвалил за нее почти половину зарплаты.
– Раз все в сборе, тогда начинаем, – довольно потер руки Сергей – проводник, организатор и экскурсовод по совместительству. Он окинул взглядом присутствующих, раздал всем объемные пакеты с обмундированием и сделал несколько пометок в мятом блокноте на растрепанных пружинах.
Артем достал из полученного пакета высокие штаны на лямках, заканчивающиеся резиновыми сапогами, сильно напоминавшие часть армейского костюма химзащиты, непромокаемый плащ – не грязный, но и отнюдь не пахнущий свежестью, поцарапанную каску.
– После того, как наденете костюмы, не забудьте сложить в рюкзаки веревку, запасной фонарик, ключ и отвертку, – продолжал инструктаж Сергей, молодой парень с бледным лицом и остроконечной бородкой.
– А отвертка зачем? И ключ, – с сомнением спросила Рита – родная сестра Кати, как две капли воды похожая на нее и являвшаяся главным геморроем в жизни Артема.
– Надеюсь, вам не придется об этом узнать, – уклончиво ответил проводник. – Увы, ситуации бывают разные. На всякий пожарный мы должны быть готовы ко всему. Чай, не в лес за грибами идем.
– Значит, буду держаться вас. Твердое мужское плечо рядом всегда внушает чувство безопасности хрупкой девушке, – игриво улыбнулась Ритка.
Когда Артем узнал, что у Кати есть сестра близнец, то даже не мог себе представить, с чем ему в итоге предстоит столкнуться. Бесконечные: «Ой, встреть, пожалуйста, Риту с девчонками из караоке, там к ним мужики какие-то прикопались» или «Тем, прости, Ритка с парнем рассталась, ей так плохо сейчас, я боюсь ее одну оставлять, можно она с нами в Карелию поедет?», или вот еще: «Артем, у Ритки машина сломалась, а ей срочно нужно в больницу, отвези, пожалуйста. Кажется, там все серьезно, она просто в панике!»
Как выяснилось позже, мужиков из караоке перебухавшая Ритка обозвала нищебродами, с парнем рассталась из-за того, что по синей грусти переспала с его братом, а вопрос жизни и смерти оказался плановой порцией ботекса в лоб. Со временем одно только упоминание в разговоре имени «Рита» стало вызывать у Артема блевотный рефлекс и предчувствие неизбежных проблем, но Катьке отказать он не мог.
Вот и теперь Артем ни на йоту не сомневался, что экскурсия по Неглинной –очередная гениальная идея, посетившая светлую головушку Риты. Во всяком случае, за Катей тяги к сомнительным приключениям до этого не замечалось, чего не скажешь о ее допельгангере (так Артем называл Ритку).
Тем временем злобный допельгангер не терял времени даром и продолжал настойчиво атаковать проводника во время инструктажа по технике безопасности, что последнего весьма смущало.
– Итак, – подытожил свою речь Сергей. – Если вопросов нет, вооружаемся фонариками, спускаемся вниз и помним главное правило: ничего не бояться. Ступаем аккуратно – дно илистое, можно поскользнуться.
Сергей спустил вниз страховочную веревку и стал спускать членов экскурсионной группы одного за другим.
Помимо Кати, Артема и Риты прикоснуться к мистическим энергиям реки, заточенной в кирпичных подземельях столицы, пожелали еще двое: мужчина лет шестидесяти, похожий на хиппи, из-за светло-зелёных шаровар и кожаной куртки, обляпанной десятками нашивок; худощавая женщина с рыбьими глазами, тонкими губами и короткой стрижкой.
После жаркого июньского солнца, застывшего в глазах ярким пятном, тьма подземного коллектора казалась непроглядной. Разумеется, никакого освещения помимо фонарей уже спустившихся членов экскурсионной группы в туннеле не было, но даже их лучи представлялись неспособными рассеять всю черноту старинных туннелей.
– Клаааас! – восторженно протянула Ритка, шаря лучом по стенам.
Артем подошел к Кате, и его рука машинально потянулась, чтобы ее приобнять, но встретив на своем пути холодную резиновую преграду, отдернулась. Казалось, Артем был единственным, кто не видел во всей этой прогулке ничего романтичного. «Канализация и есть канализация», – размышлял он, но с удивлением отметил, что запах в коллекторе стоит весьма сносный, завалов мусора вокруг тоже не наблюдается, а вода, достигавшая щиколоток, почти прозрачна.
Пересчитав членов группы, проводник начал экскурсию:
– Река Неглинная, или Неглинка – самая таинственная и мистическая из всех малых рек Москвы. Прежде чем она была погребена заживо под городом, Неглинка успела стать свидетелем черных магических ритуалов, жертвоприношений, пыток, историй разорения и загадочных смертей. Ее протяженность насчитывает чуть более семи километров, а самый старый кирпичный коллектор, который мы сегодня посетим, датируется тысяча восемьсот девятнадцатым годом…
Катя и Ритка следовали впереди, Артем шлепал по сточной воде замыкающим, голос проводника эхом разносился по пустынным коридорам, заглушая звуки проезжавших над тоннелем машин и журчание сточных вод.
Артем вполуха слушал гида, размышляя о чем-то своем, и без интереса водил лучом света по потолку, стенам и полу, осматривая бетонную кладку, разного диаметра врезы в стенах и сочащуюся из них воду безразличным взглядом. Судя по разводам на потолке и мелкому мусору, застрявшему в трубах, можно было сделать вывод о том, на какой уровень поднимается вода во время ливней.
Живо представив себе, как огромный поток безжалостной мешанины грязи и городских отходов неожиданно врывается в коллектор и сметает всю их группу как ураган, Артем невольно поежился и тут же прогнал пугающие образы из своих мыслей. Нет, совершенно исключено: утром он сам проверил прогноз в нескольких источниках – погода обещала быть ясной и сухой.
Тем временем Сергей уже успел в красках рассказать детали разорения семьи Сандуновых и описать смерть Лизаньки, бездыханное тело которой было найдено позже на берегу реки. Плавно переходя к новой порции городских страшилок, гид свернул направо.
Судя по речам проводника и по внутреннему компасу Артема, они сейчас находились недалеко от Кузнецкого моста. Вода здесь была мутнее и текла значительно быстрее. Артему даже стало казаться, будто ее уровень повысился – вроде незначительно, всего пару-тройку сантиметров, но все же. Можно, конечно, предположить, что они находятся в низине, и это вполне естественно, но чувство тревоги не отпускало, вновь и вновь вызывая пугающие сцены в разыгравшемся воображении парня.
Что-то большое и тяжелое прокатилось по дороге и заставило Артема вздрогнуть, грохочущий звук давления на крышку люка в сочетании с мелькавшими тенями на бетонных стенах векового коллектора представился ему зловещим предзнаменованием. Вялые потоки воды из врезов стали восприниматься напористее.
Стараясь дышать ровнее и ругая себя за беспричинное беспокойство, Артем продолжал двигаться в направлении группы, остальные члены которой не замечали ничего необычного вокруг и всецело погрузились в мистические тайны подземной реки.
Звуки внутри тоннеля стали живее, шума становилось больше, отточенная речь Сергея стала местами сбивчивой и торопливой, он то и дело, поглядывал по сторонам и под ноги.
Наконец, Артему удалось различить явные признаки беспокойства у проводника, движения которого стали суетливыми, лицо напряженным, а дежурные шутки совсем исчезли из монолога. Наконец Сергей совсем замолчал и поднял левую руку вверх, призывая группу остановиться, затем достал из кармана какое-то устройство, больше похожее на пейджер, чем на телефон. После взгляда на его экран выражение лица бывалого диггера стало озадаченным и серьезным.
– Что? Что такое? – первой всполошилась Ритка.
– Наша экскурсия окончена. Возвращаемся на Трубную, – быстро проговорил Сергей и уверенным шагом направился обратно.
– Что значит окончена? – возмутилась женщина с рыбьими глазами. – На сайте заявлено, что экскурсия длится два часа!
Артем тоже напрягся, теперь ему было очевидно, что его опасения не беспочвенны.
– Погода ухудшилась, – отрезал Сергей, не снижая темпа ходьбы. – Двигаемся быстро, не отстаем.
Старый хиппи и тетка с рыбьими глазами переглянулись, она больше не задавала вопросов и нервно поджала губы. Теперь ею завладели совсем другие чувства, недовольство сменило понимание, и она побледнела.
Уровень воды продолжал повышаться и уже достиг середины голени Артема. Группа шла молча, журчание реки перекрывало громкое шлепанье резины о воду. Сергей становился мрачнее с каждой минутой, все чаще оглядывался назад и молча пересчитывал глазами свою паству.
Артем догнал Катю и ободряюще коснулся ее руки. Катя обернулась, в ее глазах он заметил волнение. Лишь только Ритка в свойственной ей раздражающей манере продолжала отпускать дурацкие шуточки, способные, как казалось одной ей, разрядить обстановку.
Влажный воздух становился гуще, появилось ощущение давления и подобие легкого ветра, вдалеке послышался нарастающий гул. Артем ощущал через штаны, как воды Неглинки обдают его мелким мусором, на поверхность всплывали размокшая листва и короткие обломки веток, показалась и снова скрылась в бурлящей пене пачка из-под сигарет с плохо различимым предупреждением минздрава о вреде курения. Дышать становилось тяжелее.
– До Трубной не успеваем! – решительный тон Сергея сквозил тревогой. – За поворотом – люк. Выходим через него.
Журчащие потоки грязной воды почти достигли колен, по илистым камням идти становилось все труднее. Несколько раз Катя, поскальзывалась, но Артем успевал ее подхватить. В шумном подземелье царила давящая атмосфера страха и нарастающей паники.
Первой не выдержала тетка с рыбьими глазами: в очередной раз поскользнувшись и неудачно шлепнувшись в воду, она хлебнула воды, громко закашлялась, а потом поддалась тревожным чувствам и попыталась побежать, что привело лишь к новому падению.
Увидев это, Сергей и старый хиппи бросились к ней на помощь, им насилу удалось поставить ее на ноги. Каска с головы женщины соскочила, и ее тут же унес быстрый поток сточных вод. Завидев, с какой скоростью вода умчала каску, женщина издала громкий писк, и стала рваться к спасительному люку еще упорнее. Вереща, кашляя и крича что-то нечленораздельное, выпучив ошалелые от страха глаза, она, отталкивая проводника и хватаясь за склизкие стены тоннеля, устремилась вперед.
Сергей как мог пытался вразумить насмерть перепуганную женщину, но она оставалась глуха к его просьбам, окончательно потеряв над собой контроль.
В какой-то момент женщина снова поскользнулась, нелепо замахав руками, и размашисто плюхнулась в воду лицом вниз.
Когда Сергей, наконец, настиг ее и рывком вытащил из воды, обернувшаяся Ритка громко завизжала, а Катя вцепилась в плечо Артема так, что он почувствовал ее острые ноготки через резиновый плащ: из проткнутой глазницы женщины торчал кусок железного прута, смытая водой кровь вновь заструилась по щеке и подбородку, расплываясь на мокром лице.
Сергей не сразу заметил, что произошло, и продолжил ругать тетку. Он громко кричал и пытался поставить ее на ноги, но тяжелое обмякшее тело никак не хотело ему поддаваться. И только когда проводник смог разглядеть обезображенное лицо своей подопечной, он в ужасе разжал руки и распахнул рот в немом крике, со стороны это было похоже, как будто он получил неожиданный удар под дых.
Тем временем погруженное в воду тело женщины продолжило свой путь к спасительному выходу. Руки Сергея тряслись, недавнее зрелище ввергло в состояние шока, губы двигались, лепеча тихие слова, но их заглушал шум реки.
– Люк! – напомнил ему Артем и схватил за локоть. – Вода пребывает!
Белый от страха Сергей быстро закивал, облизал дрожащие губы и снова пошел вперед. Кусок мусора больно ударил Артема под колено, идти стало совсем тяжело, в туннеле свистел ветер, пахнуло затхлостью и вонью, из боковых дренажных врезок водопадами хлестала вода. Когда группа добралась до лестницы, ведущей наверх, мусорные потоки уже достигли их бедер.
– Держитесь за лестницу! – не своим голосом кричал Сергей. Он первым вскарабкался наверх и толстой отверткой пытался открыть люк.
Катя, Ритка и Артем ухватились за низ лестницы. Щеки Ритки были мокрым то ли от слез, то ли от воды, попадавшей на лицо, тушь расплылась грязными черными разводами. Ритка кричала и истерила. Катя же, напротив, молчала, округлив глаза, переполненные страхом. Больше всего в этот момент Артему хотелось обнять ее, успокоить, сказать, что все будет хорошо, но он понимал, что сейчас никак нельзя отрывать рук от лестницы, да и прозвучали бы его слова, учитывая обстановку, весьма фальшиво.
Вода давно проникла под защитный костюм и промочила все, что под ним, набираясь в штаны и ниже, намокшие рюкзаки камнем тянули вниз, но снять их сейчас не было никакой возможности. Мусор в потоке становился все габаритнее и больно ударял всякий раз, проносясь с большой скоростью по туннелю, Артем кричал на Сергея, чтобы тот торопился – каждая минута добавляла несколько сантиметров воды в коллекторе.
Сергей все отчаяннее долбил отверткой, и с каждым его ударом надежда на успешный исход уходила гвоздями в крышку гроба. Артем, Ритка и Катя замерзшими руками перехватывались все выше вверх по лестнице, течение сточных вод стало совсем сильным и удержаться стоило огромных усилий.
Отвертка выскользнула из рук Сергея и упала Ритке на голову, оставив покрасневшую ссадину на лбу, но та даже не заметила этого, продолжая истерично вопить.
В попытке поймать отвертку Сергей потерял равновесие и соскользнул вниз с громким всплеском. Бурный поток тут же подхватил проводника. В безнадежной попытке спастись, тот попытался ухватиться за плащ Кати, но мокрые пальцы лишь соскользнули с гладкой поверхности, и темная вода унесла его на дно.
Невероятным рывком, подстегнутым вплеснувшимся в кровь адреналином, Артем вскарабкался вверх по лестнице и сам, не зная как, сумел достать из своего рюкзака отвертку. Отбросив рюкзак, он принялся повторять недавние действия Сергея, обдирая кожу на кистях и костяшках, но быстро понял, что все тщетно: люк сидел намертво.
Катя плакала навзрыд и молила Артема и Бога открыть чертов люк, Ритка перестала визжать и в ужасе тряслась, мертвой хваткой вцепившись в железную лестницу холодными побелевшими пальцами.
Неожиданно для себя Артем вдруг заметил местами проржавевшую дверцу на стене рядом с лестницей. Дверца была небольшой, десятки раз крашенной и все равно облупившейся, толстый черный засов держался на честном слове. Было заметно, что им давно никто не пользовался.
Разозленный на собственное бессилие, Артем ударил по хлипкому засову что было сил, и тот поддался. Артем распахнул дверцу и увидел там черноту и густые клубы свалявшейся пыли. Размер открывшегося пространства оказался сантиметров шестьдесят в высоту, что вполне позволяло туда влезть.
В нерешительности Артем замер. Он не знал, что это за туннель и куда он ведет. Перехватив зажатый в зубах фонарик, он посветил вперед, но луч потонул во мраке – лаз тянулся далеко.
– Сюда! Лезьте вверх! Быстрее! Тут туннель! – крикнул Артем, и содрогавшаяся от холода и истерики Ритка ринулась наверх.
Катя полезла вслед за сестрой, и когда та при помощи Артема уже забралась вовнутрь, вдруг… сорвалась: грузный намокший рюкзак утянул девушку вниз. Волны грязи и сора мгновенно проглотили очередную свою жертву.
– Катя!!! – заорал Артем ей вслед. – Катя!!!
Первым его желанием было броситься вслед за ней, но пронесшийся следом ворох мусора и острых веток, остановил его. Было очевидно, что помочь Кате уже нельзя.
– Катя! Катя! Катя! – как заведенный продолжал кричать Артем, будто это могло спасти девушку. – Катя!
Артема трясло. Он не мог поверить, что карие, бархатистые глаза, всегда такие спокойные и внимательные, взгляд которых в последний миг был преисполнен ужаса и осознания неотвратимого конца, исчезли навсегда.
– Катя… – взвыл Артем и только сильная вибрация, чуть не сбросившая его вниз, заставила собраться – что-то громоздкое ударилось об лестницу.
Все еще не до конца осознавая произошедшее, Артем скинул плащ и полез в туннель, из глубины которого в его мокрое лицо дохнуло сыростью и могильным холодом.
Шум воды оглушал, грохот от проезжавших по люкам машин делал обстановку и вовсе невыносимой. Артему казалось, что автомобильное полотно находится меньше, чем в метре над ним и вот-вот не выдержит веса десятка тяжеловесных машин, обрушившись и превратив его в мясную котлету, зажатую в бетонном гамбургере. Темень, давящий шум и представлявшийся бесконечным туннель действовали угнетающе. В голове Артема не осталось ни одной мысли, с каждым движением им все больше овладевал невыразимый, цепенящий ужас, первобытные инстинкты полностью вытеснили человеческое сознание.
Мрачные мысли дурманили мозг и воображение кошмарными образами затопленного туннеля: как скоро вода доберется сюда и законсервирует его здесь навечно? Сколько еще осталось у него времени? Что если туннель никуда не ведет и впереди тупик?
Шершавые стены лаза, о которые Артем бился локтями, настойчиво напоминали ему, что сейчас он находится в их цепких душных объятиях, усиливая и без того запредельно чувство страха. Дрожа от холода и пережитого кошмара, Артем продолжал ползти вперед, цепляясь не гнущимися от холода пальцами и не обращая внимание на сбитые колени и многочисленные ссадины.
Тускнеющий луч фонарика выхватил темно синюю клеенку и рюкзак: Ритка, должно быть уползшая к этому времени далеко вперед, сняла свой защитный костюм и мятым комком оставила его валяться в туннеле.
Он не знал, сколько прошло времени прежде, чем туннель круто поднялся вверх, из-за чего Артему пришлось приложить немало усилий, чтобы извернуться и вскарабкаться выше. Туннель продолжал вести вперед, а Артем продолжал блокировать в своем сознании мысли, что движется в никуда.
Еще никогда в своей жизни Артем так не радовался, что «злобный допельгангер» Катьки был рядом. Всхлипывающие звуки придали ему сил, которые к тому моменту почти совсем оставили тело.
Фонарик, зажатый в зубах так крепко, что челюсть болела, уперся лучом в стену, выхватив темное пространство у ее основания.
– Рита! Рита! – Артем подполз к краю тоннеля. – Рита!
Но Рита не ответила ему, ее рыдания лишь стали еще более жалобными и теперь походили на скулёж раненного животного.
Луч высветил поржавевшие трубы, покрытые наростом, некоторые из которых выглядели совсем хлипко, стало очевидно, что их давно вывели из эксплуатации, и они десятки лет не встречали людей. Воздух стоял сырой и затхлый. Забившись в угол и обхватив колени руками, Ритка содрогалась от рыданий. Ее глаза на пепельно-сером от страха лице смотрели неподвижно, как у незрячего или покойника, слезы ручьями струились по грязным щекам.
Ритка стала выворачиваться из объятий Артема. Она пыталась отбиться от него и отползти, но в тот момент Артем просто не мог позволить ей уйти: ему казалось, что убери он руки, Ритка исчезнет, пропадет, испариться, и он вновь останется наедине с густой сырой тьмой совсем один.
Отчаянные порывы Ритки становились все воинственнее, она визжала, царапалась и выла, не оставляя попыток высвободиться из стальных объятий парня. Жгучая боль пронзила предплечье Артема: горячие губы приникли к его коже и крепкие зубы зажали плоть.
Артем даже не вскрикнул от неожиданной боли. Вместо этого он схватил Ритку за волосы и грубо швырнул на бетонный пол, навалившись на нее всем своим телом. Удерживая и не давая ей пошевелиться, он сорвал пуговицу на ее промокших шортах, и рывком стянул их вместе с трусами.
Ритка кричала и сопротивлялась, но потерявший над собой контроль Артем уже не мог остановиться, он крепко держал худенькую девушку и не обращал никакого внимания на ее попытки освободиться, быстро работая бедрами и буквально вбивая ее в пол каждым своим движением, стараясь причинить ей как можно больше боли. Артема охватила ярость, глаза излучали беспредельную ненависть, а лицо пылало нечеловеческим, звериным возбуждением.
Она должна была почувствовать боль, всю его боль. Должна заплатить за все, что сделала! Из-за этой суки они оказались здесь! Из-за нее погибла Катя! Это она! Она во всем виновата! Грязная тварь! Неблагодарное быдло! Мерзавка! Дрянь! Это она должна была там сдохнуть! ОНА!
Артем с силой ухватился зубами за колечко в брови девушки и выдернул его. Жалобный писк Ритки эхом разнесся по пустым коридорам, и внезапный удар оглушил Артема. Его голова закружилась, висок обожгло. Из приоткрытых губ вырвался протяжный жалобный стон, и тело обмякло.
Ритка отбросила битый кусок кирпича и судорожными движениями попыталась сбросить с себя грузное тело, нелепо колотя его маленькими острыми кулачками.
С усилием выбравшись из-под бессознательного Артема, Ритка в ужасе отползла в дальний угол и принялась натягивать обратно порванные шорты. Звуки, которые она сейчас издавала, больше походили на рычание. Оскалив ровные белые зубы, она сжала руки в кулаки и в любой момент была готова к броску. Кровь из раны на брови густым ручейком заливала глаз. То и дело Ритка смахивала ее тыльной стороной ладони, тем самым лишь сильнее размазывая по лицу. Промежность горела и отдавалась болью, щеки раскраснелись.
Артем застонал… Осторожно ощупывая ушибленное место, он попытался сесть.
– Прости… – прошептал он. – Я не… не знаю, что я… почему…Прости…
Тяжело дыша, Ритка продолжала шипеть, на ее лице играло выражение безумия, легкая нотка торжества сквозила во взгляде.
Артем поднялся на ноги и, шатаясь, побрел в длинный коридор. Вокруг было темно и тихо, фонарик предательски мигал, угрожая вот-вот погаснуть. Мысли Артема путались, вереницей воспоминаний проносились вспышки цветных картинок прошедшего часа: перекошенное ужасом лицо Кати и пришедшая ей на смену пенящаяся мешанина грязи, открытая улыбка проводника, встречавшего группу у колодца на Трубной, изувеченное лицо тетки с рыбьими глазами, звериный взгляд Ритки, мелькнувший в свете фонарика, когда он уходил, пестревшая нашивками кожанка старого хиппи.
Мысли окружали Артема беспорядочным роем, но он был не способен сосредоточится ни на одной из них. В какой момент старый хиппи «покинул» группу? Вслед за проводником или раньше? Нет, кажется, раньше. Кто-нибудь вообще знает, что они сейчас здесь? Нет, он никому не сказал. А Катя? Нет, ее родители никогда бы этого не одобрили. Тетка с рыбьими глазами? Нет, она точно не выглядела душой компании, наверняка, у нее нет никого, кроме пятидесяти кошек. А старый хиппи? Вполне вероятно, что он чей-то близкий человек, отец или муж. Или его дома ждет верный пес, который теперь будет выть ночами, пока совсем не одолеет соседей и те не начнут бить тревогу. Кто-нибудь вообще их хватиться? Догадается искать здесь под землей? Смогут ли спасатели вообще их с Риткой найти? Что Ритка скажет им? Что вообще нашло на него после туннеля?!
Голова Артема закружилась, перед глазами все плыло, он чувствовал, как в его голове, на том месте, куда пришелся удар осколком кирпича, что-то натянулось и лопнуло, как струна, обжигая высвободившимся теплом...
Прежде чем невыносимое чувство голода вывело Ритку из оцепенения, она провела, не меняя позы около трех часов, может, четырех часов или даже пяти, или больше – она не знала, теперь время текло по-другому.
Ритка ждала сестру. Катя всегда знает, что делать, она поможет. Нужно ее дождаться. Ритка помнила, что сестра карабкалась вслед за ней. Но где она? Почему вернулся только Артем? И где он сейчас?
Время продолжало медленно тянуться, обрывками сознание постепенно возвращалось к Ритке. Возвращалась и боль. Боль затекших конечностей, боль раненной брови, боль внизу живота…
– Катя! – воскликнула Ритка. – Катя! Я здесь! Катя!
Она неуклюже встала на ноги. Поясница была стерта в кровь, колени саднило, ныли локти.
– Катя… – выдохнула Ритка и поспешила туда, где слышала звуки.
– Иди сюда… Ты голодна… Поешь с нами… – прошептал незнакомый голос.
Ритка остановилась в проходе и замерла. Она не помнила, в какой момент потеряла свой фонарик и двигалась вслепую по темному коридору. Теперь Ритка отчетливо различала чавкающие звуки.
– Иди к нам… Поешь… Поешшшшь… Мы знаем, как ты голодна…
– К-кто здесь? – голос Ритки срывался, ей снова стало страшно.
– Поешшшь… Мы не тронем тебя… Мы все видели… Он заслужил…
Фонарик, выпавший из руки Артема, мигнул, и на несколько секунд в расступившейся тьме Ритка увидела десятки бледных гладких лиц. Жуткие существа издалека походили на людей, их тонкие руки с длинными пальцами и железными острыми когтями шарили по недвижимому телу Артема, пытаясь нащупать места понежнее и послаще. У безглазых созданий из широких ртов с треугольными зубами, похожими на капканы, стекала свежая кровь. Существа были голые, но без каких-либо половых признаков, все имели длинные темные волосы, спутанные и грязные. Дикие порождения темного мира подземелий пришли на запах живой человеческой плоти, чтобы сполна утолить свою жажду.
Свет фонарика снова погас, и Ритка в немом крике попятилась назад. Она слышала, как жуткие твари медленно и с явным наслаждением вырывали куски мяса из тела Артема.
Больше не в силах выдержать охватившее ее напряжение, весь ужас и кошмар, происходившего вокруг нее, Ритка потеряла сознание и обмякла, сползая по кирпичной стене на холодный шершавый пол.
– Рита! Рита!
Словно через толщу воды Ритка слышала знакомый голос, но была не в силах пошевелиться.
– Катя… – тихо прошептали пересохшие губы.
– Рита, помоги мне!
– Я не могу… не могу пошевелиться…
– Рита, пожалуйста, мне нужна твоя помощь! Я не могу выбраться! – молила ее сестра. – Мне так больно!
Ритку бил озноб, голова трещала, перед глазами плыли цветастые круги в непроглядной тьме. Сильная слабость чувствовалась в каждом сантиметре ее тела. Она слишком устала, слишком измождена.
Медленное осознание блуждающим огоньком выводило Ритку из забытья. Катя жива. Катя жива и просит о помощи. В этот момент Ритка чувствовала связь с сестрой как никогда раньше. Нужно было мобилизоваться.
Собрав остатки сил, она с трудом смогла подняться на четвереньки и прислушалась: кроме обычного для него шума в туннеле было тихо, чудовища, пожиравшие плоть Артема, кажется, тоже ушли… или затаились… Нет, сейчас не время бояться, нужно помочь сестре.
– К-катя… к-катя… я… я иду… – шептала Ритка дрожащими губами и ползла в том направлении, где ей казалось, должен был быть лаз, ведущий в коллектор Неглинки.
– Рита, скорее! Прошу тебя, Рита! – голос Кати становился все отчаяннее.
– Я иду… – уже увереннее сказала Ритка и, шатаясь, поднялась на нетвердые ноги. Голова закружилась, перед глазами снова запестрели пятна, но Ритка устояла. – Подожди… Я иду к тебе.
Наощупь она смогла найти место, откуда пришла. Взобравшись в узкий шершавый лаз с кучей мелких камушков и бетонной крошкой, Ритка спешила на помощь.
– Рита… Рита… – голос Кати становился тише, все с большим трудом ей давались слова. – Больно… Ноги… Мои ноги…
– Потерпи, потерпи… Я иду… Я помогу тебе… – шептала Ритка, пробираясь вперед.
Когда на пути Ритке попались второпях сброшенные ею же плащ и штаны, она поняла, что уже близко. Запасной фонарик из рюкзака добавил Ритке уверенности, до боли ослепив глаза, успевшие совсем отвыкнуть от света.
Ползти становилось тяжелее, но Ритка не сбавляла темп. Ей казалось, что остановись она хоть на мгновение и Катя замолчит навсегда.
Толкнув грязной исцарапанной ладонью железную дверцу, Ритка буквально выпала наружу и покатилась вниз, на лету цепляясь за лестницу. С громким шлепком она плюхнулась в сточные воды, достававшие ей чуть ниже щиколоток – вода из коллектора ушла.
Ритка опустилась на колени, сделала жадный глоток грязной воды, показавшийся ей самым сладким в ее жизни, и умыла лицо. Стало легче. Жажда, так мучавшая ее отступила и пропустила вверх по пищеводу остатки непереваренной пищи.
Ритка откашлялась и вытерла губы. Река унесла вдаль ее рвотные массы, и Ритка вновь принялась жадно пить воду, пока ее желудок не наполнился тяжестью.
– Рита… – голос сестры звучал совсем слабо.
– Я иду, иду! – что есть мочи крикнула Ритка и, скользя босыми ногами по дну, то и дело теряя равновесие, пошла на выручку Кате.
Идти пришлось долго, но Ритка все же сумела добраться до нужного места, ориентируясь на слабый затихающий голос.
Она сразу узнала это место: здесь находился люк, через который они спускались в коллектор с проводником в самом начале экскурсии.
Катя медленно закрыла глаза, тихий стон сорвался с ее губ.
– Сейчас, сейчас... – пыхтела Ритка, высвобождая сестру из железных тисков лестницы, бетона и старых труб.
– Слава богу, ты нашла меня… – выдохнула Катька, когда сестра с большим усилием смогла ее освободить, в ее глазах блестели слезы радости.
– Ты сейчас выглядишь прямо как я после выпускного, – глупо и, как всегда неуместно, пошутила Ритка, ее ослабленному телу стоило нечеловеческих усилий, чтобы вытащить сестру на поверхность.
– И как и ты тогда я, кажется, сломала ноготь под самый корень, – слабо улыбнулась Катя синюшными губами, изучая свой сломанный палец.
Ритка захохотала. Напряжение, так долго копившееся внутри нее, вдруг получило билет на свободу. Девушка билась в истерике и громко смеялась, лежа на бордюрной плитке и обнимая сестру.
Первым увидел чудовищную картину случайный прохожий, спешащий к своему автомобилю и от неожиданности завизжавший так громко, что будь у него в руках бокал, он непременно бы лопнул.
Затем полные отвращения и ужаса крики испустили и другие случайные свидетели кошмарной сцены: истощенная полуголая девушка с запавшими глазами и темными кругами под ними, вся избитая, окровавленная и расцарапанная, заходилась в истеричном хохоте, обнимая ободранными руками увечный труп.
Сломанными пальцами Ритка перебирала слипшиеся волосы мертвеца с отсутствующими ниже пояса конечностями, растекшимися по асфальту посиневшими кишками и изодранным в мясо лицом, с которого клоками свисала плоть.
Но Ритка не замечала реакцию жителей столицы, она продолжала хохотать, устремив безумный взгляд в небо. Ее изможденное лицо в обрамлении седых волос больше походило на туго обтянутый кожей скуластый череп, в белоснежных зубах которого застряли куски сырого мяса.
Автор: Ольга Шивер
Лесная тайна
Размером она с пару футбольных стадионов, прямо посреди чащи. Вокруг много сухих деревьев, а на дальней стороне какая-то высокая развалина из красного камня. К этим руинам мать запрещала подходить. Говорила, что на другую половину поляны ходить нельзя ни в коем случае. Я лишних вопросов не задавал… а если и задавал, то не помню ответов.
«Земляничная поляна»
Время чтения: ~ 15 мин.
КРИПОТАЗемляничная поляна
30 ноября 2023 от КРИПОТА
Родился и рос я в маленькой деревне. Если не считать человек пять оставшихся старух, то на данный момент ее и вовсе можно назвать заброшенной.
Всю жизнь считаю, что мне очень повезло там не повзрослеть, иначе спился бы уже годам к двадцати. Благодарен своей тётке из города, которая меня к себе забрала и растила как сына. Хотя, конечно, скучаю иногда по деревне, но возвращаться и проверять, развалился ли окончательно наш старый дом, не собираюсь.
Семья у нас была бедная. В то время никто богато не жил, но наше семейство находилось где-то совсем глубоко за чертой бедности. Электричество было далеко не всегда - в огороде до сих пор должен валяться огромный черный котел, в котором варили макароны на костре. Зимой часто мерзли, потому что мамка дрова обменивала на водку. Жили вдвоем. Когда-то был батя, в прошлом работавший трактористом, но его один сосед зарубил топором по синему делу. Еще был старший брат, я его вообще почти не помню. Толком и не знаю, что с ним случилось. Мамка говорила, что он то ли ушел и пропал, то ли цыгане украли.
Мать, разумеется, нигде не работала, какое-то время жили на пенсию бабушки, но бабушка тоже оказалась не вечной. Когда мне было лет восемь, у нас вовсе никаких средств к существованию не имелось. Мать промышляла чем могла: где-то коров помогала доить, где-то воду таскала. Почти всё, разумеется, пропивала. До сих пор удивляюсь, что в школу меня как-то смогли собрать, чуть ли не всей деревней. Детей там вообще было человека три, благо водитель автобуса меня бесплатно возил до соседнего села.
Так вот, жили с матерью вдвоем. Зимой кое-как терпели. К лету так вообще всё становилось гораздо лучше, даже конфеты и пряники иногда в доме водились, красота.
Всё потому, что летом можно было набрать всякого добра в огороде и в лесу, да и продавать у остановки. Грибы продавали, ягоды, вишню-сливу всякую. Грибы осенью особенно ценились, а в июне-июле земляника.
Мать толкала эту землянику за приличные деньги, плюс-минус рублей сто за ведро - тут и на выпивку хватало, и даже свет оплатить. Иногда даже в ПГТ ездили на рынок.
С одной стороны хорошо - с другой мать трезвой в ту пору не видел вообще. Поначалу как-то вместе с ней в лес ходили за земляникой, а потом она меня одного начала посылать.
Была у нас в лесу поляна, на ней по утрам полдеревни ягоду собирали. Хорошая, вкусная ягода. Сначала шла земляника, а потом лесная клубника – она помельче садовой виктории, но гораздо слаще и горьковатая слегка. В городе, кстати, не разу не встречал, чтобы её кто-то продавал.
Так вот, на той площади всё собирали быстро. Остальные люди за сезон добывали пару ведер, иногда её продавали вместе с нами, но в основном все шло на закатывания варенья. У нас же всё шло на продажу. Земляники требовалось много и каждый день - пока растет и пока солнце ягоду не “подкоптило”. Проезжающие мимо поселка дачники брали её очень хорошо.
Когда на общей поляне собирать уже ничего не оставалось, мать вела меня через несколько километров леса на другую поляну.
Та, другая поляна, в народе называлась Башкандаевской. Не знаю, что это за Башкандаев и за какие заслуги в его честь назвали поляну - но местные туда старались не ходить. Да и вообще в лес старались далеко не соваться. Хотя, по моему мнению, в лесу ничего страшного не было, в отличие от той самой поляны.
Размером она с пару футбольных стадионов, прямо посреди чащи. Вокруг много сухих деревьев, а на дальней стороне какая-то высокая развалина из красного камня. К этим руинам мать запрещала подходить. Говорила, что на другую половину поляны ходить нельзя ни в коем случае. Я лишних вопросов не задавал… а если и задавал, то не помню ответов.
Ягоды всегда хватало и на ближней половине, по три ведра в день таскал - до того, как вся ягода во всем лесу не засыхала и не становилась похожей на какой-то горький красноватый изюм.
Иногда на этой Башкандаевской поляне можно было повстречать односельчан, но очень редко. Одно из первых воспоминаний об этом месте - это когда вместе с нами увязалась бабка-соседка, что через дом жила.
Сижу на корточках собираю землянику, мать шагах в двадцати поодаль. Собираем молча. Слева от нее та самая бабка, рвет землянику, сидя на маленькой табуреточке. Вдруг вижу: бабка вскочила и матери показывает пальцем куда-то. Мать тоже как будто насторожилась и отвечает соседке что-то, в чем-то убеждает. Слышно было плохо, повсюду птицы поют и кузнечики трещат… Мне, к слову, тогда совсем мало лет было. Подумал, что взрослые просто поговорить о чем-то решили. Я пытался быстрей бидон заполнить - не отвлекался, не хотелось на жаре сидеть.
Поднимаю голову, вижу: бабка крестится, табуреточку свою берет и домой собирается торопливо. Мамке что-то резкое сказала, прежде чем уйти. Мать, в свою очередь, меня ближе позвала, сказала, что надо побыстрей хоть два бидона собрать. Начала рвать ягоду быстро, с листьями и чуть ли не с корнями и всё смотрела в сторону красного здания. Я тоже смотрел, но не видел ничего, я был еще мелкий, а трава ближе к тому краю - очень высокой. Когда наполнили наконец две тары, мать меня за руку схватила и домой чуть ли не бегом. Я тогда радовался, что не пришлось до полудня как обычно задерживаться.
Потом мать совсем обленилась. Я начал ходить туда один и понемногу начал понимать, почему люди эту поляну не любят.
Иногда я слышал там голоса, окрики. Слов не разобрать - одни интонации, как будто пастух стадо подгоняет. Сидишь, ягодки рвешь и вдруг на всю поляну крик - что-то вроде “У-У-УХ!” или “О-О-ОСТЬ!”. Страшно не было, но я каждый раз голову поднимал и озирался.
Еще кости там часто попадались, я всё думал - наверное, коза чья-нибудь заблудилась да и подохла, или корова. Брал эти кости и со всей дури закидывал в крапиву - сейчас понимаю, как-то уж очень много этих костей там было… Чуть ли не на каждом шагу попадались, кое-где целыми кучками… Но это всё мелочи.
Когда уже постарше стал, однажды заметил, что собираю землянику не один. Какие-то бабки пришли. Я пытался разглядеть среди них знакомых односельчан, но не смог. Деревенские бабки в летнюю пору все похожи, все пухлые и даже в самую жару в своих одинаковых платочках цветных. Мне тогда даже спокойней стало, что я не один. Рядом с людьми, пусть даже все и молчат, приятней находиться.
Прошло минут десять и вижу, что бабушек прибавилось. Поначалу их две было, а теперь третья откуда-то пришла. Точно такая же, в платке и платье безразмерном.
Я заполнил один бидон, встал, чтобы пот утереть, и вижу, что бабки теперь гораздо ближе. Раньше где-то у горизонта сидели, еле различимые из-за жаркого марева, а сейчас уже ближе, метрах в пятидесяти. Все сидят ко мне спиной или полубоком. Ну я тогда этому значения не придал, сел дальше собирать.
Тут замечаю - а ведь красное здание как-то слишком близко. Оглядываюсь назад и правда - далеко я от леса забрался, почти на другую половину поляны перешел. Посмотрел на бабок, одна уже рядом, шагах в тридцати. Уже и розочки на её платке разглядеть можно. Что-то мне совсем не понравилось в этих розочках, узор какой-то странный, неприятный. Не понимаю почему - вроде сотни разновидностей таких платков видел. Но этот узор какой-то то ли слишком симметричный, то ли наоборот, как капиллярная сетка. Да и странно всё это. Думаю: “Почему бабка так быстро ко мне подобралась, неужели так скоро в своей области всё собрала?”
Вот тут чуть-чуть жутковато стало. Сразу вспомнились рассказы о цыганах, которые детей воруют. Я вида не подал, отошел ближе к лесу и снова сел в траву. Смотрю вполглаза на бабушек. Кажется, всё нормально - старые делом заняты. Только вот на этот раз я приметил, что нет у них ни вёдер, ни корзинок, ни бидонов. Куда собирают землянику - непонятно.
Вижу: та бабка, что ближе всех ко мне была, слегка привстала и как-то боком в мою сторону начала подкрадываться. Прямо как кошка или обезьяна какая-то, на четвереньках, помогая себе руками - и всё так же ко мне полубоком, не оборачиваясь.
Тут я всё, что успел собрать, схватил и домой побежал.
Когда добежал до опушки, обернулся и заметил, что все три бабки таким вот странным образом за мной на четвереньках идут, но ни одна головы так в мою сторону и не повернула.
Матери всё рассказал, получил охапку матов и прочей ругани в свой адрес, что ленивый слишком, но хоть обратно не погнала.
С тех пор я понял, что надо подальше от другой половины поляны держаться. Некоторое время перед тем, как туда зайти, еще долго всматривался, нет ли там кого. Если кто-то был, то бежал домой и получал нагоняи.
Однажды, когда стал чуть постарше, захотел таки дойти до красных руин и посмотреть, что это вообще такое.
В то время я у соседей часто сидел и даже ночевал иногда. У этих самых соседей был телевизор, по которому в то время часто крутили околонаучные передачи про разную мистику. Меня очень увлекла эта тема, особенно всякие НЛО, шаровые молнии и “геопатогенные зоны”. Я как раз и смекнул, что Башкандаевская поляна - как раз таки и есть такая “геопатогенная зона”. Я заключил, что к красном здании может быть портал в другое измерение. Очень долго собирался духом, но всё-таки решил проверить.
Не знаю, есть ли там путь в параллельные измерения, так как до самого здания так и не дошел.
Дело было в начале августа, собирать на поляне было нечего. Это был единственный раз, когда я пришел туда сам, а не по приказу матери.
Я взял с собой кухонный нож и оторвал в лесу длинную палку (собирался этой палкой, если что, ткнуть в портал, если такой обнаружится). Решил, что если почувствую неладное, то сразу побегу назад.
Продираясь сквозь заросли метров сто, я с удивлением подошел к воде. Оказалось, что красное здание на самом деле наполовину утоплено то ли в болоте, то ли в крохотном лесном озере. До этого мне не приходилось слышать, что здесь вообще есть вода.
Здание, как оказалось, напоминает то ли церковь, то ли какую-то башню с обрушившимся верхом и крохотными окнами. Оно и прежде казалось мне довольно высоким, но сейчас я понял, что это строение чуть ли не наполовину погружено в воду.
Лезть в болото, я, конечно, не собирался. Решил, что пора бы идти домой, но ради любознательности сунул в воду свою палку, чтобы изменить глубину. Палка почти сразу уперлась в мягкое дно, глубина была сантиметров двадцать. Но вот вытащить палку оказалось труднее. Думал, что дно там очень илистое и палка быстро увязла. Но нет. Сама вода была странная.
Жидкость была густой как ртуть. Я хотел вытащить палку, но вода потянулась за ней словно бы какой-то клей. Будто бы это озерцо не хотело расставаться со своей добычей.
Смотрю вперед и вижу: в самом центре, у здания, вода поднимается наверх, как будто бы там какой-то водяной холм. Не понимаю, как я этого с самого начала не заметил, но в центре вода была выше, чем по краям.
Стало страшно. Вода казалось очень чистой, прозрачной, прохладной. Но ни малейшей ряби на ней не было. Даже когда я наконец бросил палку, она осталась там торчать, практически не вызвав никакого волнения на поверхности.
Я пошел назад и снова за что-то зацепился ногой. Глянул вниз - чуть не заорал от ужаса. Поначалу мне показалось, что в меня впился огромный паук. Но не знаю, что было бы страшнее, огромный паук или то, что я разглядел.
Мою штанину двумя пальцами держала чья-то рука. Она “росла” прямо из под земли, серая, грязная. На первый взгляд сплетенная из каких-то гнилых корнеплодов, при этом какая-то мерзкая, суставчатая, насекомообразная. Я дернулся, в руке остался обрывок ткани. Рука тоже дернулась и осталась сжимать ткань, медленно сгибая пальцы. Посмотрел ошалевшим взглядом вокруг: к моему ужасу, таких ладоней там повсюду росло как поганок после дождя. Какие-то из них безвольно лежали на земле, расставив пальцы, другие сжимались в кулаки. Какие-то руки были широкими, как у рабочих мужиков, какие-то, наоборот, очень тонкими и словно бы артритными.
Дальше помню, что бежал через заросли не разбирая дороги. Повезло, что смог-таки выбраться к трассе и пошел по ней в деревню. Нож где-то потерял, половина штанов была в лохмотьях. Голени были в ссадинах, я очень надеюсь, что ссадины были от колючек, а не от чьих-то ногтей.
Но я начал замечать эти руки, пока собирал землянику. Иногда они попадались мне в траве среди ягод. Все такие же мерзкие, узловатые и торчавшие прямо из земли. Я тыкал их палочками и они слабо шевелились. Их было мало в этой части поляны, но я знал, что чем ближе к красному зданию, тем больше их будет. Если замечал такую, то перебирался от неё подальше.
Еще через год мать стала совсем плоха. Уже не в первый раз она ловила горячку и становилась совсем бешеной. Однажды она уронила со стола стакан водки, а потом кинула в меня тяжелой табуреткой - якобы стакан полетел вниз из-за того, что я крутился рядом. Табуретка попала мне прямо по голове, и я выпрыгнул из дома через окно. Дело шло к ночи. Смывая кровь в ручье и слушая продолжающуюся ругань, я понял, что пора с этим заканчивать. Рано или поздно она меня просто убьет. Если не она, так водка. Та самая “беленькая”, которую мать сейчас пыталась собрать тряпочкой с пола. Я знаю, ведь я в то время уже эту водку попробовал, мне не нравилось - на вкус просто отвратительно, а вот запах начал казаться почти приятным, ведь я ощущал его каждый день.
Я взял свои верные бидоны и направился в лес.
Я решил, что ночью наберу земляники и пока мать будет спать, утром продам ягоду сам, а на заработанные деньги поеду к тете в ближайший город Висногорск. Благо адрес я знал.
Я сразу же пошел на Башкандаевскую поляну, так как намеревался собрать как можно больше и быстрее. Фонарик я не захватил, но, к счастью, та ночь намеревалась быть безоблачной и лунной.
Пока я пробирался ночью через лес, уже совсем стемнело. Когда я увидел поляну при свете луны - первой мыслью было заорать и побежать обратно. Но жжение во лбу, ужасная обида и какая-то холодная опустошенность в душе заставили меня пойти дальше. Я тихо сел в траву и осторожно начал собирать клубнику. Время от времени выпрямляясь, чтобы отдохнуть, я шмыгал носом, вытирал слезы и безучастно смотрел на тех, кто обитал на поляне после полуночи.
Они стояли почти без всякого движения, лишь слегка поворачивали головы в мою сторону. Ближе к лесу их было немного, а ближе к красному зданию десятки… а может быть и сотни. Сотни половинок человеческих тел. Верхних половинок. Они стояли на одной руке, а другую руку поднимали над своей головой. В такой позе, словно бы друг вас приветствует и хочет, чтобы вы его заметили.
Конечно же, мне было страшно. Возле одного из них совсем не было травы и я начал собирать землянику там, просто потому, что там её было больше. Собирал дрожащими руками, продолжал плакать, смотрел на него, а он смотрел на меня. Он лишь слегка шевелил головой когда я обходил его кругом, а я старался этого не замечать. Порыв ветра заставил его немного покачаться, ощущение того, что он мне машет рукой, усилилось. Может быть, на нем было что-то одето. Может быть, у него глаза горели в темноте, а может быть, просто луна так блестела.
Помню ту ночь в малейших деталях, но выковыривать эти воспоминания из мозгов мне почти что физически трудно.
Помню как набрал один бидон, начал набирать второй, когда посмотрел в сторону здания. Некоторые из ЭТИХ прогуливались на своих руках словно бы какие-то огромные птицы, они меняли местоположение и снова вставали, подняв одну руку вверх. Те что поближе, слава богу, все стояли смирно.
А еще башня светилась. Холодно и очень бледно. Светилась чуть-чуть сильнее, чем окружающее её пространство. А может быть, это вода светилась.
Я так и не продал землянику. Меня, вместе с двумя полными бидонами - всего заплаканного, измазанного ягодным соком и кровью - подобрал какой-то мужик на “волге”. Когда он остановился возле меня в пять утра, я шел по трассе в сторону остановки. Он пытался что-то спрашивать, а я, кажется, говорил только про цену в 350 рублей и не отвечал ни какие вопросы. Мужик усадил меня в машину, а потом привез в ближайший ПГТ, где был отдел милиции. Там он сдал меня милиционерам и уехал. Милиционерам я рассказал, что еду к своей тете в Висногорск. Еще помню, что я со всей силы сжимал бидоны с ягодой, когда их пытались у меня забрать.
Тетка до сих пор думает, что это я для неё землянику тогда собирал. Считает это очень трогательным воспоминанием, а я и не спорю. Эти бидоны из-под земляники, кстати, до сих пор стоят где-то у неё в кладовке. Мне эти железные банки не нравятся, ненавижу на них смотреть, навевают очень плохие воспоминания… а еще, на одном из них до сих пор можно разглядеть отпечаток чьей-то длинной ладони.
👻Торфяной
22 декабря 2023 от КРИПОТА
Сколько себя помню, в посёлке нашем всегда было весело. Я, Толик, Гриша – втроём мы всегда находили себе приключений на пятую точку. Своровать яблоки у полуслепого Макарыча, рискуя получить зарядом соли; устроить штаб-квартиру, выкопав настоящую землянку и старательно укрыв её травой; на спор зайти в местный “нехороший дом”, где, говорят, жила раньше ведьма Агафья.
Летом мы были предоставлены сами себе – с раннего утра, наспех позавтракав, собирались около дома кого-нибудь из нас и пропадали на улице до позднего вечера. За играми мы часто не ощущали голода – а потому, дедова яичница, которую он наспех стряпал мне на ужин, часто казалась самой вкусной едой на свете.
Мне было десять, когда в наш Отставной прибежал Петрик. Бежавший зек, ближайшая от нас колония находилась в сотнях километрах, весь исхудавший, он стучался в дома и просил ночлега. Звали его Валерой Петровым, деду он клялся, что на зону загремел по незнанке, “вступившись за бабень и нечайно грохнув ханурика”. Всё это я подслушал глубокой ночью, притворяясь что сплю – самому же было страсть как интересно.
Жалко только было ханурика. Я не знал, что это за зверь такой, но мне сразу представлялся косой с длинными ушами. Тем непонятнее было, за что посадили Валеру – как рассказывал дед, в молодости он охотился на косых, и его за это даже хвалили.
Сейчас я понимаю, что ситуация была страшной – посреди ночи дед впускает беглого арестанта, разрешая ему провести ночь в доме. Но всё же, дед знал на что шёл – да и, думаю, окажись Валера каким-то маньяком, тот не пустил бы его дальше порога.
– Отец, – слышал я хриплый голос с кухни. – Не гони только, ментам не сдавай, молю. Я могу вам по работе помочь, отец.
– Добро, – монотонным голосом отвечал ему дед. – Посмотрим, что можешь. Если по случайности в тюрьму попал, то судьба шанс дала.
Я уже было почти уснул под однотипный бубнёж с кухни, как вдруг Валера, понизив голос, зашептал:
– Отец, а что у вас там светится? Вокруг топи сплошные, я пока к вам добрался, думал уже с фонарями меня ищут. Зелёным всё светит, стрём.
– Светит, говоришь? Метан горит. Болота ж, – кратко ответил ему дед, и они вновь начали говорить о чём-то неинтересном, а я наконец уснул.
На болота не пускали никого из нас – ни летом, ни даже зимой, когда казалось бы, всё уже должно было замёрзнуть. В школу нас отвозил дед на своей Оке – для этого он ежедневно вставал в пять утра, готовил мне завтрак, и довозил нас с пацанами до села со школой в шестидесяти километрах. Забирал тоже он. Так что если летом мы были предоставлены сами себе, то в другие месяцы ни о какой свободе речи и ни шло. Мы, конечно, могли бы пойти на болота летом – но дед сразу сказал мне, что если узнает, выстегнет меня ремнём так, что я не смогу сидеть ещё месяц. А потом и вовсе запрёт до конца лета.
Огни с болот мы с пацанами тоже видали, ещё до того как Петрик прибежал. Светятся зелёным вдалеке, двигаются как будто. Помню, мы тогда с Гришей спорили, пришельцы это или призраки. Но про метан какой-то я тогда услышал впервые.
На следующее утро дед поехал в Круговой – посёлок побольше, от нас далёкий. Притаранил прицеп к Оке, в нём под тентом, сказал, туша коровья что у бабы Нюры взял, да и поехал продавать. Петрика в доме уже не было – я у деда спросил, он сказал, что под утро тот дальше побежал. Понял, что ему тут не рады, и ловить у нас нечего. Ну и правильно – нам спокойнее.
Я пацанам про Петрика рассказал, а они не поверили. Зато Толик начал с умным видом что-то про метан рассказывать – мол, газ это болотный горит, вот и светится.
– Так холодно же! – резонно возразил мне Толик.
Тем летом огней мы уже не видели. А дальше как у всех – школа, учёба, по утрам рано вставать. Кошмар сплошной, короче.
Зато в следующем июне прямо будто взлётная полоса перед посёлком была! Так сильно метан горел, я аж когда стемнело и увидел, присвистнул. Дед вышел из дома, коротко вдаль зыркнул, и в дом меня погнал.
Ночью я ещё из окна на огни смотрел, но там не очень видно было, болота боком от него были.
Наутро дед меня гулять отпустил с явной неохотой – сначала вообще не хотел отпускать, потом, когда я разорался, отпустил-таки, но сказал чтоб до темноты дома был. Я кивнул – и пулей к пацанам побежал. Тех, как оказалось, тоже с трудом выпустили. Ну мы весь день на землянку потратили – обустраивали штаб, думали камней поднатаскать чтоб печку собственную сделать, доски искали для стола внутри. Умаялись, короче, и расходились уже когда сумерки легли.
Я с пацанами уже распрощался, пошёл до дома, а болота вдалеке словно ещё ярче светить стали, скоро ночи в них не видно будет. И вот в одном из переулков на конце улицы я заметил фигуру. Сначала подумал, мол местный кто-то, но потом понял, что больно он… Высокий, что ли? Просто будто метра три ростом.
Я в тот момент ещё не успел испугаться, мне скорее интересно было. А высокий этот, в конце переулка, услышал видать меня – и обернулся.
Это был странный… Человек? Не знаю. Вот представьте: голова, кисти, стопы – всё как у людей; а вместо тела, рук, ног, шеи – штыри железные, толстые как рельсы. И вот эта конструкция нелепо зашагала в мою сторону на несгибающихся ногах, звеня металлом. Я тогда встал на месте как вкопанный, наблюдая, как это существо идёт в мою сторону. И только когда оно вышло под свет одинокого фонаря на середине переулка, я побежал. Я бежал со всех ног, слыша позади себя металлический лязг и боясь, что эта тварь настигнет меня раньше, чем я сделаю крюк и добегу до дома.
Как добежал до дома, не помню. Дед с криками встретил меня на крыльце, но увидев какой я бледный, молча завёл в дом и крепко запер дверь. Налил мне что-то в рюмку, сказал выпить – я опрокинул в себя пойло, горло обожгло огнём, но руки дрожать стали поменьше.
– Неча им голову дурью забивать, – объяснил мне дед, когда родители Гриши ушли. – У них и так ребёнок пропал, а ещё ты тут им будешь со своими небылицами.
Мне тогда так обидно стало! Я ведь у деда хотел спросить, что за тварь в переулке встретил – а он лишь разозлился, сказал лишь, что привиделось всё.
Гулять мы с Толиком вдвоём больше почти не ходили. Как-то сразу подзабыли и про штаб, и про всё остальное. Гришу так и не нашли, и в конце лета его родители уехали из посёлка. Болота больше тоже не светились.
∗ ∗ ∗
Мне было семнадцать, когда дед начал заметно подсдавать. Всё чаще жаловался на ноющую спину, заходился в долгом кашле, стал вставать позднее обычного. Он успел обучить меня делам по хозяйству, и один бы я не пропал с голоду, на крайняк помогли бы немногочисленные местные – но мне всё равно было страшно. А ещё было тяжело наблюдать за тем, как он мучается от нескончаемых болей.
Тем летом умер Макарыч – бессменный партнёр деда в домино. Наверное, это тоже его подкосило, и к осени дед совсем слёг. Я ухаживал за ним, ездил на его Оке за лекарствами в соседний посёлок, но всё было бестолку – с каждым днём деду становилось всё хуже и хуже.
Помню раннее утро, где-то четыре часа, когда я услышал, как он хрипло зовёт меня по имени из своей комнаты. Я проснулся от этого хрипа и побежал к нему. Взгляда на него хватило, чтобы понять – дед вот-вот умрёт.
– Серёж, слушай сюда… – говорил дед словно с присвистом. – Ты помнишь, как ты года четыре назад прибежал весь что простыня? У тебя потом друг пропал.
– Помню, дед, – в горле стоял ком, я с трудом отвечал ему.
– Так вот. Тебе не привиделось тогда. Ты механизм увидел. Торфяной. Они… – дед не договорил и зашёлся в приступе кашля. Наконец, тяжело вздохнув, продолжил. – Они приходят, когда Торфяной не спит. Голоден он. Они и рыщут. Дружок твой попался – сам теперь механизм в топях.
– Дед, я не…
– Слушай! – дед, насколько сумел, прикрикнул. – Главное, есть ему нужно. Ты поймёшь, когда он проснулся. Тогда корми. Иначе механизмы вылезут. А потом и сам… – тут он вновь исторгся в кашле.
– Какие механизмы, дед? Ты о чём? – я с трудом пытался понять, о чём он ведёт речь, сжимая крепкую морщинистую руку.
– Коммуняки херовы, – дед слабо улыбнулся. – БАМ к нам клали, потом и образовался Отставной. Народу тоннами сгибло. Всё рельсы да рельсы, им главное было в сроки уложиться. А болота не любят, когда их трево…
“Жат” я так и не услышал. Дед незаметно для меня затих, не договорив. За окном протяжно выл ветер, слёзы катились по моему лицу. Я остался один.
Признаюсь честно, придал значения его словам я не сразу – дел было по горло. Сначала похороны, на которых я был чуть ли не единственным участником – к моменту моего почти что совершеннолетия в посёлке осталось человек десять, если не меньше, а дед кроме Макарыча ни с кем особо и не общался.
Потом – дела по хозяйству, вынужденное взросление, и прочие “прелести” ранней самостоятельной жизни. К весне его наставления так и вовсе выветрились из памяти – я старался ухаживать за домом, искать подработки, и выкраивать время на что-то помимо нескончаемых дел.
Первые отголоски его слов пришли с летом. Я, уставший, ехал домой с соседнего посёлка уже под ночь – и среди тёмного неба увидел зеленоватые отблески. Болота светились – пока ещё совсем слабо, будто только начиная разгораться, чтобы после вспыхнуть зелёным заревом.
Неприятные воспоминания всплыли в голове при взгляде на тёмные топи, слабо освещаемые гнилым мерцанием. Я доехал до дома, и, даже не поужинав, завалился спать. Мне снился дед, состоящий из рельс. Лязгая конечностями он выходил из болот, направляясь домой.
Бояться я начал уже ближе к августу – однажды под ночь я услышал до боли знакомый звук. Металлический. Как если бы кто-то тёр рельсы друг о друга. В ту ночь я, закрывшись на все замки, так и не лёг спать – просидел до утра со включенным светом в своей комнате, внимательно прислушиваясь к звукам за окном. Больше ничего слышно не было.
Каждой ночью зелёных огней на болоте становилось всё больше и больше. Я уже думал уехать из Отставного, но на переезд катастрофически не хватало денег. Да и кому я был нужен там, на чужбине, без знакомых и своего жилья? Нужно было пытаться уживаться.
Лязг по ночам периодически возобновлялся – в такие моменты я молился, чтобы тварь (или твари – часто я слышал звуки с разных сторон) не зашли на мою улицу. Других сельчан я встречал редко – по большей части старики, они почти не выходили из дома.
Как-то, уже в середине августа, я разбирал старый дедовский хлам, в надежде найти что-то полезное на продажу. Среди старого металлического будильника, поварёшки, а так же выцветшего паспорта, я обнаружил потрёпанную тетрадь, в которой неровном почерком были выведены какие-то записи. Позабыв о своих делах, я увлёкся чтением – владельцем тетради, безо всякого сомнения, был дед.
“Торфяной просыпается”
Так выглядела одна из первых строчек. Я стал вчитываться дальше – где-то записи были вымараны, где-то перечёркнуты, но мне удалось разобрать большинство из них.
“не ест коров кур собак(?)
“посылает механизмы
рельсовики ходят
ребёнка забрал
теперь спит
надолго ли?”
“внук родился!”
“кость к кости перемалывает в жиже в болоте долго одного надолго хватает”
“встретил рельсовика
был материнский череп, видел ещё не слезшее целиком лицо
“Марина с Гошей уехать хотят
я один не справлюсь, замена нужна
“когда огни горят ярче всего – времени мало”
Я, читая все эти записи, морщился будто от зубной боли. Марина и Гоша – именно так звали моих родителей. Аней звали мою бабушку – судя по записям, дед совсем не горевал после её смерти.
“прибежал залётный
как раз кормить пора, говорит светится”
“мальчонка пропал
забрали рельсовики, всё еда Торфяному”
“Макарыч ушёл, сказал сам всё понимает, время пришло”
Эти записи были одними из последних – дальше тетрадь практически не велась. За чтением я не заметил, как за окном наступил поздний вечер. Я выглянул в окно – небо расцветало отбликами от болотного свечения.
…Марфа Васильевна не успела ничего понять – перескочить через её невысокий штакетник было просто, а сама она даже не успела разогнуться с грядок, как уже получила удар молотком по голове.
Мои руки дрожали, когда я делал то, что должен. Я взглянул на неё, лежащую среди влажной земли с раскроенным черепом – и меня вырвало. Я рыдал, пока тащил её с участка в прицеп. По дороге лишь надеялся, что столь позднего подношения Торфяному хватит – и я наконец смогу уснуть без бесконечного лязга под окнами и вечного сияния с болот.
Мне было страшно узнавать, что произойдёт, когда он не получит еды.
Тело вошло в болотную жижу с хлюпом – та чавкнула и постепенно обволокла старушку полностью, будто принимая жертву. Я посмотрел, как Марфа Васильевна медленно погрузилась на мутное, словно нескончаемое, дно – и поехал обратно.
В ту ночь я впервые засыпал с чувством спокойствия и умиротворения. За окном трещали сверчки, шелестела листва, и посреди ночи больше не было никаких посторонних звуков.
Не поймите меня неправильно – я не убийца. Я живу в посёлке уже тридцать лет, и в нём больше не осталось никого, кроме меня. Я лишь сдерживаю болотные механизмы, которые вырвутся наружу, если Торфяной не получит еды – и буду сдерживать их столько, сколько нужно. Это моё наследство. Моя миссия.
Недавно ко мне приезжали журналисты с городского телеканала. Болтливая девушка, смурной оператор, и ещё один – так и не понял его должность. Я убил всех троих – значит, на три года, если аппетит Торфяного не увеличится, мне хватит.
Я искренне надеюсь, что за ними приедут. Спасатели, полицейские, чёрт знает кто – тогда я просто скажу, что они пошли на болота, а ищущие их там насытят Торфяного на годы вперёд. Телефоны я продам в посёлках за несколько сотен километров от Отставного, как уже делал с вещами сельчан.
Иногда мне снятся зелёные огни, что будто тысячи глаз проступают на гнилом болотистом теле, полностью утыканном металлическими штырями. И тогда Торфяной встаёт – просыпается от вечной спячки, желая поглотить всё на своём пути, смешав воедино плоть и железо, сделав людей и металл единым механизмом.
И пока я живу здесь – я искренне надеюсь, что эти сны не станут реальными.
Автор: Алексей Гибер (Nervysdali)