Предыдущая публикация
Кровь
Отдыхала я в одном санатории. Места там сказочные: смешанный лес, сосны, солнышко, голубая прозрачная речка. Номера двухместные, я вообще-то люблю тишину, устаю я от людей… Признаюсь честно: не сильно я обрадовалась, когда ко мне подселили эту пожилую женщину… Было ей около восьмидесяти, шустренькая, живая такая. Причёска, маникюр, очень аккуратная пожилая дама. Поладили мы с Василисой Михайловной, женщина оказалась приятной во всех отношениях. Вместе ходили в столовую, гуляли, играли с ней в шахматы (!), ну и местную дискотеку Василиса Михайловна тоже посещала…Однажды вечером разговорились мы. Оказывается, она до недавнего времени преподавала в медицинском колледже — читала студентам акушерство. Ушла оттуда лет пять назад, нет, не то чтобы устала… Просто молодёжи место уступила. Семья её, муж, остался дома… Единственная дочь умерла в двухлетнем возрасте. Не вернёшь…Женщина всплакнула, в уголках глаз заблестели слёзы… Я, решив сменить тему, спрашиваю:— А Вы всегда преподавателем работали? Без собственной практики учить профессии других, мне кажется, сложно…— Работала я и в родильном, и заведующей гинекологии была… Ушла учить детей, этим же тоже кто-то должен заниматься, — говорит она задумчиво.Мы ещё какое-то время поговорили о том о сём. Василиса Михайловна, извинившись, закурила. Выйдя на балкон — мы жили на шестом этаже, — она курила одну за другой, потом вернулась в комнату.— Ира, вы мне симпатичны, хотите, расскажу вам, почему из медицины сбежала? Или будете спать? — взволнованно спрашивает у меня моя соседка.Конечно, я сказала:— Хочу! — и Василиса Михайловна начала своё повествование…— Окончили мы с мужем институт, и отправили нас на работу в одну из районных клиник. Он — хирург, я — акушер-гинеколог. Вполне успешно началась наша трудовая жизнь, спустя пять или шесть лет я приняла заведование гинекологией. Дочке наша, Даше, ей уже годик был. Я практически и в декрете-то не сидела, дочку оставляла с мамой, сама работала. Карьера нужна была, будь она неладна! Что такое аборт, думаю, вы в курсе — искусственное прерывание беременности. Сколько же я их провела за свою практику — не сосчитать… В день бывало до семи штук делала… Пациентки самые разные: юные девочки 13-14 лет и старше, зрелые дамы, замужние и одинокие… Да, я пыталась убедить каждую из них, как могла, что это «удовольствие» несёт непоправимый вред здоровью, последствия могут быть самыми плачевными, но… Женщины и девочки шли на эту операцию, несмотря на всё… Не скрою, процентов пять мне удалось отговорить от рокового шага, и они уходили из клиники с живым младенцем в животе. Но оставшиеся девяносто пять процентов всё же убивали дитя, кромсая его на куски моими руками… И я тоже привыкла к жестокости этого зверства — разрубать на куски живого младенца, убивать и выбрасывать на помойку. Всё в порядке вещей. Убийство нерождённых детей стало моей работой. За убийство мне платили зарплату, дарили цветы и конфеты.— Спасибо вам, доктор! Рука у вас лёгкая, — благодарили матери, убившие своих нерождённых детей моими лёгкими руками…В ту ночь я дежурила в отделении, не спалось. Я писала эпикризы, сидя в ординаторской. Вдруг — что это? С потолка что-то закапало — на бумагах появились алые капли… И на мне, на лице, на белом халате… Растерявшись, подняв машинально голову, я от ужаса едва не свалилась со стула… Густые, тёплые капли на потолке, прямо надо мной… Осторожно потрогала каплю на столе… Боже ж мой… Это же кровь… Самая настоящая кровь… Она капает на моё лицо, на стол. Хочу, пытаюсь кричать, звать на помощь, а голоса нет… За дверью слышится множество детских голосов, они кричат:
— ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Я ни жива ни мертва, шепчу:
— Спаси меня, Господи! — но они не замолкают и долбятся в дверь маленькими кулачками…Больше я ничего не помню. В памяти лица коллег, наутро они, взломав дверь — у меня была привычка закрываться на ночь, — приводили меня в чувство…После той ночи я наполовину седая стала. Ушла из гинекологии в роддом, но и там не смогла… Когда видела кровь — на родах это непременно бывает, — теряла сознание прямо в родзале и падала… В сознании моём стоял незабытый крик тех детей:— ОТКРОЙ ДВЕРЬ!Ходила я в церковь, каялась, много раз каялась… Больше этого не было. Я ушла преподавать в медучилище… Дочурка моя умерла в двухлетнем возрасте от острого пиелонефрита (воспаление почек). У меня на руках умерла, в больнице. Спасти её не удалось… Может быть, жизнью дочки я заплатила за те убийства…Василиса Михайловна затянулась сигаретой, выйдя на балкон. Когда она вернулась в комнату, я обратила внимание на её лицо… Вместо респектабельной ухоженной леди я увидела сгорбленную и заплаканную седую старушку… Больше мы об этом не говорили. Я звонила ей какое-то время после того, как мы разъехались по домам. Примерно два года назад на мой звонок отозвался довольно молодой, девичий голос:
— Извините, но у нас таких нет…
Следующая публикация
Комментарии 3