Егору Летову 10 сентября исполняется 61 год.

Не «исполнилось бы», а исполняется. Это «мёртвые не сеют, не поют, не умеют, не живут». А Летов поёт.
Если вы так и не поняли, каким был Егор Летов, это нормально. Едва ли вообще нужно понимать этого музыканта — его иррациональность и фрагментарность лучше всего постигается на невербальном уровне, то есть чувствами.
Сам Летов считал слова невыразительными и условными: «Скуден язык, Нищ, Жалок, и убог. Всё это создано — все слова, понятия, системы — сам язык — для болтовни. Слова недостойны НАСТОЯЩЕГО языка. Через них можно задать как бы вектор, образ, указочку. Но ведь всё это… не самодостаточно».
Некоторые песни Летова кажутся слишком депрессивными и чернушными. Однако сам Егор такую позицию отвергал и говорил:
«Все мои песни (или почти все) — именно о ЛЮБВИ, СВЕТЕ И РАДОСТИ. То есть о том, КАКОВО — когда этого нет! Или КАКОВО это — когда оно в тебе рождается, или, что вернее, когда умирает. Когда ты один на один со всей дрянью, которая в тебе гниёт и которая тебя снаружи затопляет. Когда ты — не тот, каким ДОЛЖОН быть!»
Егор не хотел стать частью массовой культуры, но в народную был не прочь войти — её он считал честной и настоящей. В обычной жизни музыкант часто использовал просторечную лексику: «осерчал» вместо «разозлился», «одёжа» вместо «одежда». Те же народные словечки регулярно проскальзывали в песнях.
Песни Летова — это поиски ответов на важнейшие вопросы о человеке. Летов писал об обречённости личности на жизнь в сложившемся миропорядке и на поиски выхода из неё.
Нормальность тяготит музыканта — он не желает «играть в бисер перед стаей свиней». И музыка становится способом выхода из неё, а другие музыканты — вдохновляющим примером. В песне «Харакири» он говорит: «Сид Вишес умер у тебя на глазах, Джон Леннон умер у тебя на глазах, Джим Моррисон умер у тебя на глазах, а ты остался таким же, как и был».
Поэзия у нас не народное искусство. Народное искусство у нас одно: плач. Песнь, которой, как известно, зовётся стон. И поэтому русский поющий поэт обязан взять в руки гитару. Реветь, хрипеть, стонать и плакать, ибо пением это назвать сложно. Не время для пения, извините.
Поющий поэт, полубезумный шаман речитативом совершает чудо. Его песня не позволяет нам нормализовать происходящее. Он бунтует, и мы, слушая его, повторяя его строки, перепевая их в подворотнях на расстроенных гитарах, присоединяемся к этому почти невидимому протесту.
Он поёт и отчитывает нас от бесов. Беса безразличия, беса трусости, беса позвоночника, вечно согнутого в позе «чегоизволите».
И это позволяет нам выживать в самые тёмные времена. Позволяет нам смотреть в глаза будущим детям. Позволяет нам избывать чёрное, гнетущее чувство стыда, которое каждый из нас выносит из периодов безвременья. И за это спасибо тебе, Егор. Спасибо тебе за наши 90-е, когда спеть во всё горло «Всё идёт по плану» означало сохранить крупицу человеческой чести и достоинства.