Зинаида не стала дослушивать и схватив сумку с верхней полки, пошла в другой вагон. Маришка едва поспевала за ней.
В следующем вагоне было шумно и накурено — все места были заняты какими-то оборванцами. Они курили, играли в карты, пили пиво и лузгали семечки, сплёвывая шелуху прямо на пол.
Зинаида успела пожалеть о том, что вышла из предыдущего вагона. Развернувшись, она двинулась назад, таща за собой и тяжёлую сумку, и дочь. А потом вдруг остановилась в тамбуре и заплакала от жалости и к себе и маленькой Маришке, которая увидев, что мама плачет, робко гладила её по руке, и шептала "мамочка, ну не плачь, мамуля, не плачь". Но слёзы всё текли и текли..
В Павлике больше половины пассажиров вышли и мать с дочерью наконец разместились в полупустом вагоне. Ехать им осталось недолго и Зинаида боялась закрыть глаза и проспать свою остановку.
До поездки она много раз подумывала о том, чтобы устроить девочку в интернат, пока сама она не обустроится на новом месте, но теперь решила, что дочка останется с ней. С голода не пропадут.
Мать и дочь приехали из деревни в надежде на лучшую жизнь. В родных краях не было ни работы, ни школы. Только чудом выживший детский садик, в котором всегда было не более десяти разновозрастных детей.
Зинаида с детства рассчитывала только на себя, и поэтому не особо расстроилась, когда Фёдор, узнав о её беременности, при встрече перестал здороваться и даже узнавать её.
Она пыталась избавиться от ребёнка народными методами, пила травы, но после вдруг взял её страх и жалость. Увидела она у одной девушки малыша в коляске и передумала.
Всю оставшуюся беременность Зинаида боялась, что ребёнок родится нездоровым: во-первых, травила, а во-вторых, потому что Фёдор был любителем выпить и приходил к ней всегда подшофе.
Покаялась Зинаида и обещала Божьей матери, что коли ребёнок родится здоровым, она возьмёт на себя обет безбрачия. Обещание далось ей легко, так как в первом триместре её мучил токсикоз, во втором сильная слабость и одышка, а в третьем на неё все смотрели с жалостью, в том числе и вчерашние ухажёры.
Но после того, как Зинаида родила и осталась с ребёнком одна, она быстро пожалела о своём обещании. С мужиком-то, конечно легче. А что? Она весёлая, работящая! И неброская, но такая милая русскому сердцу славянская красота только расцветала, ведь ей не было и двадцати.
Добрые люди помогли ей вырастить дочку, но едва девочке исполнилось шесть лет, Зинаида вместе с ней покинула родные места, и уехала туда, где была возможность отдать дочку в школу, а самой устроится на работу. На новом месте она устроилась сметчицей на стройку, и получая комплименты, каждый раз ругала себя за обет.
Маришка подрастала. Теперь на неё заглядывались не только старые хмельные фавны, но и мужчины помоложе. Зинаида была строгой матерью — она зорко следила, чтобы никто из мужского пола даже близко к её доченьке не подходил. Но.. однажды опростоволосилась и пустила козла в свой огород.
Произошло это, когда Маришке уже исполнилось двенадцать. На объект, где работала Зинаида, зачастило руководство, а точнее заместитель начальника строительной компании.
Он выгодно отличался от работяг, с которыми по работе приходилось иметь дело Зинаиде. Одевался не с рынка. Всегда был чисто выбрит и свеж. Оставляющий за собой едва заметный шлейф дорогого парфюма, Эдуард Николаевич бродил по управлению и останавливаясь у стола Зинаиды, всегда говорил ей что-то приятное.
Зинаида краснела и отводила глаза, а потом призналась себе, что ждёт, когда увидит начальника снова. Дома она предавалась мечтам, читала фривольную литературу и представляла себя и Эдуарда в главных ролях.
Похоже, что он догадался о том, что она питает к нему чувства, потому что однажды пришёл под закрытие конторы и вызвался подвезти до дома.
— Ну что вы, у нас там дороги всё равно что нет! Да и пешком идти совсем близко, — смутилась Зинаида, — машины ехать отказываются.
— Ничего, мы кружок дадим, а то и не один, — подмигнул он.
Не доезжая до огромной лужи, пугавшей автомобилистов, Эдуард Николаевич свернул в тупик и предложил Зинаиде рассказать о себе. Предложил коньяку.
Она поначалу отказывалась, но как-то вяло. Обещание, данное Богородице держало её — ведь с того самого дня она была с мужчиной только в снах. Но, дело было сделано — в мыслях она уже согрешила с ним.
Его голос завораживал её, опутывал дурманом, заставлял трепетать в ожидании удовольствий. И она, поддавшись уговорам выпила коньяк, который разлился теплом по всему её телу. Мужчина положил руку ей на колено и она с готовностью подставила ему губы. Но он, как ни странно, словно не заметил этого и стал целовать её шею. Его руки скользнули ей под блузку, ловко расстегнули бюстгальтер.
Старик, чьи окна выходили на тупик, наблюдал в бинокль, как покачивалась, словно корабль, чёрная иномарка. Спустя недолгое время из неё вышел мужчина. Обогнув автомобиль, он открыл дверь и подал руку женщине. Она оперлась на неё, после чего он поднёс её руку к губам.
"Тьфу-ты", — опустил бинокль старик, — пакость! Разврат средь бела дня"!
Он пригляделся получше и узнал в женщине Зинаиду, что проходила мимо его домишка дважды в день: на работу и с работы, и при случае всегда здоровалась. Знаменита она была тем, что у неё росла очень ладная, справная дочка — настоящая русская красавица. Старик проводил взглядом черную иномарку и непечатно выругался.
***
Эдуард Николаевич время даром не терял и продолжил ухаживать за Зинаидой: провожал, катал на машине, возил на пикник на берег реки. Там, под шепот берез, клал голову ей на колени и дремал, а она перебирала его душистые волосы и мечтала о том, что он возьмёт, и пригласит её куда-нибудь.
Но он не приглашал. Ни в ресторан, ни хотя бы в клуб. Встречались они всегда тайком.
Однажды любовник спросил Зинаиду:
— А почему ты никогда не пригласишь меня домой? Интересно посмотреть, как ты живёшь.
Зина опустила глаза.
— Там нет ничего интересного, Эдик. А ты? Почему ты не приглашаешь меня никуда? Стесняешься, да?
— Ну что ты, Зиночек! Просто я - человек публичный и любой мой поступок может быть расценен превратно. Но не сердись, я постоянно думаю, как нам с тобой расширить географию наших встреч.
К концу вечера разомлевшая Зина позвала Эдуарда к себе домой. Накануне она предусмотрительно отправила дочь к соседке. Та, криво усмехнувшись, сказала, что Маришка может оставаться у неё сколько угодно.
Эдуард Николаевич явился чуть раньше. Вручив хозяйке букет цветов и шампанское, он оглядел скромное жилище. Заметив висящий на вешалке Маришкин плащ, спросил:
— А это чей? Для тебя слишком маленький и легкомысленный!
— Да это дочкин! — сказала Зинаида, — у меня же дочь. Тебе наверняка говорили..
— А где же она? — небрежно спросил Эдуард, снимая ботинки.
— Её нет дома, — ответила Зинаида. Эти расспросы были ей неприятны.
Больше о Маришке не говорили. Правда, гость увидел на полке её портрет и долго смотрел на него.
В этот раз он был гораздо более страстным, чем даже в первый раз. Но влюблённая Зина подумала, что так на него повлияла домашняя обстановка.
— О, Эдик! — шептала она, — полузакрыв глаза, — вот бы этот миг длился вечно!
Иногда она думала о том, что нарушила обет, который дала Божьей матери, и всё собиралась зайти в церковь, узнать у батюшки, как бы замолить грех. Но времени не было.
А между тем, отношения с Эдуардом развивались. Однажды он постучался в её дверь ночью.
— Я не мог ждать, захотелось тебя увидеть! — сказал он, прижимая к себе сонную, всклокоченную со сна Зинаиду, — не прогонишь?..
И остался до утра. Утром Маришка вышла в туалет и увидев полуодетого чужого мужчину, остановилась, как вкопанная..
— Не бойся меня, куколка, — ласково сказал незнакомец, — я хороший друг твоей мамы.
— Маришка, ты проснулась уже? — показалась из кухни мать, — доченька, у нас гость. Иди, одевайся и выходи к завтраку.
Девочка убежала в свою комнату и вышла одетая. Когда она проходила мимо чужого человека, он шумно втянул носом воздух, как зверь, почуявший добычу.
В управлении губастые секретарши обсуждали новость: Эдуард Николаевич, этот утончённый денди, приударил за обыкновенной бабищей, сметчицей!
Понятно, что обе завидовали Зинаиде и именно по этой причине ей "досталось на орехи". Как только её не склоняли.
— Я-а дуу-ума-аю, Бэлл, — говорила одна секретарша другой, — что наш Эдик во-ообще не по дево-о-очкам. Он скорее по ма-а-альчикам!
— Ага, я тоже заметила. Хотела закадрить его, куда-там! — отвечала ей подруга, поправляя бюст седьмого размера, — но, он душка, согласись!
— И всё-таки, он лю-ю-бит деревенщину-у. И чтоб всё было натура-а-ально и небри-ито!
— Откуда ты знаешь? — удивлённо смотрела на подругу Бэлла.
— Зна-а-аю! — загадочно улыбалась та.
Но, как оказалось, обе были не правы. Их босс вообще никого не любил. Кроме девочек-"бутонов", как он их называл. Он давно заприметил Маришку и сошёлся с Зинаидой только затем, чтобы подобраться к её дочке. Но Зинаида была подозрительна, и почти год ушёл, чтобы заслужить её доверие. Маришка за это время успела подрасти, но всё ещё оставалась такой привлекательной, что у него кровь стыла в жилах, когда он видел её у Зинаиды в гостях.
Он всё думал, как осуществить свой замысел, как подчинить девочку, чтобы выполняла его прихоти, и никому ничего не рассказывала? И он решил, что просто купит её молчание. Деньги, фирменные шмотки... главное, чтобы мамаша не очухалась. Но здесь было одно "но": притворяться, что он без ума от Зинаиды, становилось всё сложнее. И он решился.
Он явился к Зинаиде домой в момент, когда она была на работе. Он оставил автомобиль в том самом тупике, где произошло их первое свидание. Оттуда машину было не видно с улицы. Дед, заприметив в окно знакомую машину, достал свой бинокль.
Эдуард подобрался к окну барака и заглянул внутрь. Маришка делала уроки, склонившись над столом и её, освещённый настольной лампой профиль поверг его в трепет.
Комментарии 5