Я для нее обычный неформат: Не интеллектуал, ругаюсь матом, И вовсе не винтажно бородат (небритый просто) и слегка поддатый. Я не читал Коэльо перед сном, Не знаю современного искусства, Тенденций моды мне далек дурдом, В богемной суете мне просто пусто. Таким она и не кивнет в ответ, Таких кругом немереная мера. Ее друзья сказали бы: "Вы что?", А я скажу не так: "Какого хера?!" А между тем, она теперь моя, Что вопреки и логике, и смыслу. И вместе мы, дыханье затая, Читаем по глазам друг-друга мысли. Я становлюсь значительно добрей, Она снимает имиджа одежду И в тишине квартиры вместе с ней Становимся такими, как и прежде. Мы с ней наги, наивны и чисты, Любовью наслаждаемся простою. И, слыша стоны старенькой тахты, Я сам не верю, что она со мною.
Благодарю тебя, мой бог, что ты меня в душе сберёг, моё присутствие в судьбе, как я все мысли о тебе; я помню всё... что и забыла всплывает в памяти опять, как я тебя, родной, любила, училась, падая, взлетать...
Я помню все: и твои ласки, и твой испанский поцелуй, и как бросались без опаски в водоворот воздушных струй; и первый стон, и первый вскрик, и твоё первое "моя", когда к моим губам приник, своих желаний не тая...
Я помню всё до мелочей, журчащий голос как ручей, звериный рык, протяжный стон, сердца как бились в унисон, нам задавая нужный ритм, чтоб, не дай бог, с пути не сбиться, меняя жизни алгоритм, как безсознательно влюбиться, чтоб безвозмездно отдавать тепло своей души и тела, и, в пропасть падая, взлетать под свод небес до беспредела...
Кусай мои губы, заламывай руки... Будь жестче со мной, будь сегодня грубей. Мне слаще объятий жестокие муки Безумных слияний настенных теней. И я извиваюсь в своем искушеньи, Ногтями рву простынь, впиваясь в кровать, О боли взываю к тебе в иступленьи, Кричу, умоляя тебя продолжать. На теле оставь след порочных желаний. В укусах, царапинах ночь сохраню. В безудержном сонме своих истязаний Отдай мое тело живому огню. Мы оба сгорим, чтобы вновь возродиться, Мы фениксы вечной жестокой любви. Друг другом и болью успев насладиться, Оставим на теле желаний следы.
Приманила, не называя имени, шепотком: «Появись и возьми меня!» человека с тотемом лесного волка – на овечью кровь да на жжёный сахар. Золотая Луна висела над ёлками головой, упавшей с небесной плахи.
Приходил, раздевался, стряхивал страхи, по-звериному трахал, а после – маялся, проклинал, накалялся, клялся и каялся, говорил: «Отпусти, отними от сердца! За флажки я сумею прорваться – верится…»
Убегал, будто шкура на нём прогорит… А она понимала, что он творит, подсыпала в еду зоокумарин и у тёмно красной своей богини ещё пару ночей выпрашивала нагими, чтоб потом –
...Уткнувшись носом в Богово плечо... Обиды вылью Господу в жилетку... И на вопрос всегдашний... Господи "Ну, за что?... Услышу: "Души так крепчают, детка...''
Комментарии 17
И обогреют и призрят...
Но не от всех бежит по коже...
Тот электрический разряд..... всем привет
Не интеллектуал, ругаюсь матом,
И вовсе не винтажно бородат
(небритый просто) и слегка поддатый.
Я не читал Коэльо перед сном,
Не знаю современного искусства,
Тенденций моды мне далек дурдом,
В богемной суете мне просто пусто.
Таким она и не кивнет в ответ,
Таких кругом немереная мера.
Ее друзья сказали бы: "Вы что?",
А я скажу не так: "Какого хера?!"
А между тем, она теперь моя,
Что вопреки и логике, и смыслу.
И вместе мы, дыханье затая,
Читаем по глазам друг-друга мысли.
Я становлюсь значительно добрей,
Она снимает имиджа одежду
И в тишине квартиры вместе с ней
Становимся такими, как и прежде.
Мы с ней наги, наивны и чисты,
Любовью наслаждаемся простою.
И, слыша стоны старенькой тахты,
Я сам не верю, что она со мною.
Я благие дары получила от щедрых богов,
Мне Гефест в вены влил всемогущее, яркое пламя,
Афродита, поведав всю мудрость ушедших веков,
В очи омут бездонный вписала морскими волнами.
Так тони, мой пиит, в чудном блеске мерцающих звёзд,
Забалую, занежу тебя водопадом из ласки,
Поцелуями долгими, страстными выложу мост,
Ты не бойся, пари по нему без стыда и опаски.
Томный вздох вверх сорвётся, как птица, в далёкий полёт,
Твои крепкие пальцы, пылая, вопьются в запястья,
Растворяясь в безумстве, что терпче и слаще, чем мед,
Коготками рисую в ответ на спине знаки счастья.
что ты меня в душе сберёг,
моё присутствие в судьбе,
как я все мысли о тебе;
я помню всё... что и забыла
всплывает в памяти опять,
как я тебя, родной, любила,
училась, падая, взлетать...
Я помню все: и твои ласки,
и твой испанский поцелуй,
и как бросались без опаски
в водоворот воздушных струй;
и первый стон, и первый вскрик,
и твоё первое "моя",
когда к моим губам приник,
своих желаний не тая...
Я помню всё до мелочей,
журчащий голос как ручей,
звериный рык, протяжный стон,
сердца как бились в унисон,
нам задавая нужный ритм,
чтоб, не дай бог, с пути не сбиться,
меняя жизни алгоритм,
как безсознательно влюбиться,
чтоб безвозмездно отдавать
тепло своей души и тела,
и, в пропасть падая, взлетать
под свод небес до беспредела...
КСД
Аромат «Нежной розы». Ему хорошо.
Словно Ангел из Рая пахнет Она,
Только это не Ангел, а сама Сатана.
Его руки помчались по шелковой коже,
Обвивая Ее, он сдержаться – не может.
Его плоть возбудилась, он желает Любви.
До чего же прекрасен аромат Госпожи!
Он пьянит, он дурманит, пробуждая экстаз,
На сознание давит, приближая оргазм.
Мозг работать не хочет – эйфория пришла…
Бесподобна, Желанна его Госпожа.<s sc3333...ЕщёЕго губы прильнули к шее Ее –
Аромат «Нежной розы». Ему хорошо.
Словно Ангел из Рая пахнет Она,
Только это не Ангел, а сама Сатана.
Его руки помчались по шелковой коже,
Обвивая Ее, он сдержаться – не может.
Его плоть возбудилась, он желает Любви.
До чего же прекрасен аромат Госпожи!
Он пьянит, он дурманит, пробуждая экстаз,
На сознание давит, приближая оргазм.
Мозг работать не хочет – эйфория пришла…
Бесподобна, Желанна его Госпожа.
На кровать Ее валит, продолжая ласкать,
Чувство страсти в груди ему не унять.
Разрывает Ей блузку и срывает белье –
До чего совершенна фигура Ее.
Языком прикоснулся к «Бутону цветка» –
Сладкий вкус Королевы. Закрыты глаза.
Возбужденная плоть погружается в тело,
Изверженье его не знало предела.
Этот кайф неземной нельзя описать,
Повторения хочет душа получать.
Пик такого блаженства бывает лишь раз,
Ведь искусство Любви – не просто оргазм
Будь жестче со мной, будь сегодня грубей.
Мне слаще объятий жестокие муки
Безумных слияний настенных теней.
И я извиваюсь в своем искушеньи,
Ногтями рву простынь, впиваясь в кровать,
О боли взываю к тебе в иступленьи,
Кричу, умоляя тебя продолжать.
На теле оставь след порочных желаний.
В укусах, царапинах ночь сохраню.
В безудержном сонме своих истязаний
Отдай мое тело живому огню.
Мы оба сгорим, чтобы вновь возродиться,
Мы фениксы вечной жестокой любви.
Друг другом и болью успев насладиться,
Оставим на теле желаний следы.
А бывало, небрежно тряхнёт головой,
Заглотнёт полстакана хорошего спирта
Скажет парню:"Пошли!Ты сегодня со мной!"
Но сладок яд томительных речей.
Объята спальня пламенем свечей
И ароматом красного пиона.
Струится платье черного питона
И опадает с бархатных плечей.
И воздух с каждым мигом горячей,
И звуки обрываются до стона.
В объятьях согреваюсь и ликую,
И содрогаюсь, слыша шепот твой.
Мое сопротивление - напрасно.
Глаза и губы жаждут поцелуя
И обещают ласки неземной...
"Остановись мгновенье, ты прекрасно!"
не называя имени,
шепотком: «Появись и возьми меня!»
человека с тотемом лесного волка –
на овечью кровь да на жжёный сахар.
Золотая Луна висела над ёлками
головой, упавшей с небесной плахи.
Приходил,
раздевался, стряхивал страхи,
по-звериному трахал, а после – маялся,
проклинал, накалялся, клялся и каялся,
говорил: «Отпусти, отними от сердца!
За флажки я сумею прорваться –
верится…»
Убегал,
будто шкура на нём прогорит…
А она понимала, что он творит,
подсыпала в еду зоокумарин
и у тёмно красной своей богини
ещё пару ночей выпрашивала нагими,
чтоб потом –
могила в лесу без имени
а вместо «моя дорогая Ди»
звал «сучкой», когда раздвигал-входил,
и чуял: логово ждёт-трепещет.
Он жёг и пил её чистый спирт,
хмелея так, что летел с орбит,
лепил под личный размер и ритм,
и всё твердил, что не любит женщин.
Он в ней живое творил/травил,
и ей казалось – вот-вот сгорит,
когда он был у неё внутри,
и напирал всё сильнее-резче.
А если долго бродил один,
гемоглобиново необходим,
она была голодней Вендиг
и пожирала кого покрепче.
И на вопрос всегдашний...
Господи "Ну, за что?... Услышу: "Души так крепчают, детка...''