*** — Мама! — вскрикнула девочка и упала на ковёр. К ней тут же подбежали люди, помогли сесть. Следом на арене появились мужчины с носилками. Девочку переложили на носилки и унесли с арены. — Татьяна Егоровна, у Леночки травма коленного сустава, — спортивный врач поправила очки. — Она случается при развитой «прыгучести». Не всем гимнасткам под силу освоить взрывную прыгучесть. Для многих и гранд жете слишком сложно. — Да, тренер хвалит Лену, — слабо улыбнулась Татьяна. — МРТ показало ряд других проблем, которые пока незаметны, но впоследствии, если девочка продолжит заниматься гимнастикой, могут быть неприятности. — Не поняла вас.. — Я рекомендую оставить профессиональный спорт. — Как оставить? — воскликнула Татьяна, и сразу же представила реакцию дочери. — Да она же бредит соревнованиями, медалями! Как я могу её этого лишить? — Я понимаю вас, и выбор в любом случае за вами. Но мой долг предупредить вас и сказать истинное положение вещей, без прикрас. Я работаю спортивным врачом больше двадцати лет. В моей практике были разные случаи. Иногда я советовала оставить спорт, но люди отказывались и получали медали, успешно строили спортивную карьеру. Но было и так, что в результате несогласия, теряли подвижность. Профессиональный спорт — это всегда риск. Хотя вы и без меня это знаете. Сколько лет Лена занимается? — Шесть, и год подготовки. — Я понимаю, что выбор сложный. Но, поверьте, иногда лучше отказаться и успешно реализовать себя в другом направлении. Например, в танцах. Гибкость никуда не денется, если тренироваться. Но опасные прыжки, двойной твит уйдут в прошлое. — Я поняла вас. Спасибо большое. Татьяна закрыла дверь кабинета и села на кушетку у стены. Как поговорить с дочерью? Что сказать? Как убедить? Решила отложить разговор на несколько дней, успокоить свои эмоции, подготовить нужные слова, посоветоваться с мужем и тренером. Конечно, она знала, что художественная гимнастика травматична, но знала и то, что двенадцатилетняя дочь бредит медалями. Для неё это будет крахом всех мечт. Знала она и то, что некоторые боли дочь от неё скрывает. Только маме не всегда нужны слова... Литры слëз, часы разговоров, крики и отрицание, отчаяние и нежелание жить, торг (можно я только МС получу, я буду очень аккуратной), депрессия... — Ленусь, — Татьяна села на краешек кровати дочери, где та безучастно лежала уже два часа. — Ленуся... — Что? — равнодушный взгляд за которым спрятан океан боли. — А давай я тебе крылья на спине нарисую... Помнишь, как в детстве? — Детство кончилось. — Тебе всего тринадцать. Всё только начинается. — Ага. — Переворачивайся, — женщина мягко постаралась перевернуть дочь на живот. Скорее ради того, чтобы от неё отстали, девочка перевернулась, стянула с себя футболку. — А вот это пёрышки. И не думай, что они лёгкие и слабые. Они помогут тебе взлететь вверх. Всё, правое готово, сейчас левое... Эй, хватит ëрзать! Сейчас второе будет с торчащими перьями, — женщина не сразу поняла, что дочь не смеётся, а рыдает... — Девочка моя, — гладя её по волосам, приговаривала Татьяна. Лена прижалась острым подбородком к маминому плечу и всё плакала. Татьяна боялась пошевелиться, чтобы дочь не спряталась в панцирь. Только и могла, что гладить её по голове правой рукой и обнимать левой. — Всё образуется, вот увидишь... — Дорисуй второе крыло, — чуть успокоившись попросила девочка. — На одном далеко не улетишь. — Конечно, милая. Ложись. Эти крылья помогут тебе, вот увидишь, ты ещё будешь летать! *** — Мам, я так волнуюсь... — Понимаю, милая, но всё пройдёт замечательно. Вот увидишь. Ты самая красивая невеста, которых я когда-либо видела. — Все мамы так говорят, наверное. — Конечно! — А если я споткнусь? Вот будет позорище! А если мы кольца перепутаем? — А если, а если... — улыбнуться Татьяна. — Споткнёшься — встанешь и улыбнёшься. С твоей грациозной походкой надо постараться, чтобы споткнуться. Всё-таки бывших гимнасток, как и балерин, не бывает. Я дома на все углы натыкаюсь, сама ведь знаешь. А ты, словно рыбка, огибаешь все углы. — Всё равно волнительно... — Понимаю. — Мам, сколько у нас ещё времени есть? — Через час придёт визажист и начнём прихорашиваться. — А нарисуй мне, пожалуйста, крылья! — неожиданно попросила девушка и Татьяна удивлённо вскинула брови. — Крылья? Боже, это же наша детская забава. Помнится, после гимнастики ты уже не просила их рисовать и даже отказывалась. Только перед экзаменами и рисовали. Что вдруг сейчас? — Не знаю, вдруг вспомнилось. Давай, есть время! Спина закрыта, их не будет видно. — Но что скажет Артур? — Что у него жена бабочка!.. — Не бабочка, а орлица тогда уж. Смелая, величественная, грациозная. — Неважно. Нарисуешь? — Конечно. Ложись, я за йодом схожу... *** ...Лена зашла в квартиру родителей, и Татьяна сразу поняла — что-то случилось. Молодая женщина едва взглянула на мать, расстегнула молнию пуховика и разревелась. — Леночка, дочка, что случилось? — Татьяна забрала из рук дочери сумочку, помогла снять пуховик. — Мам, — всхлипывая ответила Лена, — У Артура есть другая женщина. И она беременна от него.. — Господи! Откуда ты знаешь? — Он сам мне признался. Он уходит от меня, мам!.. — Лена зарыдала. Татьяна взяла дочь за руку и повела на кухню, включила чайник. — Он говорит, что я бесплодная, а ему нужен наследник. У нас уже пятый год не получается... — плакала молодая женщина. — Говорит, что у профессиональных спортсменок так бывает, всякие нарушения из-за травм и прочее. И что мне уже тридцать два, и шансы с каждым днём тают... Но он не готов потратить жизнь впустую. Ему нужны дети, а я не могу их дать... Лена попыталась взять себя в руки, глубоко вздохнула несколько раз. — Я понимаю его. Мы оба мечтали о детях. Но, мама, он уже год встречается с другой. Целый год обманывает меня! И так обманывал бы, если бы она не забеременела. Это так противно!.. — Девочка моя... — Я не понимаю, как можно ложиться спать с одной, а думать о другой. А если бы я тоже забеременела? Что бы он сделал?.. — Тогда может это и к лучшему, что всё так произошло? Иначе пострадали бы дети... — Умом я это понимаю, но внутри всё болит, рвёт на части, горит. Хочется разорвать грудь и вынуть всё это. — Понимаю, моя хорошая. Должно пройти время, и ты справишься. Один огонь погаснет и вспыхнет новый. — Нет! — Дочь, вспомни, как ты плакала, уходя из художественной гимнастики. Два года ни о чём думать не могла, замкнулась в себе. А сейчас у тебя своя школа танцев. И ты не калечишь деток изнурительными тренировками, ты даришь им пластику и грацию. — Наверное... Но так плохо, так плохо сейчас!.. — Ты справишься! У тебя есть крылья, и ты сможешь взлететь. Жизнь продолжается... — Спасибо, мам. Не знаю, что дальше делать. — Папа приедет, решим, когда забрать твои вещи. Ты можешь даже не ходить туда, я сама всё заберу. — Да, это будет лучше. Я пока не могу смотреть на него. Он вчера, когда сказал мне, что скоро будет отцом, прямо светился от счастья. Кажется, даже удивился, что я не разделяю его радости. А мне хотелось разорвать его в клочья. — Не надо. Жизнь всё расставляет по своим местам. — Надеюсь... *** ...Татьяна подошла к зеркалу, пригладила волосы, повернулась боком, провела ладонью по худому телу. Скоро придёт Лена, надо собраться и пора уже поговорить с дочерью. Звонок домофона вернул её из задумчивости. Муж пошёл открывать дверь. — Мам, пап, привет! А я с шампанским и хорошими новостями! — Что за новости? — выглянула Татьяна из комнаты. — Наш танцевальный коллектив победил в конкурсе! В сентябре едем в Москву, будем участвовать в российском... — Ух ты, здорово! — Лена — ты молодчина. И ваша команда заслуживает победы: сутками репетировали.. — Пап, открывай шампанское! Официальное награждение завтра, сегодня мне просто шепнули на ушко, что мы победили. Отец взял бутылку из рук дочери, открутил мюзле и, накрыв горлышко полотенцем, стал осторожно вытаскивать пробку. Лена достала из серванта бокалы, протëрла полотенцем. — Я не буду, — сказала Татьяна. — Только себя и папе ставь. — А что это ты? Я же твоё любимое купила. Вот ещё Ферреро роше, тоже твои любимые, — Лена достала из сумочки золотистую коробку. Татьяна слабо улыбнулась: — Поставлю чайник. — Мам, что случилось? У тебя что-то болит? — Нет-нет, просто не хочется шампанского. А вот чаю, наоборот, хочется... Лена перевела взгляд с матери на отца. Он излишне долго возился с бутылкой, не поворачиваясь к семье. Лена снова посмотрела на мать. — Слушайте, я же вижу, что-то случилось. Вы какие-то заторможенные. Что вы от меня скрываете? — Ничего не скрываем...— слабо возразила мама, таким тоном, что стало сразу понятно — говорит неправду. — Мам! Пап! Ну я не маленькая девочка!.. — У меня обнаружили опухоль, — выдохнула Татьяна. — Какую? — Злокачественную. — Где? — Желудок. — Ма-ама-а, — воскликнула Лена, обняв мать. Подошёл отец и обнял своих «девчонок». — И давно ты знаешь? — спросила Лена. — Четыре месяца. — И ты молчала? — Не хотела тебя расстраивать. Ты готовилась к конкурсу, и эта новость помешала бы победе. Ведь от того, что ты знаешь ничего не изменится. — Я нашла бы хороших врачей. У нас ведь разные дети занимаются, поговорила бы с их родителями. У директора спросила бы, у неё много знакомых. — Мы были в областной, там очень хорошие специалисты. — А что дальше? — Как обычно в таких делах: химиотерапия, куча анализов, ну и прочие "забавы".. — Ты ещё можешь шутить? — А что мне остаётся делать? Я уже наплакалась вдоволь, поверь. Сейчас мне остаётся только жить и радоваться каждому дню. Эта болезнь непредсказуема. Я могу прожить ещё достаточно долго. — Так и будет! Ты же сильная.. ..... Спустя пять лет Лена сидела на табуретке возле материнской кровати. Татьяна сильно похудела, на тонкой коже вздулись реки вен. Цвет лица фарфорово-синий. Глаза запавшие, губы сильно потрескались. Лена сидела возле матери с утра, сменив отца, дежурившего ночью. — Мам, хочешь, я тебе книжку почитаю? Татьяна помотала головой. — Я сейчас посплю, дочь. И ты вздремни. — Я не хочу, ночью выспалась. В комнате стало тихо-тихо, было слышно, как быстро бежит по кругу секундная стрелка, чуть более громким щелчком, оповещая о начале отсчёта новой минуты. — Лена, — тихо позвала мама. — Да, мамуль. — А нарисуй мне, пожалуйста, крылья. Помнишь, как я рисовала тебе в детстве? Мне с ними будет легче уходить. Я буду думать, что просто улечу... — Конечно, нарисую. Но только никуда ты не уйдёшь. Ты будешь ещё летать. — Хорошо, но ты всё равно нарисуй. — Сейчас принесу йод. Сможешь повернуться на бок или помочь? — Постараюсь сама. Через несколько минут Лена старательно выводила пëрышки на спине матери. — И как у тебя так красиво получалось? У меня не крылья, а лопаты какие-то. Щекотно? Надо будет у тебя мастер-класс взять. Научишь меня? — Обязательно. — Во-от, вроде получилось. Даже немного похоже. Сейчас я сфоткаю и покажу. — Хорошо. Татьяна медленно перевернулась на спину, посмотрела на экран телефона. — Замечательные крылья! Дай, пожалуйста, водички, и я посплю. — Конечно, — Лена поднесла кружку к губам матери, второй рукой поддержала голову. — Отдыхай, мамуля. Когда мать задремала, Лена осторожно вынесла грязную посуду из комнаты. Стараясь не шуметь, загрузила посудомоечную машину. Нажала кнопку электрического чайника, и встала к окну, задумчиво глядя на касающиеся за окном деревья. В городе властвовала осень, срывая с деревьев пожелтевшие листовки, извещающие о её приходе. Трава пригнулась к земле, собираясь на покой. Прохожие застëгивали куртки, смотрели на серое небо и раскрывали зонты. Кнопка чайника щëлкнула. Лена налила себе чай и вернулась с кружкой к окну. Увядание — часть жизни. Колесо Сансары... Может права мама, надо отдохнуть и дать отцу дольше поспать ночью. Всё равно делать что-то по дому сейчас, означает разбудить родителей, поэтому лучше посидеть тихо. Почитать или поспать. Лена допила чай, поставила кружку в раковину и приоткрыла форточку — пусть воздух в квартире сменится. Тихо зашла в спальню и одного взгляда было достаточно, что мама уже взлетела на крыльях далеко... *** — Девушка... — А, что? — вздрогнула Елена и уставилась на мужчину, позвавшего её. — Может, вам что-то ещё? — он кивнул на пустой бокал, стоящий перед ней. — Не знаю... Наверное, нет.. — Я могу сделать вам авторский коктейль, — бармен достал новый стакан. — А, давайте!.. В баре было тихо, играла нежная музыка. Слышно, как в кухне звякает посуда и персонал готовит еду, тихо переговариваясь между собой. За двумя дальними столиками у окна сидели парочки. На высоком стуле у стойки бара только Лена. Понедельник, и ещё слишком рано для шумной вечеринки. Бармен смешивал напитки, добавлял лёд, украшал высокий стакан веточками свежей мяты. — Почему вы грустите? — тихо спросил мужчина, ставя перед ней стакан. — Спасибо. Я не грущу, просто задумалась. — У вас очень грустный взгляд, вы улыбаетесь, но как будто внутри себя плачете. — У меня сегодня день рождения, — ответила Елена. — О, поздравляю вас. — Спасибо. — Судя по всему, вечеринки не будет? — Не хочется праздника. Настроения нет. — Настроение как аппетит, приходящий во время еды. Ему надо немного помочь, раскачать. И делать это лучше в компании. В одиночку можно только дальше закопаться в грусть. Всё-таки день рождения один раз в году... — Наверное, но не хочется, — Лена слабо улыбнулась. Мужчина протирал бокалы, расставлял напитки. Но делал это скорее по привычке — на той стороне барной стойки и без того был порядок. — Мне не с кем поднимать настроение. Знакомых, друзей много, но вот с кем хотелось бы отметить — нет. Я уже пролистала все контакты, нет, не хочется. Да и понедельник, завтра рабочий день. Вон и у вас посетителей мало. — Да, в понедельник обычно спокойно. — Вкусный коктейль, Сергей, — прочитала она его имя на бейджике. — У вас талант. — Спасибо. Я смешиваю их уже больше десяти лет, мне нравится. А вас как зовут? — Елена. — Очень приятно. Нетактично с моей стороны, но спрошу. Сколько лет вам исполнилось? Думаю, вы ещё не в том возрасте, чтобы скрывать его. — Сорок один. — Ого! А по вам и не скажешь, — мужчина не смог скрыть удивления. — Вы такая стройная, красивая. Чем-то похожи на балерину. — Почти угадали. Я танцовщица, но в детстве занималась художественной гимнастикой. — Грация заметна сразу! Вы словно не идёте, а плывëте. — Спасибо. Мама тоже так говорила мне всегда. — Говорила?.. — Да. — Лена плотно сомкнула губы, потом отпила коктейль. — Она умерла два года назад, рак. — Грустно, извините меня. — Всё нормально, я смирилась. Но мне так иногда не хватает её... А полгода назад умер и папа. Мне кажется, он просто не смог жить без неё и угас. Вы знаете, у нас была образцовая семья. Папа — работящий и надёжный. Мама — хранительница очага. Вот словно про нас все эти картинки правильных и счастливых семей. Мама очень добрая, к ней всегда тянулись люди, она всегда могла поддержать. А папа мог решить любую проблему. Почему им так мало было отмерено жизни?.. Лена замолчала, помешивая соломинкой коктейль и гоняя по стакану лëд. — Я сегодня очень сильно ощутила своё одиночество. Сколько бы друзей у меня ни было, но так как родители, меня никто не поддерживал. Они моя опора, моя почва под ногами. А сейчас их нет. Папа крепился как мог, наверное, только ради меня. Но и он не выдержал, сердце остановилось. Я даже не представляю, сколько он пережил за эти полтора года. — А семья, муж? Лена помотала головой. — Муж ушёл от меня почти десять лет назад. Конечно, после него были другие отношения, но как-то всё не так... Может, я слишком требовательная, может это страх, что меня снова предадут. В общем, поэтому и нет настроения веселиться. Это будет искусственным весельем. А я так не хочу. Она грустно посмотрела на него: — Извините, Сергей, наверное, вы таких историй слышали сотни.. — Каждая история уникальна по-своему. И каждый рассказчик тоже. Иногда человек рассказывает историю, вроде печальную, но человека не жалко. Что-то подсказывает, что он сам виноват, хотя редко кто это признаёт. Легче сослаться на обстоятельства. А некоторые, рассказывая тяжёлую историю, умудряются при этом шутить над собой. Таких хочется поддержать. — А вы долго работаете барменом? — Десять лет. — Ах да. Вы же говорили. Нравится? — Да. Я пришёл сюда случайно: друг попросил заменить. Он обучил меня азам, и я сразу нырнул в дело с головой. Это было в другом баре, там публика попроще, и никто не заметил моих ошибок. Потом я уже специально прошёл обучение на курсах, учился всяким барменским фокусам, а заодно прошёл курс на бариста. В этом баре работаю всего год. — Здорово, что вы любите свою работу. — А вы любите? — Очень. В детстве я бредила художественной гимнастикой, но из-за травмы врачи рекомендовали оставить большой спорт. Даже КМС не успела получить. Потом уже стала заниматься танцами, сперва выступала сама, а потом открыла ещё школу танцев, создала танцевальную группу. — Здорово. Где выступаете? — Там, куда пригласят. В общем, направления разные. — А вы сами сейчас танцуете? — Конечно, — улыбнулась Елена. — Танцы — это моя жизнь. И это тоже благодаря маме. Она два года уговаривала меня заняться чем-то, водила по мероприятиям, чтобы я увлеклась. Два года слушала мои подростковые стенания, но в итоге ей это удалось. — Ваши родители — прекрасные люди! — Да. — Лена поспешно отпила коктейль, — Давайте не будем о них, а то я сразу грущу. — Хорошо, а о чём тогда? — Расскажите мне о своей работе. Сегодня я буду вашим слушателем. — Хм, заманчиво. За тем столиком заказали кофе, сейчас сварю и готов исповедоваться. — А я понаблюдаю, как готовят кофе настоящие профессионалы. Сергей, проворно управляясь, варил кофе. Елена наблюдала за ним, гадая, сколько же ему лет. На вид около сорока. Когда мужчина собрался нарисовать что-нибудь на пенке, улыбнувшись, спросил: — Какие предпочтения, мадмуазель? Что нарисуем этой парочке на кофе? — Крылья, — не задумываясь ответила, Лена, словно только и ждала этого вопроса. — Пусть летят, парят и поддерживают друг друга. Когда у человека есть крылья ему не страшны никакие проблемы. — Отлично!.. ...Словно в подарок ко дню рождения, в баре почти не было посетителей, и Елена просидела в нём ещё три часа. Засыпая в ту ночь, она благодарила небеса, за то, что не дали грустить в такой день. *** — Серёж, я так волнуюсь, — Лена подошла к мужчине со спины и обняла, положив, голову на его спину. — Не переживай, всё будет хорошо, — он повернулся к любимой, заключил в объятья и поцеловал. — Там очень жёсткая конкуренция, и москвичи очень придирчивы. — Солнце моё, в нашем городе тебе нет конкурентов. У тебя сплошные преимущества: ты опытная и действующая танцовщица, твои ученики — победители конкурсов, многие уехали в столицу и работают с певцами. Плюс у тебя есть опыт управления школой танцев. — Да, но это же школа танцев Даны Муховой! Я даже не представляю, какие у неё могут быть требования. — Два собеседования ты уже прошла, осталось заключительное. Уверен, они возьмут тебя. Иначе это будет их большой ошибкой. — А если возьмут, то, как я буду разрываться между двумя школами? — У тебя отличный заместитель. Алиса прекрасно справляется со своей работой, тебе остаётся только контролировать. Знаешь, как говорят бизнесмены: хороший бизнес тот, который работает без тебя. За столько лет ты уже добилась огромных успехов, и школа Даны Муховой — это новый этап, новая ступень. Уверен, ты её потянешь. — Спасибо, милый. — А знаешь что? — М-м-м? — Хочешь, я нарисую тебе крылья? И ты взлетишь на них! Лена распахнула глаза: — Где ты мне их нарисуешь? И почему вдруг крылья? — Помнишь наше знакомство, ты тогда сказала, что парочке, заказавшей кофе надо нарисовать крылья на пенке. Ты сказала: если у человека есть крылья, ему не страшны проблемы. Вот поэтому и вспомнил. — А где нарисуешь? — Ну в идеале на спине, конечно, но боюсь, ты не согласишься. Давай хотя бы на плече нарисую. Всё равно ты будешь в блузке,никто не заметит. — Нет, нарисуй на спине, пожалуйста, — голос Лены сорвался и по щекам побежала слеза. — Малыш, ты чего? — теперь Сергей смотрел на неё удивлённо. — Я тебя обидел? — Нет, конечно. Просто крылья мне всегда рисовала мама. Не знаю сколько мне было лет, когда появилась эта игра, но я ещё в садик ходила. Она всегда рисовала мне их в сложные моменты: перед экзаменами, когда я боялась открыть свою школу, даже когда я гимнастику бросила. И мне всегда казалось, что эти крылья помогают, поддерживают. — Так и есть. Ты очень сильная и смелая и крылья тебя поддержат ещё сильнее. — Говоришь совсем как она. — А чем она тебе рисовала? — Йодом. А ты чем хотел? — Маркером, про йод не додумался. Ну так чем предпочитаешь? — Давай маркером, дольше продержится рисунок. Дольше буду парить. — Договорились. Пошли, до собеседования ещё три часа, если нарисую криво, будет время смыть и нарисовать заново. — Пошли.. *** — Ксюша, не вертись! — Мамочка, ну щекотно же, — маленькая девочка лежала на кровати и при каждом прикосновении ватной палочки её острые лопатки подпрыгивали от смеха. — Дочура, потерпи, — Елена широко улыбалась. — А то одно крылышко получится меньше другого, будешь криво летать. — Ладно постараюсь, — девочка вытянулась на кровати. Лена быстро нарисовала крылья, вывела пёрышки. До этого дня она долго тренировалась на бумаге, на спине мужа. Ей хотелось, чтобы первые крылья дочери были идеальными. И сейчас, разглядывая рисунок, женщина осталась довольна. Вполне неплохо, учитывая ёрзание девочки. — Ну всё, малышка, готово! — Ура! Пойду покажу папе. — Беги. Девочка, топая пятками, убежала в другую комнату. Елена встала у дверного косяка и наблюдала, как Ксюша красуется перед папой, как он обнимает её, кружит по комнате. В глазах женщины стояли слёзы. Но то были слёзы счастья. — Мамочка, ты была права — я ещё полетаю, — прошептала она и ей вдруг показалось, что кто-то дотронулся до её лопаток... ~~~~~~~ Мама, в тысячный раз говорю тебе спасибо, за те крылья, которыми ты одарила нас, своих детей. Мы все очень сильные, потому что у нас всегда была (и есть) опора. Люблю тебя Скопировано: блог "Кофейные романы Айгуль Галиакберовой".