В этот день исполнялось ровно
4 года, как мы познакомились.
Шел второй год войны. Мне
было 19 лет. Ей только-только
исполнилось 18.
Наши селы находились рядом и
были самыми дружными во
всей Чечне. Не было ни одного
случая, когда между жильцами
этих двух сел был хоть какой-
нибудь, даже совсем
незначительный конфликт,
какие время от времени в
Чечне случаются.
За время войны население
наших сел сильно сократилось.
Кто-то убегал от смерти в
другие регионы, кого-то смерть
в образе российских ракет
настигала прямо у них дома.
Война шла ни за что.
Считайте это самой странной
войной из всех, что когда-либо
были.
Наша семья была одной из тех
немногих, которые решили, что
война долго не затянется и
уезжать никуда не стоит. Спустя
два года жестокой войны это
мнение растворилось само
собой. Мы решили уехать к
нашим родственникам в один
из российских регионов.
Уезжаем от войны в город,
который отправил к нам своих
сыновей с этой войной.
Считайте это самой странн...ЕщёВ этот день исполнялось ровно
4 года, как мы познакомились.
Шел второй год войны. Мне
было 19 лет. Ей только-только
исполнилось 18.
Наши селы находились рядом и
были самыми дружными во
всей Чечне. Не было ни одного
случая, когда между жильцами
этих двух сел был хоть какой-
нибудь, даже совсем
незначительный конфликт,
какие время от времени в
Чечне случаются.
За время войны население
наших сел сильно сократилось.
Кто-то убегал от смерти в
другие регионы, кого-то смерть
в образе российских ракет
настигала прямо у них дома.
Война шла ни за что.
Считайте это самой странной
войной из всех, что когда-либо
были.
Наша семья была одной из тех
немногих, которые решили, что
война долго не затянется и
уезжать никуда не стоит. Спустя
два года жестокой войны это
мнение растворилось само
собой. Мы решили уехать к
нашим родственникам в один
из российских регионов.
Уезжаем от войны в город,
который отправил к нам своих
сыновей с этой войной.
Считайте это самой странной
поездкой из всех, что когда-
либо были.
Уехать отсюда означало
бросить все: бросить дом, в
котором я вырос, бросить
родных, бросить друзей, с
которыми мы никогда не
разлучались. Никто не даст
гарантий, что мы когда-нибудь
вновь увидимся.
Уехать отсюда означало
бросить ее. Бросить свою
любовь, бросить девушку,
которая стала смыслом жизни.
Бросить ее на войне, а самому
бежать. Уехать отсюда
означало забыть все обещания,
данные друг другу, забыть все
клятвы.
Это означало забыть тот день,
когда военные действия более-
менее утихли, и я решил пойти
к ней. Сейчас это кажется
странным, но тогда у нас не
было телефонов, чтобы я мог
позвонить ей и сказать, что я
пришел. Единственное, что
тогда оставалось – это сидеть и
ждать пока я кого-нибудь
увижу, кто мог бы ее позвать.
Это могли быть ее сестры, это
могли быть соседние дети. Но в
тот день я никого не увидел.
Я стоял напротив
разрушенного магазина и
смотрел в сторону ее дома, в
надежде увидеть кого-нибудь.
Вокруг не было никого. Не было
ни людей, ни животных. Не
было привычного пения птиц.
Казалось, даже они, все до
единого, улетели прочь от этой
мерзкой войны.
Я стоял более трех часов и был
готов стоять столько же, чтобы
увидеть ее. Чтобы посмотреть
ей в глаза. Каждая наша
встреча вполне могла
оказаться последней. Смерть
каждый день приходила
забрать кого-нибудь с наших
сел.
Приходила в образе ракет, в
образе пуль, в образе болезней,
в образе голода. Приходила как
за взрослыми, так и за
маленькими детьми, которые
ничего в своей короткой жизни
кроме войны, смерти и слез
своих матерей не видели.
Наконец я дождался ее. Она
зачем-то вышла на улицу и,
увидев меня, подошла. Это
были самые счастливые мои
минуты, если таковые на войне
вообще бывают.
Это не было свидание, к
которым вы сейчас привыкли.
Никто перед своим любимым
не наряжался и не красился.
Никто не назначал свиданий.
Никто не гулял по парку. Никто
не разговаривал о тех
надоевших обыденных вещах,
о каких-нибудь там любимых
фильмах или музыке. Никто не
назначал время или место
следующей встречи.
Следующая встреча с большой
вероятностью могла пройти
только после смерти.
Считайте это самым странным
свиданием из всех, что когда-
либо были.
Мы только рассказывали друг
другу разные истории с этой
войны.
Рассказывали, как где-то кого-
то убили.
Рассказывали как места,
ко...ЕщёПриходила в образе ракет, в
образе пуль, в образе болезней,
в образе голода. Приходила как
за взрослыми, так и за
маленькими детьми, которые
ничего в своей короткой жизни
кроме войны, смерти и слез
своих матерей не видели.
Наконец я дождался ее. Она
зачем-то вышла на улицу и,
увидев меня, подошла. Это
были самые счастливые мои
минуты, если таковые на войне
вообще бывают.
Это не было свидание, к
которым вы сейчас привыкли.
Никто перед своим любимым
не наряжался и не красился.
Никто не назначал свиданий.
Никто не гулял по парку. Никто
не разговаривал о тех
надоевших обыденных вещах,
о каких-нибудь там любимых
фильмах или музыке. Никто не
назначал время или место
следующей встречи.
Следующая встреча с большой
вероятностью могла пройти
только после смерти.
Считайте это самым странным
свиданием из всех, что когда-
либо были.
Мы только рассказывали друг
другу разные истории с этой
войны.
Рассказывали, как где-то кого-
то убили.
Рассказывали как места,
которые мы любили посещать,
сейчас стерты с лица земли.
Рассказывали о том, что на
месте, где мы когда-то
познакомились, сейчас стоит
кладбище и за два года войны
оно стало чуть ли не самым
большим в Чечне.
Считайте это самым странным
разговором из всех, что когда-
либо были.
Во время этой встречи тишину
нарушил взрыв ракеты,
упавшей где-то недалеко.
Началась перестрелка. Ракеты
взрывались одна за другой.
Пройти через пол улицы, чтобы
добраться до своего дома
означало для нее пройти
между двумя
перестреливающимися
сторонами, что равнозначно
самоубийству. Я взял ее за руку
и потащил в тот самый
разрушенный магазин, у
которого мы стояли. Спустя
минуту на месте, где мы только
что разговаривали, взорвалась
очередная ракета.
Она, словно маленький
испуганный ребенок, засела в
углу, закрыла лицо руками и
плакала. Я сидел напротив и
старался как можно больше
закрыть ее (конечно, я не
прикасался к ней. То, что я
потащил ее от пуль за руку уже
было нарушением наших
адатов, было нарушением
нашей религии, но я не мог
иначе). Мы сидели и полчаса
слушали взрывы в считанных
метрах от нас.
Слушали пробегающих рядом
бойцов, даже не зная были ли
они чеченцами, которые
отдавали свои жизни ради
наших, или это были русские,
которые эти жизни у нас
пришли отобрать.
Когда все это закончилось, ее
мама в истерике выбежала на
улицу, крича имя своей
единственной дочки. Узнав
голос своей мамы, она
побежала ей навстречу, и они
обнимались так, будто
обнимаются в первый и в
последний раз. Будто они
прожили два года войны
раздельно и сейчас
встретились.
Я смотрел на все это с окна
разрушенного магазина и
думал: «Все-таки, я люблю ее
сильнее».
Уехать отсюда означало забыть
этот день, потому что именно
тогда, в том разрушенном
магазине я поклялся ей, что мы
всегда будем вместе. Я обещал
ей, что нас сможет разлучить
только смерть. Приди она в
образе ракет, в образе пуль, в
образе болезней, в образе
голода.
Вы, наверное, слышали о
случаях, когда во время войны
парень с девушкой женились.
Да, такое бывало. Но вы вряд
ли слышали историю, о
которой я вам с...ЕщёСлушали пробегающих рядом
бойцов, даже не зная были ли
они чеченцами, которые
отдавали свои жизни ради
наших, или это были русские,
которые эти жизни у нас
пришли отобрать.
Когда все это закончилось, ее
мама в истерике выбежала на
улицу, крича имя своей
единственной дочки. Узнав
голос своей мамы, она
побежала ей навстречу, и они
обнимались так, будто
обнимаются в первый и в
последний раз. Будто они
прожили два года войны
раздельно и сейчас
встретились.
Я смотрел на все это с окна
разрушенного магазина и
думал: «Все-таки, я люблю ее
сильнее».
Уехать отсюда означало забыть
этот день, потому что именно
тогда, в том разрушенном
магазине я поклялся ей, что мы
всегда будем вместе. Я обещал
ей, что нас сможет разлучить
только смерть. Приди она в
образе ракет, в образе пуль, в
образе болезней, в образе
голода.
Вы, наверное, слышали о
случаях, когда во время войны
парень с девушкой женились.
Да, такое бывало. Но вы вряд
ли слышали историю, о
которой я вам сейчас
рассказываю.
После того как мы решили
уехать я сообщил своим
родным о том, что не могу
оставить ее здесь. Я либо
останусь сам, либо заберу ее с
собой. Родители, к моему
удивлению, отнеслись к этому
вполне нормально. Они
сказали, что сегодня же
отправятся к этой девушке и
поговорят с ее родителями.
На второй день мне сообщили,
что и девушка и ее родители
согласны, чтобы мы
поженились. Конечно, не могло
идти речи о каких-либо
празднованиях этого события.
Были выполнены минимальные
обязанности, чтобы наш брак
считался действительным.
Оставалось только забрать
девушку к себе домой. На
второй же день после этого мы
все вместе уедем.
Забирать девушку пошли я и
мой сосед. Машины ни у кого
вокруг не было. Да и откуда
нам бензин достать. Мы пошли
пешком.
Выходя из дома, впервые за
время войны я увидел на лице
своей мамы улыбку. Я отдал бы
все, чтобы эта улыбка никогда
не сходила с ее лица. Я обнял
своего младшего шестилетнего,
притом единственного братика
и сказал ему, что совсем скоро
вернусь домой и приведу с
собой невесту – самую
красивую девушку.
До ее села мы добрались
примерно за час. Все известные
дороги заминированы, поэтому
приходится искать обходные
пути.
Я ждал на улице, пока сосед
выведет ее из
полуразрушенного дома
родителей.
Считайте это самой странной
свадьбой из всех, что когда-
либо были.
Я дождался соседа и, теперь
уже, свою жену. Мы пошли
домой. Опять заминированные
дороги, опять обходные пути,
опять часовая ходьба пешком.
Сосед мой, спасибо ему, был
очень понимающим и пошел
впереди нас, оставив
новобрачных поговорить
наедине.
На этот раз мы говорили с ней
не о погибших близких, не о
страшных случаях зачисток в
селах, уносивших сотни
жизней. Мы говорили с ней о
том, как мы проживем свое
будущее, куда мы уедем, как
будем жить. Говорили, что
вернемся сюда когда
закончится война. Вернемся к
своим родным, к своим
друзьям.
Мы уже дошли до своего села.
Вокруг было подозрительно
тихо.
Считайте это самым странным
днем из всех, что когда-либо
были.
Мы встретили замученного,
избитог...ЕщёДо ее села мы добрались
примерно за час. Все известные
дороги заминированы, поэтому
приходится искать обходные
пути.
Я ждал на улице, пока сосед
выведет ее из
полуразрушенного дома
родителей.
Считайте это самой странной
свадьбой из всех, что когда-
либо были.
Я дождался соседа и, теперь
уже, свою жену. Мы пошли
домой. Опять заминированные
дороги, опять обходные пути,
опять часовая ходьба пешком.
Сосед мой, спасибо ему, был
очень понимающим и пошел
впереди нас, оставив
новобрачных поговорить
наедине.
На этот раз мы говорили с ней
не о погибших близких, не о
страшных случаях зачисток в
селах, уносивших сотни
жизней. Мы говорили с ней о
том, как мы проживем свое
будущее, куда мы уедем, как
будем жить. Говорили, что
вернемся сюда когда
закончится война. Вернемся к
своим родным, к своим
друзьям.
Мы уже дошли до своего села.
Вокруг было подозрительно
тихо.
Считайте это самым странным
днем из всех, что когда-либо
были.
Мы встретили замученного,
избитого, испуганного
мальчика. Он не мог ответить
на вопрос что с ним случилось.
До моего дома оставались
считанные метры. Сосед куда-то
пропал из виду.
Глаза испуганного мальчика
смотрели сквозь меня в никуда.
Единственное, что смог
выговорить этот мальчик,
было: «зачистка».
Я побежал домой, она пошла
вслед за мной.
Ворота были открыты. Во
дворе никого.
Ни людей, ни животных, ни
пения птиц.
Считайте это самым СТРАШНЫМ
днем, что когда-либо были.
Я зашел в дом. Сердце
заколотилось. Любовь всей
моей жизни, моя самая родная,
моя самая любимая, мой самый
дорогой человек – моя мама –
она лежит на полу. Никогда
больше я не поговорю с ней.
Никогда больше я ее не
обниму. Никогда больше я не
увижу той улыбки, которая
была на ее лице, когда она
меня провожала. Моя мама.
Сейчас она нужна мне больше
всего. Вместе с ней умерло все
– умерло счастье, умерла
радость, умерло
умиротворение. Моя мама была
синонимом всего этого. Сейчас
у меня к тебе только одна
просьба – приходи во сне ко
мне, мама. Приходи каждую
ночь, приходи всегда. Не
оставляй меня. Я люблю тебя,
мама.
Я сидел, сильно обняв тело мой
матери.
Она никогда теперь не обнимет
меня в ответ. В двух метрах от
меня на кровати лежит
бездыханное тело моего
любимого братика. Куда
пропал мой отец, я не знаю до
сих пор.
Я люблю тебя, мама.
Я люблю тебя, папа.
Я люблю тебя, мой братик.
Представьте, как колечко
падает на бетонный пол, и
узнаете какой звук я услышал в
эту секунду на улице. Держа в
объятиях тело матери, я
повернулся в сторону открытой
двери. Моя жена, которая шла
за мной, зацепила одну из
оставленных после зачисток
мин.
Мощный взрыв. В меня летят
осколки, пыль, камни, дым и
кровь. Я накрываю лицо рукой,
чтобы от них защититься.
Я потерял всех.
Считайте меня самым
одиноким человеком, который
когда-либо жил на земле.
Конец.
Комментарии 5
4 года, как мы познакомились.
Шел второй год войны. Мне
было 19 лет. Ей только-только
исполнилось 18.
Наши селы находились рядом и
были самыми дружными во
всей Чечне. Не было ни одного
случая, когда между жильцами
этих двух сел был хоть какой-
нибудь, даже совсем
незначительный конфликт,
какие время от времени в
Чечне случаются.
За время войны население
наших сел сильно сократилось.
Кто-то убегал от смерти в
другие регионы, кого-то смерть
в образе российских ракет
настигала прямо у них дома.
Война шла ни за что.
Считайте это самой странной
войной из всех, что когда-либо
были.
Наша семья была одной из тех
немногих, которые решили, что
война долго не затянется и
уезжать никуда не стоит. Спустя
два года жестокой войны это
мнение растворилось само
собой. Мы решили уехать к
нашим родственникам в один
из российских регионов.
Уезжаем от войны в город,
который отправил к нам своих
сыновей с этой войной.
Считайте это самой странн...ЕщёВ этот день исполнялось ровно
4 года, как мы познакомились.
Шел второй год войны. Мне
было 19 лет. Ей только-только
исполнилось 18.
Наши селы находились рядом и
были самыми дружными во
всей Чечне. Не было ни одного
случая, когда между жильцами
этих двух сел был хоть какой-
нибудь, даже совсем
незначительный конфликт,
какие время от времени в
Чечне случаются.
За время войны население
наших сел сильно сократилось.
Кто-то убегал от смерти в
другие регионы, кого-то смерть
в образе российских ракет
настигала прямо у них дома.
Война шла ни за что.
Считайте это самой странной
войной из всех, что когда-либо
были.
Наша семья была одной из тех
немногих, которые решили, что
война долго не затянется и
уезжать никуда не стоит. Спустя
два года жестокой войны это
мнение растворилось само
собой. Мы решили уехать к
нашим родственникам в один
из российских регионов.
Уезжаем от войны в город,
который отправил к нам своих
сыновей с этой войной.
Считайте это самой странной
поездкой из всех, что когда-
либо были.
Уехать отсюда означало
бросить все: бросить дом, в
котором я вырос, бросить
родных, бросить друзей, с
которыми мы никогда не
разлучались. Никто не даст
гарантий, что мы когда-нибудь
вновь увидимся.
Уехать отсюда означало
бросить ее. Бросить свою
любовь, бросить девушку,
которая стала смыслом жизни.
Бросить ее на войне, а самому
бежать. Уехать отсюда
означало забыть все обещания,
данные друг другу, забыть все
клятвы.
Это означало забыть тот день,
когда военные действия более-
менее утихли, и я решил пойти
к ней. Сейчас это кажется
странным, но тогда у нас не
было телефонов, чтобы я мог
позвонить ей и сказать, что я
пришел. Единственное, что
тогда оставалось – это сидеть и
ждать пока я кого-нибудь
увижу, кто мог бы ее позвать.
Это могли быть ее сестры, это
могли быть соседние дети. Но в
тот день я никого не увидел.
Я стоял напротив
разрушенного магазина и
смотрел в сторону ее дома, в
надежде увидеть кого-нибудь.
Вокруг не было никого. Не было
ни людей, ни животных. Не
было привычного пения птиц.
Казалось, даже они, все до
единого, улетели прочь от этой
мерзкой войны.
Я стоял более трех часов и был
готов стоять столько же, чтобы
увидеть ее. Чтобы посмотреть
ей в глаза. Каждая наша
встреча вполне могла
оказаться последней. Смерть
каждый день приходила
забрать кого-нибудь с наших
сел.
образе пуль, в образе болезней,
в образе голода. Приходила как
за взрослыми, так и за
маленькими детьми, которые
ничего в своей короткой жизни
кроме войны, смерти и слез
своих матерей не видели.
Наконец я дождался ее. Она
зачем-то вышла на улицу и,
увидев меня, подошла. Это
были самые счастливые мои
минуты, если таковые на войне
вообще бывают.
Это не было свидание, к
которым вы сейчас привыкли.
Никто перед своим любимым
не наряжался и не красился.
Никто не назначал свиданий.
Никто не гулял по парку. Никто
не разговаривал о тех
надоевших обыденных вещах,
о каких-нибудь там любимых
фильмах или музыке. Никто не
назначал время или место
следующей встречи.
Следующая встреча с большой
вероятностью могла пройти
только после смерти.
Считайте это самым странным
свиданием из всех, что когда-
либо были.
Мы только рассказывали друг
другу разные истории с этой
войны.
Рассказывали, как где-то кого-
то убили.
Рассказывали как места,
ко...ЕщёПриходила в образе ракет, в
образе пуль, в образе болезней,
в образе голода. Приходила как
за взрослыми, так и за
маленькими детьми, которые
ничего в своей короткой жизни
кроме войны, смерти и слез
своих матерей не видели.
Наконец я дождался ее. Она
зачем-то вышла на улицу и,
увидев меня, подошла. Это
были самые счастливые мои
минуты, если таковые на войне
вообще бывают.
Это не было свидание, к
которым вы сейчас привыкли.
Никто перед своим любимым
не наряжался и не красился.
Никто не назначал свиданий.
Никто не гулял по парку. Никто
не разговаривал о тех
надоевших обыденных вещах,
о каких-нибудь там любимых
фильмах или музыке. Никто не
назначал время или место
следующей встречи.
Следующая встреча с большой
вероятностью могла пройти
только после смерти.
Считайте это самым странным
свиданием из всех, что когда-
либо были.
Мы только рассказывали друг
другу разные истории с этой
войны.
Рассказывали, как где-то кого-
то убили.
Рассказывали как места,
которые мы любили посещать,
сейчас стерты с лица земли.
Рассказывали о том, что на
месте, где мы когда-то
познакомились, сейчас стоит
кладбище и за два года войны
оно стало чуть ли не самым
большим в Чечне.
Считайте это самым странным
разговором из всех, что когда-
либо были.
Во время этой встречи тишину
нарушил взрыв ракеты,
упавшей где-то недалеко.
Началась перестрелка. Ракеты
взрывались одна за другой.
Пройти через пол улицы, чтобы
добраться до своего дома
означало для нее пройти
между двумя
перестреливающимися
сторонами, что равнозначно
самоубийству. Я взял ее за руку
и потащил в тот самый
разрушенный магазин, у
которого мы стояли. Спустя
минуту на месте, где мы только
что разговаривали, взорвалась
очередная ракета.
Она, словно маленький
испуганный ребенок, засела в
углу, закрыла лицо руками и
плакала. Я сидел напротив и
старался как можно больше
закрыть ее (конечно, я не
прикасался к ней. То, что я
потащил ее от пуль за руку уже
было нарушением наших
адатов, было нарушением
нашей религии, но я не мог
иначе). Мы сидели и полчаса
слушали взрывы в считанных
метрах от нас.
бойцов, даже не зная были ли
они чеченцами, которые
отдавали свои жизни ради
наших, или это были русские,
которые эти жизни у нас
пришли отобрать.
Когда все это закончилось, ее
мама в истерике выбежала на
улицу, крича имя своей
единственной дочки. Узнав
голос своей мамы, она
побежала ей навстречу, и они
обнимались так, будто
обнимаются в первый и в
последний раз. Будто они
прожили два года войны
раздельно и сейчас
встретились.
Я смотрел на все это с окна
разрушенного магазина и
думал: «Все-таки, я люблю ее
сильнее».
Уехать отсюда означало забыть
этот день, потому что именно
тогда, в том разрушенном
магазине я поклялся ей, что мы
всегда будем вместе. Я обещал
ей, что нас сможет разлучить
только смерть. Приди она в
образе ракет, в образе пуль, в
образе болезней, в образе
голода.
Вы, наверное, слышали о
случаях, когда во время войны
парень с девушкой женились.
Да, такое бывало. Но вы вряд
ли слышали историю, о
которой я вам с...ЕщёСлушали пробегающих рядом
бойцов, даже не зная были ли
они чеченцами, которые
отдавали свои жизни ради
наших, или это были русские,
которые эти жизни у нас
пришли отобрать.
Когда все это закончилось, ее
мама в истерике выбежала на
улицу, крича имя своей
единственной дочки. Узнав
голос своей мамы, она
побежала ей навстречу, и они
обнимались так, будто
обнимаются в первый и в
последний раз. Будто они
прожили два года войны
раздельно и сейчас
встретились.
Я смотрел на все это с окна
разрушенного магазина и
думал: «Все-таки, я люблю ее
сильнее».
Уехать отсюда означало забыть
этот день, потому что именно
тогда, в том разрушенном
магазине я поклялся ей, что мы
всегда будем вместе. Я обещал
ей, что нас сможет разлучить
только смерть. Приди она в
образе ракет, в образе пуль, в
образе болезней, в образе
голода.
Вы, наверное, слышали о
случаях, когда во время войны
парень с девушкой женились.
Да, такое бывало. Но вы вряд
ли слышали историю, о
которой я вам сейчас
рассказываю.
После того как мы решили
уехать я сообщил своим
родным о том, что не могу
оставить ее здесь. Я либо
останусь сам, либо заберу ее с
собой. Родители, к моему
удивлению, отнеслись к этому
вполне нормально. Они
сказали, что сегодня же
отправятся к этой девушке и
поговорят с ее родителями.
На второй день мне сообщили,
что и девушка и ее родители
согласны, чтобы мы
поженились. Конечно, не могло
идти речи о каких-либо
празднованиях этого события.
Были выполнены минимальные
обязанности, чтобы наш брак
считался действительным.
Оставалось только забрать
девушку к себе домой. На
второй же день после этого мы
все вместе уедем.
Забирать девушку пошли я и
мой сосед. Машины ни у кого
вокруг не было. Да и откуда
нам бензин достать. Мы пошли
пешком.
Выходя из дома, впервые за
время войны я увидел на лице
своей мамы улыбку. Я отдал бы
все, чтобы эта улыбка никогда
не сходила с ее лица. Я обнял
своего младшего шестилетнего,
притом единственного братика
и сказал ему, что совсем скоро
вернусь домой и приведу с
собой невесту – самую
красивую девушку.
примерно за час. Все известные
дороги заминированы, поэтому
приходится искать обходные
пути.
Я ждал на улице, пока сосед
выведет ее из
полуразрушенного дома
родителей.
Считайте это самой странной
свадьбой из всех, что когда-
либо были.
Я дождался соседа и, теперь
уже, свою жену. Мы пошли
домой. Опять заминированные
дороги, опять обходные пути,
опять часовая ходьба пешком.
Сосед мой, спасибо ему, был
очень понимающим и пошел
впереди нас, оставив
новобрачных поговорить
наедине.
На этот раз мы говорили с ней
не о погибших близких, не о
страшных случаях зачисток в
селах, уносивших сотни
жизней. Мы говорили с ней о
том, как мы проживем свое
будущее, куда мы уедем, как
будем жить. Говорили, что
вернемся сюда когда
закончится война. Вернемся к
своим родным, к своим
друзьям.
Мы уже дошли до своего села.
Вокруг было подозрительно
тихо.
Считайте это самым странным
днем из всех, что когда-либо
были.
Мы встретили замученного,
избитог...ЕщёДо ее села мы добрались
примерно за час. Все известные
дороги заминированы, поэтому
приходится искать обходные
пути.
Я ждал на улице, пока сосед
выведет ее из
полуразрушенного дома
родителей.
Считайте это самой странной
свадьбой из всех, что когда-
либо были.
Я дождался соседа и, теперь
уже, свою жену. Мы пошли
домой. Опять заминированные
дороги, опять обходные пути,
опять часовая ходьба пешком.
Сосед мой, спасибо ему, был
очень понимающим и пошел
впереди нас, оставив
новобрачных поговорить
наедине.
На этот раз мы говорили с ней
не о погибших близких, не о
страшных случаях зачисток в
селах, уносивших сотни
жизней. Мы говорили с ней о
том, как мы проживем свое
будущее, куда мы уедем, как
будем жить. Говорили, что
вернемся сюда когда
закончится война. Вернемся к
своим родным, к своим
друзьям.
Мы уже дошли до своего села.
Вокруг было подозрительно
тихо.
Считайте это самым странным
днем из всех, что когда-либо
были.
Мы встретили замученного,
избитого, испуганного
мальчика. Он не мог ответить
на вопрос что с ним случилось.
До моего дома оставались
считанные метры. Сосед куда-то
пропал из виду.
Глаза испуганного мальчика
смотрели сквозь меня в никуда.
Единственное, что смог
выговорить этот мальчик,
было: «зачистка».
Я побежал домой, она пошла
вслед за мной.
Ворота были открыты. Во
дворе никого.
Ни людей, ни животных, ни
пения птиц.
Считайте это самым СТРАШНЫМ
днем, что когда-либо были.
Я зашел в дом. Сердце
заколотилось. Любовь всей
моей жизни, моя самая родная,
моя самая любимая, мой самый
дорогой человек – моя мама –
она лежит на полу. Никогда
больше я не поговорю с ней.
Никогда больше я ее не
обниму. Никогда больше я не
увижу той улыбки, которая
была на ее лице, когда она
меня провожала. Моя мама.
Сейчас она нужна мне больше
всего. Вместе с ней умерло все
– умерло счастье, умерла
радость, умерло
умиротворение. Моя мама была
синонимом всего этого. Сейчас
у меня к тебе только одна
просьба – приходи во сне ко
мне, мама. Приходи каждую
ночь, приходи всегда. Не
оставляй меня. Я люблю тебя,
мама.
Я сидел, сильно обняв тело мой
матери.
меня в ответ. В двух метрах от
меня на кровати лежит
бездыханное тело моего
любимого братика. Куда
пропал мой отец, я не знаю до
сих пор.
Я люблю тебя, мама.
Я люблю тебя, папа.
Я люблю тебя, мой братик.
Представьте, как колечко
падает на бетонный пол, и
узнаете какой звук я услышал в
эту секунду на улице. Держа в
объятиях тело матери, я
повернулся в сторону открытой
двери. Моя жена, которая шла
за мной, зацепила одну из
оставленных после зачисток
мин.
Мощный взрыв. В меня летят
осколки, пыль, камни, дым и
кровь. Я накрываю лицо рукой,
чтобы от них защититься.
Я потерял всех.
Считайте меня самым
одиноким человеком, который
когда-либо жил на земле.
Конец.