....э И когда мы сидели в этой камере, зашёл уже перед тем, как нас вывозили, за неделю, наверно, немец, какой-то офицер, ну, по камерам что-то он смотрел, и спросил: «Почему здесь женщины?» А нас уже только двое осталось, а двоих уже забрали… постреляли. Одна была член партии, а одна была председатель не то колхоза, не то сельсовета, тоже с Запорожской области. Тех забрали на расстрел, тех постреляли. А нас уже осталось двое. Он спросил: «Почему это женщины?» Ну, шо там ответили, по-немецки я не понимала, и он сказал: «Немедленно перевести в женскую камеру!» И нас же у тот день и перевели в женскую камеру. А с этой женской камеры мы… нас с Полиной Петровной заставляли — мыли там по...полы ото у начальника тюрьмы, Фас был начальник тюрьмы. Вот это... это… ступеньки там от это, всё это здание мы убирали.

Это неделю, а потом вечером поздно, уже, ну, наверно, часов в 10, может, 11, открывают, захо... заходят это самое и вызывають нас, наверно, человек восемь, может и десять, называют фамилии. Ну, мы думали на расстрел вызывают нас. А те девчата, которые остаются, значит, говорят, шо: «Если на машинах будут лопатки, значит, каждая должна отрывать там от пальта, от платья кусочек, шоб мы знали, шо вас на расстрел повезли». Ну, нас вызвали, на второй этаж, там была такая небольшая камера, на второй этаж. А утром нас вывели и поставили то ж на пересчёт. А один с нашего Царкута был полицай. И так ото проходил, я его не знала, а он меня… ну, наверно мои родители были у него дома, он так шепнул, шо: «Вас увозять... везуть в лагеря, вас вывозять в лагеря», — так шепнул шепотом. Ну, не только я, может, там еще кто-то услыхал... «Вас везуть в лагеря».

И вот это нас везли в Днепропетровск, в тюрьму. А в тюрьме или не было мест, нас на коридоре от это мы переночевали, а утром тоже машиной нас отвезли на Игрень. Это был концлагерь Игрень.



Г. С.: Там это... там раньше был, та, мабуть, и теперь, психическая больница была. Не на... не на такая... больница была, психиатрическая больница. Большая, там много корпусов. Вот это там был концлагерь Игрень. Вот это там мы были, нас туда отвезли.

{00:54:33}А. К.: И долго вы там были?

Г. С.: В конце сентября нас в Днепропетровск перевезли, чи вокзал, чи шо оно такое было, погрузили нас от это на состав, такой большой... ой, голова кружится...

.

Г. С.: Нас было 184 человека, а может быть и больше, потому что по дороге много женщин наших прыгало, в окна выскакивали.




Г. С.: Мы это… щебёнку били, кирпичи там... ото мы дорожки делали, ото так нас гоняли. Ну, куда-то, куда-то, может, других гоняли, но мы ото там так работали…

{00:56:25}А. К.: Ну, погрузили вас в вагоны…

Г. С.: Погрузили в вагоны…

А. К.: Многие женщины бежали по дороге...

Г. С.: Там один вагон шо-то двери были даже открыты. Ну, это было, наверно, договорённо с этим, с... ну... Наверно, между полицаями были и подпольщики. Были двери открыти — попрыгали, а некоторые в окна выла... выпрыгивали, вылазили, ну, связывали там полотенца, или шо там, простыни, но простынь откуда у нас там была, простыни не было, а полотенца или платки — и через окно и вылазили. Вот Вера Невмолака, но вона тяжело больна, она должна была вылазить, а одна забунтувала, шо довольно... там несколько выпрыгнуло. Даже ваша одна москвичка, Нина её зовуть, она ей помешала, но я её не видела, сюда в Запорожье прыгали. А туда нас прибыло у Маутхауз 184 или пять человек.

{00:57:34}А. К.: И вас прямо из Днепропетровска прямо в Австрию, в Маутхаузен?

Г. С.: Да, в Маутхауз. Такой длинный транспорт. Мужиков было… не знаю, может, может, тысячи три, может быть, меньше, может быть… не знаю, сколько. Но такое, ото на повороте было — и краю не видно, такой был состав большой. И женщин было, ото нас было 184-185, это в Австрию прибыло. Ну, в Австрию прибыли, мужиков куда-то гнали в другую сторону, а нас гнали, там какая-то река проходила такая узька, но быстрая. Всё угадывали — Дунай, наверно, Дунай. И как-то шо нас вроде бы балкой гнали. По ту сторону бараки, полосатые эти самые… в полосатых мужчины там ходят, но это далеко, может быть, метров там триста, может быть, не знаю, но далеко. Нам только видно, шо бараки, и... и там мужчины в полосатых ходят. А нас гнали. Мужчины отак под верх, а по ту сторону какой-то мост, на нас бросали… дети немецкие камни, кричали «Русиш швайн, русиш швайн». Погнали нас от это ж у Маутхаус, в этот карантинный лагерь.

{

Г. С.: Во дворе прямо ночевали. А утром, от это шо неблагополучно было — шо бежали наши женщины, а, может быть, и мужчины бежали, не знаю, за мужчин не знаю, но женщины не все уже были там... Так от этих полицаёв, но мы не говорили, шо они полицаи, они... мы говорили «власовцы», тогда ж ото они по... из... изменили, так мы говорили «власовцы», и они ж нас охраняли, а наутро когда ото уже утро, смотрим — наши от эти полицаи уже в полосатых, уже их тоже арестовали, потому что бежали. Арестовали, и так мы ихней судьбы и не знали, как они сами.

Ну, мы ото переночевали, а их в полосатое одели и, наверно, в штрафная, потому шо штрафная — там бегом-бегом-бегом. Они носилки и веники, носилки, бегали во дворе, заметали… Бегом-бегом-бегом. Эти наши власовцы. И там один Ваня, так довгим поехал, был заключённым, а уже его освободили, и он поехал добровольно. Там он... в его невеста была с этих самых, из наших заключённых, Оля, молодая девчонка, и он думал, шо он её... шо её вызволить, и сам ото попал в заключение. И так мы дальше судьбы ихней не знаем, как с ними. А наутро ото переночевали, потом где-то к обеду нас… один там барак какой-то, кругом огоро...обгороженный проволкой, туда поместили...

{01:01:26}А. К.: А вас в баню не гоняли?

Г. С.: Неа.

А. К.: Нет. И одежду полосатую не давали?

Г. С.: Тут давали.

А. К.: Одежду дали?

Г. С.: Дали. Они пораздевали нас, пообстирали. Куда-то в стирку давали, постирали нашу одежду. По... дали нам ото мужские брюки эти, полосатые куртки. А потом вернули нам одежду, предложили, может, хто добровольно, говорили «пуф» — это в проститутки. Но с наших никто, никто не пошёл. И они нас ото погрузили со зла в вагоны, и это недели три мы, наверно, там были...



Г. С.: ...за этот Маутхауз даже, ну, нечего сказать. Нечего сказать. Вы же... одно только мне в памяти, что нас когда во двор загнали, такие вот это ворота, на... наверно, сто метров вышина, и они открываются, закрываются. Куда... куда там бежать?! Куда там выбежать?! И когда нас ото гнали, так нас гнали, так... ле... туда так влево, значить, нам видно было бараки, там мужчины. А вправо сторона, как-то шо нас чи по балке гнали, дети, дети нас с моста кидали на нас камни…кричали… И вот этот барак, где наш был, он во дворе, так от это мы во двое ж, и он во дворе, не в балке, не на высоте. А отам где-то внизу какой-то дом. Всё девчата, наверно думали: чи прачешна, чи, может быть, крематория. Ну, тогда мы ещё не знали, яка крематория. Это мы уже в Освенциме узнали, какая крематория. А там дым идёт целый день, а шо там такое? Так он как-то над нашим бараком отак… как-то униз.

Г. С.: Та, там же лагерь! Хто нас будет охранять, когда там отакие вот стены? Нихто нас... а, может быть, и охраняли, не знаю. Барак обгороженный был, но не по... без тока, потому шо подходили мужчины и девчата наши... без тока был. Наверно ж, в лагере, ото ж, я ж говорю, там какой-то ото дом унизу стоял, так всё гадали девчата: «Чи прачечна, чи крематория…» Дым идёт, а маленький дым идёт, а шо там было, не знаю. Так наверно ж, карантинный лагерь, наверно, тоже большой был. Так шо куда там? Барак обгороженный проволокой, и никто никуда не ходил.

{01:08:52}Ото побыли мы, а потом нас во двор поставили и предложили, хто хочет у «пуф», но никто не согласился, и они нас погнали на вокзал…

А. К.: А там вот в Маутхаузене был бордель такой, да?

Г. С.: Ну, наверно, был, раз предлагали, наверно был.

А. К.: Вы... вы не видели так?

Г. С.: Мы не видели, не, я не видела... мы не видели, короче говоря. Предлагали от эти нам же ж немцы, шо — хто желает. А где оно там было, там, может быть... Мы не видели. Но нихто не согласился, и нас ото погрузили в вагоны, не в товарные, а в такие уже. Полицайки-женщины нас сопровождали до Освенцима. Вот это всё, что...

{01:09:46}А. К.: Ну, а дальше что? Про Освенцим тоже мне расскажите.

Г. С.: Ну, потом Освенцим уже…уже...

А. К.: Так. Ну, в Освенцим вы прибыли, и как там?

Г. С.: С Освенцим... в Освенцим нас с вокзала пешком гнали. И только до ворот дошли, стояла женщина в полосатом на коленях, за шо-то наказана. Вот это, это первое было в глазах. Потом нас повели вроде бы в баню, поснимали с нас всё, постригли, дали нам полосатые платья, яркие такие жакеты без подкладки, косынки какие-то, косыночки, чулки... не чулков не было, чи были, я уже и не помню, колодки такие вы... выдолбанные, и мы ото в их не могли идти... счас, я хотела показать, какие колодки...

{01:12:28}А. К.: Ну, расскажите мне подробнее, пожалуйста... вот в Освенциме. Вы прибыли, вас одели, подстригли, и дальше что?

Г. С.: Одели, постригли, дали нам деревяшки, там нарисованы есть.

А. К.: Да, такие колодки.

Г. С.: Ото это... они ж... не можем идти, падаем, а нас прикладами бьють. Это самое... те ж полицаи уже в Освенциме. Пригнали нас от это на блок. 31-й блок был карантинный. На второй день нам поделали уколы вот сюда.

А. К.: Зачем?

Г. С.: Ну, наве... наверно, шоб мы уже не были женщинами. Шоб это ж... у женщины менструация. Я так думаю, шо сюда... У нас были врачи, Любовь Яковлевна, так шептала, шо: «Выдавливайте... выда... хто можеть, выдавливайте всё». Ну, чи всё мы выдавили, но на этой же неделе, на первой неделе, посыпалися на тиф усе!

{01:13:42}И ото когда нас пригнали, первый день нам кушать не дали. На второй день нам в обед суп дали. После нас было много, сколько там человек было не знаю, много было. Не только наш транспорт, там ещё были ж. Выгнали это ж на обед, построили, вот так три раза, и так три раза — на две стороны, и по... по три, по три этих, человека, ряд по три, ну, три человека. И я стояла в первом ряду. Валя Логвинова, она в Пологах, наверное, вы там тоже будете?

А. К.: Нет, не была. Наверно, нет.

Г. С.: В Пологах, она врач. Она тогда ещё там не кончила, но работала на ревире как врач, и одна полтавка. Так называли, чи её фамилия Полтавка, чи... чи её зовут Полтавка. Красивая девушка. И Валя та Логвинова тоже красивая, здоровая. А я маленьк была, худенька. И стояли мы в первом ряду. Нам принесли суп. А суп, знаете, шпинат, это шпинат, ну, е такая, как щавель наподобие, и оно уже чи прокисло, и вот это бульбы схвачиваются, а там черви. Там головки вытыкають, вытыкають, вытыкають. А то ж Валя Логвинова, она ж всё-таки врач: «Ой, боже мой! Черви, черви!» Ну, и мы не стали брать этот суп. Не стали брать этот суп. Не... просто мы... не блоковали, ничего. Просто, ну, невозможно его… черви выскакивають, головки высовывають и прыгають опять назад. Мы не взяли. Запиша... записали наши номера, нам уже номера ж ото отуто пона... понашитые, выбитые такие номера на... на платьях. Записали наши номера. Записали, мы не знаем, для чего записали.

{01:15:56}Дней через пять, может четыре там, вечером аппель, там же утром и вечером аппель. Вечером аппель. Вызывают наши номера. А стояли, значит, тоже отак: по ту сторону, посредине это самое, свободное место, а там три ряда и там три ряда. Жен... женщины построили. Вызывают наши номера. Всех на колени поставили, а нас вызвали на середину, вынесли стул, там нарисованный...

А. К.: Да, такой.

Г. С.: Ага. Вынесли этот стул, и давай нас лупасить авзиерка и лагерь-капа. Лагерь-капа был полячка, Мария. Ой, страшна, страшна! Первой били полтавянку. Всех на колени поставили. Так мы... мы не считали, вот эти девчата, шо на коленях, считали — по скоко. И Вале Лонгвише ото по тридцать две. Отакие палки, значить, у двох руках держут. Одна с одной стороны, а та с другой стороны, а та с другой стороны. И от это ж нас лупять. Меня последнюю били. Так тем по тридцать две шо-то насчитали, а мне насчитали восемнадцать. Я быстро перестала кричать. А те девчата, здоровые девчата, кричали, в обморок падали, воды не было. Не знаю, как вам Люда не рассказывала? Не рассказывала? Забыла?

{01:17:41}В обморок падали, воды не было. А туалет там... наш барак был 31-й, последний, и там же сразу туалет, а при туалете там и рукомойник. Половина —туалет, а половина — под рукомойник идёт. Так воды... воду там давали только в 6 часов утра, один раз давали там на несколько часов, там я знаю... Воды не было, так они… ото ж, ото яма, где отходит моча, ну, с той ямы брали и отливали эту Валю и от эту полтавянку. Отлили и обратно лупасили, а меня не отливали, я в обморок не падала, быстро перестала кричать, и мне девчата насчитали только восемнадцать этих палок. Ну, когда поби... нас побили, нас поставили на середину, и отак, руки отак навытяжку, и кирпичи, там и там кирпичи. И мы держали эти кирпичи в руках. С...скоко это уже было вечером, не знаю, поздно вечером, нас не отпускають, те стоят на коленях все, а мы на коленях и с кирпичами.

{01:18:55}И блоковая полячка — у нас говорять «комендант», а там называли «блокова». Блокова пошла на браму просить прощения, нас должны были после этого ещё забрать в штрафной. Там говорили «эс-ка» — штрафной. Так там от это меньшую пайку хлеба давали. Э-э на рабочем лагере нам два раза давали суп. А на карантинном один раз только в 12, так одну пайку хлеба, пайку хлеба меньше давали, должны и бегом-бегом! Как поднялся — бегом-бегом! Мало хто выдерживал. И она пошла просить прощения, шо эти женщины с России, у них такой кары нет, а я не успела им объяснить, они не знали. И вот это нас простили, шо не послали нас на «эс-ка» и разрешили, ну, может, в 11 чи 12 ночи вот это разрешили нам подняться и пойти…

{01:19:59}А. К.: А «эс-ка» это что?

Г. С.: Ну, бегом, бегом работать. Бе... как поднялся, и бегом, и бегом, ты не должен нормально идти, а только бегом, бегом, целый день бегом. Работаешь — и бегом-бегом-бегом-бегом. Носилки там у руках чи лопатка, чи... бегом-бегом-бегом.

А. К.: А какая работа? Уборка территории или что?

Г. С.: Ну, на карантинном уборка территории, а на рабочем лагере от эта была 19-я команда. У нас был 19-й блок и 19-я команда. Там копали ров, там же болото, осушивали землю. Копаешь землю, кидаешь грязь, она сохнет, это осушивали землю. Вот такая была работа. Налипнет на эти деревяшки… Ну, в рабочем лагере нам дали, подошва деревянная, а вот эти — тряпошные. И работай, работай, грязь, не переставай, передышки нема. /Кашляет/ Как только встал, так тебя прикладом, так и прикладом бьють. Кушать привезут от это, э-э от это, там, где работают, стоя покушал. А кушать отакие у нас такие верёвочки были, такая мыска, ну, как каска. Дырочка, привязана, вот тут вот на заднице телепается, ложка, в кого была ложка — в кармане… А у кого не было — с мыски выпил. Привязал и повесил, не мыли, ничего.

А. К.: А ложки, миски — это вам выдали?

Г. С.: Выдали там, да, выдали, така красная, как от это на мотоцикле едет — и на голове, вот такие у нас были ото мыски красные.

{01:21:56}От это мы побыли на карантинном лагере, может, де-то, може, месяц, около месяца. И нас тоже блокова постаралась поскорей передать на рабочий лагерь. На рабочем лагере там немножко легче. И... а на карантинном лагере там ужасы были. Вот эти... уже при нас построили железную дорогу прямо до крематории. Там ото в книжечке там нарисовано. И крематория, вот это по одну сторону мужской лагерь, по другую женский лагерь, а колея идёт аж прямо до крематории. И от нас ещё с вокзала гнали, тогда не было ещё. А уже после нас — от это прямо до крематории. И выгружали мужчин под одну сторону, детей побольше то... тоже с мужчинами, а маленьких…

Г. С.: Ну, поляки штубовые были и, то блоковые, то... то тарваха — это сторож, вот такие вот были поляки. А с нами на работу поляков в нашем бараке не было, только одни наши были, одни украинцы и русские. Может быть, на других бараках и были, но у нас не было, у нас не было, в нашем бараке не было.

{01:24:14}А. К.: А вы работали вот только по осушению бо... вот этих вот болот, или ещё где-то?

Г. С.: Да. А потом уже, перед тем как нас от это угнали из Освенцима, там появилась была работа, ну, в эсэсовцев во дворах копать. Там у их было пятнадцать человек, потом ещё пятнадцать, попала я туда. Потом ещё тридцать взяли, и было всего шестьдесят человек. Ну, заставляли там дере... деревья там выкопать, а отуда пересадить. Капо был у нас немец, и эсэсовец один и с собакой от это.



Это где-то в декабре... да, в декабре нас пере... перегнали из Освенцима в от этот же ж, у центр. То у нас был фи... филиал Биркенал, а в центр — это уже как Освенцим, это как центр, там уже и дома были, а у нас бараки были такие, окон не было, крыша была — только шифер, потолка не было…

А. К.: Это где такое было? В Освенциме?

Г. С.: Да-да, это в 19-м блоке.

А. К.: В 19-м блоке...

Г. С.: Крыши... потолка не было, только шифер. Кроватей там не было. На карантинном там были такие, ну...

А. К.: Нары.

Г. С.: ...тройные...

А. К.: Да.

Г. С.: ...пота... кровати по одному человеку. Когда нас избили, у меня была второй этаж, но я не могла подняться, мне уступили на первом месте. А на карантинном так там отакие были… загородки... отут...

А. К.: На ра... на рабочем.

Г. С.: На рабочем, да, загородки, и вот так от тут деревянные нары и вверху нары. Это... так... матрас там какой-то большой на все нары и одно одеяло. Там по пять человек ото нас у тех нарах. Каменные... стен не было, о... окошко было только там, где блокова находилася. Одно окошко, у неё отдельно комната была при... при входе. Тут блокова и сторож тарваха стояла, а мы заходили… Свет, правда, целую ночь горел. Целую ночь свет горел, потому что темно было.

{01:27:02}А. К.: А вы говорите, когда вот вас пригнали и сделали всем уколы, а потом многие заболели тифом?

Г. С.: Да.

А. К.: В вашем бараке?

Г. С.: Ну, с нашего транспорта, наши поболели тифом.

А. К.: И куда их? Они болели прямо тут в бараке или их куда-то увезли?

Г. С.: Нет, ревир там, ну, как у нас называется...

А. К.: Ревир, угу, больница...

Г. С.: ...поликлиника, а там ревир. Уже наши врачи... нашей врачей, у нас было медиков порядочно там… Медиков всех забрали на ревир работать, врачей, тем более, и Валя Логвинова.

А. К.: Ну и вылечили их?

Г. С.: Не-е-е.

А. К.: Нет?

Г. С.: Ну, Фаина, одна там, она медик сама была, медсестра, заболела тоже тифом, она осталась живая. Ой, она работала, она... медсестрой работала над детьми. А там же эксперименты брали.

{01:27:58}А. К.: Там были эксперименты? Какие?

Г. С.: Конечно. На... над маленькими детьми брали эксперименты, ну, она работала там. Заболела она тифом, выздоровела. Любовь Яковлевна, это с нашего транспорта, тоже таблетками вы... Но она была такая худая! Вот такая голова, а вот тут ничего нема! Одни кости, только одна голова большая.

А. К.: А Фаина рассказывала вам что-то, какую работу она с детьми делала?

Г. С.: Нет, не рассказывала.

А. К.: Не рассказывала?

Г. С.: Нет, не рассказывала, не рассказывала. Не рассказывала.

{01:28:33}А. К.: А вы были когда-нибудь в ревире? Болели там?

Г. С.: Нет.

А. К.: Не попадали?

Г. С.: Вот именно, шо мне повезло, шо я… ну, так гриппом трошки болела так… Старались, шоб на ревир не попасть, потому что туда попадёшь, вряд ли оттуда… Нас было 180 человек, ну если 50 выжило, так это и хорошо. А то все умерли. Все умерли. Кто от тифа, кто от голода, мы заражённые были. На нас такие прыщики были, гнойники, лопалися. Вши поразъедали на нас всё. Страшные были, страшные были.

А. К.: А в баню не водили?

Г. С.: Один раз в месяц. Как... и не водили, а гоняли. То кипяток дадуть, то холодную воду дадуть. От это с нас посдирають, шо там мы поменяем на пайку хлеба. Там от эти, которые фольксдойче, они работали там, где от это раздевали, так они шо-то там… То за пайку хлеба выменяем там шо-то, трусы или там чулки. Пойдём, а у нас...

А. К.: Заберут всё.

Г. С.: Поберуть, поменяют, дадут шо-нибудь такое, шо невозможно… Страшно, было очень страшно.

Фаина эта выжила, она освобо... освобождалась в Освенциме, работала по Полевой, она года три-четыре как умерла. До ей приезжали интервью брать, а она, вы знаете, испугалася. С КГБ чи НКВД, чи шо оно тогда было, на Чёрной. Попервом же нас преследовали, знаете как!

А. К.: Ну, вы мне расскажете, да.

Г. С.: Хто в Германии был. Всех. Хто добровольно, хто в концлагере, для их это одинаково было, преследовали. И она испугалась и тихопомешана стала. Эта Фаина, да. Так она бедная и умерла.



А. К.: А дети ваши где были в войну, как пережили?

Г. С.: Ну, когда это самое, когда ж я уже...

А. К.: Арестовали... нет, когда вас арестовали?

Г. С.: Когда арестована...

А. К.: Так.

Г. С.: ...я сразу стар...старшую девочку в село отправила.

А. К.: А как вы отправили?

Г. С.: Ну, здесь же недалеко.

А. К.: Ну вы же... вас же арестовали и вы же не смогли?..

Г. С.: Не, это, тогда я ещё не арестована была. Если бы я арестована, моих детей не было б. Девочку отправила в село, когда я уже связалась с партизанами, отправила в село старшую, а меньшую оставила. А когда уже подперли вот-вот-вот наши должны прийти, мне сказали: «Галя, это, и маленькую девочку отправь, иначе тебе нельзя, мало ли чего». И я и меньшую отправила в село. А в село отправила…

Г. С.: …ала нас у центр в Освенцим гнали...

А. К.: В Освенцим...

Г. С.: А уже с центра нас от это...

А. К.: Из Освенцима?

Г. С.: ...погнали, это самое... И мы ночевали в этой балке. Немцы нас охраняли. Сами в машине, греются, а мы в балке. Потом ещё день нас гнали, а на ночь где-то в какой-то… какая-то клуня, она без потолка, но там много-много сена. Вот это нас... у той клуне мы ночевали вторую ночь. Переночевали мы в том сене, вроде немножко отогрелися, потом нас пог...погрузили… погнали и погрузили на голой пла...платформе, не вагоны, а платформы.

А. К.: И никто не бежал по дороге?

Г. С.: Та куда там бежать? Куда там бежать? Як мы еле-еле плутали, а /кашляет/ охрана /кашляет/, может быть, ну, я не знаю... ой, /кашляет, пьёт воду/ охрана через каждые десять метров. Як чуть хто отстал, так сразу стреляють /кашляет/. Знаете, сколько по дороге постреляли? Ой! Постреляли и погнали дальше, а тут лежить. Хто их там подбирал, /кашляет/ не знаю. Може... может быть, кто-то бежал, но навряд ли, вряд ли бежали.

{01:35:39}А. К.: Это вы так три дня шли?

Г. С.: /Кашляет/ Погрузили на платформы, голые платформы. Тоже ночевали на пла... на платформах, это же… С Бухенвальда нам, по-моему, принесли суп, там где-то недалеко Бухенвальд был. Принесли суп, а у нас не во что брать! Мы ж побросали всё, эти миски мы побросали по дороге. Ну, там понаходили то коробочки какие-то, мужчины ото, те поприносили там шо-то. Поели мы этот суп, это за три дня! Поели супу и ночевали на...на...на платформах, а на второй день уже погрузили нас в вагоны и повезли от это в Берген-Бельз… /Кашляет/

В Берген-Бельзе нас сгрузили. В один барак поместили, а там ни окон, ни дверей, нагажено, шо негде ногу было поставить. Ну, наверно, евреи там ото сгоняли, то, наверно, их уже это было еврейское… как оно?

А. К.: Гетто?

Г. С.: Ага. Еврейское гетто было там. И ото туда нас у барак поселили, а утром уже поразмещали, наутро. Какой-то дом, мы в тот дом ото попали. А вот это я ж говорила вам, шо в Освенциме от это… шестьдесят человек. И так назвали «баурська команда». В тех бауров ото мы там лазили, работали. У эссесовцев, баурська команда. И вот блокова прибежала: «Баурська команда, на аппель». Мы выскочили, и нас тридцать человек /кашляет/ отобрали и погнали на работу, на работу, значит, на кухню. Мы возили брюкву, картошку, ну, дрова, там шо там отакое вот. Так шо вот это повезло, шо мы нэ умерли с голода. Это в Берген-Бельзи.Потом переселили, от это вже когда нас вже работать погнали, там уже в бараки нас поселили. В бараке были трехъярусни таки кровати. Там уже были каждому одеяло, каждому матрас, ну, подушка сена, конечно. Там по одну сторону там ото одно, а цэ, шо рабочие там другие, то... Так на работу никуда не гоняли. От это то прачешная, там были, то от это мы возили там, то дрова в крематорию возили. Такие, такие были работы. А так никуда не гоняли на работу. /Кашляет/ Это, это уже в январе месяце. Уже мы были в этом, в Берген-Бельзе. А з января 15-го от это я работала там, ну, я и ещё, работали мы до апреля месяца. 15 апреля нас освободили. А... скоко ж нам не давали… хлеба нам шо-то долго не давали, чи месяц, чи больше, шо нам ни грамма не давали хлеба. У сутки поллитрова… наверно, вам эта Люда рассказывала?

А. К.: А она в Берген-Бельзене тоже была с вами?

Г. С.: Да.

А. К.: Она не сказала.

Г. С.: А, да, она не была, она не была, не была, она не была. Поллитра в сутки не варена, а припарена вот эта брюква, не мытая, не солёная. Вот это давали такую еду. А 15 апреля нас освободили, это была как раз Паска. Дали хлеб, дали суп, но оно было всё травлёное.На женском лагере мы...мы также и продолжали возить на той… Сделали блок-шпере. Вот это на... в Освенциме, блок-шпере, ой, блок-шпере, когда блок-шпере… с барака никуда не выходить! Бо только вышел — сразу очередь.

А. К.: А что такое блок-шпере?

Г. С.: Ну, нельзя выходить.

А. К.: Нельзя выходить.

Г. С.: Нельзя выходить. Только вышел, значить, по тебе автомат — стреляють. Это блок-шпере. А блок-шпере чего — не хватает сырья. Это... крематория должна работать. Выгоняют с бараков на площадь евреев. От это мы ж были, я ж говорю, шо в вавках, усе, заражённые. Раздевают наголо и с...ставят, ставят на аппеле, ото как аппель, наголо, наголо. И ходит немец. Палка там метра, наверно, три. И вот палкою указываеть — вот это, вот это, всё, у сторону. Вот это их уже отбирают в крематорию. Это уже все ж знають, шо их у крематорию. Крик, шум…

Я вам ещё не говорила, от это, от это где колея идёт в это крематорию, железная дорога. Женщин и детей отбирали на женскую это... территорию… Как отнимали детей, ну, Люда вам, наверно, рассказывала? Не? Это она на карантинном лагере... на рабочем это, а на карантинном это блок-шпере делают, чтоб никто не видал. Ну, а так случайно, то по хлеб от это выделять несколько человек, отни... отнимали вот этих детей — ну, три года, годик. Дети кричать, за родители хватаются. Родители ж кричат, не отдают, а немцы отымают и бросают на кучу, как будто бы какой-то предмет невинных детей. Особенно от эти видели все, которые не ревирах работали, потому шо отымали — и на ревир от этих всех детей, отдельно это было детс... отдельно детский блок, детей. Вы... у вас не было кино «Помни своё имя»? Было?

А. К.: Да-да-да.

Г. С.: Ну вот, это ж детск... это правда, это правда, от это ж мы были как раз у то время в Освенциме. Только шо ж там, отако показали, а если б показали всё, это ж усё правда. Это ж усё правда. О... детей поотбирали от это ж на это... отдельно, а потом такие большеньки, которые там восемь, шесть, увозили куда-то... там десять лет, увозили куда-то в другие лагеря. Ну, там Зюблин, там отакие лагеря вывозили отдельно. Куда их там уже определяли, чи в детские дома, чи куда — этого уже никто не знает. Но в лагеря их.

А где такие лагеря, отдельные лагеря, наши девчата, вот эта Галя Коса, которая умерла в Освенциме, она ещё была на карантинном лагере, ещё была здорова. Так Катя Коломоец, тоже она умерла там, в Освенциме. Они педагоги были. Так их отбирали, они вот это детей вот этих сопровождали в другие лагеря. Вот это мы знаем, потому шо наши люди отправляли, а так, другие люди и не знают, куда, куда этих детей отправили.

А. К.: А потом эти женщины возвращались?

Г. С.: Да, потом обратно. Ну, наверно нельзя было, они не разглашали, куда. Но Галя это с нашего транспорта, Катя с нашего транспорта, Коломоец. Мы были на Игрени ж и туда... в Берген-Бе... Берген-Бельзе. Не, Га...Галя... Катя умерла, а Галя умерла. В Освенциме эти поумирали. Позаболели тифом и умерли. /Кашляет/ Молодые девчата, красивые, обое педагоги. Но многие… Одна писательница была. Когда вот это нас казнили, так она говорила: «Если я выживу, я обязательно напишу книгу». От это все ж стоят на коленях, а мы посередине с кирпичами. «Я, — говорит, — обязательно напишу книгу». Но она не выжила. Она была писательница.

А. К.: А не помните её фамилию, имя?

Г. С.: Нет, а там фамилии никто не помнит, нет. С нашего транспорта, она с Днепропетровска, с нашего транспорта.


Г. С.: Ну, наверно, вам рассказывали, потому что с нашего транспорта это знають. Как на... как били, на коленях — вам нихто не рассказывал? Нет? Не знаю... Это ж наш транспорт. Днепропетровских там было очень много. Очень много. Это я ещё, потому что я попала, которые так...так били. А все те на коленях, все плакали, рыдали, когда нас били, все рыдали, все рыдали. Поэтому блоковая от эта сжалилась, полячка, она тоже политическая заключённая была. И она от это пошла просить помилования, шо нас не отправили на «эс-ка» и разрешили нам подняться. Всё.

Ну, в Берген-Бельзе, я ж говорю, вот это возили эти тачки с брюквою, а 15 апреля дали хлеб, дали… всё было травленое. И как раз на…

А. К.: А кто, а кто отравил?

Г. С.: Ну, эти самые, немцы.

А. К.: То есть ещё вас не освобождали? То есть последний день вот этот дали хлеб?

Г. С.: Дали хлеб, у...уже нас как раз у тот день освободили.

А. К.: Так.

Г. С.: Должны были в 3 часа лагерь сорвать, а нас у 12 часов схватили, освободили. И как раз мы были на мужском лагере, ото ж кухня была на мужском лагере. Так мужской лагерь, это рядом, так брама женска... а брама, ну, ворота, як там уже, говорили брама... так женска, а так мужская. И на мужском лагере мы как раз ото на кухню шо-то привезли, не то дрова, не то брюкву, в общем, не помню, шо мы привезли. Когда мужчины… уже...уже начали давать обед на мужском лагере, ну, несколько бараков, там шо-то несколько бараков успело получить. Не то восемь, не то пять, несколько бараков успело получить. Обед был травлёный. Люди потравилися.

{01:47:01}А. К.: Умирали?

Г. С.: Ну, мы... нас уже когда освободили, мы ходили… Ко...которые умерли, которых забрали — там уже госпиталь был. Это ж, это уже был там город в це...центре, на этом Берген-Бельзе. Это мы вже, когда освободили, то мы ходили проведывать. Один давал мне адрес, Никополь, шо...шо он, наверно, не выживет, так шоб передали, шо... Ну, такое, шо случилося, шо они потравилися. То несколько бараков успело. И как раз это возле барака, возле столовой ото шо-то чи разгружали, чи...чи...чи грузили, не помню, а мужчины эти получали этот самый…

А. К.: …обед.

Г. С.: Обед. И там была раскрыта картошка, и они на… картошка ж лучше, там же, я ж вам говорила, якый обед. Они не знали, шо уже хороший суп. А брюква была припарена, да и всё. Они на эту картошку чи на брюкву навалилися, а с крыши с... полицаи так же и стояли, только ток отключили. И постреляли, там много постреляли, которые ото бежали на эту кучу, хватали картошку, брюкву. Их постреляли ж там. Вы… вышка ж, ну, так метров, може, через 15–20 один от другого, постреляли. А те, которые суп получили, отнесли на бараки, получили — они потравилися. И мы ото слышим — мужчины с барака выс... выскакивають и /кашляет/ они кричать: «Ура!» Вы знаете, как скот ревёт, как ото табун скота ревёт, вот так мужчины те кричали. По-над проволкой смотрим — танки идут. А они ж ото у окна увидели, шо танки идут. Английские. И кричать: «Ура, ура!»... Уже было ток уже отключённый. И мы туда на... на бараки смотрим... отак кухня, а отак туда, в ту сторону бараки, а отак сюда прямо, мимо... на кухню ворота, эта брама...

Едет танк прямо до кухни, едет танк, и на подножке висит Крамар, начальник лагеря, комендант лагеря. А они уже все эвакуировались, осталась только охрана, оста... а то все эвакуировались. Его де-то по дороге поймали — и прямо до кухни, потому шо он же знает, шо травлёное всё. И сразу прекратили давать от это обед. А на женском лагере не успели дать. Только хлеб на дворе резали, и женщины, которые так... которые бежали и воровали хлеб, те потравилися, но не умерли. Там Капустина, она живая осталася, потому шо они уже сказали, шо хлеб травлен, не успели поесть, они не умерли. А мужчины эти умерли. И заезжает этот танк прямо до кухни, запретили давать. Рядом заезжает этот танк, завозит нам суп — кухня. Боже мой! Гороховый суп! /Плачет/ Мясной… До сих пор он мне пахнет. Хлеб, печенье, консерву сразу дали нам. Сразу, сразу! И предупредили, шо не ешьте, нельзя кушать. Но, куда там «нельзя»! Наутро, вы знаете, возле барака трупов... А всем дали /всхлипывает/ усе... усем дали. Много умерло.

Ну, мы остались живы, потом через некоторое время уже стали вывозить больных очень. Англичане... англичане, американцы — ну, мы не разли... не различали, где какие. Но, фактическо, англичане осталися с нами. И через несколько дней стали вывозить больных — где жили эсэсовцы, в бараки, где жили эсэсовцы, туда больных помещали, мы вже... мы вже ходили проведывать. А нас, более-менее которые на ногах держалися, поразмеща... поразмещали в такие дома. Немцы ж поуезжали в Западную Германию, а тут осталися пустые дома. И нас поразмещали по домам по этих. Каждый день, даже первые дни два раза на день, возили в баню. Пылесосом здесь — голова и там, это самое, ше... это, пылесосили там, чем-то дули, вывозили з нас от это всяку гадость. Кормили нас… подвозили это до каждого дома, там сколько нас там жило, до каждого дома подвозили нам суп два раза на день. Прямо англичане нас отходили. Ну, нельзя слова сказать плохого.

Месяц откармливали, а потом передали у Берлин нашим русским. Много-много машин, погрузили на машины и о... отвезли нас где-то 20-го… 15 апреля нас освободили, а где-то 20 мая, вот так шо-то, нас передали в Германию. Ну, когда привезли нас, поселили тоже в какие-то бараки, где-то чи пленные там были, чи шо там было. Такое место, какие-то бараки. И военные пришли, стали просить нас, это самое, чтоб мы пошли поработать в военную часть: «Нам нужны женщины, это самое, бо вас сразу домой не повезуть (а мы ж все — домой, домой!)... Вас домой не повезуть, а надо справить железную дорогу, несправна. Поработайте». Ну, нас... мы согласились, там нас семь человек. Четверо... четверо з Равенсбрюка, и трое нас з Освенцима. И так мы ото в воинской части работали. Я ещё почти год, 15-го… где-то в апреле месяце я приехала, в 46-м году я приехала в Запорожье уже. Мы ехали как... как господа. Нам литеры дали, ну, все это, через пункты через вот эти. Пересыльный пункт где-то был в Ростоке. Доку... справка мне... справки нам хорошие выдали в воинской части. И так я получила то паспорт.

А. К.: А маме вы написали уже? Роди... родителям уже написали, что вы живая?

Г. С.: В во... в воинской части я написала родителям, шо живы. Так, Боже мой! Сестра моя, от эта с 30-го года, она ещё небольшая была, там река Конка проходит, так она там купались, так она и тапки потеряла, бежала домой. Сказали, шо Галя жива! /Плачет/ Соседи, соседи посбежалися все, ну, дети ж, двое ж деток маленьких. Ну, написала я детям, уже и они мне письма написали, шо на детей ничего не получают. Документа у меня нету, и никак не могут, нигде его не могут найти. А когда я уже вернулась, от это откопала документы, я получила где-то одиннадцать тысяч шестьсот за мужа. Как раз 47-й год был. Тоже, тоже голодовка у нас была. Как раз они мне помогли, эти деньги, ну шо, когда 300 рублей была буханка хлеба! Вот...вот такая у нас была судьба!

А. К.: А когда вот вас на советскую территорию привезли, из Берлина на нашу территорию, фильтрация была какая-то? Вот СМЕРШ допрашивал вас как-то?

Г. С.: Ну конечно, а как же!

А. К.: Допрашивал?

Г. С.: Фильтрацию я проходила в КГБ. Вот это справки ж нам дали. А документы вже... на нас документы вже сюда присланы были. Ну, говорили, шо: «Документы у вас хорошие». У части говорили, шо мы ж почти год поработали там. Документы хо... Но там тоже, в КГБ в это... в Германии там тоже ж, при воинской части, мы там тоже проходили фильтрацию, тоже проходили, и спрашивали, за что, кто… когда арестовывали, всё-всё, как вот это вы. И тоже нас там… это ли...личный стол, чи как он там назывался. Нас за ли...личные дела на нас там заводили, мы про...проходили там, в этой воинской части всё, даже п...принимали мы присягу, у меня справка была. Хорошая справка. В собезе дала, в собезе потеряли. Представляете?! Мы там присягу при...принимали. И в собезе потеряли, так...так халатно.

{01:57:04}А. К.: А как вы получали здесь справку, что вы участница вот партизанских действий? А подполья?

Г. С.: Ну, стали давать, это ж, в этом, КГБ… в военкомате, кто па…

А. К.: Угу. Здесь, в Запорожье?

Г. С.: В Запорожье, да. Хто, ну, в партизанах был, хто там подпольно работал. Хто как.

А. К.: А как вы подтвердили, что вы были в партизанах, что вы подпольно работали?

Г. С.: /Кашляет/ Ну как?

А. К.: Да, как?

Г. С.: А я ж проходила фильтрацию.

А. К.: Ну?

Г. С.: До нас уже было… Когда я вернулася, так вот эта Полина Петровна, и вот этот мужчина…

А. К.: …они подтвердили?

Г. С.: А они ж уже.... на их уже... а их уже допрашивали в КГБ, шо почему нас забрали, а почему они не это самое, почему они остались живы? И вот это, наверно, с этого нас уже и натормозили.

А. К.: То есть никаких проблем у вас не было? Вы эту справку получили?

Г. С.: Да, вот это в КГБ следователь нас, какой следователь, я даже... даже не знаю. Какой следователь нас, вы знаете, не могу сказать, в КГБ допрашивал. Вже забыла, просто забыла. Допра... ну, хо... хороший дяденька был. Пожилой, тогда я ж молода, пожилой, допрашивал — как, шо? Ну, тоже всё спрашивал — как, как, за что и как, хто вы? Ну, я и сказала, как вам, так и всё рассказала. А на нас уже ж дело было там. Эти... людей этих же допрашивали.

{01:58:45}А. К.: Ну вы, когда вернулись, вот работали на заводе, а потом как?

Г. С.: Всё время я работала...

А. К.: Всё время?

Г. С.: ...до пенсии на заводе.

А. К.: Всё на заводе?

Г. С.: Ну, когда... я и на пенсию пошла…

А. К.: А кем работали?

Г. С.: На станке.

А. К.: На станке?

Г. С.: На станке.

А. К.: А какой станок?

Г. С.: По дереву фрезовщица, а последнее время я по состоянию здоровья работала комплектовщицей, цех сдачи. Комплектовщицей работала. На... шили вот эти комплекты на сидения. Я комплектовала. Вот это... да, где-то... та лет десять или пятнадцать работала на комплектовке. Отработала. И на малярке работала, и на станке работала. Цех наш пере... переделывается на что-то другое, так и мы на другую уже работу. Цех сдачи, я уже... от это я комплектовщицей работала. Цех окраски — это я на окраске работала, на малярке работала. А, по дереву я работала, цех деревообделочный. Это я работала на станке фрезеровщицей.


{02:02:51}А. К.: А вы сейчас участвуете в каких-то собраниях вашего общества узников бывших, или вот праздник 11 апреля отмечаете с ними?

Г. С.: Освобождение узников?

А. К.: Да.

Г. С.: От... от этот же Дубинин...

А. К.: Да.

Г. С.: ...отмечаюсь. Ну, отмечали, вот этот год уже так они чуть токо сами, это которые там ото у верхах работают. А так всё уже ж отакие оте все негодные, не могут идти. И уже теперь мы не отмечаем. Каждый год отмечали, концерт ставили с завода приходили, в клубе там. Ну, делал был исполком...

А. К.: Ну да.

Г. С.: ...там клуб, где от это Дубинин. Вы там, наверно не были? Чи были?

А. К.: Была.

Г. С.: Были? Ото там...

А. К.: Да.

Г. С.: Там отмечали мы, всё время там отмечали 11 апреля, освобождение узников. Всегда отмечали. Собрания там всегда про... проходило. А теперь все негодные, почти… от вы ж ходите, все больные, негодные, некому ходить. Так теперь только там, которые от это уже...

А. К.: Активные.

Г. С.: ...которые работають там… Секретарь Валя там.

{02:04:08}А. К.: А компенсацию вы получили?

Г. С.: Да.

А. К.: Получили?

Г. С.: Получила. Получили. Узники получили почти все, ну, в которых, может, там документ шо-то неправильно заполнен, но почти все получили.

А.К. Думали ли Вы , что останетесь жива , что вы вернётесь домой? Были какие-то мысли о будущем?

Г. С.: Ну, были только как-то внезапно — шо если нас вызволять. Ну, в Освенциме, там же вы ж представляете, там же ж… Там прямо сказали: «Только тот с этого лагеря выйдет через трубу, через трубу». /Кашляет/ А так же поезда шли прямо… отбирали последнее время, так евреев прямо в крематорию. Разгружали и прямо в крематорию. Там крематорий несколько было, несколько. Загазировано, там такие газы, такие… смрад такой был, что мы занюх... у носи, знаете, сажа в носу. Пламя — так, ну, километрами уверх идёт и вниз. У лесу костры. Крематорий столько было, крематории не успевали сжигать, шо в лес вывозили людей машинами. И прямо их машиной…

На карантинном, я вам ещё не сказала, 35-й лагерь... блок был, это наш на карантинном. А 25-й блок был, который газировали. Ну, отбирали людей, ну, может быть, кто-то проштрафился чем-то, на 25-й блок, газировали и в крематорию, потому что надо сырьё было давать. Там полупьяных, полудурных ото в крематорию. Один раз, вы знаете, когда нас гнали с работы, я видела сама з ревира, это больных, наверно. Машина-самосвал. Там же нас, когда на работу водят, музыка играет, а мы ж деревяшками топ-топ-топ. Им считать, а музыка играет, под музыку идём, под марш. А и с работы ишли, то же самое. Это отаких больных, которые ще живые, и то на самосвале то рука подымется, то нога подымется, ще живые, они дают знать, шо они живые. А их на крематорию везут. Прямо самосвал и отож, туда прямо бросают. Там же автоматически открывается, и... Нас туда не водили, мы не видали, но уже рассказывали те, которые работали в крематории. Они ж временно. Они поработают там месяц-два, их аннулируют… других, шоб... шоб они не раскрывали. Но, всё равно, нашли архив, всё равно — сколько сго...сгорело, сколько всё, такие были умные, шо где-то, где-то закопали, и нашли закопанных.

{02:11:46}А. К.: Но оркестр кто был? Тоже заключённые?

Г. С.: Да-да-да. Оркестр духовой, заключённые, да. Ну, их это самое... говорили, шо их тоже аннулировали, когда подходил фронт. Потому шо они же знают, сколько нас ещё по браме. Ну, по браме они, с начала и до конца, все команды. Ну, это на Биркенале, но, наверно, и в остальных филиалах так, но на Биркенале так…


<x>


Г. С.: Я стремилась домой, так шо у меня и мысли не было, шоб где-то, куда-то поехать. Никуда. Ото, я в воинской части работала, там... там заняты были все, и военные и наши были, а...

А. К.: Ну, а когда вы вернулись домой, вы слышали о том, что были процессы, враги народа, да, арестовывали людей? Слышали, в газетах читали? Или не обращали внимания?

Г. С.: Та, я не обращала, тогда газет... газет, наверно, не было, чи, може, не за шо было купить, я не помню такого я. Не помню. Когда освободили, ото я... когда приехала я сюда, документы откопала, пошла в военкомат, там шо-то мне какую-то помощь дали, я не помню уже. Репатриот... репатриирован, какая-то помощь была.

А. К.: Дали вам помощь какую-то, да?

Г. С.: Ага, шо-то дали, и в военкомате шо-то дали.

А. К.: За мужа или за вас?

Г. С.: Нет, репатриантам — это за меня.

А. К.: За вас? Угу.

Г. С.: Ну, шо-то немного там, шо-то деньгами такими, чи 300, чи 400 рублей, шо-то так, такая была помощь. У военкомате шо-то немножко, может, 100 рублей или сколько, не помню... да, дали. А потом я уже, когда ото получила за мужа одиннадцать тысяч шестьсот.