Туман.

17.
Сначала образовалась узенькая щелочка, через которую в лифт проник свет. И сразу за этим створки резко разошлись в стороны. К этому моменту Алена успела оттянуться в самый дальний угол, какой только смогла найти в лифте, рассчитанном на четырех пассажиров. Открытые двери позволили ей от констатации факта: лифт застрял — перейти к детальному исследованию обстоятельств дела.
Как известно, для освобождения из лифта «заложников», необходимо открыть две двери: наружную, принадлежащую не лифту, а лифтовой шахте, и внутреннюю — дверь лифта. Известно также, что лифт крайне редко застревает на этаже, обычно он это делает между этажами, чтобы таким образом усложнить спасательные работы.
Алена получила возможность убедиться, что и в данном случае лифт остался верен своей тактике. Часть кабины оказалась под этажным перекрытием, не дойдя до нижнего этажа, а другая ее часть, несколько меньшая, возвышалась над бетонной плитой, отделявшей этажи.
Она также увидела, что двери шахты были открыты не на нижнем этаже, а на верхнем, из-за чего двери лифта превратились в окно, из которого в лифт лился свет. Окно было довольно высоко, и Алена, визуально измерив расстояние до него, подумала, что Саня может и не дотянуться до нее, если только не рискнет протиснуться в лифт. Это в какой-то мере успокаивало.
Но кое-что удивляло: она абсолютно четко и ясно слышала, что Саня пытался открыть двери шахты не на верхнем, а на нижнем этаже — звуки доносились оттуда. Глазам же предстала совершенно иная картина, и ей нельзя было не верить.
«Обман слуха», — подумала Алена, для которой такой поворот дела представлялся более благоприятным, поскольку с нижнего этажа Сане ничего не стоило бы до нее добраться. Алена удивилась, но не очень сильно, — и правильно сделала, поскольку сюрпризы только начинались.
— Алена! — услышала она голос Андрея и тут же увидела его
лицо: Андрей, скорчившись, заглядывал в кабинку. Алена прижалась к стенке кабины, и свет на нее не падал. — Алена, вы здесь?
— Здесь, — голос, вероятно, осип от долгого пребывания Алены в лифте и звучал не так, как Алене хотелось бы.
— Протяните ко мне руки, я вас вытащу!
Алена бросилась к щели, в которую заглядывал Андрей и протягивал к ней руки, и сразу поняла, что ничего не получится.
Образовавшееся вверху «окно» было небольшое, но Алена свободно через него проходила. Это было хорошо. Плохо было другое: быстро, одним рывком, Андрей ее не вытащит, а как только она оторвется от пола, лифт может прийти в движение.
И тогда… Алене стало не по себе, когда она представила, что будет тогда. Она остановилась.
Андрей понял причину ее нерешительности:
— Не бойтесь, лифт не сдвинется с места, он заблокирован. Ну же, смелее, доверьтесь мне!
«Он мне сказал: “Я верный друг”…» — мелькнула в сознании
Алены строка из Ахматовой, но она не стала на ней задерживаться и протянула к Андрею руки. Андрей свесился внутрь лифта и подхватил ее под руки:
— Обнимите меня за шею и, когда я вас подниму, положите голову мне на плечо, чтобы не удариться.
У Алены едва ноги не подкосились. Она обняла его, как было велено, и готова была в таком положении провести остаток жизни, каким бы длинным он ни оказался. Но Андрей потянул ее на себя, и пол, в прямом смысле слова, ушел у нее из-под ног.
Голова Алены оказалась на уровне щели, она прижалась лицом к плечу Андрея и едва не потеряла сознание — второй раз за последние двадцать четыре часа. Этому помешала все та же Анна Ахматова: «Как не похожи на объятья прикосновенья этих рук…»
Алена почувствовала, что слезы задрожали у нее на ресницах, готовые брызнуть Андрею на плечо — естественная реакция на пережитые испытания.
Андрей «в связке» с Аленой отодвигался от лифта, и Алена выплывала за ним, вися у него на шее. Наконец она смогла стать сначала на одно колено, потом на другое. Освобождена!
Андрей еще склонялся над Аленой, обнимая и поддерживая ее.
Алена, прижавшись к нему, еще стояла на коленях, а ступни ее ног свешивались с площадки в лифт. Она уже не доставала
Андрею до плеча и прижималась щекой к его груди. Одной рукой она еще обнимала его за шею, а другой ухватилась за его руку, готовясь встать с колен.
«А ведь мы стоим как те двое на картине Климта, — озарило Алену. Она взглянула вверх и увидела склоненное к ней лицо Андрея. — Вот он, оригинал, который я хотела увидеть во сне… А вижу наяву…»
В голове вихрем закружили мысли, и голова тоже пошла кругом:
«…Женщина стоит на коленях, а мужчина наклонился над ней и то ли обнимает ее, то ли не дает ей соскользнуть с обрыва. Они стоят над обрывом, и ступни ее ног свесились в пропасть…
Картина — это одно застывшее мгновение. А что последует за
ним? Выпустит он меня или удержит? А может, подтолкнет в пропасть? Знаешь, легким движением руки… Все зависит от того, кто этот мужчина…
Знаешь что, Светик, если Бог покажет мне “оригинал” картины, но так, чтобы я лицо мужчины увидела как наяву, я в Него поверю. Клянусь!»
Я откроюсь тебе в неожиданный миг…
Вновь, словно из ниоткуда, возникла эта строка, но сейчас, Алена знала это абсолютно точно, слова относились к ней. «Ты открылся мне… Я в Тебя поверила. Клянусь! Не сомневайся во мне», — прошептала она свое кредо.
Она так и застыла — прижавшись к Андрею и устремив на него взгляд. Андрей тоже смотрел на нее. Потом, не отрывая глаз от ее лица, он наклонился и прижался к нему губами. «Это поцелуй, — подумала Алена, — это Поцелуй, но это не копия, и это не Климт, это наш с Андреем оригинал, наш подлинник, наш сюжет… Только наш с ним. Только наш… Спасибо, Господи, за Андрея!»
Возможно, они стояли бы так очень долго, целую вечность, если бы на лестнице не послышались шаги — суровая проза жизни вторгалась в возвышенный мир чувств. Андрей помог Алене подняться с колен, и они встали, плечом к плечу, готовые встретиться с кем угодно.
По лестнице спускался Саня. Очевидно, успел еще раз побывать в Алениной квартире. Это был сюрприз, во всяком случае, для Алены, которая никак не ожидала увидеть Саню: она о нем и думать забыла, он перестал для нее существовать в то мгновение, когда она услышала голос Андрея: «Алена!» И вот, оказывается, Саня не испарился и не улетучился, а спокойно и невозмутимо спускался по лестнице. Если бы Алена увидела на лестнице тень отца Гамлета, ее бы это меньше потрясло.
Саня поравнялся с ними и, как ни в чем не бывало, сказал, обращаясь исключительно к Алене:
— Ночевать тебе придется с разбитым окном, а завтра я вставлю стекло.
Казалось бы, минувший день должен был подготовить Алену к тому, что в жизни всегда есть место для сюрпризов, но, увы, к такому сюрпризу она готова не была. В чем откровенно призналась:
— Ну, Саня… У меня нет слов!
— А что? Еще что-то надо? Дверь в порядке, запирается…
Однако я рекомендовал бы поставить еще один замок.
— От тебя?
— Замок «от меня»? Прямо как «од кутюр»! Нет, я замки не
произвожу, купи «от любой фирмы». Только не экономь, возьми
дорогой, а то, говорят, скупой платит дважды.
— Саня, объяснений не будет?
— А что непонятно?
— Всё! И начни, пожалуйста, со своего противозаконного
проникновения в мою квартиру.
Андрей в разговор не вмешивался, однако интереса своего не
скрывал.
— Противозаконного?! Ты дала мне запасной пульт от замка,
чтобы я мог приходить к тебе в любое время дня и ночи, и когда тебя нет дома — тоже. А как бы я иначе открыл такой замок?!
Неожиданностям, казалось, не будет конца. Алена повернулась к Андрею:
— Я не давала ему пульт, — сказала спокойно, как в троллейбусе: «Нет, я не выхожу на этой остановке».
— Я знаю, — так же спокойно ответил Андрей. Они переговаривались между собой, словно Сани здесь не было, — не обращая на него никакого внимания.
— Ну мне пора. Честь имею. До завтра, Алена. Позвольте мне пройти, — обратился к Алене с Андреем, стоявшим у него на пути. Ни Андрей, ни Алена не шелохнулись.
— Прошу прощения, господа, — улыбнулся Саня, — но мне, право, пора. Время позднее.
— Я тоже прошу прощения, — сказал Андрей, — но не будете ли вы так добры и не объясните мне, почему окно надо стеклить.
— Вероятно, потому, что оно разбито, — Саня оставался невозмутимым, как актер Броневой в «Формуле любви».
— А кто его разбил? — продолжал допытываться Андрей, манкируя этикетом.
— Боюсь, что я, — Саня изобразил легкое смущение.
— Не соблаговолите объяснить, почему вы это сделали?
— Случайно, знаете ли, задел.
На первом этаже послышались голоса.
— Это милиция, — объяснил Андрей и обратился к Сане: —
Вы ничего не имеете заявить?
— Нет, не имею.
— А ты, Алена?
Алена растерялась. Сейчас, когда все позади, ей не хотелось заявлять на Саню. Пусть уходит — уходит из ее жизни навсегда.
Она хотела просто забыть о нем как о кошмарном сне. Но ведь он не получил того, что искал, и может прийти снова. Или подослать кого-то вместо себя. Что делать? Надо посоветоваться с Андреем, но не сейчас, не при Сане. А как Саню убрать? Догадалась как:
— Я имею, — и обратилась к подоспевшим милиционерам: — Этот человек проник в мою квартиру в мое отсутствие.
Когда я вернулась домой и застала его, он вел себя грубо, разбил окно…
«Стоп, довольно, — остановила себя Алена. — Если я еще что-нибудь добавлю, Саня получит десять лет без права переписки. А так он, голубчик, посидит в “холодной” до утра, поостынет и, может быть, перестанет врать. Саня не из тех, кто ради идеи пойдет на тюремные нары. А мы с Андреем за это время обсудим “текущий момент”».
Милиционеры взяли Саню под свою опеку, и все вместе поднялись к Алене в квартиру. Саня демонстрировал благородное возмущение:
— Я прошу внимательно осмотреть замок на двери этой квартиры — я бы не смог его открыть, если бы хозяйка квартиры сама не дала мне пульт с кодом. Этот пульт — ключ к замку. В него «зашит» код, который невозможно подобрать, потому что при первой же попытке открыть замок с неправильным кодом включается сирена.
Этот аргумент озадачил милиционеров, но еще больше —
Алену. До нее только сейчас дошло, что Саня просто не мог попасть в ее квартиру в ее отсутствие. Но он в нее проник! Конечно, Саня мог оставить себе один пульт, когда вручал ей остальные три, но она перекодировала замок после ухода мастера.
Код ввела только в один пульт — свой, и Саня в это время находился на кухне и не видел, ни что она вводит в пульт, ни что набирает на замке. После этой операции замок можно было открыть только с ее пульта, и никак иначе. Но Саня его открыл!
«Не знаю, как он это сделал, но этот замок — его алиби. Поверят ему, а не мне. И ладно бы только милиция — мне до нее дела нет. Но Андрей! Он подумает, что я принимаю по ночам Саню, что у меня с ним…» — Алена застонала, вслух.
— Насчет замка и пульта показания гражданина соответствуют действительности? — обратился к Алене старший из стражей порядка.
— Да, — обреченно сказала Алена.
— Нет, — спокойно возразил Андрей и обратился к «старшому». — Я прошу уточнить, когда хозяйка квартиры дала этому господину пульт от замка.
— Пожалуйста, ответьте, — «старшой» был предельно вежлив — он держал в руках Санино журналистское удостоверение и не искал неприятностей на свою голову.
Алена не понимала, к чему Андрей клонит, и его «нет» ее одновременно и обнадежило, и крайне удивило. Но одно она поняла сразу: если сейчас Саня скажет, что пульт она дала ему сегодня, — он себя выдаст: начиная со вчерашнего вечера и до настоящего момента Алена ни единой минуты не оставалась одна. С ней все время были люди — и они подтвердят, что Саню она сегодня не видела, следовательно, пульт ему передать не
могла. Но если он скажет, что пульт получил вчера, после того
как поставили замок, тогда все… Она не сможет доказать Андрею, что Саня лжет.
«Саня, скажи, что пульт я дала тебе сегодня! Ты ведь все равно врешь! Так какая тебе разница? А для меня это вопрос жизни и смерти. Ну будь человеком, и я не выдвину против тебя обвинений. Уйдешь с миром. Клянусь!» — Алена мысленно взывала к Сане, не решаясь просить Бога, чтобы Он заставил Саню сказать неправду.
Но Саня остался глух к ее немой мольбе:
— Пульт я получил вчера. Хозяйка квартиры, гражданка Ермилова, дала мне его сразу после того, как ввела новый код.
У Алены сердце оборвалось.
— Это неправда, — по$прежнему спокойно заметил Андрей. — Если бы пульт с введенным в него кодом вы получили вчера, сегодня вы бы не смогли открыть этим кодом дверь. Вчера вечером, после того как мы обнаружили попытку проникновения в квартиру, я перекодировал замок и ввел новый код в пульт.
Но только в один пульт — в тот, которым пользуется хозяйка квартиры и которым сегодня вечером она открыла замок в моем присутствии.
— Я знаю, но она продиктовала мне новый код по телефону, — Саня и глазом не моргнул.
— Нет, Алена не могла продиктовать вам новый код по телефону — она его не знает. Я не сказал ей, что перекодировал замок и, естественно, не сообщил новый код.
«Господи, спасибо! — возликовала Алена. — Я была неправа.
Не надо, чтобы Саня врал. Да здравствует правда!»
— Но она мне его назвала, можете проверить мой пульт — он откроет дверь, — не унимался Саня.
Пульт проверили. Вопреки ожиданиям, дверь открылась сразу же после нажатия кнопки на пульте. Оставалось выяснить, каким образом это происходит, но Саня стоял на своем и секреты «фокуса» раскрывать не желал. Очевидно, такое недоверие к властям обидело милиционеров, поелику они поспешили предложить Алене осмотреть квартиру на предмет пропажи имущества.
Над Саней нависла угроза обвинения в квартирной краже.
«Эх, — позволила себе помечтать Алена, у которой гора с плеч
свалилась, — сказать бы, что он меня обокрал! Но нельзя, только что ратовала за правду. А жаль…»
После составления протокола с привлечением, несмотря на поздний час, понятых, Саню увезли. Алена с Андреем остались вдвоем. Чтобы не утратить обретенных навыков и закрепить достигнутый возле лифта успех, они снова бросились в объятия, после чего Андрей выслушал рассказ Алены о событиях вечера.
Алена, в свою очередь, поинтересовалась, как он здесь оказался — так неожиданно и так вовремя.
— Я стал спускаться по лестнице, прошел один пролет, потом вернулся и постоял под дверью. Да, Алена, слушать под дверью неприлично, я знаю, но я слушал. В квартире было тихо. Я спустился вниз, посмотрел на твои окна: в кухне горел свет, я видел на занавесках твой силуэт — ты что-то делала, совершенно спокойно. Я постоял, понаблюдал. В комнате свет ты не включала, но на кухне он горел. Я снова поднялся — за дверью было тихо. Я решил, что ты, скорее всего, присела в кресло и уснула. Я постоял еще немного, потом опять спустился вниз. По-прежнему светилось только кухонное окно. Я был уверен, что ты спишь — денек у тебя был тот еще. И я уехал. Приехал домой — и сердце сжала тревога. Ничего конкретного — просто защемило в груди. Я бросился к машине — и сюда. Увидел разбитое окно, перепугался до смерти, бросился в подъезд. В подъезде
услышал шум — возню на втором этаже. Когда увидел зависший лифт, сразу понял, что ты в нем. Он завис между вторым и третьим этажами. Лучше было бы открыть двери шахты на втором этаже — тебе легче было бы выбраться из лифта, но у вас лифт на втором этаже не останавливается, как и в моем подъезде. Значит, двери шахты на втором этаже заблокированы, и их не открыть. Я бросился на третий этаж. Ни на втором, ни на третьем этаже я никого не увидел… Остальное ты
знаешь.
— А как ты открыл двери шахты? У тебя же ничего не было — ни лома, ни…
— Руками. Взял и раздвинул. Створки поддались.
— Выходит, Саня пытался открыть двери, которые открыть невозможно?
— Выходит, так.
— Бедный!
— Да, намаялся парень, что и говорить!
— Как думаешь, почему он не догадался попытать счастья с дверьми на третьем этаже, если на втором не получалось?
— Думаю, в его подъезде лифт на втором этаже останавливается, поэтому ему и в голову не пришло, что где-то может быть иначе. Он считал, что дверь можно открыть, что ее просто заклинило. Вот и старался. А на третий этаж он, скорее всего, не пошел потому, что такие лифты, как у нас, — старенькие, — ведут себя непредсказуемо. Он мог опасаться, что когда откроет двери на третьем этаже, на втором они тоже откроются — лифт
был между этими этажами, и все могло статься. А в таком случае
ты выпрыгиваешь из лифта на втором этаже, а он в это время находится на третьем. Если бы ты бросилась из подъезда, он бы тебя не догнал. Вот и не хотел рисковать.
— А я все это время заставляла себя верить Сане и гнала прочь подозрения.
— Я был уверен, что он любит тебя, любит и безумно ревнует — отсюда и все странности в его поведении, и его звонки. Он же вел себя так, будто старался во что бы то ни стало навлечь на себя подозрения: и замком, и звонками… Это и заставляло меня сомневаться в его причастности к этому делу.
— Остается выяснить, что ему было нужно от меня.
— Да, Алена, это загадочное «нечто» никак не хочет выйти из тумана.
— Как ты думаешь, мы это когда$нибудь узнаем? — со смехом спросила Алена.
— Узнаем, не сомневайся! Но я вот не понял, зачем ты поставила кассету?
— А ничего больше я сделать не могла. Мне надо было как-то связаться с тобой, а позвонить Саня бы мне не позволил.
С тобой меня соединяла эта песня на кассете — я ее и поставила. Я подумала, что если Бог есть, Он сделает так, чтобы ты ее услышал, и тогда ты поймешь, что я зову тебя. Глупо?
— Нет, не глупо. Я ведь услышал. И понял. Но можно было проще: напрямую обратиться к Богу, без кассеты. Но это совсем не глупо…
Они сидели на диване, обнимая друг друга за плечи и приклонясь головами, и разговаривали. Потом слова ушли, и они сидели и молчали. Они были счастливы, и им не были нужны слова — зачем говорить о том, что ясно и без слов?
Андрей спросил — чуть слышно прошептал:
— О чем ты думаешь?
— Я не перестаю удивляться: обо всем, что есть в жизни, можно говорить стихами. Не писать стихи, нет, а рассказать стихами, уже кем-то ранее написанными:
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может — пьют вино,
Может — так сидят.
Или просто — рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может — сотни свеч,
Может — три свечи…
Нет и нет уму
Моему — покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок,
за бессонный дом,
За окно с огнем!
(Марина Цветаева «Двое»)
Продолжение...