Гуси и самолёты – кто кого!

(На фото Воркута, конец апреля...)
В каждом районе выполнения полётов у лётчиков имелись «хитрые» запасные аэродромы, которые принимали самолёты и вертолёты в любую погоду. А куда деваться, когда все кругом закрыты по погоде? Такое бывает на Севере часто. Главное, как говорили между собой пилоты, чтобы не было камнепада, а облачность до земли и видимость метров сто,– дело привычное! На таких аэродромах не было приборов, пишущих параметры погоды, не было и синоптиков. Диспетчер на глазок давал «погоду», учитывая запас топлива и опыт экипажа. Самолёты не «любят» ночевать в воздухе. Им, как Карлосону, «посадку давай!» Каждый командир знает свой характерный ориентир на подходе к такому аэродрому, типа просмоленной лодки на берегу речки, где он устанавливает самолёт на посадочный курс, - а вот она и полоса!
Весна. Мы сидим в диспетчерской вышке «хитрого» аэродрома и слушаем эфир. Кругом все аэропорты закрыты по погоде, в их числе и наш, базовый. Ничего, пилотская гостиница тут тёплая и чистенькая, а ночёвка – дело привычное. Сеет мелкий липкий дождь, а село, что на крутом противоположном берегу реки, закрыто низкими облаками. «Надолго это, - думаю я. – Дня два придётся пережидать циклон». На подходе ещё один «заблудший» борт. По голосу узнаю коллегу, командира АН-2. Он пилот второго класса, и минут через двадцать будет здесь, а там и на дежурную лодку надо идти – село за рекой. Раскрасневшееся и улыбающееся лицо командира самолёта показывается из-за поручней крутой лестницы:
- В районе четвёртого разворота в стаю гусей влетел! Не знал я, что и они по «приборам», как я летать могут. Видел я раньше стайки гусей, так те между слоями облаков летели, а тут…. Предкрылки мне у самолёта помяли здорово. Штук трёх, а то и четырёх, сбил! Хорошо, что в воздухозаборник и в стекло не попали, а то пешком бы пришлось к вам идти километра два. Удары сильные были.
Техники возятся у самолёта: чалят его, чехлят, осматривают повреждения. Минут через десять на «вышку» поднимается мужичок, насквозь промокший от дождя. В руках он держит трёх грязных и потрёпанных гусей, у которых из ран видны синеватые внутренности.
- Ребята, чья это работа?! Иду я к переправе и вижу, как три гуся с неба валятся! Самолёт сбил их, он надо мной пролетал. Не видел я его, но гул мотора и удары слышал. Два гуся вывалились из облаков и упали прямо передо мной, а третьего я подобрал чуть дальше, уже по пути к «вышке» - не пропадать же дичине!
Витька достаёт из портфеля «дежурный» пакет и укладывает добычу. Одну птицу возвращает мужику - километр, а то и больше, волок он двенадцать килограмм деликатеса. Сегодня на ужин будет у нас вкуснейшая шурпа, и идти не надо по такой погоде в сельскую столовую. Через пару дней, когда погода наладилась, прилетел главный инженер отряда и, согласовав с Управлением, разрешил перегон на базу повреждённого самолёта. По прилёту самолёт поставили на дальнюю стоянку. Заказ и поставка запасных частей был процессом долгим - как и теперь…
Приказ: … года на площадке МВЛ Харьяга произошло авиационное происшествие с самолётом АН-2 … авиаотряда. Накануне командир самолёта произвёл там вынужденную посадку по причине тряски двигателя в полёте. Прибывшие технические работники устранили неисправность, о чём сделали запись в бортовом журнале. Командир принял решение лететь на базу. После взлёта, в районе второго разворота, по свидетельству очевидцев, произошёл полный отказ двигателя. Командир развернул самолёт в сторону полосы, но, потеряв скорость, неуправляемый самолёт упал в пятидесяти метрах от ВПП. Члены экипажа и два техника, находившиеся на борту, погибли. Командир и второй пилот прошли медицинский контроль в медпункте села. ПРИКАЗЫВАЮ: …
Володя Гречухин, прибывший из училища со мной в отряд, погиб при взлёте ранним осенним утром на площадке Харьяга. Случилось это после устранения техниками неисправности самолёта, которая обнаружилась в полёте накануне. Молоденький второй пилот, пришедший в отряд летом, «бороздил» небо Севера совсем недолго, - месяца два…
Одеть «штаны»!
Неисправный Витькин самолёт, повреждённый гусями и стоящий в конце «линейки», путает все планы отцов-командиров, ведь они верстались и для него. Особенно тяжко достаётся техническим работникам. Для выполнения срочных санитарных и других заданий им приходится демонтировать навесное оборудование с самолёта, подготовленного для выполнения авиационно-химических работ. Не особо трудоёмкая эта работа: снимаются бак, ветряк и «штаны» (распылитель). Зина, молодой инженер ОТК (отдел технического контроля), нахватавшись у «зубров» обслуживания авиационного парка «профессиональных» названий агрегатов, выступает на общем разборе отряда и произносит пламенную речь:
- Что это такое!? Замотались мы в техническом отделе! Через день поступают команды: «Снять «штаны»! «Одеть «штаны»!.. Разве так можно рабо…, - под дружный хохот большого мужского коллектива, махнув рукой, зардевшаяся, убегает Зина с трибуны, но улыбается, осознав свой случайный ляпсус.
После этого разбора я готовлю командира звена Юру Егошина к разовому, но достаточно продолжительному полёту в Усть-Кару. Опытный командир, он любит выполнять дальние, а желательно и с ночёвками, полёты. Нет, не бабник он вовсе! У него нормальная по советским меркам семья: жена и трое детей…, правда, все девочки. Вот и любит он, чтобы не поддаваться искусу «затеять» ещё и наследника (такая мысль была после рождения второй малышки), улетать далеко и надолго.
- Ты, Юрок, поговори там с техниками и с инженером. Не «валяются» ли у них на складе предкрылки и подкос для хвостового оперения? Трещину на подкосе инженеры нашли на 756-м борту – простаивает самолёт, - прошу я командира после подготовки к полёту.
Юра улетел, а через день звонок по телефону:
- Командир, присылай экипаж рейсовыми самолётами через Нарьян-Мар! – слышу бодрый и радостный голос. – Я всё провернул, ну о чём мы с тобой говорили. Тут самолёт нам полностью отдают. Стоит он у них к столбу привязанный и крутится вокруг него. Лыжами такую площадку укатал, что дискотеку устраивать можно! Списанный он, говорят, а внешний вид вполне нормальный. Движок я сам опробовал - работает чётко!
Я знал, что такие действия в авиации недопустимы и повторил просьбу о запасных частях. Через неделю Юрка привёз «железки», правда это потребовало согласования двух Управлений – нашего и соседнего.
Полёты на топоре и на ломике.
Вы на ломике летали? А я летал! И на топоре разок прокатился. Было это весной, в конце апреля, когда аэродромы и площадки раскисли и «поплыли». Полётов в этот период мало, поэтому как манну небесную восприняли мы заявку геологов о предстоящей работе в районе Воркуты. Перевозить грузы надо было с военного запасного аэродрома на побережье Карского моря, где была опорная база разведчиков недр. На подлёте к Воркуте понимаем, что не пряники перебирать предстоит нам, а тяжёлая работа, требующая полной отдачи. Белая, без единой помарки и ориентиров тундра плавно переходит на горизонте в такое же белёсое небо. Военные разместили наши самолёты на стоянках, а геологи любезно организовали быт и отдых, разместив экипажи в ведомственной пятикомнатной квартире. Первый полёт для подбора места посадки и для провозки экипажей выполняем на двух самолётах АН-2. Апрель под Воркутой – зима! Арктические ветры без помех продувают тундру, а редкие оттепели, как нам стало известно позже, превратили снег в камень. Вначале повезло: в белой снежной бескрайности, используя только радионавигацию, скорее случайно, точно выходим на временное поселение геологов. Жилые балки, сарайчики и склады занесены снегом вровень с поверхностью тундры, и только ярких расцветок техника, сбившаяся в стайку, привлекает наше внимание.
Пару раз проходим над размеченной красными флажками посадочной полосой. Она накатана рядом с временным поселением геологов на большом тундровом озере. На полосе невысокие, не более двадцати сантиметров, перемёты (по инструкции допустимы до шестидесяти сантиметров). Заходим на посадку. На «каменные» перемёты мне не приходилось ещё садиться. Впечатление такое, будто прокатились на заднице по старой бабушкиной стиральной доске. Замечаю неладное: частые сильные удары амортизаторов, «хвост» у самолёта просел и заёрзал из стороны в сторону. «Отлетел лыжонок (маленькая хвостовая лыжа)», - выдерживая направление «брыкающегося» самолёта, понимаю я. У нас нет времени крикнуть в эфир об опасности заходящему за нами на посадку экипажу и, выруливая с полосы, видим «повтор на «бис» уже в его исполнении…. Подъехали на вездеходах геологи. Кумекаем, объединив мысли. Эврика! Домкрат на вездеходе - вещь нужная! Поднимаем им хвост самолёта, а пробитый ломом с боков лыжонок устанавливаем, как на оси, и закрепляем его проволокой к хвостовой вилке. Второго ломика нет, но на одном из вездеходов нашёлся топор с приваренной ручкой, изготовленной из трубы. Годится!
Как старший группы выруливаю потихонечку к краю озера, где намело свежего мягкого снега, и выполняю контрольный облёт «подранков». Ничего! Летят, садятся, только инородные предметы, не предусмотренные конструкцией, на крейсерских скоростях посвистывают больно громко. Особенно усердствует ручка топора: пустотелая, она трубит как пионерский горн…. На аэродроме базирования садимся на основные лыжи, а хвост опускаем в самом конце пробега. Наши техники, не спрашивая (видели и не такое), быстренько меняют хвостовые установки. Мы сидим на «вышке» и ждём приезда закреплённого за нами уазика. Через большие окна диспетчерской вышки видим, как подполковник инженерной службы, обходя свои стоянки, заглянул и к нашим самолётам. Долго он рассматривал и шевелил носком ботинка кучку металлолома, а потом, подобрав лом и топор, оттащил их к пожарному щиту. «Почему они не покрашены в красный цвет, как им и положено по Уставу? Непорядок!» - скорее всего, думал офицер.
- Ребята, что это за запчасти у вас там валяются? – спросил подполковник, поднявшись на вышку.
- Да это так, - лукавим мы, – пора на колёса «переобуваться» - весна на дворе!
Дальнейшие полёты для геологов экипажи выполняли на колёсном шасси, которое мы предусмотрительно взяли с собой для возвращения на базу. Там, в Печоре, снега уже не осталось.