- Глянь, Шура, это же тот ирод, что перегной мне по весне привозил, - Мария, отдернув занавеску, и прищурившись, смотрела в окно.
- Он это, он! – согласилась семидесятипятилетняя Александра. – Его машина, помнишь, дрова по осени привозил, "выдавил" с меня деньги за мокрые дрова, еще и обозвал скрягой.
На улице, съехав на обочину, стоял грузовик Ромки Сизова. Сам водитель, извергая тысячу ругательств, возился с пробитым колесом, - угораздило гвоздь словить в этой деревушке, где на всю округу дед глухой, да несколько одиноких теток.
Не рассчитал Ромка с погодой: февральский ветерок оказался обманчивым, и уже после обеда потянул холодный хиус. Легкая Ромкина куртка, которую он надел дома для форса (мыслил к Ларке-медичке заехать), подходила разве что для мая месяца.
Продрогший и злой, он мечтал скорее добраться домой, чтобы отогреться. На печку, что в машине, надежи не было: давно надо было налаживать, поэтому трясясь от холода, он вскочил на подножку и скрылся в кабине. Машина дергалась, но с места не двинулась.
- Ну, ты чё тупишь, - раздражался Ромка то ли на себя, то ли на машину.
Вышел, открыл капот, пытаясь понять, чего еще надо.
- Слушай, Шурка, сколь уже возится со своей тарантайкой, глянь, от холода посинел, так и задубеть недолго.
- Не задубеет, в кабине пусть греется.
- Да видно с кабины его толку мало, - пришла к выводу Мария, почти ровесница Шуры.
- Ну, так ты чего предлагаешь, этого ирода в избу привести?
- Придется, а то околеет, пока с машиной своей копается, а мы виноваты будем, скажут, бросили человека в беде, лихоманка его возьми, угораздило же под окнами растележиться.
Уже смеркалось, когда Ромку окликнули, - две пожилые женщины, закутанные в шали, стояли метрах в трех от него.
- Заходи погреться, - сказала одна из них, - а то обмороженный шофер машине не помощник.
Ромка оглянулся, - понятное дело, что гостиницу ему тут никто не построил, старенькие домишки стояли на приличном расстоянии друг от друга, - остальные или заброшены, или разобраны прежними хозяевами.
Домик, в который звали старухи, хоть и небольшой, но уютно светился окнами, из трубы шел дым.
Уже в избе, когда женщины скинули шали, он вспомнил, что где-то видел их. «Наверное, уголь подвозил, когда калымил», - подумал Ромка, приглаживая свои светлые волосы.
- На вот, выпей чайку, только что вскипел, да вот варенье малиновое, - поставила перед Ромкой кружку с чаем Мария, - пей, грейся, а то подхватишь простуду.
Ромка закашлялся, припоминая, где он этих бабок видел. Еще на улице ворота показались знакомыми. Да и через саму деревню иногда проезжал, - уголь, дрова, перегной возил «замшелым» жителям, как он их называл, за отдельную плату. Брал дорого – а куда им деньги-то.
Двух бабок, что суетились сейчас перед ним, вспомнил минут через пять. «Скряги и кошелки» - это еще не самые грубые слова, которыми он их наградил, когда привез дрова. А вот из-за перегноя с хозяйкой дома спор на всю деревню вышел. Старуха все пыталась доказать, что не стоит этот «мусор» тех денег, что водитель запросил.
«Иди на печи лежи, а не перегной покупай, кошелка старая», - кричал Ромка, - «деда своего, наверное, извела, вот и кукуешь одна. Да кто с такими жить будет!»
Он вспомнил ту нелицеприятную встречу, покосился на кочергу, стоявшую у печи, - «ну, уж поди не отметелят кочергой» - подумал он.
Тетки тоже внимательно смотрели на Ромку, но вида не подавали, что знакомы, - а ведь вспомнили его.
- Полезай на печь, согреешься скорее, - предложила Мария.
Ромка отказался. Не знавший своих родных бабушек (отец Ромкин был детдомовцем, а по материнской линии бабушка "угасла", когда Ромке было три года), он впервые был удивлен незнакомым ему до этого ощущением - заботой двух женщин, втрое старше его.
Он уставился на деревянную раму, висевшую на стене, под стеклом которой была черно-белая фотография: девушка с заплетенными косами, красивая и статная стояла под яблоней, а рядом с ней высокий, широкоплечий мужчина. Пара, сфотографированная на этом фото, была необыкновенно красивой. Ромка подумал, что сейчас и фотографий таких нет и красота какая-то совсем другая.
- Эт муж мой покойный, - сказала Мария, заметив пытливый взгляд нежданного гостя.
- Так это вы? – осипшим голосом спросил Ромка.
- На карточке-то? Я, конечно. Это мы сразу после свадьбы с Гришей сфотографировались. Хорошо жили. Только мало, пятнадцать лет всего. В аварии погиб.
- А дети? – Ромка и сам не ожидал, что спросит о детях.
- Сынок был. Из армии не вернулся…
Ромка совсем растерялся, чувствуя себя не в своей тарелке.
- Ты пей чай, вот еще печенье, - обратилась к нему Шура.
- Вы – настоящая красавица, - сказал он седовласой женщине.
- Была. – Ответила Мария. – А вообще первая красавица у нас Шура была. Да Шура?
- Ой, ну скажешь ты, нашла красавицу.
- А чего? Помнишь, как парни за тобой бегали, даже из района приезжали. А ты в Петра влюбилась, думали, лучше пары нет на свете, - оба такие ладные.
Ромка перевел взгляд на худощавую Шуру, - женщина смутилась.
- Да зачем это ему?
- Ну почему, интересно, - сказал Ромка.
- А ничего интересного. С мужем я всего полгода прожила, детей нажить не успели, другую встретил. Артистку из области. Он и сам на баяне играл – заслушаешься, решил тоже в артисты податься. Только ничего не вышло, артистка бросила его, так и спился и сгинул.
Ромка снова посмотрел на фотографию.
- Не слушай нас, пей чай, - сказала Мария, - мы с Шуркой видно однолюбы недолюбленные. Что я по своему Грише всю жизнь тоскую, что Шура по своему Петру печалилась, так замуж и не вышла, сходилась да разошлась.
Ромка помотал головой, - никак у него в уме не укладывалось, что красавица, смотревшая с фотографии, осталась одинокой.
- А у тебя-то есть кто? – спросила Шура. – Или женат уже?
- Нет, не женат, но есть.
- Ты с райцентра? - поинтересовалась Шура.
- Да, с райцентра.
- А мы знаем одну сестричку с районной больницы, если попадаем к ней в процедурный, боль как рукой снимает. Ларочкой зовут.
Ромка встрепенулся, улыбка впервые за весь разговор появилась на его лице.
- Так это она у тебя «намечается»? - Обрадовано спросила Шура.
Ромка кивнул. – Она, если не откажет.
- А ты старайся, чтобы не отказала, - задумчиво произнесла Мария, - чего время тянуть, любите друг друга, чтобы недолюбленными не остаться.
Ромка поднялся. – А у вас фонарик найдется? Свой в гараже забыл.
- Найдется, и тужурка тебе теплая найдется. Ты если не наладишь грузовик-то свой, так оставайся, печка в твоем распоряжении.
- Спасибо! – тихо сказал Ромка.
Машина завелась минут через пятнадцать. Теплую куртку хотел оставить хозяйке, но женщины отказались: - Бери, в другой раз завезешь.
Ромка поехал по дороге, слегка занесенной снежком, и мысленно упрекал себя, что не попросил прощения за грубость, - не решился. И эти две женщины тоже промолчали – ни единого упрека. А ведь перегной и в самом деле был плохой, - Ромка его тогда решил «загнать» кому-нибудь. И дрова совсем сырые – по дешевке купил.
Но больше всего «зацепила» фотография в доме Марии, - и трудно было поверить, что такие красавицы остались недолюбленными.
_________________________________
Первым делом Ромка решил заехать к Ларисе и поговорить, наконец, серьезно. А то все шуткой да смехом, - пора и замуж позвать. А вторым делом решил отвезти бабе Шуре дрова – хорошие дрова. Ну а перегной – это уже весной бабе Маше отвезет. И от этой мысли стало как-то спокойно и приятно, как будто прощения попросил.
Татьяна Викторова
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев