"Двухдневная гражданская" 1993 была выиграна не только и не столько рефлексирующим и мятущимся Ельциным, сколько российской интеллигенцией, наверное, единственный раз в нашей истории обретшей решимость воителя.

Да, единственный раз в российской истории, когда деликатнейший Дмитрий Лихачев, нежнейшая Белла Ахмадулина, интеллигентнейший Булат Окуджава, мягчайший Сергей Аверинцев могли позволить себе сказать «НАШ спецназ» и «НАШИ танки» (афганцы сочинили тогда песенку «Ах, наши танки на Полянке, и дохнут красные поганки...», и ее подхватила интеллигенция). Ребята из спецназа и впрямь, слегка поколебавшись, выполнили свой долг на высшем профессиональном уровне, защитили народ от толпы пьяных бандитов, не дали возможность сделать из вздохнувшей полной грудью страны новый огромный концентрационный лагерь. Но этого могло и не быть, если бы не моральная санкция тех, кого нация считала своей воплощенной совестью.
Один из самых подлых фрагментов мифа о тех днях– миф о «расстреле парламента». Во-первых, никакого парламента тогда в России в помине не было - был Верховный Совет с огромной пирамидой подчиненных ему советов по всей стране. Во-вторых, «расстреливают» безоружных – здесь же были сотни вооруженных до зубов баркашовцев-макашовцев, сорвавших с Белого дома и растоптавших государственный триколор и завернувшихся в свое самозваное «красное знамя». Стреляли не снарядами, а болванками, больше для психологической острастки, в результате чего было много копоти и карнавальных эффектов. Никто из заговорщиков не пострадал и не мог пострадать. "Альфа" всех собрала в авоську, и они вышли охотно с поднятыми лапками, потому что своими жизнями, в отличие от жизней других людей, обреченных ими на смерть в мясорубной неразберихе, очень и очень дорожили.
Это было, конечно, никакое не противостояние «двух ветвей власти». Это была трагическая битва двух «Россий», двух народов, двух материй.
Исторической перспективы бунт маргиналитета, конечно же, не имел. Но было ли все так благодушно в ТЕ дни? Отнюдь – исход событий не был провиденциален. Тех, кто пришел в 17.30 на Красную площадь и после 21.00 к Моссовету, позвали умирать – благо демократы, среди которых было больше половины женщин и сильно пожилых людей (подобно Гамлету-Смоктуновскому), согласились, что лучше умереть сегодня. А «умереть сегодня» было ох как возможно! Антагонистов демократов блестяще описал Юрий Нагибин: «Народ, ведомый косомордым трибуном Анпиловым – это не народ, конечно, а чернь, довольно многочисленная, смердящая пьянь, отключенная от сети мирового сознания, готовая на любое зло. Люмпены – да, быдло – да, бомжи – да, охлос - да, тина, поднявшаяся со дна взбаламученного российского пруда. Городские отбросы, которые по свистку появляются и по свистку разбегаются по смрадным укрытиям. Корявые руки жадно потянулись за оружием, в затуманенных мозгах нет сдерживающих центров, а в косматых сердцах – жалости» («Тьма в конце тоннеля»). Это та социальная база, на которую опирались застрельщики коммуно-фашистского мятежа. Кто-то на секундочку верит, что эти ребята, превратившие Останкинскую площадь в гигантский сортир, штурмовавшие телевидение и мэрию, державшие над головой символы – серп, молот и свастика, портреты Ленина, Сталина и Гитлера, шутили? Если забыли - Руцкой и Бабурин составили документ о смертной казни для тех, кто поддержит Ельцина, в то время как добрейший Ельцин ни полусловом не угрожал тем, кто поддержит Руцкого. Настал звездный час интеллигенции, когда (кто б из декабристов мог поверить!) та стала решимее самой государственной власти и просто заставила последнюю защитить и самое себя, и страну, и свободу.