Государственную премию в области литературы и искусства получила директор иркутского Регионального центра русского языка, фольклора и этнографии Галина Медведева — за вклад в сохранение, изучение и развитие традиционной вербальной культуры русских старожилов Байкальской Сибири.

-------------------------------------------------------------------------------------------------
В конце декабря 2018 года десятидневный «тур» по Нижнеилимскому краю с целью найти и увековечить в диктофонных записях речь еще оставшихся носителей народной словесной культуры отправилась автор «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Галина Афанасьева- Медведева и корреспондент Зоя Горенко, которая и поделилась воспоминаниями о самом памятном этой экспедиции. Материал скомпонован по главам:
БЕРЕГА ПОТЕРЯННЫЕ И НАЙДЕННЫЕ
РЕЧУШКА. В КРОМЕШНОЙ БЕЛИЗНЕ
РУДНОГОРСК. ИЛИМСК
НОВАЯ ИГИРМА
БЕРЕЗНЯКИ. СТАРАЯ ИГИРМА
СЕМИГОРСК И ЕГО ХРАНИТЕЛИ
ЖЕЛЕЗНОГОРСК-ИЛИМСКИЙ http://sibfolk.ru/publ/v_burunduchem_kraju_zimoj/21-1-0-212 НОВАЯ ИГИРМА
Встреча в библиотеке
Новая Игирма для нас обеих имеет особое значение, там живут близкие нам люди. Для Галины Витальевны это супруги Журавлевы, и они её ждут. Анатолий Иванович – охотовед и, конечно, охотник, её консультант по «медвежьему вопросу», ему она везет на одобрение сигнальный экземпляр книги «Медведь в русской традиционной культуре Восточной Сибири». А Галина Петровна – тоже консультант, причем универсальный, особенно по приготовлению блюд из щуки по-игирмински, с овощами.
Поздоровавшись и попробовав щуку (да и не только), мы вместе с Анатолием Ивановичем поспешаем в администрацию, где собрался народ для разговора. Боимся опоздать, напуганные слухами об особой «гонористости» местных «бурундуков». Но они оказываются весьма дружелюбными и разговорчивыми, каждому хотелось рассказать о своих родных местах и людях. Некоторые из них навсегда остались в памяти, некоторые переехали сюда или в другие незатопленные места. Нашими собеседниками стали Наталья Александровна Романович (в девичестве Романова), Любовь Алексеевна Чагина, Людмила Федоровна Макарова (родная? сестра писателя Михаила Константиновича Зарубина), Любовь Николаевна Мешалкина (Петухова) и друг - коллега Журавлева, последний из настоящих охотников Петр Кирьянович Погодаев.
Вот некоторые фрагменты их рассказов.
Наталья Романович:
- Вообще на Илиме не голодали. Но по-разному жили. Романова, Большая деревня, Нижнеилимск - они позажиточнее были. Вот почему-то плохая ситуация была на Мысу, там четыре деревни – Белобородова, Пушмина, Коновалова. И бабушка моя оттуда, про них говорили «С голодного Мыса». То ли там земля такая была, то ли песок, не знаю. Но жили они там худовато. Работали как проклятые, а какого-то достатка не было…
…Перед затоплением старики все верили, что его отменят. Уже и ГЭС строилась, и всем было понятно все, но у стариков какая-то надежда была неистребимая, потому что им не хотелось никуда ехать. Казалось, что это смерть. Но, тем не менее, когда мы вот переехали в Железногорск-Илимский, с дедом и бабушкой, они начали привыкать. И вот моя бабушка говорила: «Господи, хорошо-то как жить стали!». Но она всё время экономила горячую воду : «Это ж кто-то её где-то грееет!». И меня ругала, когда я посуду мыла под струёй, заставляла в чашке мыть: «В ванную сколько наливаем! Да еще и из-за одной тарелки сколько льёшь!». А над нами жила мама Паны Прокопьевой, нашей знаменитой летчицы, бабушка к ней ходила. Вообще весь подъезд были наши – Голублевы, Романовы… Ну, это были старики, которые по состоянию здоровья в деревне уже не могли жить. Так и назывались – пенсионерские дома. Ну, конечно, всё поменялось, весь образ жизни… Мы всё оставили почти, дедов инструмент весь там остался, куча инструментов для шитья обуви. Он кожи выделывал… Как начнет медведЯ выделывать, вонь стоит несусветная. Раз в Иркутске был какой-то юбилей, райисполком приперся к деду - выделай шкуру. Лето, а они с этой шкурой, она засохшая, колом стоит, аж звенит. А дедушка обмазывал ее кислым молоком…Батюшки ты мои! Наверное, все мухи, какие были на Илиме, слетелись в наш двор! Но в итоге он вымял, шампунем вымыл, она стала шелковистой, стала блестеть, в таком изумительном виде её от моего деда получили, и уперли на подарок вот этому Дворянову…
Любовь Мешалкина:
- Я с деревни Игнатьевой. Мы тяжело переживали переезд, всё никак не могла я оторваться от родины… Всё, всё кажется там прекрасным. Работали мы, конечно, очень много, отдыха не зная. После восьмого класса нас, девчонок, отправили за двадцать километров в тайгу, на речку Яру, с коровами. Там были заливные луга, и на лето туда отправляли коров и нас, на каждую по двенадцать коров, мы их доили. Жили в новом зимовье, а в старом – пастухи, мои дедушка и бабушка. Там были выкопаны подвалы для хранения. Ну вот, собирали сливки, потом делали масло, вот так в бочках больших крутили, крутили... И потом отвозили на маслозавод в Нижнеилимск. Был составлен график, и мы по одной везли это масло на телеге двадцать километров через тайгу. Как-то не боялись, хотя и медведи там были, даже приходилось видеть свежий помет… Но как-то обходилось…
Сметану сдавали с ферм ещё и на Романовский маслозавод. Был такой в деревне Романовой. Вот воспоминания Коновалова Анатолия Ильича из краеведческого фонда Модельной библиотеки п. Березняки о том времени. " Романовский маслозавод находился в доме, где потом устроили колхозную контору. Там в избе, у входа, на вилках-ножках лежала бочка деревянная, закреплённая на деревянном валу. Вал этот на выходе из бочки заканчивался двумя ручками для вращения. Это и есть маслобойка. Ножки у маслобойки были крепкие. Объём-то бочки немалый, литров 150-180. На этих вилках-ножках бочка и вращалась при сбивании масла. Сбоку у бочки было окошечко из стекла: смотреть сбилось ли масло. Для слива пахты, наверняка, имелось отверстие с пробкой. Сметану заливали вёдрами через большое отверстие, которое закрывалось плотной крышкой. Сбитую метану хранили в ледяном подвале, который находился во дворе. Вход в ледник был такой же, как в овощехранилище. Каждый год на Илиме готовили лёд для этого подвала. Для холода использовали и снег. Я был на маслозаводе с мамкой в начале 50-х годов. Носили мы туда масло для сдачи государству. А сдать надо было 6 килограммов с каждой коровы, а у нас их было две. Это был сталинский налог. Сталин умер в 1953 году и в этом же году отменили это непосильное бремя. Мы сами голодовали, а государству, кровь из носа, - сдай. Вся домашняя живность была обложена налогом: с курицы 10 яиц, с рогатого скота и свиней – шкуры. Опалить свинью нельзя было – затаскают. Два раза в год проходила опись подворного хозяйства. А потом уполномоченный от района ездил по деревням, по дворам и теребил: «Чё не сдаёшь?»"
Петр Погодаев:
- Моя мама с батей как поженились в 51 году, так с тех пор она провожает охотников в лес. Шестьдесят с лишним лет! Сначала батю, потом я пошел, потом брат пошел, потом ешо брат, потом зять… Я говорю: «Мама, тебе надо памятник при жизни поставить». Собрать правильно - это тоже, конечно, много значит. Но главное, представьте, весь сезон ждать. Нас, бывало, как увезут с Иванычем в начале августа и до 20-25 декабря. И никто не знает – может, тебя там уже мыши съели. В 84-ом году меня приступ хватанул. С батей мы были, еще когда ходили в лесу, побаливало в боку, а пришли – меня совсем скорчило, боль адская. Батя собрался, оставил мне воды, дров возле печки наложил и в четыре часа утра пошел на лыжах, тут в тридцати шести километрах стояла экспедиция, вот он в четыре вышел, к семи вечера туда только добрался, вызвали санрейс, и меня вывезли. А я пока там сам лежал, все закрывал одеялом лицо, думал, если помру, чтоб мыши не погрызли. Я брезгую почему-то мышей и ворон, не люблю.
Меня, значит, привезли, в больницу, там консилиум собрали, нагишали. Все, кому не лень смотрят, щупают. Мне стыдно, парень молодой… А у меня всё прошло. Так и не вскрывали меня. И больше ни разу не повторялось. А вот что про маму: когда отец заявку сделал на вертолет, он пошел домой, приходит, мать спрашивает: «А Петька где?». Он: « Да там, в лесу, че-то приболел…» Она и упала. Ну, и другие случаи были – Васька, брат, подстрелился, в общем, натерпелась…
*(Очерк о семье Погодаевых выйдет отдельной работой)
Все изумруды и все жемчуга
В Новой Игирме, в фойе филиала Историко-Художественного музея им. академика М. К. Янгеля нас встретила певица в красном концертном платье, оперным голосом возгласившая «Заздравную чашу до края нальем!» Правда, дальше песни обещание не пошло, а певицей оказалась сама заведующая музеем Татьяна Александровна Микулич. Причем певицей настоящей! Начиная с образования и заканчивая текущей минутой жизни. В три минуты она рассказала всё о себе, а еще в следующие 10-15 о Музее и в целом о Новой Игирме, где собраны «все изумруды и все жемчуга» человеческих душ и судеб. Невзирая на то, что в музее велись ремонтные работы, мы получили самое полное представление обо всем! Недаром в 2002 году Татьяне Александровне было присвоено звание Лучший музейный работник.
- А медаль мне вручал мой учитель по актерскому мастерству – заслуженный артист России Виталий Константинович Венгер в Иркутске. И я была как раз вот в этом платье…
Татьяна познакомила нас со своей сестрой – предпринимателем. И они вместе вспоминали свое илимское детство, дорогую мамочку –Раису Михайловну Жданову, ушедшую под воду Родину. И, конечно же, посеяли в наших сердцах желание снова приехать сюда, в Новую Игирму, чтобы узнать все получше и также написать очерк об этой замечательной семье.
Такое же обещание взяла с меня Наталья Яковлевна Чиндяева, одна из известнейших общественниц Нижнеилимского района. Когда-то давно, лет 30 назад, когда я работала на иркутском областном радио, мне уже приходилось встречаться с этой незаурядной женщиной. Радиопрограмма с её участием стала победителем конкурса, кажется, он назывался «Моя земля – моя забота», звучала по центральному радио. Сейчас Наталье Яковлевне уже 94 года, но она прекрасно помнит все события своего детства и юности, многие илимские песни и так же вкусно стряпает сладкие «тарочки», которыми снабдила нас в дорогу...