Экономические санкции в отношении России не рассчитаны на то, чтобы заставить ее изменить стратегию по Украине, как принято это преподносить.

Если бы цель была остановить действия России на Украине, санкции были бы другими. Украина — это повод, причина же активных действий в отношении России — в стремлении изолировать ее от международных механизмов принятия стратегических решений (где она «наследила», занимая в последние годы позицию противника всех консенсусных решений крупных стран). Можно предположить, что принципиальное решение о давлении на Россию было принято после ее вмешательства в сирийский вопрос. В этом смысле «удачно» подвернулся кризис на Украине и цепочка стратегически и тактически ужасных действий со стороны России. В итоге теперь российское мнение не спрашивают даже по тем вопросам, по которым следовало бы.
Подобные политические пертурбации всегда притягивают и экономические. Включились интересы крупных экономических структур в области европейского газового рынка и рынков вооружений. У российского газа для Европы есть ряд альтернатив (американский, катарский, кипрский и пр.), но их цена несколько выше, и чтобы заставить Европу захотеть на них переходить, нужно было повысить риски поставок из России. Что касается рынка вооружений, то российские экспортеры уже страдают в пользу американских, китайских и израильских. На российских экспортных танках, кораблях и самолетах устанавливаются приборы, лазеры, авионика, системы защиты и прочее иностранного производства, этого требуют сами клиенты. После ввода запрета на поставку в Россию этих составляющих реализация многих экспортных сделок находится под вопросом. Но в российской экономике экспорт вооружений не составляет существенной доли, и пока последствия этого нам не заметны.
Вторая часть санкций — запрет на финансирование российских компаний — коснулась всего бизнеса. Но по сути это констатация того факта, что уже почти в течение года России никто не дает денег. Без всяких санкций. Чтобы оценить последствия этого, рассмотрим ситуацию от обратного. В последние годы Россия привлекала примерно 150 млрд долларов в год новых заимствований. Теперь важно понять перспективы: сколько будем получать от нефти и газа и сможем привлекать из-за рубежа. На нефтегазовом экспорте Россия зарабатывает примерно 600 млрд долларов в год, из них около 450 млрд — чисто нефтяные поступления. При снижении цен на нефть на 10 процентов российский платежный баланс теряет примерно 50 млрд долларов. Что не так уж и много. Но нефть упала уже на 20 процентов. А если учитывать и неполученные заимствования, то потери России достигают уже отметки 250 млрд долларов в год. И это много, учитывая, что весь российский долг, включая частный, составляет около 700 млрд долларов, а резервы чуть больше 400 млрд. Включив в расчет коэффициент оборачиваемости средств в экономике 2,9, получим потери для ВВП на уровне почти 600 млрд. Это уже заметно — ВВП России в 2014 году в рублях не растет, а в долларовом исчислении падает на 15–18 процентов, или 320–370 млрд долларов (цена на нефть падала равномерно, а не камнем 1 января, и займы компании в начале года еще делали). Следовательно, в 2015 году можем ждать падения на 600 млрд (от уровня 2013 года), если нефть не пойдет еще ниже.
Последствия в полном объеме проявятся в течение двух-четырех лет. Но потеря почти 30 процентов ВВП будет ощутимой. Ресурсы для их восполнения есть. Среди них — активный контроль над расходами, капиталом, валютными операциями. Первый ресурс уже реализуется: правительство тихо, но официально отказалось от программы развития вооружений, на которую три месяца назад планировало выделить почти 20 трлн рублей.
Дальше многое для России зависит от движения цены на нефть. Перспективы можно предположить исходя из тенденций на рынке. Иранские поставщики выходят из-под санкций, и производство вырастет на 3–4 процента. США сокращают импорт где-то на 2 процента от годового производства и такими темпами к 2020 году перестанут покупать нефть. Мировой спрос на нефть растет в год на 2 процента. В ближайшие годы мировой импорт будет снижаться примерно на 2 процента в год. Вспомним 2008 год, когда нефть упала почти со 130 до 60 долларов за баррель, общее падение импорта составило всего 7 процентов. При этом если себестоимость сырой нефти в Саудовской Аравии составляет примерно 12 долларов, то в Западной Сибири — около 25 долларов. Себестоимость сланцевой нефти в США достигает 45 долларов. Добыча на платформе в шельфовой зоне в Белом море обходится в 93 доллара. Себестоимость остальных ближневосточных производителей колеблется в районе 15–20 долларов. При падении цены на нефть до 60 долларов маржа по сланцевой нефти составит около 50 процентов, а для Саудовской Аравии сохранится на уровне 500 процентов.
Так кто же пострадает от снижения цен на нефть? Только те, кто добывает ее на шельфе, в северных морях, например Норвегия (но эта страна вполне может обойтись газом, а добычу нефти она уже активно сокращает). А вот над нашими северными и дальневосточными разработками нависает угроза в силу их дороговизны. Нефть за 60 долларов реальна, поскольку пострадавших от нее в мировых масштабах будет немного. А вот дешевая нефть выгодна тем странам, себестоимость добычи в которых довольно низкая, — Саудовской Аравии, Ирану, Ираку, и даже Китаю с США, и конечно — всем импортерам. Теоретически цены на нефть могут удержать на допустимом для всех уровне договоренности с международными игроками, если в них участвуют США. Россия могла бы в этом вопросе с США сотрудничать. Но сегодня это практически невероятно: мы ни с кем сегодня не дружим принципиально, а США категорически не выгодна дорогая нефть. Падение цен на нее реально и будет долгосрочным, так как технологии развиваются. Только в США за 10 лет потребление бензина автомобилями на 1 км проезда снизилось в два раза. А до 70 процентов нефти перерабатывается в топливо для транспортных средств. Европа сегодня 52 процента энергии получает за счет нефти и газа, хотя 10 лет назад эта цифра была около 78 процентов.
Падение стоимости нефти на 1 доллар минусует из российского бюджета около 2 млрд долларов. Бюджет доходов сегодня составляет около 320 млрд долларов. Если цена на нефть упадет до 60 долларов за баррель, то он будет сопоставим с 2003 годом. Хотя уровень инфраструктуры тогда был другой, вполне можно было жить и работать. Потребитель сейчас реагирует адекватно ситуации: продажи автомобилей упали на 20 процентов, электроники — на 15 процентов. Как отразились изменившиеся условия на рынке недвижимости, узнаем не раньше чем через год, этот рынок довольно медленный. Но стоит ожидать падения продаж и показателей аренды на 25–30 процентов. Сейчас квартиры эконом-класса в Москве продаются за три себестоимости. Но продажи за 120 процентов от себестоимости тоже неплохой бизнес. Сегодня, без учета давления на курс нефтедолларов, чисто инфляционный курс рубля (исходя из сравнительной инфляции рубля и доллара) должен был бы составлять 70–80 рублей за доллар (в зависимости от того, с какой даты считать): именно этот уровень отражает инфляцию рубля и доллара за последние 20 лет. Можно констатировать исторически довольно устойчивую зависимость отличия биржевого курса рубля от «расчетного по инфляции» от цены на нефть (см. диаграмму на стр. 15). Чем выше цена нефти, тем выше курс рубля. Но при цене на нее на уровне 100 долларов равновесный курс колеблется в районе 40 рублей за доллар. По мере падения цены на нефть рубль будет слабеть. Движение цены на нефть на 10 пунктов уводит курс рубля на 6–8 пунктов назад, то есть при цене на нефть 90 долларов за баррель равновесный курс равен 46–48 рублям за доллар (при 80 — около 50). И разницу между равновесным курсом и фактическим финансирует ЦБ РФ посредством интервенций и стерилизации рублевой массы. Бесконечно так удерживать курс рубля не получится, он будет стремиться к равновесному уровню. В то же время дешевый рубль выгоден самой России: по мере снижения курса себестоимость будет сокращаться при сохранении международных цен, а импорт будет все более невыгоден.
В экономике важен не уровень инфляции, а то, насколько точно вы его знаете наперед. Если вы ориентируетесь на обещанные ЦБ РФ 4 процента инфляции, а она достигла уже 20 процентов — возможна катастрофа для вашего бизнеса. Закладывая в расчеты реальный уровень инфляции, пусть и высокий, вы минимизируете ее влияние. Российская инфляция во многом тарифная, и она будет нарастать, поскольку это замкнутый круг: неэффективные монополии субсидируются государством, субсидии выливаются на рынок, монополии поднимают тарифы, потому что они неэффективные. По сути, у нас аналогичная ситуация с украинской, только там в последнее время это происходит в режиме катастрофы, у нас — тяжелой хронической болезни. И вылечиться от нее получится только в случае смены системы с монопольной на рыночную. На такую смену в отношении железных дорог США в XX веке подтолкнула только Великая депрессия: за три года после приватизации удалось добиться снижения себестоимости перевозок (цены тонны на километр) в четыре раза. У нас это вряд ли произойдет.
Теперь обратимся к последним событиям с точки зрения бюджетной логики. Вряд ли стоит ждать серьезных стратегических решений от текущего правительства, но тактически оно хорошо понимает ситуацию. Что сделано или будет сделано в ближайшее время: сокращение военных расходов, сворачивание крупных программ, исполнение текущих пенсионных выплат за счет будущих пенсионеров, серьезное сокращение соцпрограмм. Сэкономленные средства вместе с сильным падением рубля и жесткими мерами по ограничению импорта, вывоза капитала и обращения валюты (включая запрет на валютные сбережения) позволят балансировать бюджету даже в режиме текущих санкций (хотя маловероятно, что они сохранятся надолго) до 2024 года. Без масштабных дефолтов, существенного роста безработицы. Экономика будет стагнировать и ежегодно терять от 1–2 процентов ВВП до 10–15. Но многие из упомянутых мер решают текущие проблемы в ущерб будущему. И предельный момент рано или поздно настанет. Дальнейшая схема проста — повторение 1998 года: признание ошибок, крупные западные заимствования, курс на демократию и т. д. То есть перспективы на еще пять-семь лет ясны. А о более далеком будущем подумаем ближе к делу.