Автор (я) Северный Ветер
Екатерина сидела на краю старого дивана, глядя в окно, за которым город дышал серым туманом. Ей было двадцать пять, но в зеркале отражалась тень — бледная, с потухшими глазами. Она не помнила, когда в последний раз смеялась от души. Может, в университете, когда ещё верила, что жизнь — это нечто большее, чем счёт за коммуналку и пустые разговоры с коллегами. Теперь её дни сливались в одно серое пятно: работа в офисе, где она печатала отчёты, вечерний кофе в одиночестве, редкие сообщения от друзей, которые всё реже звали её на встречи. Она существовала, но не жила.
Всё началось ещё в подростковом возрасте. Катя тайком читала книги по эзотерике, пряча их под учебниками. Таро, руны, старинные обряды — всё это манило её, как запретный плод. Она представляла себя могущественной, способной менять судьбы одним взглядом. Но дальше карт и свечей дело не шло. Реальность всегда оказывалась сильнее: ссоры с родителями, разрыв с первым парнем, потом второй, третий. Последний, Артём, ушёл три месяца назад, бросив на прощание: «Ты как будто не здесь, Катя. Ты где-то в своих грёзах». Его слова резали, потому что были правдой.
Кризис накатил внезапно. Однажды, возвращаясь домой под дождём, она остановилась посреди улицы и поняла: она не знает, зачем идёт. Работа не приносила радости, друзья отдалялись, а внутри росла пустота, которую не могли заполнить ни книги, ни сериалы, ни случайные свидания. Катя чувствовала, что тонет, но не в воде, а в собственной жизни. Ей нужен был выход. Не просто хобби или новая цель — ей нужна была сила. Контроль. Что-то, что вернёт её к себе.
Она вспомнила старые книги, которые пылились на полке. Эзотерика, магия, тайные знания — всё это снова вспыхнуло в её голове. Но теперь она не хотела просто читать. Ей нужно было настоящее. То, что работает. То, что даст ей власть над собой и, возможно, над другими. Катя начала искать. Часами сидела в интернете, листала форумы, где люди обсуждали ритуалы, знахарей, странные практики. Большинство историй были выдумкой, но одна зацепила её внимание. В чате, посвящённом «настоящей магии», кто-то упомянул женщину из глухой деревни. Знахарка, травница, «ведьма» — так её называли. Писали, что она живёт уединённо, помогает людям, но берётся не за всех. Её боялись, но уважали. Кто-то утверждал, что она спасла его от болезни, кто-то — что после её совета жизнь изменилась. Катя перечитывала сообщения, чувствуя, как внутри загорается искра. Это было оно. То, что она искала.
Она нашла адрес через знакомую, которая однажды ездила в ту деревню за травами. Деревня называлась Пустоши, в трёх часах езды от города. Катя не колебалась. Взяла неделю отпуска, собрала рюкзак, купила билет на автобус. Внутри было странное чувство — смесь страха и предвкушения. Она не знала, что ждёт её там, но была уверена: это её шанс. Шанс найти смысл, силу, себя. Дорога в Пустоши была ухабистой, автобус трясло, а за окном мелькали голые поля и редкие дома. Катя смотрела на них, и ей казалось, что она едет не просто в деревню, а в другую жизнь.
Когда автобус остановился на пустынной остановке, она вышла, оглядываясь. Деревня была маленькой, серой, будто застывшей во времени. Дома из потемневшего дерева, покосившиеся заборы, тишина, нарушаемая только лаем собак. Катя спросила у старушки, где найти знахарку. Та посмотрела на неё с подозрением, но указала на дом в конце улицы, у самого леса. «Только не ходи туда зря», — пробормотала старушка, отводя взгляд.
Катя постучала в дверь старого дома. Ей открыла женщина лет шестидесяти, с жёсткими чертами лица и глазами, которые будто видели её насквозь. Волосы, собранные в тугой пучок, были седыми, но спина прямая, а движения точные, как у хищника. «Чего надо?» — спросила она резко. Катя, запинаясь, объяснила, что ищет знаний, что хочет учиться, что чувствует — это её путь. Женщина молчала, глядя на неё, как на ребёнка, который просит игрушку. «Это не игрушки, девочка, — наконец сказала она. — От этого пути назад нет». Катя настаивала, голос дрожал, но она не отступала. Она говорила о своей пустоте, о желании найти силу, о том, что не уйдёт, пока не получит шанс. Женщина долго смотрела на неё, потом кивнула. «Хорошо. Завтра начнём. Но запомни: ты сама это выбрала».
Катя осталась. Она не знала, что ждёт её впереди, но чувствовала: назад пути уже нет.
Екатерина проснулась на узкой кровати в маленькой комнате, которую знахарка выделила ей в своём доме. Сквозь щели в деревянных ставнях пробивался тусклый утренний свет, а в воздухе пахло сыростью и травами. Она лежала, глядя в потрескавшийся потолок, и пыталась осознать, что вчерашний день был реальным. Она действительно здесь, в Пустошах, в доме женщины, которую местные называли ведьмой. Сердце колотилось от смеси страха и возбуждения. Катя встала, натянула свитер и вышла в кухню, где хозяйка, которую звали Марфа, уже сидела за столом, помешивая что-то в чугунном котелке.
Марфа не подняла глаз. «Садись, ешь. Разговоры потом», — бросила она, указав на миску с кашей. Катя послушалась, но еда казалась безвкусной — мысли путались. Она хотела сразу начать, учиться, прикоснуться к тому, что обещало ей силу. Но Марфа молчала, и её молчание было тяжёлым, как каменная плита. После завтрака она велела Кате вымыть полы и принести дров. «Это что, обучение?» — не выдержала Катя, но Марфа лишь усмехнулась: «Ты хотела магию? Научись сперва держать метлу».
Дни потекли медленно. Катя ждала ритуалов, тайн, но вместо этого чистила картошку, мыла посуду, ходила с Марфой в лес за травами. Знахарка учила её распознавать растения: какие сушить, какие варить, какие ядовиты. Катя злилась — это было не то, за чем она ехала. Но каждый раз, когда она пыталась заговорить о «настоящем», Марфа обрывала: «Торопишься — сломаешься. Учись ждать». Её голос был как нож: резкий, но точный. Катя начала замечать, что Марфа наблюдает за ней — не просто так, а будто изучает, проверяет. Иногда, возвращаясь из леса, она ловила её взгляд, и от этого по спине бежали мурашки.
Однажды вечером, когда они сидели у печи, Катя не выдержала. «Я приехала за знаниями, а не за работой по дому. Когда начнём?» Марфа посмотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом. «Ты думаешь, магия — это свечи и заклинания? — сказала она. — Это умение видеть. Чувствовать. Держать себя в узде. Ты пока даже себя не знаешь». Катя хотела возразить, но Марфа продолжила: «Ты пустая, девочка. Приехала за силой, а внутри — дыра. Хочешь учиться? Докажи, что не сбежишь».
Катя стиснула зубы. Она не сбежит. Она слишком долго искала этот путь. Вспомнила форум, где впервые прочитала о Марфе. Там писали, что она помогла женщине вернуть мужа, а старику — вылечить ногу. Но были и другие сообщения: кто-то называл её опасной, говорил, что после её помощи люди менялись, становились «не такими». Катя тогда не придала этому значения, но теперь, сидя напротив Марфы, чувствовала: эта женщина знает больше, чем говорит. И это пугало.
На третий день Марфа неожиданно сказала: «Сегодня пойдём к людям». Они отправились к соседнему дому, где жила пожилая женщина с больной спиной. Марфа дала ей пузырёк с настойкой и что-то шептала, пока та пила. Катя стояла в стороне, наблюдая. Ей показалось, что слова Марфы — не просто советы. Они звучали как приказы, и старуха кивала, будто заворожённая. Позже, когда они возвращались, Катя спросила: «Это была магия?» Марфа хмыкнула: «Это была жизнь. Люди хотят, чтобы их вели. Я веду».
Той же ночью Катя не могла уснуть. Она думала о словах Марфы, о её взгляде, о том, как старуха в доме слушала её, словно под гипнозом. Она вспомнила, как сама приехала сюда, умоляя взять её в ученицы. Марфа тогда долго молчала, но в итоге сказала: «Хорошо. Но помни: это не игрушки. От этого пути назад нет». Катя тогда кивнула, не вдумываясь. Теперь эти слова звучали иначе — как предупреждение.
Наутро Марфа встретила её у порога. «Ты всё ещё здесь, — сказала она, и в её голосе мелькнула тень одобрения. — Тогда начнём». Она протянула Кате корзину и велела идти в лес. «Собери то, что сама выберешь. Но помни: каждое растение — это выбор. Ошибешься — пожалеешь». Катя взяла корзину, чувствуя, как внутри загорается что-то новое. Это был не просто сбор трав. Это был первый шаг.
Екатерина шагала за Марфой по узкой тропе, ведущей вглубь леса. Корзина в руках уже была наполовину заполнена травами, но каждый шаг сопровождался чувством, что она делает что-то не так. Марфа молчала, лишь изредка указывая на растения: «Это бери. Это не трогай». Катя пыталась запомнить, но названия путались в голове. Её злило, что обучение, которого она так ждала, началось с такой рутины. Она представляла ритуалы, таинственные обряды, а не возню с землёй и корнями. Но каждый раз, когда она открывала рот, чтобы спросить, Марфа обрывала: «Молчи. Слушай лес».
Дни в Пустошах тянулись медленно, но строго. Марфа установила правила: никаких лишних слов, никакого телефона, никакого праздного любопытства. «Ты здесь, чтобы видеть, а не болтать», — говорила она. Катя мыла полы, колола дрова, чистила котлы, в которых Марфа варила свои настои. По вечерам они сидели у печи, и знахарка рассказывала о людях, которые приходили к ней. Катя замечала, как Марфа говорит о них: не с жалостью, а с холодным интересом, будто о шахматных фигурах. «Каждый человек — это слабость, — сказала она однажды. — Найди её, и сможешь вести его куда угодно».
Первая практика началась неожиданно. Ночью Марфа разбудила Катю и велела одеваться. «Куда?» — сонно спросила та. «На кладбище», — ответила знахарка, и её глаза блеснули в свете керосиновой лампы. Катя замерла. Она ждала чего-то подобного, но реальность оказалась тяжелее фантазий. Ночной воздух был холодным, а деревенское кладбище — старым и заброшенным, с покосившимися крестами и заросшими могилами. Марфа остановилась у ворот. «Сядь здесь. Смотри. Слушай», — сказала она и ушла, оставив Катю одну.
Сначала Катя чувствовала только страх. Тьма казалась живой, шептала ветром, скрипела ветками. Она сидела, вцепившись в край скамьи, и пыталась дышать ровно. «Это просто место, — твердила она себе. — Просто земля и кости». Но чем дольше она сидела, тем сильнее ощущала, что тишина вокруг — не пустая. Она давила, будто наблюдала за ней. Катя вспомнила слова Марфы: «Магия — это не слова и свечи. Это умение видеть слабости, управлять страхом, держать в руках чужую жизнь». Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Страх был её слабостью. Если она хочет силу, нужно его подчинить.
Наутро Марфа встретила её у дома. «Что видела?» — спросила она. Катя, бледная от бессонной ночи, пробормотала что-то о тенях и звуках. Марфа кивнула: «Хорошо. Завтра вернёшься». Так начались ночные испытания. Каждую ночь Катя сидела на кладбище, иногда с заданиями: шептать слова, которые давала Марфа, или просто наблюдать. Слова были странными — не заклинания, а скорее вопросы к самой себе: «Чего ты боишься? Что держит тебя? Кем ты станешь?» Катя повторяла их, и с каждым разом голос становился твёрже.
Она начала меняться. Романтические грёзы о магии, которые привели её сюда, растворялись. Вместо них росло новое чувство — холодное, острое, как лезвие. Ей нравилось замечать слабости людей, которые приходили к Марфе. Старуха, боящаяся одиночества, соглашалась на всё, что предлагала знахарка. Мужчина, терзаемый виной, пил её настои, не задавая вопросов. Катя видела, как Марфа управляет ими — не силой, а словами, взглядом, тишиной. Это была власть, и Катя хотела её.
Однажды Марфа дала ей новое задание: наблюдать за умирающей собакой, которую принесла соседка. «Смотри, как жизнь уходит, — сказала она. — Это учит видеть правду». Катя сидела рядом с животным, чувствуя тошноту и страх. Но чем дольше она смотрела, тем яснее становилось: смерть — это не конец, а часть. Часть чего-то большего. Она не знала, что именно, но это чувство оседало в ней, как тяжёлый камень.
Вернувшись домой, она впервые не чувствовала усталости. Её мысли были ясными, а сердце — холодным. Она посмотрела на Марфу, которая чистила травы у стола, и сказала: «Я готова к следующему». Знахарка не ответила, но уголки её губ чуть дрогнули. Впервые Катя почувствовала, что сделала шаг вперёд.
Екатерина сидела на крыльце дома Марфы, глядя на серую дымку, стелющуюся над Пустошами. Прошёл месяц с её приезда, и деревня уже не казалась ей чужой. Она научилась различать травы, предугадывать настроение Марфы по её молчанию, чувствовать ритм этого места — медленный, тяжёлый, как дыхание спящего зверя. Но внутри неё росло напряжение. Ночные испытания на кладбище, слова, которые она шептала в темноте, наблюдения за людьми — всё это меняло её, но не так, как она ожидала. Магия, о которой она мечтала, оказалась не яркой, а холодной, не романтичной, а пугающе реальной.
Однажды утром Марфа позвала её в дом соседки, Анны, женщины лет сорока с усталым лицом и дрожащими руками. Анна пришла к знахарке с просьбой: её муж, Иван, пил без остановки, бил её, пугал детей. «Я не могу так больше, — шептала она, глядя в пол. — Помоги». Катя ожидала, что Марфа даст ей травы или скажет что-то утешительное, но знахарка лишь кивнула и велела Анне прийти вечером. Кате она бросила: «Смотри внимательно. Сегодня увидишь, как это работает».
Вечер пришёл быстро. Анна сидела за столом у Марфы, а та варила что-то в котле, наполняя комнату горьким запахом трав. Катя стояла в углу, наблюдая. Марфа говорила с Анной тихо, но каждое слово било, как молот. Она расспрашивала о муже: что он любит, чего боится, о чём жалеет. Анна отвечала, сначала неохотно, потом всё более открыто, будто не могла остановиться. Марфа слушала, кивая, но её глаза были холодными, как лёд. Потом она дала Анне пузырёк с тёмной жидкостью. «Добавляй ему в еду. По чуть-чуть. И делай, как я скажу», — произнесла она. Анна кивнула, сжимая пузырёк, и ушла.
Катя не выдержала: «Это что, яд?» Марфа посмотрела на неё, как на ребёнка. «Яд — это грубо. Это травы. Они лишь усиливают то, что уже есть». Она объяснила: Иван и так спивается, но боится одиночества. Марфа научила Анну говорить с ним так, чтобы он чувствовал вину, страх, бессилие. Травы усиливали слабость, путали мысли, подталкивали его к краю. «Это не магия, — сказала Марфа. — Это знание. Люди сами себя ломают, если знать, куда надавить».
В следующие недели Катя видела, как всё происходило. Иван пил всё больше, его лицо осунулось, глаза потухли. Анна приходила к Марфе, рассказывала, как муж стал тише, реже поднимал руку. Но Катя замечала в её голосе не облегчение, а страх. Однажды вечером Анна прибежала в слезах: Иван умер. Напился, упал в сарае, замёрз насмерть. Катя смотрела на Марфу, ожидая хоть тени сожаления, но знахарка лишь кивнула: «Так и должно быть». Анна ушла, а Катя осталась стоять, чувствуя, как внутри всё сжимается.
Ночью она не могла уснуть. Её мысли путались: это сработало. Марфа не махала жезлом, не читала заклинаний, но Иван умер. Это была сила — реальная, пугающая. Катя вспоминала его лицо, когда видела его в деревне: опухшее, но всё ещё живое. Теперь его не было. Она спрашивала себя: это магия? Или просто манипуляция, которая довела человека до конца? Она чувствовала восторг и ужас одновременно. Восторг от того, что такое возможно. Ужас от того, что она хочет узнать больше.
Наутро она подошла к Марфе. «Ты знала, что он умрёт?» — спросила она тихо. Знахарка посмотрела на неё, как будто ждала этого вопроса. «Я знала, что он слаб. Остальное он сделал сам». Катя молчала. Ей хотелось возразить, сказать, что это неправильно, но слова не шли. Вместо этого она спросила: «Научи меня». Марфа кивнула, но в её взгляде мелькнуло что-то новое — не одобрение, а предупреждение. «Ты уже на пути, девочка. Но помни: каждый шаг — это выбор».
Катя вернулась на кладбище той же ночью. Она сидела у ворот, шепча слова, которые дала Марфа. Теперь они звучали иначе — не как вопросы, а как приказы самой себе. Она чувствовала, как страх внутри неё отступает, сменяясь холодной ясностью. Она видела, как работает сила: не в огнях и ритуалах, а в словах, в слабостях, в умении держать чужую жизнь в своих руках. Но вместе с этим росло и другое чувство — будто что-то в ней самой умирает. Она не знала, хорошо это или плохо. Она знала только, что хочет идти дальше.
Екатерина сидела у печи, глядя, как языки пламени лижут чёрные стенки котла. За окном завывал ветер, а в доме Марфы было тихо, только потрескивали дрова. Прошло два месяца с её приезда в Пустоши, и она уже не была той девушкой, что дрожала от ночного холода на кладбище. Её руки огрубели от работы, взгляд стал острее, а мысли — яснее. Но внутри неё всё ещё боролись два чувства: жажда силы, которую обещала Марфа, и страх перед тем, что она видела. Смерть Ивана не выходила из головы. Катя пыталась убедить себя, что он сам виноват, но образ его опухшего лица, а потом — пустого дома Анны — возвращался снова и снова.
Марфа заметила её задумчивость. «Ты всё ещё жалеешь его?» — спросила она, не отрываясь от трав, которые сортировала на столе. Катя вздрогнула. «Я не жалею. Просто… это было так просто». Марфа усмехнулась, и её улыбка была как трещина в камне. «Просто? Нет, девочка. Это никогда не просто. Ты видела, как работает сила. Теперь реши, хочешь ли ты её». Катя молчала. Она хотела. Но цена этой силы начинала пугать её.
Знахарка начала готовить её к чему-то большему. Она говорила, что магия — не просто травы и слова, а связь с чем-то глубже. «У каждой, кто идёт этим путём, есть своё место силы, — сказала Марфа однажды вечером. — Без него ты — никто. Просто девчонка с травами». Катя кивнула, думая, что это метафора. Но Марфа была серьёзна. Она повела её к старому кладбищу, тому самому, где Катя проводила ночи. Оно было на отшибе, заросшее бурьяном, с покосившимися крестами и могилами, о которых никто не заботился. «Это место — твоё, — сказала Марфа. — Если хочешь стать настоящей, прими его».
Катя не сразу поняла. «Принять? Как?» Марфа посмотрела на неё, и её глаза были как два колодца. «Кладбище — это не просто земля. Это царство мёртвых. Хочешь силу? Стань его хозяйкой. Живи с ним. Дыши его тишиной. Учись у него». Катя почувствовала, как холод пробежал по спине. Она представляла ритуалы, но не это — не жизнь рядом с могилами, не разговоры с тишиной. Но Марфа не шутила. «Ты думала, это игра? — сказала она. — Сила приходит через страх. Через одиночество. Через то, что другие отвергают».
С того дня задания стали тяжелее. Марфа учила её не только собирать травы, но и «слушать» место. Катя должна была ходить по кладбищу днём, запоминая каждую могилу, каждый крест. «Они — твои, — говорила Марфа. — Знай их, как знаешь себя». Катя пыталась, но чувствовала себя чужой среди этих забытых имён. Она спрашивала, зачем это нужно, но Марфа отвечала уклончиво: «Чтобы держать силу, нужно держать страх. Свой и чужой».
Однажды Марфа дала ей книгу — старую, с потрёпанными страницами, написанную от руки. Это были не заклинания, а заметки: как говорить с людьми, как находить их слабости, как заставить их слушать. Катя читала, и ей казалось, что это не магия, а наука — холодная, точная, пугающая. Она вспоминала Анну, Ивана, их сломанные жизни. Марфа учила её тому же: видеть трещины в людях, нажимать на них, вести их туда, куда нужно. «Это и есть ведьма, — сказала она. — Не та, что в сказках, а та, что знает, как держать мир в своих руках».
Катя начала замечать, как меняется её восприятие. Когда к Марфе приходили люди, она уже не просто наблюдала. Она видела их страх, их боль, их надежды. Женщина, боящаяся за больного ребёнка, была готова на всё ради трав. Мужчина, потерявший работу, искал не помощи, а смысла. Катя училась говорить с ними так, как учила Марфа: тихо, но твёрдо, находя слова, которые цепляли их за живое. Она чувствовала, как её голос становится сильнее, как люди начинают смотреть на неё иначе — с уважением, смешанным со страхом.
Но кладбище всё ещё пугало её. Ночью, сидя у ворот, она ощущала, как тишина давит на неё, будто хочет проглотить. Марфа говорила, что это нормально. «Ты боишься, потому что жива, — сказала она. — Но страх — это дверь. Пройди через него, и станешь другой». Катя не знала, хочет ли она быть другой. Но каждый раз, возвращаясь с кладбища, она чувствовала, как что-то в ней оседает — холодное, тяжёлое, но сильное. Она начинала понимать, что значит быть хозяйкой этого места. Не просто земли, а того, что оно олицетворяло: конец, тишину, власть над тем, чего боятся все.
Однажды, вернувшись с очередной ночной прогулки, она посмотрела на Марфу и сказала: «Я готова». Знахарка не ответила, но её взгляд был тяжёлым, как приговор. «Тогда докажи», — сказала она. Катя знала, что впереди её ждёт нечто большее, чем травы и слова. Нечто, что свяжет её с этим местом навсегда.Екатерина стояла у ворот кладбища, сжимая в руках старую книгу, которую дала ей Марфа. Ночь была безлунной, и тьма казалась густой, как смола. Ветер шевелил сухую траву, а где-то вдали выла собака. Катя уже привыкла к этим ночам, но сегодня всё было иначе. Марфа сказала: «Теперь ты не просто смотришь. Ты говоришь». Задание звучало просто: сидеть у могил, читать тексты из книги, вести «диалог» с умершими. Но Катя знала — это не про духов. Это про неё саму. Про её страх, её разум, её готовность шагнуть дальше.
Она села на скамью у ворот, раскрыла книгу. Страницы пахли сыростью, чернила выцвели, но слова были ясными. Это не были заклинания, как она ожидала. Тексты больше напоминали вопросы: «Чего ты хочешь? Что держит тебя? Кто ты без страха?» Марфа объяснила: «Читай вслух. Слушай себя. Мёртвые не говорят, но ты услышишь». Катя начала, её голос дрожал, срывался на шёпот. Она чувствовала себя глупо, но продолжала. Тишина кладбища давила, и каждый звук — треск ветки, шорох травы — заставлял её вздрагивать.
Первая ночь прошла тяжело. Она читала, но не слышала ничего, кроме собственного голоса. Вернувшись домой, она спросила Марфу: «Что я должна услышать?» Знахарка ответила: «Себя. Твои страхи. Твои желания. Мёртвые — это зеркало». Катя не понимала, но возвращалась каждую ночь. Она сидела у могил, читала, шептала вопросы. Иногда ей казалось, что тени шевелятся, но она гнала эти мысли. Это не магия, твердила она себе. Это её разум играет с ней. Но чем дольше она сидела, тем сильнее чувствовала, что тишина отвечает. Не словами, а ощущением — холодным, тяжёлым, но странно успокаивающим.
На четвёртую ночь что-то изменилось. Она читала: «Кто ты без страха?» — и вдруг остановилась. Вопрос застрял в горле. Она вспомнила город, пустую квартиру, Артёма, который сказал, что она «не здесь». Вспомнила Ивана, его смерть, Анну, которая смотрела на Марфу с благоговением и страхом. Катя закрыла книгу и заговорила сама, без текста: «Я хочу быть сильной. Я хочу держать всё в своих руках». Тишина вокруг стала глубже, будто вслушивалась. И тогда она услышала — не голос, а мысль, ясную, как удар: «Ты уже держишь. Но чего это стоит?»
Катя замерла. Это был её собственный разум, но он звучал чужим. Она сидела до рассвета, повторяя вопросы, и каждый раз «ответы» приходили быстрее. Они были не о могилах, не о мёртвых — о ней. О её пустоте, которую она пыталась заполнить. О её страхе потерять контроль. О её жажде власти, которая росла с каждым днём. Она поняла, что Марфа права: кладбище — это зеркало. Оно показывало ей не духов, а её саму — голую, без иллюзий.
К утру она вернулась к Марфе, бледная, но спокойная. «Я слышала», — сказала она. Знахарка кивнула, не спрашивая, что именно. «Хорошо. Значит, ты готова к последнему». Катя почувствовала, как внутри всё сжалось. Она знала, что Марфа не шутит. Последнее испытание будет не просто чтением в темноте. Оно будет проверкой того, кем она становится. И всё же она не отступила. Она хотела этого — не ради Марфы, а ради себя.Екатерина стояла перед Марфой в тесной кухне, где пахло травами и сырой землёй. За окном собиралась гроза, и воздух был тяжёлым, как перед бурей. Знахарка смотрела на неё, и её глаза были неподвижны, как у статуи. «Теперь кладбище твоё, — сказала она. — Либо примешь его, либо уйдёшь навсегда». Катя почувствовала, как сердце стукнуло сильнее. Она знала, что этот момент близился, но слова Марфы всё равно резанули, как нож. Принять кладбище? Она уже сидела там ночами, шептала тексты, разговаривала с тишиной. Но теперь всё было иначе. Это не было заданием. Это был выбор.
Марфа объяснила: сегодня ночью Катя должна остаться на кладбище одна, без книги, без подсказок. «Просто будь там, — сказала она. — Пусть место решит, твоё оно или нет». Катя хотела спросить, что это значит, но Марфа оборвала: «Хватит вопросов. Иди». Она дала ей только старый плащ и фонарь, который едва светил. «Не зажигай, пока не понадобится», — добавила знахарка. Катя кивнула, хотя внутри всё сжималось от страха. Она вышла из дома, когда первые капли дождя упали на землю.
Кладбище встретило её тишиной, нарушаемой только шорохом дождя. Она села на скамью у ворот, как привыкла, но теперь всё казалось другим. Тьма была гуще, кресты — ближе, а ветер звучал, будто шептал что-то невнятное. Катя пыталась вспомнить тексты из книги, но слова путались. Она закрыла глаза, стараясь дышать ровно. «Я не боюсь», — твердила она, но голос дрожал. Дождь усилился, промочив плащ, и холод пробирал до костей. Она чувствовала, как страх растёт, как разум начинает играть с ней: тени шевелились, шорохи становились голосами. «Ты не готова», — шептало что-то внутри. Или снаружи? Она не знала.
Она вспомнила Марфу, её холодный взгляд, слова о том, что сила приходит через страх. Вспомнила Ивана, Анну, их сломанные жизни. Вспомнила себя — пустую, потерянную, в городе, где никто её не ждал. «Я не вернусь к тому», — сказала она вслух, и её голос разрезал тишину. Она встала, отбросила фонарь и шагнула к могилам. Дождь хлестал по лицу, но она шла, касаясь мокрых крестов, шепча: «Я здесь. Я ваша». Она не знала, к кому обращается — к мёртвым, к самой себе или к этому месту. Но с каждым словом страх отступал, сменяясь чем-то новым — холодным, твёрдым, как камень.
В какой-то момент она остановилась. Дождь лил, как из ведра, но она не чувствовала холода. Голоса в голове — или вокруг — стали громче. Они спрашивали: «Кто ты? Чего хочешь?» И впервые Катя ответила без колебаний: «Я хочу быть хозяйкой. Себя. Вас. Всего». Тишина ответила ей — не словами, а чувством. Будто кладбище, эта мёртвая земля, признало её. Она вернулась на скамью и сидела до рассвета, не замечая дождя. Её разум был ясен, а сердце — спокойным, как никогда.
На рассвете появилась Марфа. Она стояла у ворот, глядя на Катю, которая сидела, мокрая, но неподвижная. «Теперь ты хозяйка», — сказала знахарка. Её голос был ровным, но в нём чувствовалась тень уважения. Катя посмотрела на неё и кивнула. Она не знала, что именно приняла этой ночью — кладбище, себя или нечто большее. Но она чувствовала: что-то внутри неё изменилось навсегда. Она не была прежней. И пути назад не было.
Екатерина вернулась в город через неделю после той ночи на кладбище. Она сидела в автобусе, глядя на мелькающие за окном поля, и чувствовала, как что-то внутри неё оседает, как тяжёлый песок. Пустоши остались позади, но их тишина, их холод, их мёртвая земля теперь жили в ней. Она не знала, что это значит — быть хозяйкой кладбища, как назвала её Марфа. Но она знала, что больше не та Катя, которая три месяца назад искала смысл в эзотерических форумах. Она была другой. И это пугало её так же сильно, как восхищало.
Квартира встретила её знакомой пустотой. Тот же серый диван, тот же вид из окна на бетонные коробки. Но теперь она смотрела на всё иначе. Город казался ей шахматной доской: люди, их страхи, их слабости — всё это было фигурками, которые она могла двигать. Она вернулась на работу, печатала отчёты, улыбалась коллегам, но внутри неё был холод. Она замечала то, чего раньше не видела: как начальница нервно теребит ручку, когда говорит о сроках, как коллега из соседнего отдела избегает смотреть в глаза, когда врёт о причинах опоздания. Она видела их трещины, их уязвимости, и это будило в ней странное чувство — не жалость, а власть.
Друзья заметили, что она изменилась. «Ты какая-то… спокойная», — сказала ей подруга за кофе. Катя улыбнулась, но её глаза остались холодными. Она научилась говорить так, чтобы люди слушали. Не громко, не напористо, а тихо, как учила Марфа. Она замечала, как её слова цепляют, как люди начинают раскрываться, выдавать свои страхи. Однажды коллега, которую она едва знала, рассказала ей о своём разводе, о том, как боится остаться одной. Катя слушала, кивая, но внутри прикидывала, как можно использовать эту слабость. Не для зла — просто чтобы понять, как далеко она может зайти. И она заходила всё дальше.
Она начала экспериментировать. На работе она шепнула начальнице пару слов о том, как коллега «случайно» проболтался о её ошибке в отчёте. Ничего серьёзного, но через день коллега получил выговор, а Катя — благодарность за «внимательность». Она помогла подруге «разобраться» с соседкой, которая мешала спать, — пара фраз, намёк на жалобу в управляющую компанию, и соседка стала тише воды. Катя не использовала травы или ритуалы, как Марфа. Её оружием были слова, взгляды, умение видеть, куда надавить. И это работало. Каждый раз, когда она видела результат, внутри неё вспыхивало то же чувство, что на кладбище: холодная, твёрдая сила.
Но ночью, в одиночестве, она иногда просыпалась от кошмаров. Ей снились могилы, тени, голоса, которые спрашивали: «Кто ты? Чего ты хочешь?» Она видела Ивана, его опухшее лицо, Анну, которая смотрела на неё с немым ужасом. Она видела Марфу, её жёсткий взгляд, и слышала: «От этого пути назад нет». Катя просыпалась в холодном поту, но не позволяла себе думать об этом слишком долго. Она вставала, пила воду, смотрела в зеркало. Её глаза были такими же, как у Марфы, — холодными, глубокими, как колодцы. Она не знала, нравится ей это или пугает.
Через месяц она снова поехала в Пустоши. Автобус трясся по знакомой дороге, и Катя чувствовала, как что-то тянет её обратно. Не Марфа, не деревня — кладбище. Она не сказала знахарке о своём приезде. Просто вышла на остановке, прошла через деревню и остановилась у ворот старого погоста. Днём оно выглядело иначе: серое, тихое, но всё ещё живое своей странной, мёртвой жизнью. Катя села на скамью, как тогда, под дождём. Она не шептала, не читала. Просто сидела, чувствуя, как тишина обнимает её, как дом. Она знала: это её место. Её царство. Её сила.
В городе она продолжала жить, как прежде: работа, кофе, редкие встречи с друзьями. Но теперь она видела людей насквозь. Она знала, как заставить их слушать, как подтолкнуть к поступку, как сыграть на их страхах. Она не была злой — она просто знала, как держать мир в своих руках. Иногда она спрашивала себя, где грань между силой и безумием. Была ли магия Марфы реальной? Или это всё — её собственный разум, который научился видеть слабости и управлять ими? Ответа не было. И, возможно, он был не нужен.
Вечером, вернувшись в деревню, она постучала в дверь Марфы. Знахарка открыла, посмотрела на неё и кивнула, будто ждала. «Вернулась», — сказала она. Не вопрос, а утверждение. Катя улыбнулась, но её улыбка была холодной, как лёд. «Я дома», — ответила она. Марфа не ответила, но её глаза сказали всё: путь начался. И он не закончится.
Катя вышла из дома и снова пошла к кладбищу. Солнце садилось, окрашивая небо в багровый. Она села у ворот, глядя на могилы. Тишина была её союзником, её зеркалом. Она не знала, что ждёт её впереди — новые уроки, новые жертвы, новые трещины в её разуме. Но она знала одно: она выбрала этот путь. И он был её.
Все истории Автора есть на ютуб канале 13 тайна. https://youtu.be/0gssuNgsZbQ?si=Zvb9DjhjOIrh3yNF
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев