Глава 1

Зойка прекрасно понимала и в то же время ничего не понимала. Почему какой-то чужой мужик пришел к ним жить. Понимала то, что мама нашла второго мужа и не понимала, зачем он ей нужен.

Неужели она не видит, что пришелец очень страшный.

«Вот я сразу поняла, что этот человек ничего доброго, хорошего для нас не сделает. Он не только на внешний вид страшный, но и походка, как будто незаметно крадущегося, пугает».

Его маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели на Зою с каким-то предупреждением: «Мол, смотри у меня! Баловства и непослушания я не потерплю». 

А ещё его нос с кривой переносицей расплылся на узком лице, и Зоя, улыбаясь, с сарказмом подумала: «Совал нос, наверное, куда не надо — вот и получил». 

Но улыбка быстро сошла с ее лица, когда он положил свою руку синего цвета на ее голову. Зойка никак не могла понять, зачем он нарисовал на руке химическим карандашом? Вспомнила, что когда дедушка что-то делал на верстаке, всегда слюнявил карандаш, и тот на дереве рисовал синим цветом.

Но зачем руки разрисовывать? А когда дядя Юра снял свитер и облачился в майку, то оказалось, что обе руки были разрисованы. Тогда Зоя вслух сказала:

— Чучело!

За что и получила ремнем от мамы. 

Люся суетилась перед своим любимым и как бы между делом его успокаивала:

— Она девочка добрая, только ершистая, от отца-то ласки не видела, он же гонял нас, поэтому страх и недоверие в нее вселились.

Люся наклонилась к своему ненаглядному и тихо попросила:

— Не трогай ее вопросами, она привыкнет быстро, не обращай внимание на ее колючесть. Москва не сразу строилась.

Зоя смотрела на маму и думала: «Действительно, соседка, баба Нюра, сказала другой соседке, что Люська-то с ума сошла: крокодила себе привела. Жалко девчонку».

Зоя сразу отметила, что мама стала к ней с приходом дяди Юры жёстче, нетерпеливее и требовательнее. Зачем-то закрывали дверь в другую комнату и долго оттуда не выходили. 

Дядя Юра очень много ел, и мама всегда говорила:

— Кушай, кушай, ведь, поди, голая похлёбка поперек горла стала. Ничего, я тебя откормлю, на работу устроишься справным мужиком. А сейчас и мешок поднять не сможешь. 

— Я не собираюсь мешки таскать, найду полегче и по душе работу. 

— Ну тебе перо в руки никто не даст, а тяжёлой работы у нас в городе полно. 

— Так перо разным бывает, — и неприятный тип засмеялся, оскалив свой беззубый рот так, что на губах появилась слюна. 

«Какой же некрасивый, ещё мамка его целует, мне даже противно его прикосновение», — подумала Зоя и постаралась скрыться в другой комнате.

Как-то вечером дядя Юра сказал:

— Слушай, Люсь, пора мне и мать навестить в деревне, а то я завис здесь, ты прикупи гостинцев, халвы, пряников, платок, может быть, ещё ей подарить. Любит она селёдку, ну вообще сообрази, не скупись, я быстро тебе всё верну, даже с наваром. Давай старую  обрадуем своим приездом. Ох, и рада она будет тебя видеть, душа ее успокоится, и мне ее нытье слушать теперь не придется!

Люся тут же согласилась:

— Да, твоя мама, наверное, трудяга в деревне: с утра как пчёлка, и тебя не бросала. Помнишь, ты говорил, сумки перла наперевес. Еще, наверное, скотину держит. Давай съездим, а то ты обосновался у меня в теплом месте и про маму забыл. Пусть порадуется за тебя.

Зоя своего отца плохо помнила, а вот дедушку Федора в деревне — очень хорошо. Он всегда брал к себе внучку и назад в город не хотел отдавать, когда за ней приезжал сын с женой, он всегда говорил:

— Вы только и знаете, что ругаетесь, друг друга ревнуете, никак не нагулялись, оба не путные, не семейные, а Зоечка  страдает.

Внучка как хвостик шла за дедушкой, куда бы то ни было: за водой, баню топить, сено корове положить, почистить тропинки от снега. Дедушка ее называл своей душой, он так  и говорил: «Душа ты моя». 

Потом однажды приехала мама с фингалом под глазом, с криками, с обещаниями посадить дебошира- мужа, быстро собрала дочку и на вопрос: 

— Куда ты ее забираешь?

Крикнула:

— Она не ваша внучка, она вам чужая, — и быстро уехала.

Отец или не отец Зои куда-то скрылся, и по сей день с концами. Правда, иногда деньги  присылал. Зоя по дедушке плакала каждый день и за это была жестоко наказана. 

Баба Вера смотрела на свою хохотушка-сноху и сделала вывод: 

— Да, для моего непутёвого сыночка самая что ни на есть пара, такая же легкомысленная, все хихикает, обжимается, пустые вопросы задаёт, планы нереальные строит, с него глаз не сводит, а на девчонку фыркает как на собаку, все боится, что дочка не угодит моему сидельцу, а девчонка-то золото, как будто в деревне родилась, а о дедушке такие слова благодарные говорит — аж слезу пробивает. Ведь моему нужна твердая рука, а, впрочем, может, и нет, будут жить, подхихикивать, так и жизнь под дураков пройдет. Неспособны они думать по-людски, всё о богатстве мечтают, лёгких денег жаждут. 

Баба Вера разговаривала сама с собой и не заметила, что все слышит девчонка. 

— Мой дедушка тоже ругал мою мамку, да и отца тоже, только меня жалел, обнимал и плакал. 

Девчонке надо было в школу, а гости не спешили уезжать. Мама была в отпуске, Юра не работал, и как бы ни уговаривала, что надо в школу, получала ответ:

— Учебный год заканчивается, что там сейчас делать? Скоро каникулы, а будешь хныкать, здесь на лето оставлю. 

Баба Вера не выдержала и сказала: 

— Оставляйте, пусть будет со мной лето, что ей делать в городе? Пыль глотать, а здесь ребят много летом бывает, мне помогать будет, да и вам спокойнее. 

— А что, и правда, нам меньше хлопот и возни. Привезет, мать, сразу же. Жаль, что сейчас нельзя оставить, — с сожалением промычал сынок. 

В селе был большой магазин, бабушка предложила Зое сходить с ней и выбрать себе подарок. Девчонка боялась смотреть на дорогие игрушки, вещи, ответила, что ей ничего не надо, но бабушка настояла на своем и купила ей красивый сарафан и много сладостей.

Зоя прилетела домой на крыльях. Дядя Юра, увидев их довольные лица, сказал Люсе: 

— Спелись, раскошелилась на чужую, а для  меня рубля  жалко. Видишь им хорошо одним будет, и нам замечательно. Зачем осложнять себе жизнь, если маманя сама предлагает нам отдохнуть от обузы, — он поднял на руки Люсю и они, как всегда, начали смеяться, целоваться. 

Люся как будто очумела от  любви к сожителю и не понимала, к чему он клонит. Она смотрела на него преданными глазами и во всем соглашалась. 

За пропущенные занятия Зою  вызвала к доске учитель математики и строго спросила, почему та пропустила контрольную работу. Услышав честный ответ — ездили к бабушке в деревню, — весь класс засмеялся. Только Иван  не смеялся, он просил ребят перестать кривляться, обзываться, но его никто не слушал, а сосед по парте даже ударил по спине кулаком.

Зоя  выбежала из класса, Иван удалился вслед.

— Почему ты не сказала, что заболела, ведь я, когда болею, меня никогда не ругают. 

— Но я не болела, я была у бабушки, — и Зоя долго рассказывала о поездке, о том, что ей очень понравилось бабушка, и она с радостью бы жила с нею, что не будет скучать ни по школе, только за Ивана будет переживать и тосковать.

Часть 2.

«Жизнь такая штука — то терпишь, то улыбаешься сквозь слёзы, то вдруг попадаешь туда, где дышится легче. Вроде бы всё просто: дом, сад, птицы поют… А на душе — как будто кто-то бережно тронул. И думаешь: вот бы так — навсегда. Только вечно не бывает».
***
Вечером все же Зоя  рассказала матери про инцидент в школе. На что та, недолго думая, ответила:

— Да ладно тебе переживать, их дело — ругать, а твое дело — котёнком прикидываться, голову опустить, выслушать и, если хочешь — сбреши, надо уметь выкручиваться в любой ситуации. 

Тут зашёл Юра, понял, о чем речь и начал рассказывать свои школьные истории: как прогуливал, как вызывали маму к директору, и как он с ребятами курил на переменах. 

Мама и Юра смеялись, а Зоя, словно, опять оказалась в классе, их громкий смех болью отозвался в сердце, она смотрела на маму и крокодила и кричала:

— Замолчите! Вы злые, вы дураки! 

Но ее как будто не слышали, продолжали смеяться. Зоя хлопнула дверью и убежала к Ивану. Вернулась домой очень поздно, но до нее никому не было дела, могла бы вообще не приходить.

Наконец-то начались каникулы, и Юрий каждый день спрашивал:

— Люсек, ненаглядная,когда ты  отгулы возьмёшь, надо маму навестить и девку отвезти к ней. Была же  договоренность, а я человек слова.

Зоя опять подумала про сломанный нос. «Наверное за слово и получил», — и засмеялась, а Юрий подумал: «Довольная крыса! Там тебе и место — в деревне! Глядишь, и навсегда там приклеишься! Маманя моя с придурью, ей всех жалко, пусть с тобой возится, а мне Люськи-пустышки хватит».

Люся согласилась с решением Юры и немедля засобиралась к свекрови. Гостевали они всего один день, оставили сумку старых вещей, напутствия впридачу и быстренько уехали. Денег, конечно, они не оставили, сынок так и сказал Люсе:

— У нее свое молоко, яйца, мясо, а на остальное пенсия есть. Зря я сейчас не попросил у мамани денег, поди, под матрасом узелок приличный припрятала.

Зоя с облегчением вздохнула, когда Юрий закрыл за собой дверь. Для нее началась счастливая жизнь. У нее было такое чувство, что она уже жила в такой обстановке. Тот же сад, то же пение птиц, такое же волшебное небо, та же наседка с цыплятами, собака, виляющая хвостом — все это было. Она поняла, что тогда был рядом дедушка, а сейчас бабушка, но то, что она приобрела любовь ко всему, что ее окружает, было видно по ее глазам. 

Бабушка, обнимая ее, сказала:

— Давай плохое не будем вспоминать, а будем делать так, чтобы потом вспоминали хорошее. 

И действительно, они жили в согласии, в любви, доверии. Зоя  выполняла все, что попросит бабушка: мыла полы, посуду, помогала полоть огород, вместе доили корову. Но главное — она  все делала с большим желанием помочь бабушке. У нее появились подруги, и никто ее не обзывал нищенкой, не унижал.

Зоя с содроганием думала, что каникулы закончатся, и ей опять придется возвращаться к себе домой. Она скучала по маме, хотела к ней прижаться и поведать самое сокровенное желание — попросить дядю Юру никогда к ним не приходить, исчезнуть из их жизни. 

Но в то же время прекрасно понимала, что мама никогда этого не сделает. За все каникулы они приезжали два раза. Бабушке сын ничем не помогал, сноха тоже не торопилась оказать свою помощь. 

Как-то бабушка сказала:

— Сынок, там дрова надо распилить и поколоть…

На что он ответил:

— Ма, я за свою жизнь дров столько наколол, столько деревьев повалил, что по сей день отрыжка. 

При этом Люся засмеялась  громко, а Юрий довольный своей шуткой, ее обнял и предложил сходить на речку искупаться.

Бабушка часто себе задавала вопрос: где она упустила в воспитании сына? Старалась себя оправдать, ссылалась на генетику. Она поняла, что сын своим плоским  юмором, красивыми обещаниями прикрывал лень, безответственность, желание иметь лёгкие деньги.

Он был шутом в компании, авторитетом среди друзей не пользовался, всех веселил похабными анекдотами и приколами. Свое слово никогда не держал. После школы связался с такими же как сам и начал промышлять воровством: велосипед, мотоцикл, бензопила, а потом и квартирные кражи. Его одногодки пошли учиться, в армию, а он в тюрьму.

Постепенно сроки увеличивались, а время между ними сокращалось. И вот сейчас, к его сорока годам, мама думала, что он приобрел семью, наконец-то успокоится. 

На работу Юру не брали даже грузчиком, но он особо по этому поводу не переживал. Он зарабатывал другим путем, не ломая горба. Выходил в вечернее время на прогулку с пустыми руками, а возвращался с сумочкой, но не с авоськой, а с дамской. 

Иногда возвращался с барсеткой, а иногда подворовывал на вокзале ручную кладь, то есть был «банщиком». А что было интересно, так это то, что Люся недолго возмущалась занятием Юры. Он ее быстро уговорил принимать содержимое сумок:

— Я беру у тех, кто твоего ногтя не стоит. Размалеванные, богатые, строят из себя королев, а ты чем хуже их? Ты вкалываешь, а они на таких машинах разъезжают, над такими как мы смеются, не хотят работягам платить. 

Он нес такую ахинею, такую дурь, что впору было закрыть ему рот пощечиной, а Люся — нет, развесила уши и в знак согласия кивала головой.

— Ты у меня в золоте будешь купаться. Я их, сук, за три версты вижу, они должны пахать, а ты, моя королева, должна жить в свое удовольствие. 

Вор имел неимоверное чутье. После удачной охоты, как зверь, залегал в логово и не высовывался долгое время, а потом ночную прогулку делал в другом городке.

Однажды подарил своей королеве очень красивую сумку, в которой лежали деньги, косметика и очень красивая заколка в виде розы, а в  лепестках были выбиты две буквы, скорее всего, инициалы.

Денег было много, и как не уговаривала Люся оставить сумку, он приказал ее выбросить, но заколку она оставила себе и ему в этом не призналась.

Зоя, перед тем как заснуть, просила бабушку рассказать какие-нибудь истории, любила сама доверить свои желания, а однажды, рассказывая о мечте увидеть дедушку, громко заплакала:

— Представляешь, бабушка, он такой хороший, он такой славный, бабушку больную на руках носил. Я помню, меня мама била, когда я просилась к дедушке, она кричала, что он чужой, а какой он чужой? Он самый мой родной. Помню, пришла соседка и говорит: «Люся, разреши с моим внуком поиграться Зое, а то приехал, а поиграть не с кем». Мама отпустила, я пошла, а внука никакого и нет, а чувствую запах знакомый. Папиросы вонючие дедушка курил, я глянула, а он выходит из комнаты, и так меня обнял, так он плакал. Мама не разрешала ему приезжать, и сама меня не отвозила, так он соседку подговорил спектакль с внуком сыграть. Дедушка мне говорил, чтобы я не верила маме, что он чужой, у меня даже уши как у него. Вот так редко, но он меня навещал, столько сладостей привозил, столько игрушек, все у соседки оставляли, а мне так хотелось маму угостить. А однажды мама раскрыла нашу тайну и так меня била,так била, что соседка в милицию звонила, чтобы меня спасли. Я так плакала, что даже хотела умереть. На соседку мама тоже  напала, но та маму отлупила, я видела, как она ее толкнула, и мама упала. Мне так маму жалко стало. Больше я дедушку не видела, но я знаю, что он по мне скучает, и меня любит.

— Ну а где живёт дедушка? Ты говорила, что в каком-то селе, что выехала на электричке, а потом шли совсем немного пешком, так надо точно узнать адрес и написать ему письмо, и он приедит к нам.

— Бабушка, село называлось Денисовка. Я помню, мама всегда кричала, что отправит меня в Денисовку к старому козлу.

— Так и не переживай, я узнаю у председателя, где эта Денисовка, он все знает.

Часть 3.

И действительно, Илья Васильевич ведал про это село и там был, ездил в гости к своему однокурснику, который работал в том совхозе главным агрономом.

Бабушка с Зоей думали, как им лучше поступить: самим нечаянно нагрянуть или же через друга Ильи Васильевича связаться с ним и пригласить к себе гости.

— У меня хозяйство, надолго нельзя отлучаться, соседку, конечно, можно попросить, но она болеет, пусть он лучше приезжает, наши-то не приедут, обещались в конце лета приехать. Говорят, что Юрка работать пошел. 

А он, действительно, зря время не терял, часто делал вечерние вылазки, и всегда они были удачными. Словно, чувствовал, в какой сумочке сколько лежит.

На столе оперативников лежала уйма заявлений от пострадавших, а Юрий спокойно полеживал дома, потягивая пивко.

Люся голову задрала высоко, с соседями не здоровались и, проходя мимо них, прижималась к плечу любимого, смеялась без причины, и, как маленький ребенок, готова была показать им язык.

А однажды Анна Петровна спросила: 

— А Зоя-то где, никак с дедушкой помирилась, отвезла на лето к нему. Ох, хорош твой свёкор, только не повезло ему ни с сыном, ни с тобой, жаль.

Люся хотела огрызнулся, но Юрий ее дёрнул за руку, и она, подняв ещё выше голову, быстро удалилась.

Илья Васильевич очень уважал Веру Петровну. Считал ее светлым, бескорыстным, совестливым человеком. Да и Зоя ему очень понравилась.

Вера Петровна поделилась мечтой девочки с председателем, и он проявил жалость, желал помочь ей встретиться с дедушкой. Они даже не знали, что он не стал откладывать в долгий ящик поездку в Денисовку.

На машине рано утром поехал к однокурснику, а вечером уже дедушка стоял на пороге дома Веры Петровны, которая только что подоила корову и процеживала молоко, Зоя держала над банкой марлечку, и, увидев дедушку, уронила ее в молоко и кинулась к нему на шею.

Вера Петровна, увидев, как гость обнял Зою, как все его тело колыхалось от рыданий, которые он хотел сдержать, но не  мог, сама заплакала.

Она смотрела на крепкого, высокого, седого мужчину и вспомнила Зоины слова: «Такие же уши у меня как у дедушки». Засмеялась.

Федор Николаевич тоже улыбнулся. Эта улыбка послужила стартом к добрым, душевным отношениям. Зоя от счастья летала: то бабушку обнимет, то дедушку.

А ведь они были совсем не стариками. Вере Петровне исполнилось шестьдесят, а гостю шестьдесят три. Для Зои они были старыми, а себя они таковыми не считали.

Вера Петровна накрыла стол, да и гость приехал не с пустыми руками: привез мед, сладостей и как угадал желание Веры Петровны — прикупил  селёдку «Иваси». 

Разговаривали долго, душевно, друг от друга ничего не скрывали, задавали вопрос— почему упустили сыновей, где не доглядели, почему они выросли такими, но ответить на вопрос так и не смогли.

Зоя, обнимая дедушку, уговаривала его пожить хоть немного с ними, на что он ответил:

— Ведь я тобой ещё не налюбовался, душа моя.

Последние слова говорил сквозь слезы.

За пять дней, что гостил Федор Николаевич, дел переделал видимо-невидимо: пол перестелил в закуте, порог подправил, спилил засохшие кустарники и яблони в саду. Одним словом пилу и топор из рук не выпускал. 

— Моя покойница Нина всегда говорила, что не умею я  отдыхать, я с ней спорил. Какой может быть отдых, если работа на пятки наступает.

Вера Петровна смотрела на рабочие руки Федора Николаевича и думала: «Повезло той бабе — за таким-то мужиком прожила, а мой только числился мужем: ни плуг в руки не взял, ни косу, а про топор и речи нет, проработал в совхозе на зерновом складе, себя приписывал к инвалидам. Как-то неудачно спрыгнул с кузова грузовой  машины, почки отбил, промучился немного и помер». 

Вера Петровна думала так, а гость мыслил тоже, только по своему: «Ловкая баба, чистюля, хваткая да и молодая ещё, красивая. После работы и ужин горячий, и банька готова, и постель чистая. Чего же не работать? А то один перекусишь на скорую руку, не с кем и поговорить. Эх, уютно, тепло в этом доме, а Зойка-то какая счастливая, глазки мои, уши тоже, а сноха дура мелет что попало, шлында, а не мать».

…А Люся по-прежнему любила, ценила своего сожителя, который ловко поворовывал.

Так бы и жили они в достатке, если бы не заколка, которую не выбросила Люся. 

Однажды от работы организовали поезду по  Золотому кольцу. Люся  нарядилась: свои шикарные волосы убрала под заколку-розу, на которой были инициалы, усыпанные сапфирами, и вот эту заколку узнала одна из женщин, ведь в автобусе были с других предприятий.

Среди женщин была главный бухгалтер одной фирмы. Она не подняла шума, не кричала, просто узнала все данные про Люсю, и после поездки нагрянула милиция к ней с обыском.

В это время Юра потрошил очередную барсетку. При обыске нашли ювелирные изделия, паспорта, деньги и всякую мелочь.

…Федор Николаевич уехал, но обещал приехать скоро. Много  чего надо было поправить в хозяйстве Веры Петровны, а в первую очередь он хотел опять побыть в такой обстановке, почувствовать тепло, взаимопонимание, любовь внучки и нежный, заботливый взгляд хозяйки.

Конечно, ему неловко было думать о большем, ведь возраст, что скажут люди, но внутренний голос говорил: «А какой возраст? Ведь одиночество  убивает года жизни, а дорогой, нежный, заботливый человек продлевает». 

Юру после обыска тут же закрыли, а на Люсю как соучастницу тоже завели дело. Одно смягчающее обстоятельство — это Зоя. С работы Люсю выгнали, милиция забрала все деньги, драгоценности, осталась королева у разбитого корыта.

Юра считал ее виноватой в его задержании и просил ему не писать, не приезжать, кричал и обзывал ее последними словами.

Закончилось лето, а за Зоей она так и не приехала. Вера Петровна получила письмо от сына и была очень расстроена, плакала, ему грозило до семи лет строгого режима.

Она сама поехала с Зоей к Люсе, и то, что она увидела, повергло ее в шок. К школе она не думала собирать дочь,а просто с утра до вечера где-то пропадала. У нее все кругом были виноваты, она то плакала, то кричала. Денег на жизнь у нее не было, выкидывала свои вещи из шкафа и кричала Зое: 

— Бери, давай продавай, покупай себе, что хочешь, отстань от меня, вали отсюда, ты большая. 

Тут же подбегала к дочке, начинала обнимать, целовать, а потом толкать от себя. 

Через два дня Люся написала доверенность Вере Петровне, и Зоя уехала с бабушкой.

Она пошла в сельскую школу, приняли ее очень хорошо. В один прекрасный день приехал дедушка, но к удивлению Зои он привез с собой много вещей и остался жить навсегда.

Радости Зои не было предела. Маму осудили — дали три года условно, через год она опять вышла замуж за человека из мест не столь отдаленных, опять познакомилась по переписке.

И Зоя опять была лишней обузой, ненужной. Девчонка была счастлива с бабушкой и с дедушкой. Ее любили, и она платила им той же монетой. 

Нежная, заботливая, ласковая, трудолюбивая Зоя была благодарна по существу чужой бабушке и, возможно, чужому дедушке.

Закончив школу, потом институт, она, как могла, заботилась о своих родных стариках. Она просто их боготворила, радовала своим вниманием, заботой.

Ну а Люся гордилась своей дочкой и всем говорила, что дочка умница, красавица — вся пошла в нее.

Но все знали, что Зоя вся в дедушку: уши, глазки и душа такие, как у него.

АВТОР: НАТАЛЬЯ АРТАМОНОВА, блог " На одном дыхании: рассказы" на Дзене.