Все роли Евгении или про любовь, или про ее недостижимость. Одной из лучших, запомнившейся миллионам, была Аня Петрова, актриса среднего возраста и средних достижений, мечтающая о Гертруде в «Гамлете» («Артистка» Говорухина) и о грандиозной любви. В ее «артистическом мировосприятии» получение роли и обретение любви — это практически одно и то же. Как и в отношении к профессии самой Евгении Добровольской. Без любви нет роли, партнера, театра, кино. Эту внутреннюю убежденность опытный мастер Станислав Говорухин угадал в ней, почувствовал, когда ставил «Артистку» — терапевтическую сказку про то, что любовь может изменить линию судьбы. И если ты хороший человек, то кто-то непременно скажет: «Ты будешь великой актрисой. Потому что я люблю тебя».
Другой была Маргарита де Валуа в костюмной «Королеве Марго» Александра Муратова про придворные интриги и альковные страсти. Героиня Добровольской стала энергетическим центром этого сериала; эксперты писали о схожести ее Марго с портретами Королевы того времени. Но, что изумляло, вокруг Добровольской кружили красотки записные, а любили зрители именно Марго при всей ее жестокости и непредсказуемости. Царственная и съедаемая ревностью, обидчивая, ранимая, самолюбивая — огненный сплав самых противоречивых качеств. В какой-то мере Евгения одарила героиню своей удивительной способностью видеть свечение жизни даже в трагические минуты.
Евгения Добровольская запомнится и в «Первом этаже» Игоря Минаева — завораживающем, атмосферном и эстетском черно-белом кино об обреченной любви обитателей нижних этажей общества. О минутах счастья у края смерти. Ее парикмахерша Надя — распущенная, легкомысленная, разочарованная в любви и ждущая любви, как Кармен. И, как Кармен, она гибнет от руки любовника, ревнивого дружинника.
И все же, несмотря на огромную фильмографию (более сотни фильмов и сериалов), несмотря на главные российские кинопремии, ее сердце было отдано театру, а не кино. И с каждым выходом на сцену сердце, по ее словам, выпрыгивало; каждый спектакль был своего рода премьерным. В театре ее дарование было востребовано. С ней любил работать Кирилл Серебренников, совершенно неожиданно отдавший Добровольской возрастную роль Улиты в «Лесе» (ее Улита была тоскующей по свободной любви простой советской тетенькой). Сама же Евгения Добровольская более всех режиссеров почитала Олега Ефремова, называла его учителем, а он звал ее клоунессой: когда она плакала, зал смеялся; такой особенный дар.
Было и наоборот. Ее первой ролью в Чеховском МХТ стала Нина Заречная. Лучшие сцены в финале. «Попали и мы с вами в круговорот», — говорила она, почти улыбаясь. Это была та самая ласковая улыбка, о которой Треплев говорил перед роковым выстрелом. Евгения Добровольская улыбалась, а зрители плакали.
У нее не было амплуа, потому что актерский диапазон Евгении был безбрежным. И в своих героинь она не просто перевоплощалась, но превращалась без остатка. Гордячка Марина Мнишек в «Борисе Годунове», влюбленная в Молчалина Софья в «Горе от ума», прелестница Арманда в Булгаковской «Кабале святош», болтливая сваха в Гоголевской «Женитьбе», прокурор Майерс в «Свидетеле обвинения». В «Чайке» она сыграла все главные женские роли по мере собственного профессионального взросления — и Нину, и Аркадину, и Машу.
В кого бы она ни перевоплощалась, какие бы эпохи, судьбы ни проживала, ее героини были рядом. Узнаваемые. Живущие чувствами, а не разумом. Даже в ролях на сопротивление, таких как деспотичная Васса Железнова (спектакль «В.Ж»). Ее властная судовладелица оказывалась единственным членом семьи, способным не только к действию, но, к состраданию. Ей режиссер Ольга Воронина отдала фрагмент Горьковской «Исповеди». «Где Божья красота? Где же Божеское?» — нет ответа.
В «Кому на Руси жить хорошо?» ее Матрена впрягалась в повозку и тащила Родину на себе. Критики назвали ее героиню русской Мамашей Кураж. Ее Некрасовская Матрёна Тимофеевна любила наотмашь, жалела, молча страдала от унижений и камнепада бед. Прощала, спасала мужа от рекрутчины, а ребенка — от несправедливой казни, подставляла свою спину. Смеялась, молилась, плакала. Боль рыком рвалась из ее охрипшего горла в этом монологе о русском женском «счастье». Выдающаяся роль. Соразмерная наконец-то ее таланту.
Евгения добивалась предельно честного, оправданного существования в кадре, и на сцене ей нужны были узнаваемые бытовые детали, чтобы привязать своих мечтательных героинь к земле. В одной из сцен «Артистки» ее Аня Петрова моет люстру и с грязной тряпкой в руке врет маме своего избранника Викентия, что та артистка (то есть сама же Аня Петрова) больше не будет им с сыном докучать, потому что она уехала в Улан-Удэ.
Евгению Добровольскую корили за характер. С ней было и правда непросто партнерам и режиссерам — слишком требовательна, упряма. Она ушла из Доронинского МХАТа, с Михаилом Ефремовым строила новый театр «Современник 2», который потом влился в Чеховский МХТ. И проработала в нем почти 40 лет. Игорь Золотовицкий вспоминал в одном из интервью, как часто они спорили, но, все эти споры касались главного — существа театра. Тогда же Золотовицкий сказал: «Российское кино и театр станут другими, если в них не будет Жени Добровольской».
Тут не поспоришь.
Комментарии 25
Светлая память