Однажды, когда Оленьке было лет девять, уже большая, чтобы соображать, что она сделала что-то нехорошее, но очень маленькая, чтобы нести ответственность. Была зима, такая же, как и сейчас – теплая и снежная. На дорогах намело сугробы, выше головы с крутыми и интересными козырьками, куда было так уютно прятаться. Они и прятались. Светка Сахарова, подруга детства, всегда влипала в ситуации, которые взрослые бы назвали – экстремальными. Рядом не было Сережки, их ангела - хранителя, если б был, он бы нашел выход моментально. Оля со Светой прятались в сугробе, недалеко от дома, рядом с детской площадкой. Кстати, там в то время была колонка водоснабжения, куда часто ходили люди брать воду. Тогда было такое время, что воды в домах не было , и людям приходилось ходить по воду с ведрами, а то и с флягами. Колонки часто в зимнее время, замерзали, и жильцы искали работающую вблизи колонку. А с замерзшей колонкой занимались сантехники, разогревали ее, а то и меняли. Открывали колодец, вытягивали колонку с длинной трубой, увозили на машине, из которой валил дым. Наверное, после сантехников не закрыли колодец, а может быть, причина была другой, но две девочки, играющие в сугробе рядом с колодцем, не привлекли ничьего внимания.
Девчонки лежали в естественном укреплении и разговаривали. О чем могли разговаривать девятилетние юницы, конечно же о мальчишках. Какие они бывают задиристыми и приставучими. Оля вспомнила про Сережку Весенина, на что Светка сказала, что это исключение. Он никогда не бывает приставучим, не задирается, а наоборот, отгоняет слишком уж рьяных задир. В какой-то момент Свету привлек дымок, выходящий из сугроба….
-- Горим,- Побелевшими вмиг губами, произнесла Света и поползла из сугроба. Сделав два шага, она исчезла.
-- Света, Светочка! Ты где?
-- Стой ! - донеслось откуда-то из-под земли. Но разве можно, удержать на месте отчаянную, беспокойную девчонку, тем более на пороге открытия. В голове уже крутились мысли о захватывании подругу в плен гномами, леприконами и еще… кто там водится под землей. Одна картина страшнее другой. В общем, с криком: «Света, держись», -- Оля бросилась вперед и… провалилась. Больно - пребольно ударившись обо что-то металлическое и острое, задев Свету и сбив ее с ног, девочка приземлилась на сырую кучу мусора, что и смягчило удар.
-- Света, ты жива? – был первый вопрос девочки, как только она пришла в себя.
-- Жива! А, ты?
-- Все в порядке, а где гномы? Ой, что ты кричала снизу? На тебя напали? Тролли, что ли? – Оля уже поняла сложное свое положение.
Ведь ни лестницы, ни хоть какого бы крючка, вбитого в стену, не было, до конца колодца не добраться, не допрыгнуть. Конечно, взрослый человек нашел бы в себе силы выбраться, но что вы хотите от девятилетнего ребенка.
Света уже куксилась, готовилась к скорой смерти от голода и холода. В девять лет к смерти относятся так же легко, как к какой-нибудь игре. Все это не по правде, понарошку. Сегодня мы умрем, вы будете плакать, а мы встанем и посмотрим, как вы будете страдать. Примерно так и хныкала Света, а сама с надеждой посматривала на подругу. «Ты же всегда находишь выход из всех ситуаций, ну что же ты сейчас молчишь. Я уже замерзла», -- это можно было прочитать в глазах Светы.
Но недолго им пришлось плакать в подземелье. Честно сказать, Оля не успела даже испугаться. Она еще играла. В гномов, в принцессу, украденную злодеями. Принцессой, само собой разумеющее, была Светка, Оля увела ее у похитителей, спрятались от погони в подземном мире и … потеряли дорогу домой. Оля утешала принцессу, обещала найти дорогу наверх, а сама чутко прислушивалась к вою вьюги наверху. Неужели кому из жильцов в такую погоду, в начинающую метель, заблагорассудится идти за водой. Помощь пришла не в виде жильцов, а в вездесущем Сережке, который соблаговолил пойти в метель искать девчонок. Кто-то из детей, которые крутятся во дворе в любую погоду, видел подруг возле колонки. Сергей пришел к колонке и начал звать Олю. Его-то и услышала девочка, приободрив подругу, третьеклассница начала взывать друга. Сергей, что было удивительно, услышал ее голос, который еле доносился из колодца. Потом , после того как Сережка сбегал в сарай, и принес длинное бревно, которое отец приготовил вместо столба для бельевой веревки, спустил один конец в колодец, получилось нечто, типа мачты пиратского корабля, и вытащил девчонок на свет божий, он говорил :
-- Знаешь, ты разговаривала словно из склепа, через вату, глухо-глухо. Я подумал, если я не принесу бревно, не успею, то вас утащат гоблины. А ведь, бревно-то тяжелое.
Кстати, как бы они втроем не пытались вытащить бревно из колодца, ничего не получилось. Бревно так и не поддалось нашим героям.
К чему Ольге вспомнился этот колодец ? Это было давно. Сколько воды утекло с тех пор. Сколько получено знаний. Ребята изучали физику, природу вещей, физические законы. И уж конечно, отсутствие в нашем мире гоблинов, гномов и леприконов. Но все равно в памяти девочки это осталось, как маленькой победой над миром подземелья. И все-таки, почему ? Оля зарылась в свои ладони, как в детстве, стоило сказать: « Все! Я в домике!», --и всё! Все должны отстать, не дергать больше. Может этого хотела в подсознании девочка, может, просто, хотела защититься. Но, рассказав Вольдемару о своих детских приключениях, о своих переживаниях, она думала, что взрослый человек, далек от детских забот, что он посмеется, пусть про себя из-за врожденного такта. Но Вольдемар слушал ее с настоящим, неподдельным интересом, сопереживая героям, словно они, в самом деле, находились в подземном мире, полном опасности и ловушек. Хотя на самом деле ребятам грозила ангина от переохлаждения. Чем, кстати, они и заболели вместе со Светкой. Ох, и веселое было время, болеть во время учебного года. Да, прошли веселые денечки счастливого детства. Прошли. Ушли вместе с преданностью Сережки, вместе с необузданной фантазией веселой придумщицы Светой Сахаровой. Да, и сама Оля уже не та…. Огрубела, повзрослела. Не нужен ей любимый старый двор, не нужна помощь Сережки, он больше раздражает, чем умиляет. Не нужны, не по возрасту, мудрые советы Светки. Она сама умна: « Что вы лезете в мою жизнь». Ольга подумала, зря она в последний раз обидела Свету, зря сказала, что якобы она вышла замуж. Она-то знала, откуда дует ветер, это Сережка не выдержал обиды, нашел ближайшую жилетку, нашел , кому поплакаться…. А пусть они живут как хотят. Оля никому не рассказывала о своей любви, хотя видела, что Света сгорает от любопытства. А она может обидеться. Она и обиделась, в сердцах бросила: « Ну и идите со своим Сережкой. Влюбляйтесь, целуйтесь». Светка обиделась! Не разговаривала с Олей весь день. Все-таки вечером попыталась дать советы, как жить, как сдавать экзамены. Простила? Да, может, она такая девчонка, у них в жизни многое было, привыкла не держать обиду. А, вот Оля не сдержалась, нахамила, послала всех, разревелась, все-таки единственные друзья в классе, и выбежала из школы. Даже не выяснила отношений с Сережкой, хотя сначала, хотела. Видит бог, хотела. Накричать, наговорить глупостей, чтобы не болтал лишнего, не искал, у кого поплакаться. Потом решила, пусть говорит, что хочет. У них будущего все равно нет. Ей нужен такой мужчина, как Вольдемар, такой заботливый, такой умный и рассудительный, а Сережа ... Нет, он хороший, он очень хороший, но какой нудный в своей опеке.
Оля, кажется задремала, полулежа на диване в объятиях Вольдемара. Его, такие крепкие мужественные руки, ласкали девушку, бродили по всему телу, но не переходя границу недозволенного. Оля, хоть ей и хотелось обратного действа, была благодарна мужчине за его сдержанность, за терпение, за отказ, добровольный отказ от страсти. Она млела от его прикосновений, ей нравилось, когда его руки поглаживали спину, упругою выемку между лопаток, словно горячим водоворотом проходились по позвоночнику, ниже, туда к поясу, к талии. Пальцы нежно пощипывали кожу, поднимались вверх, проходились еле заметным ветерком по шее, по щекам, мокрым от слез. Собирали ладонями уже высохшие слезы. Едва чувствительным прикосновением к губам, Ольга инстинктивно приоткрыла рот, прошлись по ее ровным зубам. Прохладные руки незаметно прошлись по полушариям груди, Ольга не почувствовала никакого стыда. Девушка не чувствовала ничего. Ни стыда, ни желания, ни возбуждения. Она не чувствовала ничего кроме любви. Она не знала ничего, кроме любви. Она не верила ни во что кроме любви. Она любила Вольдемара, и если бы кто-нибудь в этот миг упрекнул ее в чем-нибудь, сказал, осмелился что-нибудь произнести против нее, Оля бы отвечала словно пантера, словно львица, защищающая свой прайд.
Ольга проснулась от ощущения счастья, не полного еще счастья, но все равно дикого наслаждения, об этом не расскажешь. Оля была в нирване, отключена от своих чувств, ощущений, перед ней был один Вольдемар, Весь видимый мир был наполнен его образом, его нежностью, его лаской. Оля держалась за это состояние, состояние полусна, полубодрствования, не отпускала от себя, хотя знала, вечно не может длиться ничего.
-- Ой, я, кажется, опять заснула, - нарочно заспанным голосом произнесла девушка, скорее мурлыкая, чем говоря. – Вольдемар. Милый, ты не бросишь меня? После всего? Ну, ты, понимаешь меня…. Я тебя заклинаю, я тебя умоляю, прошу. Ты не бросай меня. Я ведь, действительно, люблю тебя.
И девочка, расстегнув блузку, подалась к ожидавшим ее, рукам, рукам единственного любимого мужчины. Сознание девочки снова поплыло, но на этот раз Ольга не дала ему исчезнуть. Руки мужчины умело довели организм девочки на вершину блаженства, в экстаз. И в миг, когда честь Ольги должна была упасть к ногам мужчины, когда все покровы были сняты, когда уже ничего не мешало Вольдемару окончательно завладеть телом девушки, когда их обнаженные тела блестели под сиянием луны, раздался дверной звонок.
« Милости просим в отель наш « Калифорния».
Это просто рай
Это просто рай
Это просто рай.
Милости просим в отель наш « Калифорния».
Мы рады вам всегда,
Мы рады вам всегда
Мы с вами всегда» --
пел Дон Хенли из маленькой коробочки звонка. « Отель Калифорния, как я любила тебя и, как я ненавижу тебя сейчас. Как не вовремя. Первая мысль была, дядя Миша, не спится ему». Ольга заметалась по комнате в поисках халата, потом вспомнила, что не одевала его, он спокойно лежит у нее на кровати. Надела халат на голое тело, затравленно и сочувственно посмотрела на мужчину. Говорить ничего не надо было, все было понятно без слов, мужчина оделся в доли секунды, по-солдатски, задав немой вопрос: « Отец или мать?» Он остался в гостиной, предоставив хозяйке разбираться с поздними визитерами. Оля, горько вздохнув, пошла, открывать дверь.
Какое было ее удивление, когда, открыв дверь, она увидела давнишнюю тетку, которая останавливала Вольдемара у подхода ко двору. «Она, ведь, не знала, куда Вольдемар принес ее, откуда она узнала адрес ? И смотри-ка, она еще с кем-то пришла. Форма. Милиция или полиция». В мозгу у девочки случился ступор. « В который раз? Что я? Что натворила? Ну, отдыхаю дома, ну с взрослым мужчиной. Но, ведь, она знакомая Вольдемара. Старая знакомая. Значит все-таки любовница». Оля нашла в себе силы крикнуть в соседнюю комнату.
-- Вольдемар! Это к тебе! Как она тебя нашла? – и поплыла. Сознание не выдержало, когда женщина назвала ее по имени. Настоящим именем, а не той смешной Настей, которой ее знал Вольдемар.
-- Оля, Оленька! – услышала она, и тут же со знакомой интонацией, как называла ее только мама. – Олюшка, милая! – и девочка потеряла сознание.
Девушка упала бы на пол, если бы не подоспевший вовремя «папа», дядя Миша, который зашел в квартиру после Сергея Суворова. Он, аккуратно подхватил девочку, унес в спальню и положил на кровать, заботливо укрыв одеялом – пледом с вышитым китайским драконом. Не удержался и провел по пушистым волосам девочки.
-- Оленька! Девочка моя, – прошептал он, убирая с лица непослушную прядь волос, ласково и нежно прошел по щекам девушки. – До чего ты себя довела?
Девочка вздрогнула и открыла глаза.
-- Дядя Миша, - шепотом, но вполне осознанно проговорила она. Но, потом, словно вспомнив что-то, встрепенулась, резко соскочив с кровати. При этом халат распахнулся, явив дяди Мишиным глазам всю Олю, во всей природной красе. Мужчина отвернулся, довольно резко, дав Оле понять, что он подумал. Собрав с кровати китайский плед, мужчина кинул его девочке.
-- Завернись, Мессалина, - непонятно с какой интонацией буркнул дядя. То ли он осуждал ее, то ли восхищался ей. « Хм. Мессалина. Это из Римской империи. Ну, дядя Миша! Я не была бы его внучкой, если бы не знала, кто такая Мессалина. Родилась и воспитывалась при дворе Калигулы, что и принесло ей вольное общение с мужчинами, и развратное, между прочим. Она с тринадцати стала крутить мужчинами, но…. Я же не такая. Зачем он так говорит?» Но в плед завернулась, еще взглянула в зеркало, не светятся ли коленки. Потом, снова, вспомнив про Вольдемара и его любовницу, бросилась на голоса.
-- Вот это номер! Я как будто сплю, разбудите меня! Володя, ты ли это…
Дядя Миша, зайдя в комнату, сразу же взял быка за рога. Он, казалось, нисколько не удивился, увидев на своем диване Вовку Острянского в недавнем времени своего « хорошего знакомого». Он, обогнув растерявшуюся дочь Маргариту с другом, уверенно подошел к парню. Вовка забыл, что такое сопротивление, по мановению руки Михаила, он поднялся и поплелся из квартиры. В прихожую. И все бы было хорошо. Вольдемар, просто, вышел бы из квартиры и затерялся бы в городской суете, чтобы больше никогда не встретиться с сумасшедшей семейкой Марго. Но, тут, неожиданно для всех, прорезался голосок у Ольги. Она как фурия, львиная гарпия, появилась на пути дяди Миши, дрожащими руками, неумело, но уверенно и безаппеляционно, схватилась за локти дядьку.
-- Дядя Миша! Отпусти его сейчас же. Не надо. Отпусти…. Иначе…иначе…я …. Я, просто уйду из дома…. Вот, - девочка, высказавшись, снова, потеряла силы и тяжело опустилась на табуретку ,подставленную дядей Мишей в самое время. Иначе Ольга бы снова грохнулась в обморок. – Не надо его гнать, пожалуйста! – уже тихо, словно выдохнувшись, произнесла девочка. -- Я потом тебе все расскажу….
-- Оля! Олюшка! Глупая, - это опять произнесла опомнившаяся женщина, такая красивая, такая близкая. И голос такой знакомый, сладкий, нежный, обволакивающий. Любимый с детства, почти забытый, но такой родной, не чужой.
-- Мама…. Мама, это ты, мама!!! Мамка!!! – Ольга бросилась женщине на шею, смеясь и плача в истерике. Прижалась к Марго, к груди, скрюченными руками цепляясь за спину женщины, боясь потерять ее снова. До сих пор не веря, что Бог послал ей мать, именно в такой момент. Память снова ввергла девочку в прошлое. Прошлую встречу с мамой. Она, ведь узнала ее. По лицу, ей показалась знакомой женщина. Теперь-то она поняла. Она видела саму себя. Как в зеркале. Дура, а еще любишь себя разглядывать в зеркале. Ну, ладно, возраст подвел, конечно, мама не помолодела, не осталась такой же как раньше. Она стала еще лучше, красивей. А глаза? Это же твои глаза. Или наоборот? У тебя мамины глаза. А какая разница... Ведь, ты видела эти глаза, они тебе не сказали о своем родстве? « Ох! Дура, ты, Оленька, дура».
-- Но, постой, мама! Как вы можете? Дядя Миша, понятно, у него домостроевские отношения ко всему. И к любви тоже! А, вы? Неужели вы не понимаете, что я впервые влюбилась, он тоже любит меня. Не спорьте, - она увидела протестующий жест Михаила. – Не спорьте со мной. Я знаю. Я же вижу, что это любовь.
-- Ну–ну! Он - может. Это в Вовкином стиле. Запудрить девчонке мозги, разложить прямо здесь на столе, совратить, воспользоваться ее слабостью. А может сделать ребеночка. Потом, не защищая ни себя, ни ее, просто, сбежать. Да, Володя? – Михаил подошел к Вольдемару, к ее Вольдемару, взяв того за подбородок, поднял голову, заставив посмотреть в глаза девочке. Продолжил. – Что молчишь, Вольдемар. – усмехаясь, спросил он. – Даже имя подпольное взял, как будто свое унизительно. Я же предупредил тебя, еще увижу рядом, все расскажу. Но вижу уже поздно…. Козел, ты козел, ну ладно, флирт, я еще понять могу, но ты покусился на большее. На девичество. Это вообще подсудное дело…. Ведь, ты не мог не знать, что ей семнадцать лет. Ты, старый ловелас. В твои тридцать три стыдно ломать жизнь маленьким девочкам.
-- Сколько? – это Оля опомнилась и впервые после начала монолога дядьки, вставила слова. – Сколько- сколько? Я знала, что он старше меня, но не знала, что на столько. Но все равно, не делайте ему больно. Дядя Миша,… дед…я знаю, что ты подумал. Не надо. Зачем ты обо мне так думаешь? Я не Мессалина. Да! Я не такая. И вообще он ничего мне не сделал ! – потом, как-то сразу сникла и, тихо-тихо закончила. - Мог бы сделать, но не успел. Да и я не далась. А он, кстати, не насильник.
А вот тут уже вмешалась до сих пор молчавшая Марго. Она отстранила в сторону удерживающего ее капитана, вышла на середину, уничижающим жестом, заставила Вольдемара опять сесть на пуфик в прихожей комнате.
-- Не насильник? Ну да, совратить маленькую глупую девчонку, которой бы еще играть в куклы, ну, ладно, не в куклы, ходить бы с папой в походы, на рыбалку, сидеть бы ночью у костра. А он, мало того, что совратил, сделал ей ребеночка, а потом исчез. Нет, он не исчез, он занимался с ребеночком. Играл с ней, учил чему-то. Потом, пьяный и неудержимый убил человека. Все сделал для того, что бы ни сесть за убийство. За него посадили другого человека, а он, -- Маргаритка перевела дух, посмотрела на дочь, видя, что девочка опять была на грани истерики, пожалев ее, свернула обличительную речь, но не поставить все точки над «i» не могла. Поэтому закончила.
-- Оленька! -- Ольга встрепенулась. В ней была гамма чувств. От брезгливости, раз это говорят люди, которые не шуточно любят ее, значит это все правда, до откровенной жалости к Вольдемару. Он оказался ловелас, жуир, жигало. «Но, ведь, он и вправду, любил меня. Я отличить могу, не дура! Ой, дура, какая я дура! А дядя Миша, какой хороший! Он, в самом деле, меня больше всех любит».
-- Олюшка, маленькая моя, ты хочешь знать, кто этот человек. О ком, я говорила?
-- Нет!!! – сейчас она узнает еще, что-то про Вольдемара. Не хочу. – Нет, не надо больше, мамочка. Отпустите его. Я ему все прощаю. Пусть уходит. Хватит!
-- Подожди, девочка! Я не хочу тебе делать больно. Но это ты должна знать. Это твой отец, девочка.
«Это было уже слишком. Этого не может быть. Такого не бывает. Это бред. Сейчас я проснусь, рядом будет мама, она скажет, что пошутила, что просто так сказала. Чтобы выставить этого жуира в невыгодном свете. Но, зачем? Я, ведь, не дура. Все понимаю. Нет!!! Это не может быть правдой. Сколько времени я любила его. Он был самый лучший, самый обаятельный, самый хороший. А, как же группа с песнями Янги Тумановой, они, ведь, тоже полюбили меня ? Или это тоже притворство ? Бред. Так не бывает».
Ольга не потеряла сознание вчера вечером, она, просто, лишилась сил. Силы, действительно, оставили девочку, ноги не удерживали больше ее, ноша показалась непосильной, ноша, что время взвалило на ее хрупкие плечи. Дядя Миша вовремя заметил, что девочка поплыла, ее покачнуло, ноги подкосились, и мужчина подхватил девочку на руки, и понес в спальню. По пути произнеся внезапно севшим голосом.
-- Тихо. Давайте разборки оставим на потом. Девчонке хватает с лихвой. Все разбегайтесь. Маргаритка и Сергей вам гостиная в откуп. Стелите там. В серванте все есть.
И пошел со своей драгоценной ношей в комнату. Ольге так понравилось лежать на сильных руках мужчины, что она не подавала признаков жизни. Лишь, когда он принес ее к кровати и подался вперед, чтобы уложить ее, девочка не распустила кольцо рук с его шеи. Открыв глаза, она бесцеремонно поцеловала мужчину в губы, на несколько секунд задержала его в таком положении, потом коснулась губами его уха и прошептала еле слышно.
-- Мессалина у тебя просит прощения. Не знаю, простишь ты меня или нет. Но я, честно не была с ним, Правда – правда. Я знаю, мне трудно поверить, но дядь Миша, не гони меня из квартиры.
-- Вот дурочка, придумала тоже. В – первых, я тебе верю! И люблю, глупая! И с чего ты взяла, что я тебя выгоню из дома?
-- Ну, я же не оправдала твоего доверия. Я боюсь тебе сказать. Мы с ним встречались здесь не первый раз. А, ты все равно узнаешь, но честно… мы пили только французское шампанское и вермут сегодня. Но у меня с ним ничего не было, – Оля зарылась в плече к дяде и еще тише призналась, -- и вообще не с кем не было. Ох, дядь Миша мне стыдно так. Я как дурочка оправдываюсь.
Потом отпустив шею дядьки, лукаво улыбнулась.
-- Ладно, Мессалина, хочет спать.
Потом Ольга долго не спала. Она слышала, как дядя Миша разговаривал вполголоса с Вольдемаром. Потом пришла мама, попеняла на то, что не спится на новом месте.
-- Это у тебя не синдром нового места. Ты, просто, домой приехала. Дом! Это такое дело. Знаешь, когда приходишь домой после тринадцати лет, и тебя никто не ждет – это одно. А когда приходишь, а тебе хранят верность столько людей, дочка, которую оставила в четыре года, узнает и бежит к тебе, как к самому родному и любимому человеку – это, сама знаешь, многого стоит. Ведь, никто ей не говорил, кто ты?
-- Но, постойте, - это подал голос Вольдемар. – Я, конечно, понимаю, мне прощения нет. Но я не прошу многого. Марго, позволь мне хоть изредка видиться с моей дочерью.
-- Ты, что, очумел?
-- Ну, а, что? Она моя дочь. Я – отец. Или ты что-то другое скажешь?
-- Скажу. Милый, мой Вольдемарчик! Хм, имя-то какое выбрал. Даже тошнит. Что по мне, так тебя уже давно расстреляли. Тринадцать лет назад. Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать.
-- Из-за этого, - он кивнул на соседнюю комнату, где спал Суворов и замолчал, увидев, как блеснули глаза Марго.
-- А, хотя бы! Он, между прочим, герой чеченской войны, кое-кто ему и в подметки не годится !
-- Жестокая ты стала, Марго!
-- Учителя хорошие были. По чьей милости я скиталась, тебе напомнить ? Узнай Сережа, кто виноват в моих мытарствах, он тебе, просто, голову отрежет. Как ваххабиты над нашими бойцами издевались. Думаешь, мы не контужены. Так вот, мы контужены на всю голову. А я - на две головы. В общем, увижу тебя рядом с Олюшей, рядом с Олькой, пеняй на себя. Хотя это ее дело, прощать тебя или нет в своих мучениях.
-- Но я же ей ни чего не сделал. Честное слово!
-- А, мне? Мы с ней одно целое. Маму обидел – мстит дочка, дочку бы обидел – ты знаешь, что бы тебя ждало. Так что – давай разойдемся по-мирному. Катись ты , Вольдемар , отсюда.
#МихаилСборщик_опусыИрассказы
© Авторские права защищены. Перепечатка или распространение уникального авторского контента из ленты группы Опусы и Рассказы возможна только с разрешения Автора.
Комментарии 41
Труднее здесь всего,
На молодую Ольги голову
свалился всего:
Любовь к Вольдемару
Встреча с матерью своей,
А также узнаёт в Вольдемаре
отца вдруг своего.
Конечно же ,
Откуда ей то было знать,
Как много ,много лет назад,
виновником всего был он.
Обманул и оболгал свою
Маргошу Вольдемар,
Ушёл от наказания сам,отдав её
судам.
Сколько вынесла Марго,
известно ей одной,
Но дал ей сил Бог пережить всё,
Вернуться к дочери своей.
надеюсь сей этот рассказ научит вдруг кого.
Всё в жизни может быть,
но зная наперёд, может не упадёт и волосок с головок
юных дам.
Но не конец рассказа ,нет,
мы продолжения ждём,
что же ещё узнаем мы от автора сейчас.
Они пришли вовремя... иначе неизвестно что было бы с Олей.
Ведь всё шло к тому, что они оба с Вольдемаром готовы были к сексу....