МЕТЕОРИТ

- Бабуль! А что такое метеорит?! Это такой камень, да?! Ну только очень-очень большой? И он, падая, меняет всю жизнь, да?
- Меняет? - бабушка заботливо укрыла сдобное тесто хрустящим полотенчиком.
- Боюсь, он не просто все меняет. Он выжигает все на своем пути...
Беседа была прервана шумом в столовой.
Пожилой сосед возмущенно рассказывал родителям про пиратской налет на его вишни. Белая соломенная шляпа недовольно сползла на одно ухо, брови активно скакали вверх-вниз, лоб покраснел и то собирался складками, то расползался вширь, прямо "море волнуется раз". И смех, и слезы.
Папа слушал внимательно, не перебивал, иногда в такт соседскому возмущению, кивал головой. В уголках его губ пряталась, от посторонних глаз, хитрая усмешка. Вот дает дочка!
Мама же, будучи внимательным врачом всегда и везде, первым делом переживала за соседское здоровье.
- Вы присядьте пожалуйста. Хотите прохладного морсу? Мы обязательно с ней поговорим и сурово накажем, не сомневайтесь. И, конечно же, возместим Ваш ущерб...
- Вы что же, думаете мне вишен детям жалко? - тут же сердито перебил маму сосед. - Да разве ж я об этом, господи!.. но ведь пораниться могли, шутка ли, на такую высоту ... да и ветки там уже старые, того и гляди обломятся... А ваша еще и в платье... Да если б попросили, я бы с радостью...Разве ж я не человек?!
Тут уж и слезы навернулись на пожилой глаз. Вспомнилось, как голодным пацаном сам лазал в соседский сад. А ведь старенький уже тогда дядя Фарид, знал про них и оставлял в саду лестничку "по забывчивости". Жалел их, сирот послевоенных, старался подкормить.
"Ваша", та самая - возмутитель спокойствия всего района, - легкими галсами пыталась приблизиться к выходу на спасительную веранду, откуда и до улицы было рукой подать. Но отец одним только взглядом пресек позорное отступление . Он - то разгадал маневр еще тогда, когда босая лапка нащупывала сандаль под стулом. Эх, не вышло! Отец неуловимо шевельнул бровью - нашкодила, отвечай!
Мама же расстроенно вздыхала. Опять безобразия, что ж это за ребенок! Только - только отшумели недавние баталии по поводу постройки домика Робинзона Крузо, как тут как тут, пиратский налет на вишни. Ну что будешь с девкой делать? Привязывать ее что ли?!?
С Робинзоном вышло, действительно, некрасиво.
Прочитав всю книжку Дефо, Май, выдумщица и фантазерка, подбила ребят строить такой же домик. Нарисовала проект, дерево выбрала подходящее на участке старого Фарида, но... В самый последний момент подвела ее любовь к прекрасному.
Для нижнего яруса шалаша, как нельзя более кстати подходила яркая мраморная плита, которую Май с друзьями и приволокли с новой стройки, совместными усилиями.
Стройка правда, ой как не кстати, оказалась воздвижением нового райкома партии. Получалось, что пионЭры сперли партийный мрамор без всяких угрызений совести. Ну и досталось же им!!!
Рыжий Ленька сдал главную затейницу в первую же минуту, потом заныли остальные. Май пришлось отдуваться за всех. Папа, даром что ли главный архитектор города, улаживал конфликт целую неделю, но уладил.
Все вошло на круги своя, но тут как раз, взаперти, дочиталась книжка про отважного пирата капитана Блада....
На реи и мачты соседской вишни наша бесстрашная корсарка рванула в белом китайском платье. Юбка, раздувшись парусами, зацепилась за старые ветви...и в таком виде ее и застукал вышедший подышать вечерней прохладой, сосед Иван Максимилианович.
Максианыч, как звали его все окрестные дети для удобства, в это время как раз испил морсу, снял уже свою шляпу и собирался с папой засесть за примирительный обед, который грозил плавно перейти в ужин.
Мама засуетилась собирать на стол, и Май унюхала долгожданную свободу. Кажись, гроза миновала.
Притворившись паинькой и потупив нежные очи, исчадье помогла маме красиво накрыть на стол, уперло по дороге пару бабушкиных пирожков и со скоростью штормового ветра вынеслась на просторы родного квартала. У детской площадки ее уже поджидали "подельнички", как любя, называл их всех папа.
Жизнь снова была прекрасна и удивительна! Весь их район распологался вокруг старого парка. Дружной ватагой они умчали именно туда. Парк был настолько огромным, что в нем можно было скрываться неделю, не хуже, чем в Шервудском лесу.
Старший брат Аркадий обещал сделать ей настоящий лук и стрелы. Ребята затевали новую игру в Робин Гудов... А на столе, в ее комнате, ждали и вкусно пахли, неразрезанными еще страницами, новые книги... Хорошо-то как!!!!
Длинноногая и худенькая Май была бы похожа на мальчишку, но бог наградил ее пышными кудрями и длиннющими ресницами. Неиссякаемая фантазия и шило в известном месте делали ее любимицей достопочтенной публики. Одноклассники заглядывали ей в рот, учителя обожали и гордились.
А как иначе-то? Ведь языками владеет виртуально, теоремы доказывает играючи, а уж рисует и чертит... В этот момент учителя и наставники закатывали глаза и многозначительно присвистывали. Про бандитскую сущность разглагольствовали все больше дома, а больше всех недовольна была, конечно, бабушка.
Ребеночек в куклы не играл и на одном месте не сидел, все больше по заборам. Сладу с ней никакого не было, приходилось прикрывать и содействовать. Не девка - Метеорит!
А сама принцесса мечтала быть балериной! Да - да, самой настоящей!
Они жили у самого театра оперы и балета, и все партии всех классических произведений Май знала наизусть. Противная тетка в балетном училище долго крутила ее туда и сюда, а потом брезгливо махнула рукой. Не годится. Высока не в меру. А Май, по ночам, видела себя парящей над сценой, воздушным облаком взмывала она ввысь, крутила безукоризненные фуэте....
Май обожала свой город, их квартал, бесконечный парк с заросшими аллеями. Но больше всего на свете она обожала свою семью. Собирались они часто, все вместе, за длинным столом. Где бы ни сидели, всегда все было очень красиво и вкусно.
Это очень большая редкость - такие семьи. Май считала, что ей повезло.
Братья, папа и дядя, оба красивые, высокие и успешные жили очень дружно. Они родились в последние военные годы и, наверное, это и были отголоски тяжелой войны, когда близкими дорожили, слишком уж была свежа память о потерях.
Мама и невестка отлично ладили, вместе готовили и убирали, по очереди стерегли отпрысков, секретничали и трепетно относились к родителям.
Старейшины рода , бабушки и дедушки, доживали свой нелегкий век в любви и уважении. Выходцы из далеких мест, они пережили страшные ужасы, смерти, репрессии, эвакуацию и остались в теплом сытном Узбекистане. Да и возвращаться было уж некуда. Постепенно все налаживалось, дети выросли, выучились, завели свои семьи, сделали карьеру. Клан стремительно разрастался, занимая видное место в городском табеле о рангах.
К папе – архитектору, отцы города выстраивались в очередь.
Мама, врач - невропатолог, была востребованной и уважаемой во всем городе. К ней обращались, ее рекомендовали, перед ней благоговели.
Дети были красивыми и талантливыми, чего еще пожелать?
И эта неделя пронеслась стремительно, а в субботу, все чинное семейство выдвинулось к дяде.
В большом частном доме был накрыт стол, обязательно в саду. Редкой красоты тюль пузырился из окон и создавал в беседке атмосферу воздушную и праздничную. Восточный плов, исполненный по всем правилам, сводил с ума пряными запахами, а дымок от коптилки заставлял падать в обморок всех окрестных собак.
Вечером пили ароматный чай из красивых пиал, беседовали, долго прощались и неспешно выдвигались в обратный путь.
Шли всей процессией через тот самый тенистый парк. Бабушка под руку с мамой, Аркадий с папой, а между ними скакал счастливый кудрявый ребенок с глазами олененка Бемби. Девочка - метеорит.
В этот самый момент, Руслан, шестнадцатилетний подросток из элитного обкомовского дома в центре парка, вылетел на крышу, громко стукнув железной дверью. Элитный дом, как же. Окна от пола, консьерж у входа, паркет и мрамор. Тьфу! Знали бы люди, что там внутри, за резными дубовыми дверьми. Предки опять грызлись, мать визжала, глаза отца наливались кровью и по скулам перекатывались желваки. Находиться в доме, в последнее время, становилось невыносимо. Склоки, ругань и постоянная угроза быть избитым.
На крыше его уже ждали. Золотая молодежь. Пиво, сигареты, кто-то плеснул водки в стаканы… ершик дурным молотом ударил в голову. В сердцах парень схватил огромный кирпич... Он представлял ненавистное лицо отца, когда со всей силы запустил камень с крыши... Убить...
Май успела только заметить дикий ужас в глазах брата... Странный свист и хрусткий звон в ушах... огненная вспышка атомной боли и бесконечный полет в темноту.
Она ничего не видела и помнить не могла - ни того, как Аркадий подхватил ее на руки, ни бешеного бега отца к телефонной будке у входа в парк, ни того, как четко и умело оказывала первую помощь мама - врач.
Скорая отвезла ее в приемный покой. Всю ночь мать носилась по знакомым. Утром ее перевезли в районную больницу к знакомому хирургу.
Долгих пять часов длилась операция, лицо собирали по кусочкам, изымали осколки камня, один глаз сохранить не удалось, но путем нечеловеческих усилий и невероятного мастерства, получилось оставить на его месте некоторую видимость глаза.
Тяжелая черепно-мозговая травма, и, как следствие, нарушения опорно-двигательной системы, вынужденная кома.
Поседевший отец и превратившаяся в мраморную статую мама, боролись не на жизнь, а на смерть. То есть изо всех сил боролись со смертью.
Долгие месяцы ослепший ребенок лежал без движения, пролежни, атрофированные мышцы, дикие боли.
Никогда уже она не будет похожа на олененка Бемби. Мамина подруга - хирург говорила мало, ничего не обещала, но приходила проведать маленькую пациентку каждый день. Проверяла швы, велела разрабатывать мышцы, заставляла кушать. Хирурги могут быть очень жесткими иногда. И именно благодаря этому их пациенты остаются жить.
Как раз жить девочка не хотела совершенно. Метеорит сжигает все на своем пути. Ей казалось, что она сгорела. Камень, снесший половину ее лица, метеоритным огнем, снес ее жизнь и жизнь всей семьи. Все и вся отныне было подчинено другому расписанию. Совершенно иные заботы теперь волновали и взрослых и детей.
А потом настал момент, когда пришли снимать повязки. Муторно долгие минуты медсестра теплыми и нежными руками, слой за слоем удаляла бинты.
Все - родители, бабушка, хирург, Аркадий и сама медсестра выжидательно заглядывали в лицо ребенку.
То, что открылось их взору ... Девочку невозможно было узнать. Без волос, без ресниц, без бровей, с жуткими шрамами. Но главное - она по-прежнему находилась в полном мраке. Глаза ничегошеньки не видели.
Потянулись долгие тяжкие месяцы выздоровления.
Май заново училась ходить. Училась сжимать и разжимать пальцы, поворачивать шею, кивать и чистить зубы. Очень долго наощупь.
Потом в глазах поплыл мутный туман, в здоровый глаз потихонечку возвращалось зрение. А когда вернулось окончательно, Май себя не узнала.
Она разбила зеркало, которое бабушка Берта подала ей дрожащей рукой, и больше зеркалами не пользовалась.
Много много лет. Боль. Боль была с девочкой так долго, что она даже начала привыкать к ней. Гораздо больше боли ее разъедала ярость. Она сжигала, рвала душу на части, заставляла обижать и грубить близким.
Да - да, те самые ступени страшной потери - шок, отрицание, гнев. Именно на гневе она серьезно застряла.
Родители ограждали от всего, ничего не позволяли делать, берегли, как зеницу ока, хотя чего уж теперь было беречь.
"Деточка, милая, ты - инвалид. Тебе же ничего нельзя!"
Это бесило и выводило из себя. Ей очень хотелось быть как все, бегать и лезть на соседские вишни, ходить в поход и играть в футбол. А с нее сдували пыль и обкладывали подушками. При ней говорили тише и старались ничем ее не травмировать. Да и это не помогало.
Бесило то, что врачи сотворили с ней все вот это… дали бы спокойно умереть, много лучше было бы. Бесило то, что волосы торчали мохнатым ежиком, отрастали медленно, брови были разными, порезанная заламывалась вверх и делала лицо кривым.
Но больше всего приводила в бешенство пустота. Друзья и одноклассники пропали. Да и из учителей не пришел никто ни разу. Как будто ее вытерли из жизни, как вытирают резинкой ошибки в тетради. Была - и нет ее.
Миллионы "как же так?", " почему именно я?", " боже, за что мне это?" так и остались без ответа. Жизнь неслась дальше, а она, Май, выпала из этой жизни навсегда.
И только Валька и Сенька, дворовые сорванцы и соратники во всех приключениях приходили регулярно. Сначала стеснялись и отворачивались, прятали глаза. Потом попривыкли. Однажды Валька припер ей темные очки, заграничные, красоты необыкновенной. Выпросил у матери на благое дело. А она даже и не спорила. Дымчатые стекла закрывали шрамы, тушевали весь ужас и делали взгляд оставшегося глаза загадочным. Чтобы не отставать от друга, и чтобы Май, не даг бог, не начала его любить меньше, Сенька купил ей, у барыг, очень стильную кепку. Купил на свои деньги, честно заработанные на сборе хлопка. Узбекский хлопок Сенька ненавидел ужасно, но сцепив зубы, месяц пахал по-честному.
Кепку можно было сдвигать чуть набок, надвигать на израненный лоб, или даже еще ниже, прикрывая глаз.
Вот только в школу нельзя было ходить ни в кепке, ни в очках. А в школу вернуться все-таки пришлось.
Три года Май ходила на свою Голгофу. Ей было очень тяжело войти в свой класс, который просто вычеркнул ее из жизни. А уж пережить их недоуменный свист, и вопли ужаса и шушуканье за спиной было практически невозможно. Мерзкие смешки, насмешки да и откровенные издевательства сопровождали ее повсюду. Детская стая может быть очень жестокой, если взрослые это позволяют.
Именитые учителя элитарной спецшколы были выше детских склок, они не вмешивались. Более того, многие уважаемые педагоги считали, что такому ребенку не место в обычном классе среди здоровых детей. Плохо, знаете ли, влияет на психику.
Стая наглела и травила Май, как могла, при каждом удобном случае. Смотрите - ка, что стало с нашей умницей и красавицей! Ее не приглашали, с ней не "водились", от нее шарахались. Зависть, тихо сидевшая долгие годы, тайфуном рванула наружу. Самая лучшая говорите? Красивая? Умненькая и талантливая?! Ха!!!! Посмотрите не нее теперь! Да она Гуинплен! Квазимодо! Начитанные детки изощрялись в красноречии и демонстрировали высокий культурный уровень.
Май же одолевала ярость. Она готова была рвать обидчиков и дубасить всех зубоскалов. Ей ужасно хотелось, чтобы про шрамы просто забыли. Ведь это она самая, все та же. Она по-прежнему полна фантазий и замыслов, и, кстати, она отлично знает кто такие Гуинплен и Квазимодо, и как они страдали всю жизнь. И она вообще на них не похожа!
Боже, как ей хотелось, чтобы с ней просто поговорили, не отворачиваясь и не торопясь сбежать. Ей горячо не хватало внимания, не с кем было обсудить фильм или книжку, потрепаться про все на свете. Ей хотелось признания, понимания, радостей дружбы и общения со сверстниками.
Бабушка Берта стала для девочки "стеной плача". Она вбирала в себя и выслушивала, она убаюкивала, уговаривала, нашептывала: "И будет еще новый день, а с ним и новая жизнь..." Она заставляла надеяться и не позволяла распуститься, она требовала не сдаваться и стать лучшей во всем: "Будь выше мелких пересудов, помни кто ты на самом деле". "Не унижайся и не пресмыкайся, не пристало тебе перед дураками лебезить! Вот еще!"
Вот этого у Май было не отнять.
Она научилась ходить, распрямив плечи и вскинув подбородок, даже изломанную швом бровь она научилась надменно приподнимать, как бы переспрашивая: "Что - что? Вы это мне?..."
До драк она никогда не опускалась, но язык и сарказм отточила так, что могла злой шуткой отбрить и наказать обидчиков. Постепенно с ней вообще перестали связываться.
Глубокими ночами, когда любимое чадо засыпало, бабушка надевала на нос очки и засаживалась за старинные книги. Даром что - ли преподавала в университете историю искусства. Она изучала исследования египтологов и статьи об основоположнике косметической индустрии Максе Факторе. Эти уж достать было посложнее, чем пергаментные манускрипты.
В результате бабулиных исторических изысканий, любимый брат Аркадий был послан в горный кишлак.
Из своего путешествия старший брат привез настоящие сокровища, в полотняном мешочке, немного специальной зеленой глины, настоящий домашний мед и воск.
Каждую неделю, все дамы их клана устраивали себе, на летней веранде, спа – салоны. С визгом и хохотом накладывали на лица живительные и омолаживающие маски, накрывали глаза огуречными пластинами.
На самом деле, по уникальным рецептам Берты Исааковны, так они лечили Майины шрамы.
Именно в ее маски подмешивали целебную зеленую глину и домашний мед, тончайшим слоем распределяли по матовой коже эластичный воск, известные с незапамятных времен.
Чтобы девочка не чувствовала себя изгоем, из каждого такого мероприятия мама и тетя устраивали настоящий праздник. То заказывались специальные махровые халаты с инициалами, то привозился редкий диск с японской музыкой.
Чего только они не придумывали для своей девочки! Мама все повторяла: " в семью пойду - любую беду отведу". Вот так и жили. Любили, верили, лечили, не сдаваясь ни на минуту.
Потихоньку делало свое дело и его величество Время. Мир менялся, менялись устои и нравы.
Не менялась любовь Май к книгам. И тогда отец подложил ей в комнату очень сильную книгу известного циркача Дикуля.
Несколько дней Май изучала судьбу уникального человека. Парализованный атлет не захотел оставаться инвалидом. Он изобрел систему упражнений, снаряды и установки. А главное - он смог!!! Путем титанических усилий он совершил чудо и снова начал ходить.
Через три дня совершенно новый ребенок вышел из комнаты с высоко вздернутым подбородком: "Я не буду инвалидом, я буду Красавицей!"
Эта фраза стала смыслом и красным пунктиром всей жизни.
А уж семья была тут как тут. Именно для небесной красоты, любимый дядя Давид, из редкой тогда загранпоездки, привез ей роскошный подарок - двухэтажный набор косметики в ярко красной лаковой коробке "Pupa". Мечта всех женщин и предмет страшной зависти всех девчонок. Два дня он носился в поисках именно такого сложно составленного набора! А вместе с косметикой из далекой Венгрии прибыла и пара заграничных журналов. Худосочные модели были стильно накрашены и являли образцы моды всех возможных и невозможных фасонов.
Май увлеклась модой и визажем. А будучи архитектором и по крови и по натуре, она конструировала себе наряды космической красоты.
Шрамы постепенно затянулись и, со временем, стали почти совсем незаметны.
Редкий, в те времена, тональный крем и художественный вкус помогали сильно изменить внешность, придавали уверенности в себе.
В институт семнадцатилетняя девушка поступала яркой красавицей. Ее было не узнать - прямая спина и царская осанка, волнистая грива блестящих волос, искусный макияж и умопомрачительные стильные наряды.
Сокурсники не сводили глаз, приглашали на свидания, поджидали у входа в институт, провожали домой. Девочки на курсе заглядывали в рот и мечтали с ней дружить. А Май, заслышав вслед: "Ух ты! Какая Красавица..!" - невольно сжималась и ждала насмешек. Ведь столько лет за спиной ядовито шипели.
Верные оруженосцы - Валя с Сеней, женихов сначала гоняли, охраняли ее и всегда были рядом, поблизости. Настоящая дружба она такая, только свистни, а они уже тут как тут. И будут рядом столько, сколько понадобится...
А однажды, на супермодной выставке, к ней подошел Саша. Они были знакомы еще с детства, их родители дружили много лет. Саша учился в медицинском, давно уехал из дома, а сейчас вернулся погостить. Он помнил ее олененком Бемби, помнил ее израненным подростком. Он был ужасно рад встрече...Они протрещали весь вечер... И всю ночь. Он открыто любовался ею, смеялся от души, с легкостью мог ее рассмешить. Он не искал остатки былого увечья. Он, без пяти минут доктор, знал, что эта ерунда проходит, особенно у подростков.
"Ерунда" - была кошмаром всей жизни. А рядом с ним она сжималась и превращалась в незначительную деталь. Он же видел перед собой Май - пиратку, Май-Робин Гуда, Робинзона и, конечно же, балерину. Он подарил ей маленький осколочек метеорита. И попросил вложить его в кладку ее первого фундамента.
Рядом с ним очень легко было быть Красавицей.
Прошло тридцать лет.
Ведущий архитектор огромной строительной компании королевской поступью красиво вышла на сцену. Сегодня она представляет свой новейший проект реконструкции старой части города.
Высокая красивая женщина, гордая посадка головы, красивая речь, умеренная жестикуляция. Своим шармом она завораживает аудиторию, шутит, чуть вопросительно вскидывает соболиную бровь. Перед ней благоговеет огромный зал , именитые мастера одобрительно кивают и покряхтывают, вспоминая свою былую славу.
В первых рядах сидит и любуется своей царицей муж Саня, рядом дочь и сын. Им всем ужасно нравится, как мама держится на сцене. Они так гордятся ею, так ее любят! Она у них такая молодец! А еще верный друг и самый надежный товарищ, вот уж на кого всегда можно положиться.
Девочку - олененка с глазами Бемби не видит никто. И только выступающая женщина крепко держит ее за руку. Олененок тоже стоит на сцене, за трибуной. И именно ей известна настоящая цена успеха. Оплаченная страхом, огненной яростью, удушливым унижением и нескончаемой болью.
" Я не буду инвалидом, я стану красавицей!" - решила она в один из ужасных дней.
И она ею стала. Всем судьбам вопреки.
Алена Баскин