Всенощное бдение под Рождество Иоанна Предтечи было отслужено, все дела переделаны. Наступил вечер, один из вечеров, так похожих друг на друга. Шторы отгородили меня от наступившем темноты и ни один звук не нарушал тишины, чтобы, как поётся в романсе, забыться и уснуть.
Все в привычной обстановке кельи было привычно знакомо, в некотором без порядке, который называют вечерним. Но что-то было не так в привычных метрах жилого пространства...
И тут я понял- это часы, старинные каретные часы, идут, не заведенные никем, и отсчитывают время, так же привычно, как и 100 лет назад, оторопящемуся на Бал, или, раут, князю Сангушко- Загоровскому, а сейчас и мне, не достойному.
И будто, от взгляда что-то проснулось внутри механизма, и из иного века, раздались звуки клавикорда, такие печальные и наивные, как сама печаль и наивность. И вдруг... (вдруг бывает не только у Шекспира) - вижу, соткавшегося из воздуха, по всей форме кадета Царского времени, и весьма, разговорчивого.
- Разрешите отрекомендоваться!, Александр Александрович Неелов, Первый Московский Екатерины Второй корпус. У Вас мой архив, Вы молитесь обо мне.
Он щёлкнул каблуками, забавно кивнул головой.
- Вас ждут! Вашу руку, батюшка!
Его ладонь оказалась горячей и абсолютно живой. Мы буквально вывалились во внезапно появившиеся из ниоткуда дверь. На двери аккуратная табличка с надписью полукругом "Инженер- капитан Н. Н. Ипатьев"
Электричество присутствовал, но было ощущение полутьмы.
Спутник очень уверенно вёл меня куда-то мимо пустых помещений.
Впрочем, одна комната, явно, была обитаема, - оттуда доносится гул полупьяных голосов, звон стаканов, и стон гармошки.
Второй этаж не был освещен, и поднявшись по лестнице с балясинами, мы, повернув, оказались в бывшей гостиной, где царил страшный беспорядок, то-ли обыска, то-ли налёта.
Горели два огромных кенделябра:пастух и пастушка, стремящиеся в обьятия а la Marie-Antoinnette. Их свет подчекивал покинутость, на всем лежала печать трагедии. Спиной к нам стояло кресло-качалка. Кадет Неелов взял под козырек:
- Ваше высочество!....
И развернул кресло ко мне лицом. В кресле сидел ЦЕЦАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ, одетый в конвойную форму. Он был бледен, почти прозрачен... Всё же его черты озарила улыбка.
- Благодарю, батюшка, что вы посетили меня сегодня. Приблизились наши дни и я снова здесь. Каждый из нас приходит сюда по одному, без других. Впрочем, у меня сегодня вестовым Сандро, и мне не одиноко. Уже девяносто девять раз прихожу сюда, сижу в кресле, чтобы принять одного- единственного посетителя. Сегодня это Вы. Итак, скажите тем, кто слушать вас будет : Царя кроме меня не ищите. Всё теперь на Небе, - и Царь, и Царство. Храм Ваш- мой Храм. Прошу, молитесь о предка моих ежедневно, ничего не жалейте к прославления Святого Дома Моего. Умножайте изо всех сил Ваш Романов кий Мемориал. Помните, что даже пыль с сапогов предков моих Великих- священная и Спасительна. Благотворящим Вам и спрошу у Господа Славы, Обитель и жизнь со Святыми, несмотря на все натуральные недостатки. Царская обедня, Вами совершаемая, - приятна в очах Божиих, как жертва непорочная. Пусть люди не пренебрегать ею. Благословляю игуменью и сестёр, да живут тихо и дружно- в единомыслии, а так же, благодетельницу со чадами, пусть усердствуют себе во спасение.
Тёзка мой теперь генерал. Прочтите его, он этого достоин. А к вам приставлен, как Ангел- Хранитель. Служит ежедневно Литургию, доколе на престоле не появится вещественное знамение от меня, оно освящено и полито кровью героев. Вам для присяги. Христос с Вами.
Честно говоря, я не произнёс ни слова, это был сплошной монолог, который запомнился мне в общих чертах. И не успев, что называется, "все вместить", я оказался с господином Нееловым в тёмном коридоре. Произнес:- Александр Александрович, вы прожили почти девяносто лет, отчего вам снова пятнадцать, и вы кадет?
- Видите ли, батюшка, - Ответил юноша по-взрослому, - До пятнадцати лет моя жизнь была подготовкой к служению ВЕРЕ, ЦАРЮ И ОТЕЧЕСТВУ. Жаль, послужить пришлось недолго. Мы, кадеты, участвовали в обороне Кремля от этих извергов- большевиков. Понимаете, мы первые, кто дал им бой.... А дальше, все годы- это было страдание от собственной ненужности и тоска. Господь пожалел меня, и посмерти я снова в строю, в Его строю. А Вам спасибо за молитву. Честь имею. И вновь наплывами, свежезаблеванные стены, гармошка и разухабистые песни "Эх, яблочко, да с боку зелёно, нам не надо Царя, надо Ленина.."...
Последние наглые звуки вдруг слились с волшебством клавикордов моих снятых когда-то с княжеской кареты часов. Мелодия вдруг замерла... как замерла загадочная улыбка ЦЕЦАРЕВИЧА Алексея Николаевича, на портрет художника Рундальцова, написанного в том лживом, чудовищном, предательской 1917 году.
Схимник N. N.
7 июля, 2017года, Рождество
Иоанна Предтечи.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев