Я родилась в год , когда остальные умирали. Как умерли мои мама и папа – понятия не имею(а может, были братья и сёстры), но то, что родители у меня настоящие подтверждает метрика. Тоже настоящая, а не та, что придумывают в доме малютки или в детдоме. Там я и росла и иногда думала – «Хорошо, что родители погибли, иначе всех нас поубивали бы на войне».
Детдом из Харькова не эвакуировали и я из него поздно сбежала. Немцы поймали, но не расстреляли, а отправили в Германию.
Там работала у бюргера на ферме. С тех пор ненавижу свиней и словно еврейка не ем свинины.
Когда пришли наши – бюргер с семьёй бежал. Я взяла охотничье ружьё и стреляла проклятых свиней, пока не кончились патроны.
Солдатам ничего объяснить не могла, только всё время смеялась и плакала одновременно. Они ничего не поняли и отправили меня в госпиталь, где доктор поставил мудрёный диагноз. Это меня и спасло - в Харьков возвращалась в санитарном поезде.
Много лет спустя узнала, что таких как я грузили в товарняки и гнали эшелонами в советские концентрационные лагеря.
А меня доставили на чистых простынях и трёхразовом питании.
Удивительно, но архив детдома сохранился, и я получила свои натуральные документы.
Самым страшным стали не военные годы, а год тысяча девятьсот сорок шестой. Во время войны люди были готовы ко всему. Организм вырабатывал ресурсы из ниоткуда, как нейтронная пушка из атмосферы, упорядочивая поток заряженных частиц.
В сорок шестом году народ расслабился. Победа! Ура, ура!
И голод костлявой рукой щедро собирал жатву.
Устроилась возить дуб гужевым транспортом между составами на Южном вокзале и улицей Котлова. Платили твёрдую ставку хлебом.
Вместо лошади запрягалась сама. Вместо телеги – санки. Тащила проклятое бревно и приговаривала, когда вслух, когда про себя.
Кони, кони, кони, кони,
Мы сидели на балконе.
Если становилось совсем невмоготу, бросала лямку садилась на бревно сверху и мечтала:
Чай пили, чашки били,
По-турецки говорили.
Отдохнув, тащила санки дальше.
Во дворе учётчик тщательно измерял бревно. Если размер был меньше определённого мог и не засчитать ходку. Поэтому тянули по максимуму.
Сколько загнанная лошадь не продержится шатаясь, всё равно падёт. Пришёл и мой черёд.
Я спешила с Котлова в свой родной третий барак. #опусы Там у нас печка. Каждый хоть сучок, а приносил на растопку и ночью мы спали почти в тепле в отличие от соседей.
Да, пришёл черёд моей лошади. Сначала я заспотыкалась, ускорилась, чтобы выпрямиться. Выпрямилась, остановилась,
задыхаясь, – сзади ударили санки, подсекли под коленки, опрокинув тело навзничь.
Не придав, этому значения, поднялась и, как мне показалось, бодро зашагала дальше.
Голова кружилась всё сильней и всё в одну сторону. Вскоре обнаружилось, что иду я вовсе не прямо, а как оборванная бельевая верёвка полощется по кругу на ветру.
И санок со мной нет – потеряла.
Развернувшись назад, на этот раз пала ниц и подняться уже не смогла.
Санки были рядом, но добираться к ним было далеко - ползла на коленях.
- Ничего, ничего, - говорила я себе, - отдохну немного, и всё будет нормально.
Я сидела на санках, пытаясь набраться сил. Но дыхание становилось всё чаще и чаще, сил всё меньше и меньше, а затем лёгкие зашлись в непрерывном, страшном кашле. Откашлявшись, начало рвать пустым желудком, после чего стало легче.
- Сейчас или никогда, - решила я.
Поднялась, взяла лямку, потянула за собой санки, но успела сделать только один шаг.
Лёжа на правом боку, понимала, что это конец. Силы оставили меня. Снежинки на левой щеке перестали таять и образовали красивый пушистый слой.
Левый глаз мой был широко распахнут, тогда как правый, надёжно похоронен в сугробе.
- Я как Верлиока, - подумалось и стало весело. Умирать, после стольких лет мучений оказалось не страшно.
Идиллию мою разрушила чья то большая тёплая рука, что смела с моего лица красивое пушистое одеяло снега.
Меня приподняли, перевернув на спину, и в позиции полусидя, влили в рот бесцветную и безвкусную жидкость. Непроизвольно сделала я три больших глотка и хотела ещё.
- Хватит подруга, - раздался весёлый удалый голос, - а то дороги не найдём. Он, ещё не различимый в темноте, рассмеялся.
Взорвавшееся в животе тепло, разошлось по всему телу. Все мои органы затрепетали, возбудившись, а затем тело охватила истома.
Я смотрела на своего спасителя и не могла наглядеться.
Это был человек гора. В зимнем бушлате с двумя рядами золотых пуговиц, на голове, несмотря на холод, - бескозырка. На ленточках тоже золотом, что-то написано – не разобрать что.
- Куда доставить тебя хозяйка? – спросил матрос.
- Третий барак на Южном вокзале, - прошептала я.
- Так это ж нам по пути.
Он положил меня на плечо, заправил левую руку в санки и мы пошли.
Мы шли молча и я думала только о том, чтобы наше путешествие никогда не завершилось. Так хорошо и надёжно не чувствовала я себя никогда.
- Принимайте пропажу, артельцы, - он пронёс меня к самой печке. – Замерзать вздумала, ей отогреться надо.
- Не она первая, не она последняя, - произнесли из тёмной глубины.
- Это ты брось, не для того войну выигрывали, чтобы такие красавицы как Вы от голода погибали, да в снегу замерзали.
Пока говорил, делово выставил на стол хлеб, тушёнку, сахар, пачку чаю и, о чудо, кусок сливочного масла в пропитавшемся насквозь пергаменте.
- Заберите, - грустно улыбнулась я, - растащат всё, ничего мне не достанется.
- А чего ты хочешь? – строго спросил он.
- Быть сильной как Вы.
- Вырастешь – будешь. А о людях плохо думать не смей. Это твоя артель – сегодня ты в беде – они тебя выручат. Завтра они в беде – ты их выручишь. Поняла?
- Поняла, а как Вас зовут?
- Михаил, - он протянул руку.
- Нина, - пискнула я.
Он аккуратно пожал мою ладошку.
- Ты вот что Нина, ты выздоравливай. А я съежу в командировку – разминирую наше Чёрное море. Затем демобилизуюсь и приеду к тебе. Ты за это время подрастёшь и я возьму тебя своей женой. – Договорились?
Под взглядом десятков глаз, стыдясь своего счастья и покраснев до корней волос, я ответила «Да».
Михаил ушёл. Меня укутали во что придётся, уложили возле печки и я мгновенно, после выпитого спирта, провалилась в сон. Ничего мне не снилось. Утром я проснулась отдохнувшей, а ещё меня ждала кружка крепкого сладкого чая, большой кусок хлеба с кубиком масла и целых полбанки тушёнки.
- На работу не ходи, - сказала дежурная по бараку, - девчата ватагой привезут твоё бревно в зачёт.
Не знаю почему, но я тогда сильно расплакалась. #опусыирассказы
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 29
3 часов я вела урокив школе, с 13час до 18 час работала в поле на тракторе, с до 18вечера до ночи работала в шахте, водила руду, а потом шла домой
Низкий поклон всем кто пережил то время...
Спасибо за Победу!