Сказка о Кикиморе

Часть 1 Как же скучно на болоте! Хмурое небо, едва различимое сквозь колючие лапы елей и сосен, грязная водица, поддернутая тиной, белая хмарь у самого бережка. Я вдохнула сладковато-терпкий запах багульника, тоскливо поглядела на белесые кувшинки, обняла острые коленки руками и положила на них голову. Точь-в-точь Алёнушка на камне, только болотно-зеленая. Я горько усмехнулась. — Чего приуныла, старая? — показался из болота водяной. — Сам ты старый, — обиделась и надулась. Вяло, скорее для вида, чем от досады. — Я кикимора в самом расцвете лет. — Ну-ну, в расцвете. Зелёная вся как ряска. Водяной гадко усмехнулся, пощипывая длинные усы, которыми очень гордился. «Они достались мне от дедушки сома», — любил повторять он. — Будешь меня дразнить, все усы поотрываю, — предупредила я печально. — И бороду. В рыбьих глазах мелькнуло опасение. — Полно те, Кикимора Лешивна. Я ж развеселить тебя хотел, а ты сразу вредительствовать. — Плохо старался. — Чего тосковать-то? — развел руками-ластами водяной, подняв волну. — Водичка сегодня теплая, а какой туман густой, красота! Плавай, валяйся в грязи, людишек пугай. Вмиг забудешь про свою кручину. — Вчера весь день купалась и туристов страшила. Надоело. — Чего ж ты хочешь? — К людям сходить. Поглядеть, как они живут. — К людям? — от неожиданности водяной ушёл под воду. Вынырнул обратно, отплевываясь от ряски. — Посмотреть? Ты чего удумала? У них же ни болот, ни трясин, ни жаб. Кругом соль да иконы. Мы оба вздрогнули. Переглянулись, вспомнив темные времена, когда по лесам бродили монахи в черных, как вороново крыло, одежах. Я посмотрела на шрам, оставшийся на запястье. В груди закололо, по телу пробежали мурашки. Тревожно зашептались камыши, закричали птицы. Нет, это лучше не вспоминать. Негоже Кикиморе бояться. — Ты в своём болоте триста лет сидишь. Почём знаешь, как там у людей? — бесстрашно спросила я. — Вчера вон троих гоняла по лесу, так они хиленькие, кожа да кости. Не было у них соли. — Это у них с собой не было, а дома наверняка есть, — настаивал водяной. — Чего тебе у людей-то делать? Я горестно вздохнула. — Я сама была человечкой, запамятовала уже, как сердце бьется. Оно нынче сызнова заболело. Видно, что-то людское во мне проснулось. — Брешешь, старая, — воскликнул водяной и засмеялся. — В тебе да людское? Скажешь тоже. Болиголова, видать, объелась, вот и бредишь. Я сжала кулаки. — Молчи, рыбья морда! Сгинь с глаз моих. — Фу, противная. Сунься ко мне, я тебе задам! — Плыви уже, пузатый. Водяной раздулся, покраснел и скрылся под водой, махнув хвостом. — Промазал, — крикнула я, увернувшись от брызг. Поднялась на ноги, отряхнула камышовую юбку и пошла по скользкой тропке. Грязь успокаивающе хлюпала под ногами. Лес приветствовал меня корягами, ягодками и поганками. Давным-давно я сбегала сюда от злой мачехи. Под тенистыми ветвями мне всегда было спокойно, словно я с малых лет знала, что однажды леший станет мне батюшкой, водяной - дядюшкой, а вертлявые русалки - сестрицами. «И почему я - Кикимора?» — часто спрашивала у Лешего, а тот никогда не отвечал. Только смотрел тепло-тепло, по-отечески, из-под бровей-веточек и приговаривал: «Какая ж из тебя мавка? Кикимора ты, хитрая лесная дева». Я щурилась, складывала руки на груди. Отчего Кикимора? Я ведь как русалка, от несчастной любви сгинула. Услыхала, что милый сердцу Иван с Дунькой сварливой женится, так и помчалась в лес, только пятки сверкали. Думала, найду покой, перестанет сердце болеть. А оно, проклятое, молчало, да снова запело. И что теперь делать? — Пойду к людям, — шепнула я, прислонившись к старой ели. Провела ладонью по шершавой коре. — Давно в дома не наведывалась, пакостей не творила. — А как же соль? — зашелестел ветер. — Не боишься? — Нет, — ответила я. — Сама кого хочешь напугаю! Неси меня к людям.  *** Ветер лихо свистнул, подхватил моё худенькое тельце и понёс прямо по небу. Вскоре воздух сделался горьким. Я посмотрела вниз: чёрными лентами вились дороги, а по ним носились странные блестящие точки. Солнце жгло макушку. Ветер мягко спустил меня на землю и, потрепав на прощание по лохматой голове, улетел. Тропа раскалилась и щипала пятки. Поднялся страшный гул, я завертелась по сторонам, как волчок. Справа раздался громкий рык, в глазах полыхнуло алым, и я ахнула: «Полоз окаянный». Побежала, что есть мочи, не разбирая дороги. Мне вслед кричали, передо мной мелькали странные звери, отливавшие сливочным, серебристым, чёрным. На земле белели полосы, и, приняв их за соль, я отшатнулась, да чуть не налетела на непонятное существо, ревущее, как кровожадный змей. — Куда прешь? Красный, не видишь что ли? — из Полоза высунулся человек. — Тьфу, ты, душегуб — ругнулась сквозь зубы и плюнула. — Не с той нечистью связался. Человек закричал сильнее. Тварь мне попалась невиданная. Ещё никто от плевка кикиморы не выжил. Решив затаиться, я заметила справа деревья и кинулась к ним. Упав на траву жадно хватала ртом воздух. Спасена, Полоз меня не нашёл! Уж он любит нечистью лакомиться. Но я-то проворнее. Коротко засмеялась, довольная своей прытью. Села на траве, да так и обмерла. Прямо передо мной на лавочке устроился, прости Леший, чернокнижник! Темноволосый, бледный, с впалыми от хвори щеками. Он махал непонятным прутиком, и всё в меня тыкал. Я вскочила, нацепила на лицо самую устрашающую из всех своих рож и подлетела к нему. Он вздрогнул. Я коварно заулыбалась. Чернокнижников пробовала не часто, но те, что попадались, отличались перчинкой. — Околдовать меня вздумал? — воскликнула я, схватив его бересту. — А ну, отдай, поганец. — Что? — ахнул он, во все холодно-синие глаза вылупившись на меня. — Девушка, с вами всё хорошо? — Какая я тебе девушка? Ты мне зубы не заговаривай. Кто такой? — Художник, — ответил человек, запинаясь от страха, — здесь на пленэре. Извините, что не спросил разрешения, вы так красиво лежали. — Красиво? — от удивления я выпустила бересту из рук. — Кто? Я? — Да, — сказал он и засветился весь, точно солнце слопал. — Вот. Я посмотрела в его письмена и ахнула. Вместо рун на меня глядела зеленоватая девица с длинным, но довольно аккуратным носиком, пышными ресницами и малахитовыми, совсем не похожим на топь, глазами.