Худ. К. М. Лемох Разговаривать ни с кем не хотелось и она вжалась в забор, желая быть незамеченной, стыдясь своих лохмотьев и запаха навоза, въевшегося в волосы и одежду. Она подрядилась батрачить у местного зажиточного мужика, это помогало им с Кузькой держаться на плаву. Правда работать приходилось тяжело и долго, но Танька безропотно делала всё что требовалось, ведь иного выхода у неё не было. Весёлая ватага гуляющих уже почти прошла мимо, когда вдруг кто - то воскликнул: "О Танька!" Они окружили её наперебой что - то рассказывая и зовя с собой. Она лишь улыбалась и отрицательно качала головой, усталость сковала тело и казалось, что к ногам привязано по чугунной гире. Наконец они оставили её в покое, лишь одна фигурка отделилась от толпы. Настя - лучшая Танькина подруга, схватив её за руку своей тёплой ладошкой, зашептала ей на ухо: "Ты чего? Пошли с нами, там горка замёрзла, кататься можно. А Палашка всё глазки Митьке строит!" Горячая волна обдала Таню при упоминании Митьки, она чувствовала, как уши горят под старым материнским платком, но опустив глаза сказала: "Не могу я Настя, мне ещё Кузьку кормить и других дел по дому полно..." Подруга фыркнула и всплеснула руками: "Он и сам покормиться может и по дому управиться! Всего на три года тебя младше. Прямо барчук какой вырос!" "Он же приболел..." - перебила её Таня. Но Настя передёрнув плечами осталась при своём мнении, догнав остальных, она вновь погрузилась в атмосферу молодости и веселья. Таня со вздохом посмотрев им вслед подумала, что также в сыром тумане пропадает её юность. Дома было тепло и сухо, Кузька сидел на лавке сонно тараща голубые глазёнки. Вот он её любимый братишка, ради которого можно пропустить все гулянья, не доедать, мёрзнуть и работать за троих. Её маленькое солнышко, свет в окошке, последняя радость на этой земле. Таня обняла мальчишку, заботливо трогая ладонью лоб. "Ну вот и нет никакого жара, - весело сказала она, - садись кушать мой птенец!" Кузьма загребая ложкой дымящуюся похлёбку, сдвинув брови к переносице спросил: "Чего там про батю слышно, когда к нему переедем?" "Похоже, что никогда, - грустно отозвалась сестра, - придётся нам самим управляться..." "Управимся! - подтвердил Кузька, - Чёрт с ним, с папашкой." Он грохнул ложкой по столу, подражая взрослым мужикам и нахмурился ещё больше. "Не расстраивайся, - улыбнулась Таня, - скоро опять начнёшь ходить в школу и там отвлечёшься от всего. Учись мой хороший, за нас двоих учись..." Тема школы была болезненной для Тани, она не умела читать и писать. Мать отдала в школу Кузю, искренне считая, что ему это необходимо, но для дочери такой необходимости она не видела. Девочка должна уметь готовить, убирать избу, рукодельничать и нянчить малых деток, забивать себе голову чем - то иным совершенно ни к чему и даже вредно. Зима в том году накинулась внезапно, словно хищный зверь, навалило снега за одну ночь, мороз сковал узкую речку, всё искрилось затянутое белым шёлком, зло кусался ледяной ветер. Таня вставала затемно, хлопотала у печи, стараясь не разбудить братишку. Потом шла батрачить к Якову - местному богатею. Ленивое зимнее солнце ещё не выглянуло из - за заснеженных крыш, а девочка уже семенила по узкой тропке, иногда оступаясь и проваливаясь пушистый снег. Проходя мимо дома Митьки не поднимала глаз, задушив в себе первое своё робкое чувство. Не до любви сейчас. Во дворе у Якова переполох. Крик и брань звенели в холодном воздухе, Анфиска, что управлялась по дому и кухне, выкрикивала самые грязные ругательства в адрес хозяина, а тот не оставаясь в долгу, не скупясь изрыгал из себя отборную брань. "Пошла вон отсюда, - подытожил он, - мне гулящие да брюхатые в избе не нужны!" Переведя взгляд на замершую на тропинке худенькую Танькину фигурку, он спросил "Пойдёшь ко мне в кухарки?" Она растерянно кивнула, глядя как Анфиска, круто развернувшись пошла к калитке. "Надеюсь на тебя скоро найдётся управа !" - зло прошипела она, на что Яков лишь насмешливо фыркнул. С той поры жизнь брата и сестры несколько наладилась, Яков разрешал Таньке забирать домой кое - что из еды. Голод перестал маячить у порога и работать в тёплом доме было легче и приятней нежели в хлеву. Хозяина своего девочка боялась, смотрел он тяжело из под набрякших красных век, зло блестели чёрные бусинки его глаз. "Худая ты Танька, - говорил он отхлёбывая горячий чай, - и глаз не радуешь и ухватить не за что... Замуж тебя не возьмут, эту уж точно..." Таня молчала, не зная как реагировать на подобные выпады. Благо, что Якова постоянно не было дома и выслушивать его грубости приходилось не так часто. Рождество минуло, ещё трещал морозами январь, зима - старуха колдовала вовсю, то метели нашлёт, то холодом скуёт, но дни становились длиннее и тьма отступала. В Танькиной душе затеплилась надежда, всё - таки переживут они эту зиму! Одно огорчало - Кузька наотрез отказался посещать школу. "Оно мне не надо, - делово заявил он, я уж все основы знаю и счёт и письмо, почерк у меня шибко красивый, а нынче и этого хватит. Больно муторно по утрам мотаться в соседнюю деревню за этим ученьем окаянным. Я лучше рыбу ловить буду или силки ставить..." Так они и жили, пока одним студёным вечерком, Таня, возвращаясь от Якова не заметила у своего дома знакомую фигуру. "Отец!" - воскликнула она остолбенев. "Я уж околел тут тебя ждать!" - отозвался он. "Так зашёл бы в избу, там Кузька." - сказала Таня. Она не могла поверить своим глазам, что это он. Значит не бросил их всё - таки, не забыл. Меж тем отец подошёл неловко прихрамывая и проговорил: "Мне не нужно чтоб меня Кузьма видел. У меня к тебе разговор. Я знаю, что ты хорошо справляешься со всем одна, у Якова Иваныча подрядилась в кухарки... Всё у вас ладно да гладко. А вот у нас не очень, супружница моя снова на сносях, запасы на исходе... Люди страшное рассказывают, какие - то революции кругом ходят. Мужиков могут забрать туды... Я хромой, авось не заберут. Стараюсь не работать особо на людях, вроде больной... Уж коли заберут и не знаю, как мои продержаться. Запасы на исходе..." Он вновь начал переминаться с ноги на ногу, неловко отряхивая снег с шапки. У Тани упало сердце, нет - он пришёл вовсе не помогать им, а сам просить помощи. Она тяжело вздохнула глядя на маячившую перед ней фигуру отца и сказала: "Бог свидетель, тятька мы с Кузьмой сами лишнего куска не едим, сам знаешь Яков особой щедростью не отличается. Я не знаю чем могу помочь вам..." "Понимаю, - хрипло обронил отец, - знаешь, ты взрослая, а Кузьку - то я могу и себе забрать. Имею право... Если что, то могу..." Танька не сразу поняла смысл слов, повисших между ними в холодном мраке. Она словно приросла к месту, не в силах поверить, что родной отец её шантажирует. Ветер гонял по улицам снежную крошку, заставляя её клубится, словно дым, играючи, он швырнул пригоршню колючих снежинок ей в лицо, вынудив очнуться. "Денег сейчас нет, - сухо обронила девочка, - могу собрать кое - что из еды..." Только наладившаяся жизнь вновь пошла под откос. С того злополучного вечера, еды снова стало не хватать, отец не стеснялся требовать своё. Дни мелькали один за другим, однообразные и скучные, полные тяжёлого труда. Таня сама не заметила, как быстро деревенские стали относится к ней, как к взрослой бабе, обсуждали с ней хозяйственные вопросы и жаловались на тяжесть своей доли. Всё реже забегали к ней весёлые подружки, всё чаще заглядывала вечерком соседка Пантелеевна. Тане было интересней с ней, перенимать секреты рукоделия и жизненный опыт, праздное веселье сверстников более не привлекало её.

Худ Н. Б. Бельский Ну разве что перед сном, в своих мечтаниях, она позволяла себе побыть девчонкой. Ведь никто не узнает и должен же быть у неё свой маленький мирок, где можно отдохнуть от непосильных забот, где Митька приезжает её сватать на тройке белых лошадей... Правда у кого её сватать? Но это не важно, в мире грёз такие мелочи не важны, приезжает и забирает её и Кузю к своим родителям, а те им рады и все счастливы... Однажды вернувшись домой после тяжёлого дня, Таню с порога встретил аппетитный запах. Он нахлынул на неё сладостной волной, заставив трепетать ноздри и сглотнув слюну, она увидела Кузю, он накрывал на стол. "Перепёлок раздобыл, - довольно прокомментировал он, - ужинать будем сегодня как цари!" Счастливая Таня села за стол, но вдруг улыбка сползла с её лица и она испуганно посмотрела на брата: "Так это же куры, а не перепёлки! Где ты их взял?" "Где взял, там уж нет, - парировал Кузьма, - Где - то убыло у нас прибыло..." Татьяна была в ужасе, она не могла поверить, что её любимый брат мог взять чужое. Мать держала их в строгости и для неё было лучше протянуть ноги от голода нежели пойти на воровство. Таня свято соблюдала материнские заветы, будь иначе никогда не взял бы её Яков работать в дом. Она дрожащим голосом объясняла Кузьме всю низость и подлость его поступка, но слова эти улетали в пустоту. Брат набычился и в противовес ей кричал о том, что настало новое время, новая мораль и теперь всё должно быть разделено поровну, богатые должны делиться с бедняками, а не жировать за их счёт. Ароматная курица осталась нетронутой, когда брат и сестра, взаимно недовольные друг другом, разошлись спать. Это было лишь начало её бед, однажды познав сладость лёгкой наживы, Кузьма уже не мог остановиться. Сердце Тани сжималось когда она слышала, что у кого - то из соседей что - то пропало, сразу думалось на брата. Было и так, что притаскивал его сосед за шиворот: "Ещё раз увижу, что этот щегол собирает яйца у меня в курятнике, пришибу!" "Он больше не будет, - горячо заверяла Таня, - он просто не понимает, что делает! Ведь правда не будешь, а?" Но брат лишь молча сопел, блестя полными слёз глазами и не выражал раскаяния. "Только из уважения к вашей покойной матушке, не всыпал я ему..." - ворчал сосед уходя, а Танька вновь и вновь умоляла Кузьму одуматься. Но брат не понимал её смятения. "Я это делаю для тебя, - говорил он, - думаешь я не вижу как тебе тяжело? А этот урод три яйца пожалел для нас! Ты всё, что у меня есть сестрица, я горы ради тебя сверну и не то что украду... Убью..." "Господи, не надо никого убивать, - в ужасе прерывала его Танька, - лучше бы ты в школу ходил, грамоте учился, глядишь бы человеком стал..." Мальчишка обычно не терпел подобных нравоучений и попросту убегал не дослушав.

Худ. И. И. Творожков Таня горько плакала, понимая, что не может сдерживать брата, не хватает ему сильной мужской руки. Долго терзалась она принимая это решение, но выхода не было. Пусть отец забирает его к себе, может там мальчишка получит должное воспитание, которое она не может дать ему. Это эгоизм, а не любовь - держать брата при себе, с батькой ему конечно будет лучше. И решив это для себя, она наконец успокоилась. Зима осталась позади и Таня была горда собой, они пережили холода, она всё вывезла на своих хрупких девичьих плечах. Тепло постепенно разливалось по земле, тёмные, отсыревшие избы пригревало солнце, шаловливые ветра с полей носились по улицам обжигая щёки. Отец возник у калитки, как всегда, внезапно, переминаясь с ноги на ногу и вопрашающе заглядывая Таньке в глаза. Та сразу обрушила на него свою заученную речь, которую так часто проговаривала у себя в голове и про Кузькино воровство и про мужскую твёрдую руку. Сказав всё это, она почувствовала вдруг, что совершила какое - то страшное предательство. Предала родного брата, своё горячо любимое маленькое солнышко, смысл её жалкой жизни. Испуганно взглянув на отца она увидела, что тот неловко переминаясь смотрит себе под ноги, всё также не поднимая взгляда он едва разборчиво промямлил: "Дык мне супружница не позволит Кузьку забрать, нам самим жрать не чего..." Бессильная злоба захлестнула её с головой. "Так что ты морочил мне голову, - закричала она, - забирал последнее у собственных детей, шантажировал... Ты, ты жалкий попрошайка, вор..." Она задохнулась не в силах подобрать достаточно крепкое ругательство. Отец попятился почувствовав всю силу её злости и отчаяния, удивляясь своей обычно тихой дочери, которая никогда не повысила бы голос на старших, а теперь того гляди выцарапает ему глаза. От греха подальше он аккуратно попятившись, решил ретироваться. А Танька, глядя на его удаляющуюся фигуру подумала: "Ничего, я всё сама осилю, смогу, сдюжу, перенесу, перетерплю..." А терпеть в ближайшие годы приходилось многое. Кузьма подрос и превратился в красивого парня с пронзительными голубыми глазами и копной золотистых кудряшек. Чистый ангел, но по сути ангельского в нём было мало. Добрые люди обходили его стороной, был он неоднократно бит и за дело, но только разума ему это не прибавляло, скорее наоборот, делало только злее. Что - то стащить или провернуть какую - то хитроумную аферу - вот это было его любимым занятием. Танька особо не изменилась, даже не подросла, разве что фигурка её приобрела более женственные очертания. Всегда в делах и заботах, в бесконечных думах о том, как прокормить себя и братишку. Она, как и прежде работала у Якова, страшилась потерять эту работу, страшилась что Кузьку убьют за его проделки. Вечный страх заложил первую вертикальную морщинку на лбу и поселил застарелый испуг в глазах юной девушки. В тот вечер ничего не предвещало плохого. Таня мыла посуду, после того, как Яков Петрович отужинал, сам он пил квас смачно отхлёбывая из кружки. За окном моросил дождик, влажным мраком наливался вечер, клонило в сон и однотонное перестукивание капель убаюкивало лучше колыбельной. "Нет в тебе Танька ни фигуры ни соку, - пробормотал Яков, - но какие глаза красивушие! За такие глаза раньше на дуэлях стрелялись..." Танька не слышала, как он встал и подошёл сзади и вздрогнула когда тяжёлая рука попыталась притянуть её к себе. Взвизгнув, она выронила кружку, пытаясь оттолкнуть Якова, тот был явно сильнее, но неожиданно отпустил девушку и усевшись как ни в чём не бывало, вернулся к своему квасу. "Я не бандит какой, - с расстановкой процедил он, - неволить никого не стану, не хочешь, как хочешь. Но только знай: на твоё место я быстро замену найду, а вот ты загнёшься без меня вместе со своим никчёмным братцем. Кстати о братце, он у меня давеча подле двора тёрся, а потом кое - какой инструмент из сарая пропал. Я коли захочу, могу и отправить его куда - нибудь на каторгу, за ним уже много грешков водится, а за мной знакомства хорошие. Но я ведь не бандит какой ни зверь..." Ночь куталась в серую шаль из дождя, промозглая мгла ютилась в оврагах. Таня наспех растопив баню, остервенело тёрла себя и лила воду не экономив. Она вся дрожала, но не от холода, а от омерзения, отвращения к самой себе, от всего того, что случилось с ней получасом назад. Теперь у неё ничего не осталось, ни девичий чести ни самоуважения. Задыхаясь, она продолжала с ожесточением тереть себя, словно это поможет смыть прикосновения Якова и очистить запятнанную душу. В дверь забарабанил Кузьма. "Ты чего так поздно мыться удумала? Не боишься, что банник кипятком ошпарит?" - весело спросил он. "Я упала, - сдавленно отвечала Таня, - упала в грязь." С той поры ей казалось, что все вокруг всё знают. Стыд словно камень лежал на душе не давая вздохнуть. Всюду мерещились смешки, будто бабы переходят на шёпот, когда она идёт мимо, того и гляди детвора заулюлюкает вслед. Но на самом деле, никому и в голову не приходило, что правильная и набожная Таня ходит в любовницах у Якова. Вскоре и она сама это поняла, уняв разгоряченное воображение, немного успокоилась. Относительный покой её продолжался недолго. С растущим ужасом и испугом, осознала она, что беременна. Долго надеялась, что может всё - таки нет, но состояние её становилось всё очевидней и надежда угасла - поселив ужас и смятение в и без того измученной душе. Со страхом думала она о том, как измениться к ней отношение людей, уважение заменит презрение, отвернуться друзья и её слава, как гулящей и легкодоступной разнесётся по округе. А что ждёт её ребёнка? А что скажет брат? Обольёт её презрением или будет защищать? Ничего не оставалось Тане, как сказать обо всём Якову. Она всё боялась сама не зная чего и тянула с этим, а потом шальная мысль мелькнула в голове: "А может он на мне женится? В конце концов не всю же жизнь ему бобылём жить... " Мысль эта вдруг испугала её больше, чем собственное бесчестие и от такой перспективы девушку передёрнуло, как от порыва холодного ветра. Но с другой стороны, не нужно было бы больше считать каждую копейку и Кузьма бросил бы свои воровские привычки... С таким роем мыслей в голове, Татьяна подошла к дому Якова. Перекрестившись в сенцах, она шагнула в неизвестность... Отведя глаза, быстро сказала всё как есть. Он буравил её тяжёлым взглядом и не перебивал. Лишь когда она замолчала, коротко бросил: "Пошла вон!" Танька вскинула на него тревожный взгляд и он вновь процедил сквозь зубы: "Да - да пошла вон! Думаешь самая умная? Знаю я ваше хитрое бабье племя, с Ваньками да Саньками по сеновалам милуетесь, а в подоле тащите к тому у кого деньжат побольше. Чтобы больше я тебя здесь не видел, мне гулящие да брюхатые в доме не нужны!"

Худ. Игнатьев М. И. Таня кинулась прочь, не дожидаясь чтобы её выкинули за шкирку, как надоедливую собаку, слёзы текли по щекам и грудь сдавило так, что невозможно было дышать. По счастью, ей никто не встретился, не было свидетелей её безумного горя, когда неслась она по пустынной улице не разбирая дороги. Только оказавшись дома, Танька села прямо на пол и тупо уставившись перед собой, долго думала над своей разбитой жизнью. Работы она лишилась, денег нет, скоро появится младенец. От Кузьмы больше проблем, чем пользы. А с рождением ребёнка, на брата не будет времени и он распоясается ещё пуще. К тому же, неизвестно, как он отреагирует на всё это, вдруг возненавидит её посчитав гулящей. А если рассказать всё как есть, начнёт мстить Якову и тогда точно жди беды... Этот ребёнок не должен родится. Устраивают же как то бабы такие дела. Она никогда не вслушивалась в подобные разговоры и конечно никогда не думала, что ей это понадобится и про себя жёстко осуждала женщин идущих на это. И вот теперь, сидя на полу в тёмной избе, не нашла для себя другого выхода. Но к кому бежать, у кого узнать, как всё устроить? Первым порывом было кинуться к своей подружке Насте, но что может знать об этом молодая девка? Недолго думая, Танька вскочила и пошла кровь соседке. Едва увидев Таню на пороге, Пантелеевна поняла, что дела плохи. Без платка, с безумными глазами и распухшим от слёз лицом - девушка представляла собой жалкое зрелище. "Кузьма опять чего натворил?" - сразу спросила старуха. "Нет, - сухо обронила Таня, - я натворила. Дитя я жду..." Она сказала это нервно комкая ткань юбки и заглядывая в глаза Пантелеевны, словно опасаясь, что та прогонит её прочь. Но та лишь обняла Таньку, своими сухими, как плети руками, спровоцировав у той новый поток слёз. "Надо это прервать, - всхлипывала она, - избавиться, выхода нет... Подскажи, как бабы это делают?" "Да погоди ты, - прервала её старуха, - грех - то какой! Чьё дитё, Митьке энтого, по которому ты сохла всё? Нужно поговорить с ним по совести и коли она у него есть..." "Якова, - обрубила её Таня, - Якова Ивановича и он прогнал меня, как я ему сказала." Пантелеевна сникла, поняв всю беспросветность её положения. "Обычно к Прасковье Ефремовне обращаются, - нехотя отозвалась она, - что в соседней Сосновке живёт..." В Сосновку Таня отправилась поздно вечером, чтобы никто не видел. Прасковья Ефремовна оказалась милой старушкой с круглым розовым личиком, в беленьком платочке. Её можно было представить в окружении внуков, рассказывающий поучительную сказку, а не как ни за тем, чем она промышляла. Бабуля живо поинтересовалась есть ли деньги, деловито добавила, что может взять и продуктами. К Великому Таниному огорчению, всё сделать здесь и сейчас не получится, нужно чтобы после, кто - то забрал её. "А как иначе, - возмутилась Прасковья, - вдруг ты мне тут Богу душу отдашь, что мне с тобой делать тогда прикажешь? Да - да, а ты как думала? Всяко бывает. Через день придёшь, потом тебя кто - нибудь отвезёт пускай до дому. И учти это возможно будет твоя единственная беременность, больше не получится." Таня тревожно покосилась на бабку, та буравила её своими мутными зеленоватыми глазками и словно смотрела куда - то на самое дно души, потом недовольно поморщилась и сказала: "Зря время моё крадёшь молодушка, не придёшь ты я гляжу послезавтра..." "Обязательно приду, - возмутилась Таня, - мне иного выхода нет." Она вышла на улицу, уже совсем стемнело, только млечный путь серебристой тропой мерцал в чёрной бездне небес. Далеко на краю неба полыхали отблески зарниц и откуда - то с полей прилетел холодный ветер, принесший слабый запах дождя. Поёжившись, Таня на миг замерла в нерешительности, потом расправив плечи зашагала по утоптанной песчаной тропе, что ныряла в тёмный ельник. Она направлялась к отцу. Пускай хоть что - то сделает для неё, отвезёт и заберёт от Прасковьи, а коли откажет, то она расскажет всем, как он шантажировал её той зимой и Кузьма пускай узнает и гори всё синим пламенем! Но он ничего не скажет и даже не будет читать её нотации, просто сделает, что от него требуется, лишь бы она не тревожила его более. Идти было далеко, она надеялась вернуться домой к утру, а Кузьке наплетёт, что заплутала. Танька была полна мрачной злой решимостью, даже темнота не пугала её и встреться на её пути дикие звери, они возможно спасовали бы от такой настойчивости и непреклонности. "А пускай и разорвут, - думалось ей, - оно и к лучшему. Не придётся совершать то ужасное, что она задумала." Порыв ветра налетел внезапно, заставив зажмуриться. Мелкие песчинки, листочки и веточки закружились в воздухе, неприятно впиваясь в кожу. Глухие раскаты грома потревожили ночной покой леса, ельник заходил ходуном, беспокойно раскачиваясь заскрипели стройные сосны. Таня вздрогнула от внезапной бледной вспышки молнии и нового раската грома, теперь уже где - то над её головой. Она лишь потуже затянула узел платка на подбородке и ускорила шаг.

Худ. Игорь Дубовый Стало совсем темно, тяжёлые тучи заволокли небо, заслонив яркие огоньки звёзд, первые капли сорвались сверху, тяжело стуча по листьям лопуха, грузно шлёпаясь на мягкий песок тропинки и неприятно жаля щёки холодными стрелами. Гулко и жутко раздался очередной раскат грома и едва его отголоски стихли в тёмной чаще, как на лес обрушился дождь. Струи воды хлестали яростно, моментально промочив насквозь Танькину одежду. Стуча зубами от холода, она шла ещё какое - то время вперёд, упрямо подставляя лицо беснующейся стихии, но быстро поняла, что это плохая затея. Она замерла среди водяного шквала, не зная повернуть назад или продолжать идти. Ревущий водопад окружал её со всех сторон, казалось даже воздуха не осталось и всё заменила вода. Весь мир состоял из бушующего потока и непонятно было, где верх, где низ право или лево. Тане стало страшно, она развернулась и бросилась бежать назад. Налетела на кусты, потеряв тропинку, едва найдя её, вновь потеряла. Вспышка молнии осветила белые стволы берёз и мрачные заросли ельника. Тропинки нигде не было. Танька была испуганна и растерянна, совершенно сбившись с пути. Она знала эти места и казалось невероятным вот так запросто заблудиться. "Это Бог наказал меня, - думала она, - Бог всё видит и знает какая я грешница. Значит я это заслужила." Она побрела не разбирая куда, небо гудело над ней, бурлило адским котлом, низвергая потоки ледяной воды. Белые молнии полыхали, заставляя сердце испуганно сжиматься. Её казалось, что вот сейчас, молния ударит прямёхонько в неё и заберёт её маленькую жизнь. "Значит заслужила." - думала она и опустив плечи продолжала пробираться во влажной темноте леса. "Но как же там без меня Кузя... - мысль мелькнула в её паникующем мозгу, заставив остановиться, - Какая же я глупая, нужно было оставаться на месте и ждать пока дождь станет потише. Бедный мой мальчик. Верно, беспокоится обо мне сейчас..." Её воображение так ярко нарисовало образ брата, тревожно прильнувшего к окну, что горячие слёзы навернулись на глаза. Танька бежала не помня себя, спотыкаясь, утопая ногами в грязи, царапаясь об колючие ветки. Ливень стал тише, гроза ушла в сторону. Танька дрожа от холода, пыталась совладать с бешеным сердцебиением. Внезапно, до её слуха донёсся какой- то рёв. Она замерла, вслушиваясь в непонятный звук и пытаясь разгадать его происхождение. Радостная догадка осенила её. Это же Грязнушка, речушка протекающая сквозь их деревню. Танька бросилась бежать в сторону рёва, тот нарастал по мере её приближения. Оказавшись на берегу оврага, она едва узнала хорошо знакомую с детства речку, та взбесилась, наполнившись от ливня водой и теперь неслась неуправляемым потоком в чёрные глубины леса. Танька немного успокоившись пошла по берегу, Грязнушка выведет её домой. Радость её была мимолётна, не прошло и пяти минут, как небо вновь рассекла белая дуга молнии и под оглушительный грохот, лес накрыла вторая волна ливня. Таня уже не чувствовала ног, её била дрожь, ступни утопали в вязкой ледяной почве. В неистовом буйстве стихии, под рёв Грязнушки, девушка шла в темноте вдоль оврага, чёрные, густые заросли теснили её к краю. Она сама не поняла, как всё произошло. Нога поехала по скользкой глине, Танька потеряла равновесие и полетела вниз. Река мгновенно подхватила её и потащила вперёд, больно колотя о берег, холодные буйные воды, временами с шипением смыкались над её головой. В те мгновения, когда удавалось вырваться из ледяных оков, девушка судорожно цеплялась за пучки травы и чахлые прибрежные кустики, но ревущая Грязнушка не хотела отпускать свою пленницу. Когда, наконец, удалось выбраться, она поняла, что силы покинули её. Перед глазами танцевали искры, ноги предательски подгибались, ледяная дрожь сотрясала тело. Сознание начало мутиться и казалось, что она уже несколько дней бродит в шумящей дождливой тьме и рассвет никогда не наступит и она будет вечность скитаться так, за свои грехи. Танька вдруг поняла, что уже не идёт, а лежит на земле, небытие затягивало её в тёмный, тёплый кокон и на миг показалось, что она дома, лежит на тёплой печке и кто - то ласково гладит её волосы. "Мама!" - вскрикнула она и открыв глаза вновь очутилась в холодной и мокрой чаще. Не желая сталкиваться с жестокой реальностью, она снова закрыла глаза. "Умаялась? - спросила мать, - Спи, доченька, спи..." Автор: Анфиса Савина. Продолжение следует.....