Каша манная и манна небесная.

«Манна небесная» – так говорят люди о неожиданной помощи, как бы свалившейся с неба. Это библейский сюжет о том, как пророк Моисей 40 лет водил израильтян по пустыне. Когда закончился весь хлеб и начался голод, Бог послал им пищу, которая выглядела как манная крупа и падала с неба».
«Да, полюбил я с тех пор кашу манную в любом её виде» – рассказывал мне при очередной встрече мой давний друг, полковник милиции в отставке, военный писатель и очень интересный собеседник. Искренне говорил он это или с иронией, я так и не поняла. Но к манной каше у него любовь особая.
Некоторыми эпизодами о своей нелегкой командировке в «горячую точку» он поделился со мной и любезно разрешил использовать при написании рассказов. Один из сюжетов я тут же взяла на карандаш и получился вот какой рассказ от первого лица.
Наше место на время несения службы – блокпост. Сооружение, собранное из бетонных блоков, наша крепость и защита. Блокпосты обычно устанавливаются для блокирования дороги, чтобы враги не могли использовать ее для передвижения и перемещения оружия. Наш блокпост находился в труднодоступном горно-лесном районе Чечни и на несколько месяцев стал нашим своеобразным «гостиничным комплексом». Дело было осенью 1995 года.
Жили в нем, несли службу несколько десятков наших ребят, сводного отряда милиционеров, вынужденных оторваться от родных домов, от жен и матерей и воевать здесь, в чужом краю, защищая нашу Россию-матушку от внутренних врагов.
Помещение было просторное, разделено на кухонный отсек, где повар кашеварил и ребята принимали пищу, маленькую кладовку, в которой хранились запасы и жилую зону. В жилой зоне стояли двухъярусные кровати с ватными матрасами, застеленные потертыми солдатскими одеялами. Маленькие бесформенные подушки могли бы рассказать много интересного о своих владельцах. Кто-то долгими вечерами беззвучно и неистово молился, прося защиты и покровительства у всесильного Господа нашего, а кто-то, вспоминая мамку мог и слезу пустить. А сколько снов видели эти измятые подушки! Часто снился ребятам родной дом, любимая девушка или жена. От этих приятных картинок так светло и радостно становилось на душе, что не хотелось открывать глаза, а снова и снова погружаться в это счастье. Но были сны и тревожные, даже кошмарные. Снились погибшие сослуживцы и друзья, взрывы и атаки боевиков. Но поспать любили все.
У печки-буржуйки сушились аккуратно расставленные сапоги и берцы, издавая едкий запах солдатского пота. На веревках весело серое бельё. Влажные бушлаты и плащ-палатки тоже пахли не «Красной Москвой», но бойцы уже привыкли.
Всё вокруг было чужим и вызывало тоску. И эти редкие кустики у блокпоста с алыми волчьими ягодами, и эти поросшие мхом огромные камни и даже мутные потоки горной речки – всё вызывало тревогу и постоянный страх. Казалось, что за каждым камнем сидит вражеский снайпер и ждет того мгновения, когда можно будет нажать на курок и пуля со свистом полетит к цели. А цель-то понятно – я или мой товарищ Лёха или, скажем, Серёга. Не хотелось бы! Так что смотреть надо в оба глаза и слушать в два уха.
Поздняя осень в горах всегда очень промозглая. Не понять – толи зима уже пришла, толи осень задержалась. Небо хмурое, с серыми бесформенными тучами, бросающими иногда холодные острые капли дождя. Они так больно бьют по лицу, будто стеклянные осколки сыпятся с неба, будто разбилась на небе огромная стеклянная чаша, переполненная нашим терпением. Мы вглядываемся в это не родное серое небо – нет ли «вертушки», не чувствуя этих колючих осколков, бьющих по щекам. «Вертушечка» – вертолет по-нашему, птичка наша дорогая, везет нам продукты, письма из дома, медикаменты и другие вещи, необходимые в солдатском быту.
Осенняя распутица совсем отрезала нас от других блокпостов и комендатур. Жирная вязкая грязь не давала возможности проехать машинам, а вездеходы, танки и боевые машины пехоты тоже не всегда могли пробраться к нам из-за разливающихся от дождей горных рек. Вот и ждали мы сутками наше спасение – вертолет. Прислушивались, не стрекочет ли наша «вертушечка», не видно ли птицу нашу винтокрылую с красными звездами на боку.
Прилёту вертолета мешали сильные дожди и ветра, которые беспрестанно дули и не давали опуститься нашей птичке пониже. Седой и тяжелый туман после дождя окутывал все вокруг, ложился грязным одеялом, и в шаге не разглядеть ничего. Звук безнадежно кружащей над блокпостом машины, постепенно удалялся. Злость и досаду испытывали ребята-часовые, понимая, что сегодня опять не будет вкусной горячей пищи.
Бывало, что мешки и ящики с провизией срывались в пропасть и не долетали до адресата. Обидно было, когда мешки с хлебом, крупой, ящики с тушёнкой летели прямо в бездну, безжалостно разбивались и разрывались, ударяясь об острые выступы в скалах. И, конечно, продовольствия часто не хватало, приходилось жить впроголодь, ожидая следующего прилёта.
Наипервейшее дело для солдата, особенно на войне, хорошее питание.
Такие нечеловеческие силы требуются, такое моральное напряжение на войне, что только разве хорошая весточка из дома, да вкусная солдатская каша могут согреть сердце бойца ОМОНа.
Вот и в тот раз, ждали очередной прилет вертолета. Продукты были на исходе, пустые мешки в кухонном отсеке блокпоста сиротливо валялись в углу, ящики из-под тушёнки использовались уже не по назначению, а для складирования разных вещей.
- Ребята, вертолет! – закричал Лёха. – Ловите провизию!
Вертолет кружил над блокпостом. Несколько мешков, оторвавшись упали в пропасть, но ящики с тушёнкой, мешки с крупой, плюхнулись прямо под ноги счастливым милиционерам.
Втащили всё добро в кухню, повар суетливо разрезал веревку на мешке.
- Манка, хлопцы! Живем! Как наварю сейчас каши, да с тушёночкой! Сразу забудете, где вы есть!
- А я люблю мамкину кашу манную на свежем молоке, с масляной жёлтой пеночкой, сладкуююю! – закрыв глаза, мечтательно произнёс Серёга.
- А я с малиновым вареньем!
- А я с клубничным!
- А я! А я! – веселый гул полетел над горами. Каждый вспоминал свою манную кашу.
Каша у повара получилась отменная! Густая, с большими кусками тушёнки, с блестящими ручейками свиного жира. Наелись все досыта и улеглись по топчанам довольно поглаживая животы. Во всех мешках была только манка. Тушёнка таяла на глазах, и в каше её становилось всё меньше и меньше. А вертолет прилетит не скоро.
- Будем экономить, хлопцы! – грустно сказал повар.
Вскоре тушёнки почти не осталось. Приходилось есть пустую, на воде, полужидкую кашицу. Вездесущие полевые мыши проникали на склад, шарили по мешкам, шуршали по ночам и вели себя, как хозяева. После их ночного посещения крупа приобретала серый оттенок. А уж какой запах от неё шел, не передать никакими словами.
Как повар ни старался, а улучшить качество продукта он не мог. Все понимали это и молча, с грустью в глазах, жевали ненавистную серую жижу. Часто попадались серые комки неразварившейся манки, их выбрасывали, но от этого каша не становилась лучше. Как ненавидели они в этот момент манку!
Выйдя на улицу, всюду мерещилась эта каша. Серый подтаявший снег, клоками разбросанный везде, такие же серые тучи на грустном свинцовом небе. Везде – каша, каша, каша!
Опять спустились тяжелые туманы, зарядили проливные дожди. Было очень тоскливо и безнадежно. Недели шли за неделями, но ничего не менялось. Уже заканчивалась манная крупа, были съедены все сухари, припрятанные добрым поваром на «черный день», а погода не устанавливалась.
Ребята лежали на своих затёртых топчанах, охая и вздыхая, пытаясь заглушить бурчание желудков.
- Сейчас бы манной кашки! – невесело пошутил кто-то из дальнего угла, и внезапный хохот взорвал тишину.
Утро неожиданно ворвалось ярким солнцем, неся такую непомерную радость, а самое главное – надежду!
К обеду послышался шум вертолета. Ребята высыпали на площадку перед блокпостом, забыв об осторожности.
Все протягивали руки вверх, к небу, туда, откуда по верёвкам спускались ящики с долгожданной тушёнкой, мешки с крупой, хлебом.
Вдруг высоко в небе один из мешков разорвался и, неожиданно посыпалась с неба манная крупа.
- Боже! Манна, манна небесная – запричитал, падая на колени повар.
- Урааа! – раздалось вокруг и горное эхо подхватило этот возглас.
Татьяна Цыбенко.