Предыдущая публикация
У меня открылась способность чувствовать злых и жестоких людей, и невольно я их наказывала страданиями и болью…
Эта работа была мне нужна. Крупная компания, отличные условия. Да и от дома недалеко — просто мечта. Почему же у меня так разболелась голова? Я попросила воды. Замдиректора по персоналу, элегантный молодой мужчина, посмотрел на меня со чувственно:
— Вы нездоровы?
— Ничего, просто душно немного, — ответила спокойно.
Мужчина встал, чтобы открыть окно. Я смотрела на карандаш на его столе, который медленно полз к краю. Сам по себе, как живой. Неужели опять начинается? Что с этим симпатичным парнем не так? К горлу подкатила тошнота.
— Знаете, я пойду. Извините, что отняла у вас время, — сказала сотруднику. «Больше ни секунды не останусь здесь!» — промелькнуло в голове. — Я поняла, что вам не подхожу!
За моей спиной с грохотом захлопнулось окно. Мужчина смотрел на меня, как на ненормальную, а я уже закрывала за собой двери кабинета, бежала сломя голову по коридору. Останусь здесь еще немного — неизвестно, к каким бедам все приведет.
Это началось еще в детстве. Отца своего я не помню. Мы с мамой жили очень дружно. Я всегда могла положиться на нее: защитит, поймет, пожалеет. Новый мужчина у матери появился, когда мне было лет восемь. Замуж за Виктора она не вышла, просто мы жили теперь все вместе. Проблемы начались не сразу. Отчим все чаще прикладывался к бутылке и тогда становился раздражительным и агрессивным. В такие дни я инстинктивно старалась не попадаться ему на глаза, пряталась у себя в комнате. А еще у меня сильно болела голова. Со временем этот метод избегать проблем перестал работать. Тот страшный день я хорошо запомнила. Он стал переломным в моей жизни. В десять лет детство внезапно закончилось.
Не знаю, с чего у них с мамой начался скандал. Я заткнула уши и убеждала себя, что делаю уроки. Но крики и грохот из соседней комнаты становились все сильнее. У меня раскалывалась голова. На книжку упали две красные капли — пошла носом кровь. И тут закричала мама. Жутко закричала. Я вскочила и выбежала в гостиную. Мама лежала на полу, прикрыв живот руками, неподвижная и какая- то безвольная, а Виктор пинал ее ногами в грубых ботинках. Он обернулся на шум. Глаза налиты яростью, рожа красная.
— А вот и маленькая сучка! — прохрипел он.
Я ничего не сделала. Просто смотрела. Как я его в тот миг ненавидела! Мужчина внезапно замер. Из носа и ушей потекли алые струйки. Он захрипел, и будто какая-то неведомая сила подняла его и вышвырнула прямо в раскрытое окно. Шестой этаж…
Шансов выжить у Виктора не было. Моя голова моментально перестала болеть. Я бросилась к маме. Та была без сознания. Соседи вызвали милицию и «Скорую помощь». Стражи правопорядка сделали вывод, что Виктор выпал из окна по неосторожности, будучи в нетрезвом состоянии. Мать, выйдя из больницы, очень изменилась. Я не узнавала добрую ласковую мамулю. Она относилась ко мне настороженно. Называла «ведьмацким отродьем». Уверяла, что именно я убила ее ненаглядного Витюню, который просто немного вспылил, и поэтому мой брат не родился… Мне до сих пор было физически больно. Перед глазами стояли ботинки отчима, бьющие в мамин круглый живот.
С того времени мигрени начали повторяться. Это случалось тогда, когда я сталкивалась с несправедливостью. Гнев так меня переполнял, что мог разорвать на части. Одноклассники меня боялись — если я сердилась, вокруг все начинало ломаться и падать. Я пыталась сдерживаться, но тогда головная боль становилась просто невыносимой. В конце концов мама повела меня на обследование. Медики не нашли ничего необычного. Сказали, что девочка перерастет.
Я не переросла. Просто научилась управлять этой особенностью. Избегала конфликтных ситуаций. При возможности убеждала свою потенциальную жертву, что так делать плохо. Это срабатывало, а когда не срабатывало и просыпался гнев, перенаправляла его на что-нибудь более-менее безобидное: дерево, камень, фонарный столб. Помню, как дворник в нашем дворе ругался и недоумевал: кто мог сломать (именно сломать!) толстый тополь. Какой такой джинн или демон пролетал по двору? Я не могла сказать старику, что это сделала я, стильная элегантная хрупкая девушка. Одним своим взглядом. Всего лишь силой мысли.
Однажды я возвращалась из института. Во дворе трое подростков издевались над щенком. Серый пушистый комочек жалобно скулил, а они… Не могу рассказать… Звери малолетние…
— Эй, ребята, — окликнула я их. — Ему же больно. Отпустите малыша!
Парии заржали. Один грязно выругался. У него были глаза Витюни. Наглые, тупые. Наши взгляды встретились. Пацан внезапно согнулся пополам, изо рта у него пошла пена. Его дружок бросился бежать, но споткнулся и грохнулся головой об угол скамейки. Из разбитой брови хлестала кровь. Третий замер, держа шенка за ноги вниз головой. Бедное животное уже не шевелилось. Я сделала к ним шаг навстречу.
— Немедленно отдай шейка, — сказала я и протянула руку.
У малолетнего садиста от страха стучали зубы. Он молча протянул мне бездыханное тельце.
— А теперь — брысь! — сказала мальчишке, забирая у него щенка. — Узнаю, что кого-нибудь еще обижаете, — размажу по стенке!
Хулиган закивал головой, а меня все еще трясло от ярости. Чтобы не сделать подросткам еще хуже, сосредоточилась на старом тополе. Дерево заскрипело и треснуло надвое. Половина с грохотом рухнула на землю…
Я несла песика на руках, чесала ему ушко и умоляла не умирать. Слышала, как за моей спиной ревел тот подросток, который ударился головой, и как рвало первого. Ничего. Оклемаются… Я почувствовала, что малыш вздрогнул. Тихонечко тявкнул. Чмокнула его в черный носик, а он благодарно лизнул меня в лицо. Так у меня появился кто-то, о ком я могла заботиться, живое существо, которое в ответ дарило мне свою любовь… Мама приняла щенка на удивление благосклонно, нарекла Блэком, выводила на прогулку. Пушистый комочек за год превратился в довольно крупного пса, в родословной которого не обошлось без шнауцеров.
Так мы и жили втроем. Мамуля рано постарела. У меня не было подруг — их я сторонилась сама. Мало ли, вдруг рассержусь на какую-нибудь мелочь… И будет беда. Парни, видимо, чувствовали скрытую силу и сами обходили меня стороной. Одна-две встречи — и ухажер испарялся. У моей способности появилось, если так можно выразиться, новое направление. При встрече с человеком, который потенциально мог сделать больно другому или уже сделал, или был злобным, голова начинала болеть, иногда так сильно, что я почти теряла сознание, а вокруг меня трескалась посуда, обрывались карнизы со шторами или творились еще какие-нибудь ужасные вещи.
После неудачного собеседования я долго бродила по городу. Позвонила маме, что приду поздно. Сидела на набережной, смотрела на вечерний город и думала, что устала от одиночества. Что мой крест слишком тяжел. Что моя способность определять и наказывать зло несет мне самой одни страдания. И я ужасно устала от одиночества. Вдруг рядом присел парень.
— Я Антон, — сказал просто. — Можно с тобой посижу? Скамеек много, но не могу один. От меня жена ушла…
— Подлая тварь? — усмехнулась я, прислушиваясь: не начинает ли болеть голова?
— Почему? Просто разлюбила меня. А я ее — нет.
— Бывает. А я вот никогда не любила никого, кроме мамы и своей собаки. И меня никто. Все боятся моего гнева.
— Ты же такая красивая…
Я пожала плечами:
— Пойдем со мной, если не боишься. Я никого не люблю, ты меня не любишь. Минус на минус… Может, получится плюс? Мама сегодня пирог испекла…
Анастасия
Следующая публикация
Комментарии 2