Бой под Пресновкой или Забытая победа.

(Часть 5)
А что же стало с частями комбрига Строганова, ушедшими в ночь, после памятного военного совета в Пресновке? За организацию их прорыва, взялся командир 43-го полка Василий Иванович Чуйков. Позднее он так напишет об этом: «…я верил в успех ночного марша…на западной окраине Пресновской, я собрал командиров и комиссаров, объяснил им обстановку, что мы окружены и что выход у нас один – пробиваться напролом. Мне ответили: «Командуй Чуйков». Боевой порядок двух полков, я построил в форме одного пехотного каре, на каждой стороне квадрата, было по развернутому в цепь батальону, обозы внутри, третьи батальоны полков, каждый со взводом артиллерии, двигались по обеим сторонам дороги. Конные и пешие разведки двигались со мной в головном батальоне…».
Поздним вечером, еще накануне разгрома, около 23 часов 8 сентября 1919 года, полки комбрига Строганова выступили на запад по тракту.
Впереди лежала тихая ночная степь. Противника не было видно. Чуйков вспоминал: «более часа, наше каре из двух полков, двигалось без боя спокойно, я даже задремал сидя в рессорке». Повозки шли ось к оси, тесными рядами. С пушек, ползущих внутри вытянутого четырехугольника, были сняты чехлы. Но степь была глуха и непроглядна. Около трех километров, полки шли в тишине и вскоре приблизились к пересекающему тракт лесу. На опушке, передовая цепь внезапно столкнулась с казачьей заставой. При обычных условиях несения дозорной службы, движение идущей по степи колонны из более чем тысячи человек, с многочисленными повозками и громыхающими на ухабах орудиями, было бы, несомненно, услышано казаками издалека. Однако сторожевое охранение, проявило поразительную беспечность. Казаки развели далеко видимые в ночной степи костры и фактически бросили свои караулы. Полыхавшее пламя, вырывало из темноты мохнатые конские головы, бородатые лица людей, холодный блеск пантронташей и винтовок. Этой беспечностью и воспользовались красноармейцы. Под покровом темноты, они окружили гревшихся у огня казаков. Град пуль внезапно обрушился на беспечное охранение. Здесь же на месте, погибли боголюбовские казаки Суликов, Ржевин и Белоусов, а вся сторожевая сотня, около 100 человек и 30 лошадей, были взяты в плен. Однако, загремевшие в ночной тиши выстрелы, подняли тревогу. А там дальше, в роще пересекающей тракт, раскинулся бивак целого казачьего полка. Чуйков вспоминал: «…Мы с ходу вышибли казаков из рощи. Они рассыпались, широкой лавой по степи, стремясь охватить наши фланги. Но у построенного квадратом каре, флангов нет и со всех сторон, было не менее батальона. Ведя огонь на ходу, мы упорно двигались вперед…». Отступая в лес, казаки пытались задержаться, прячась и обстреливая красноармейцев из-за деревьев, но в темноте, красная пехота сбивала их со всех рубежей. По свидетельству Чуйкова, «…во время одной из атак, казаки с тыла вклинились в каре и доскакали до обоза.
Обозники начали отстреливаться в упор, с каждой телеги стали стрелять, и мне тоже пришлось разрядить по казакам, наган и кольт. В конце концов, казаки были перебиты, каре сомкнулось. Лошади убитых, некоторые с вьюками, долго носились в темноте по каре, пока их не поймали. У нас потерь почти не было, так как белые, действовали в конном строю и их огонь, не достигал цели. Наша пехота, стреляла
более уверенно». По рассказам пресновских старожилов, еще в 60-70-х годах, здесь в лесу, собиравшие грибы пресновские женщины наткнулись на ужасные следы тех давних боев. На земле лежал скелетированный труп, в остатках воинского обмундирования и ремнях портупеи, со снесенным наполовину черепом. Чуйков продолжал вспоминать: «Наше движение с боем, продолжалось около трех часов. Когда мы подошли вплотную к Островскому, из окон домов, из сараев, загремели выстрелы, полетели ручные гранаты. Подскочив на коне к цепи и узнав в чем дело, я приказал развернуть два орудия и прямой наводкой с 200 метров, ударить по крайним домам, сначала гранатами,
затем картечью». Позднее, в советское время, пахавший восточнее Островки поле тракторист, однажды вывернул плугом на поверхность целый трехдюймовый снаряд, облепленный землей и изъеденный пятнами ржавчины. Очевидно, его потеряли в темноте красные артиллеристы.
Орудия вытащили прямо в цепь на прямую наводку. Устанавливать пушки пришлось под огнем. Несмотря на темноту, пули густо сыпались из поселка на батарею. По свидетельству помощника командира 5-й батареи Александра Ивановича Иванова, уроженца села Иваново, Извильского уезда, Казанской губернии, пока орудия готовилась к стрельбе, ружейно-пулеметным огнем было ранено 11 батарейцев и 7 лошадей. Еще 5 лошадей, было убито. Но результат стоил таких потерь. Наводчики прильнули к прицелам и над крышами Островки, прожужжала первая очередь гранат, разорвавшаяся в огородах. С окраины четко застучали «кольты». Поворот угломера, наблюдатель меняет прицел, заряжающий срывает колпак и ключом, напрягая все внимание, точно ставит шрапнельную трубку. Второй залп картечи огненным смерчем проносится точно между домами и сараями. Как вспоминал потом Чуйков, «…после десятка выстрелов, поселок запылал. Казаки, под огнем картечи отошли и наша пехота, ворвалась в поселок. Центральная улица, была завалена трупами людей и лошадей».
Над поселком поднимается черными клубами дым, видны красные языки огня, пылая, разносятся по степи сизые тучи. В бою погибает оренбургский казак поселка Тарутинского Михайловской станицы Алексей Данилович Пандеров, похороненный затем на поселковом кладбище. Здесь же, было взято около 100 снарядов. Не теряя времени, Чуйков стал развивать прорыв: «…На западной окраине, я собрал комбатов, что бы оговорить, план прорыва к Екатериновскому. Но тут, к нашей группе, подъехали Строганов и Горячкин. Комбриг, не разрешил мне, двигаться дальше и приказал оставаться на месте, до выяснения обстановки… Я лег спать…».
Эта остановка, сыграла роковую роль в судьбе всей бригады. Причины такого промедления, так точно и не ясны. Сам Строганов, говорил впоследствии о своем решении, дождаться подхода оставшихся в Пресновке полков. Только об этом, почему-то никто не знал, даже руководивший прорывом Чуйков. Скорее всего, комбриг просто был в нерешительности, как поступить и что ответить командованию, о судьбе оставленных им полков.
Пока командование думало, что же делать дальше, 43-й и 44-й полки приготовились к круговой обороне. Цепи бойцов заняли оба перешейка по окраинам Островки, между озерами Питное и Зорькое. 5-я батарея встала на позицию в поселке. К полудню, прибежали уцелевшие красноармейцы 35-й дивизии. С их слов, оставшихся в Пресновке полков больше не существовало. Чуйков вспоминал, как его « разбудил комиссар Горячкин, который сообщил, что два полка 35-й дивизии в Пресновской разбиты и их остатки, на лошадях, без седел, выскочили из окружения и присоединились к нам. Я сказал: «Нам не надо было,
оставаться тут в Островке, надо было пробиваться ночью на запад. Теперь этот выгодный момент упущен». Горячкин пожал плечами и сказал, что меня вызывает Строганов. На окраине поселка, вместе со Строгановым, стояли несколько незнакомых мне командиров, на улицах и возле домов много конных, которые, спешившись кормили коней. На буграх к югу от тракта, маячили казачьи разъезды.
Строганов сделал вывод, что мы находимся под угрозой окружения. Единственный участок, который был еще не перехвачен – это тракт на пос. Екатериновский и идущая параллельно ему, дорога на пос. Усердный».
Пока командиры совещались, с севера со стороны поселка Казанка и с юга, со стороны озера Горькое, внезапно ударила белая артиллерия. Разрывающиеся снаряды стали падать в окрестностях, засыпая поселок дождем шрапнели и трехдюймовых гранат. Вскоре, прямым попаданием гранаты был накрыт расположенный в юго-западной части
Островки наблюдательный пункт 5-й батареи. Раздался страшный взрыв, облако едкого желтого дыма окутало людей. Когда оно рассеялось, наблюдатель лежал мертвым в луже крови, один телефонист был тяжело ранен и еще один контужен. Под усиливающийся свист снарядов, Строганов решил немедленно идти на прорыв.
Пробиваться было намечено на Екатериновку, где по расчетам комбрига, еще должен был стоять красный 307-й полк. Единственным выступившим против таких поспешных действий был Чуйков. Позднее он вспоминал: «Я считал, что днем, прорываться нельзя и надо ждать ночи. Мое предложение, не встретило поддержки присутствовавших командиров. Они были за немедленный отход, пока белые не перехватили последний тракт на запад. К моему удивлению, Строганов согласился с ними и приказал мне организовать прорыв. Я начал строить боевой порядок, так же в каре. Бойцы 35-й дивизии, бежавшие в панике из Пресновской, были почти все на конях, но без оружия. Это артиллеристы и обозники, они порубили постромки, бросили орудия и повозки, и примчались сюда. Они были настроены панически. В связи с увеличением обоза, пришлось расширить каре». В авангарде, был поставлен батальон 43-го полка и один батальон 44-го полка. За ними должны были двигаться орудия 5-й батареи и обозы. Замыкали колонну, оставшиеся части 44-го полка. К полудню, 43-й полк и 1-й взвод 5-й батареи стали вытягиваться из поселка. 2-й артвзвод, еще некоторое время оставался на месте, прикрывая начавшие выходить на тракт обозы. Затем он, так же вышел из поселка и двинулся догонять ушедший вперед авангард. Последними, с северной части Островки отошла цепь 44-го полка.
За окраиной поселка, перед глазами красноармейцев открылась тронутая полуденным зноем равнина. В 3-4 километрах на запад, на горизонте, зубчатилась каемка леса. Где-то там впереди, в нее вонзалось отточенное жало дороги ведущей на Екатериновку. Чуть правее на северо-запад, тянулся шлях на Усердное, за которым зеленели опушки лесов. Слева же, раскинулась огромная привольная степь. В нескольких километрах там, на юге, виднелась пара небольших сходящихся перелесков, за которыми в степном полумареве, угадывалась стеклянная прохлада вод озера Горькое.
Никто, из стоящих на окраине поселка, и разглядывающих в бинокли окружающую местность красных командиров и не подозревал, что именно там, на берегах озера Горькое, за двумя сходящимися перелесками, затаились основные силы конного корпуса - 3-я и 4-я Сибирские казачьи дивизии. Всю ночь, они шли в темноте, часто рысью и перед рассветом, остановились на небольшой поляне. Взлетевший под небеса степной орел, увидал бы своим зорким оком, пересекавшие безграничную степь длинные колонны конницы, похожие на темные едва колыхающиеся ленты. Всадники в шинелях, слышался шум повозок, да изредка ржали кони.
Здесь же у стога сена, на расстеленных в траве бурках, расположился штаб комкора и оба начдива со своими офицерами. Поле битвы было выбрано не случайно. Местность западнее Островки, представляла собой обширное плато, колосящиеся ныне колосьями тяжелой пшеницы, а тогда – заросшее степным ковылем и не тронутое еще тяжелым плугом. Ровная гладкая степь, была словно создана для конной атаки. Это широкое поле и привлекло внимание Войскового Атамана. В степи, кавалерия имеет явное преимущество перед пехотой в маневренности и быстроте действия. Но в лесу и в населенных пунктах, пехота имеет преимущество перед конницей, которая вообще в лесу действовать не может. А потому, Атаман не стал атаковать Островку. Он решил дать красным полкам выйти из поселка, что бы разгромить их на марше в степи, одной общей конной атакой. Главное было, не дать противнику достичь опушки лесов, по дорогам на Казанку и Екатериновку.
Холодное утро. Около 11 часов, казачьи дозоры донесли, что у врага началось движение - цепи красных, стали выходить из поселка. Наступало решающее мгновение. По уставам того времени, конница могла идти в атаку на пехоту противника, во-первых - когда боевые порядки пехоты расстроены; во-вторых - при преследовании противника и, в-третьих - при внезапном нападении. Иванов-Ринов, чутьем бывалого воина понял, что настал момент удара. Комкор, сидевший со своими начдивами и штабными офицерами над картой у стога, произнес: «В добрый час». Услышав то, что все ждали с часу на час, офицеры придерживая шашки, разбежались по полкам. По дивизиям, полкам и сотням полетел сигнал: «По коням!». Высокие ноты, знакомые
всем кавалеристам, зазвучав, через несколько минут уже подымали все живое.
Тревогу трубят! Стройся в ряды! Подхваченный сотенными горнистами, сигнал боевой тревоги в несколько минут поднял всех. Подтягивая подпруги, ловили стремя бойцы. Строились подразделения. Люди в полной боевой выкладке, с задними и передними вьюками на седлах. Ни разу не приходилось видеть такой собранности сабельных сотен и такой сосредоточенности на лицах бойцов. Все понимали – вот он первый и решающий бой. Каждой дивизии, было указано направление удара и поставлена боевая задача. Атаковать предстояло всем разом, единым ударом. С юга, вместе с клочьями утреннего тумана, двинулись на исходные для атаки позиции казачьи полки. Шли стремя к стремени, молча, не курили. От топота огромных скоплений конницы гудела степь. У двух сходящихся перелесков полки остановились. Дальше, в степи уже был враг.
Тем временем, красная колонна вышла из поселка. Дул сухой ветер, пристилая к земле полынь. Серой была степь, мутна даль. За телегами, спотыкаясь, шли легко раненные и сестры.
Комиссар 43-го полка Кирилл Христофорович Юсупов, уроженец Бондюжского завода, Елабужского уезда, Вятской губернии, еще отправлял последние обозы. Впереди двинулись повозки 43-го полка, за ними шел обоз 44-го полка. Убедившись, что все подводы вышли за околицу Островки, комиссар выехал догонять передовую цепь.
Отъезжая он заметил, как с окраины поселка выходил последний взвод 2-й батареи. Шестерки могучих лошадей на галопе мчали пушки. Но не успел комиссар проехать и километра, как с севера из-за леса, гулко ухнули орудия. Воздух прорезал резкий свист и черные разрывы снарядов, взметнулись у тракта. В мгновенье ока, ситуация резко изменилась. Открытое степное плато, делало красную колонну беззащитной, под прицельным артогнем. Моментально оценив опасность, коменданты обозов повернули повозки вправо, прочь от тракта, стараясь прижаться к стоящим севернее опушкам лесов. Внезапно оттуда, из-за желто-зеленой листвы деревьев, загремели вспышки выстрелов и дробно ударили пулеметы. Лес оказался занят противником. Да и сидящий среди деревьев белый корректировщик, заметив маневр обозов, перенес огонь своих орудий ближе к опушке. Попав под двойной обстрел, повозки в панике бросились обратно на тракт. Одновременно, ехавший в авангарде Чуйков, заметил колонну подвод с белой пехотой, тянувшихся в сторону рощи, пересекавшей дороги в Екатериновку и Усердное. Это резко осложняло обстановку.
Если противнику удастся занять опушку рощи, то пути отхода будут перерезаны и кольцо окружения вокруг красных полков замкнется. Решение было принято мгновенно. Шедший в авангарде батальон 43-го полка развернулся цепью и двинулся в атаку на опушку леса, с которой только что обстреляли обозы. Одновременно, собрав два отряда конной разведки, всего около 100 сабель, Чуйков лично повел их в атаку на колонну белой пехоты. Позднее он вспоминал: «…я возглавил атаку и когда до белых, оставалось около километра, мы обнажили сабли. Белые солдаты, начали соскакивать с подвод, кто отстреливался, кто бежал. Ударили пулеметы, левее меня, комиссар бригады Горячкин, сраженный пулей в голову, рухнул на землю, его конь, продолжал скакать рядом со мной. Конные разведчики, врубились в колонну белых, которые бросали оружие и сдавались, офицеры попрятались в пшенице». В плен были взяты солдаты белого 43-го Верхнеуральского полка. Казалось, успех сопутствует прорыву. Оставшиеся на тракте обозы, шедшая впереди них 5-я батарея и 44-й полк, продолжали двигаться по дороге на Екатериновку.
Автор: Олег Винокуров «Бой под Пресновкой или Забытая победа».