Что священно, атрибутов не имеет.

Камень в храме, икона или изображение бога в церкви, символ, не священны.
Человек называет их священными, чем-то святым, достойным поклонения,
исходя из сложных потребностей, страхов, желаний.
Это «священное» всё ещё в поле мысли, оно создано ею, а в мысли нет ничего нового или святого.
Мысль может сотворить хитросплетение систем, догм, верований и образов, символов;
её проекции не более святы, чем чертежи дома или проект нового самолёта.
Всё это внутри границ мысли, и нет в этом ничего святого или мистического.
Мысль — материя, и её можно превратить во что угодно, уродливое — прекрасное.
Но есть святость, которая не от мысли и не от чувства, оживлённого мыслью.
Она не распознаваема мыслью и не может быть использована мыслью.
Мысль не может её выразить. И тем не менее существует святость, не затронутая
символом или словом. Она непередаваема. Она — факт.
Факт нужно видеть, и это видение происходит не через слово.
Когда факт интерпретируют, он перестаёт быть фактом, он становится чем-то совершенно другим.
Видение имеет высочайшую важность. Само видение — вне времени-пространства;
оно непосредственно, мгновенно. И то, что мы видим, никогда не бывает опять тем же самым.
Не существует никакого опять или со временем.
У этой святости нет поклоняющегося, наблюдателя, который медитирует над ней.
Она не на рынке, чтобы быть купленной или проданной.
Подобно красоте, её нельзя увидеть через противоположное, ибо у неё нет противоположного.
То присутствие — здесь, заполняет комнату, разливается над холмами и водами, покрывает землю.