– Вы попали на историческую встречу Бориса Ельцина и Елизаветы II. Как Вам это удалось?

– Решение принимал лично Ельцин. Оказалось, что он очень любил мою песню «Русский вальс» и, видимо, хотел показать королеве новую молодую Россию. Для него «Русский вальс» вообще был гимном страны. Вообще, я был первым и единственным эстрадным артистом, которого пригласили на эту встречу. При том, что у меня не было никаких связей и меня легко можно было заменить. Ведь тогда были живы глыбы – Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Людмила Зыкина.

– Вам удалось пообщаться с королевой?

– Да! Ей понравилась песня, и она сказала мне: «Будь счастлив, мой мальчик!» А Борис Николаевич был очень горд мной. На радостях гаркнул мне: «Молодец!!!» и хлопнул по моей спине так, что она потом болела несколько дней. Ельцин, конечно, много ошибок совершил, но когда его сейчас с грязью смешивают, я считаю, что это неправильно. Много он сделал и хорошего.

– Когда Вы начинали, Ваша музыка сильно отличалась от того, что было на эстраде. Как Вам удалось вписаться?

– Я всегда шёл своим путём. Именно поэтому люди меня и любят. У меня никогда не было продюсера, хотя предложений от них было множество. Приходили и говорили: «Ну что ты поёшь?! Какой «Русский вальс»?! Кому это нужно? Надо такие петь песни, как у «Ласкового мая»! Напишем тебе песню – два аккорда, три прихлопа – и всё, ты в шоколаде! Я раз за разом отказывался и победил в этой битве. Я не хотел петь дешёвую попсу типа «Белые розы» и «Два кусочека колбаски». Для себя я понимал, что настоящая музыка – это не эти песенки, а то, что пишет Александра Пахмутова. Хотя тогда она тоже была в опале. Было такое время, что отвергалось всё советское и её великие композиции в том числе. Были случаи, когда я приходил на телевидение с её «Русским вальсом», песню слушали и говорили: «Ну, это хит. А кто написал?» И когда узнавали, что Пахмутова – сразу отказывались.

– А как Вы познакомились с Александрой Николаевной?

– Случайно. Встретились на радио. Я только начинал свой творческий путь – пытался пробиться где только мог. И вижу – у охраны стоит Александра Николаевна. Она зонтик в студии забыла, и её муж пошёл за ним, а она его ждала. Ещё бы минута – и мы бы никогда не встретились. И я буквально бросился к ней. Кричу ей: «Александра Николаевна! Я вас так люблю!!!» А я и вправду с детства её боготворил, знал все песни наизусть. Она стала расспрашивать, кто я, чем занимаюсь. Я набрался наглости и говорю: «Мне так бы хотелось встретиться с вами ещё раз, спеть вашу песню!» А Пахмутовой было важно, что именно молодой певец ею интересуется. Я ведь был белой вороной – артистом, который решил в 90-е годы петь фактически советские песни. И она увидела во мне своего, оставила свой телефон. Забегая вперёд, скажу, что я, наверное, главный исполнитель её песен. Даже Кобзон ревновал Пахмутову ко мне – она для меня написала больше хитов, чем для него.

– А как был написан «Русский вальс»?

– Александра Николаевна пригласила меня к себе домой. У неё оказалась очень скромная квартира. Угостила бутербродами с чаем. Это невероятно простой человек в общении. Пахмутова, Зыкина и другие – это действительно великие люди с большой буквы. Не то что нынешние «короли» и «королевы» музыки, которые сами себя так назвали. По-настоящему великие люди ничего из себя не корчат. Ну так вот, мы пообщались, и Пахмутова разрешила мне исполнить её хит «Старый клён». И вот с этим хитом я победил на одном конкурсе. Мне было тогда лет шестнадцать. Уже после этого я и попросил написать для меня новую песню. И чтобы эта песня была о России. Сперва она на меня посмотрела с сомнением. Ведь вокруг разруха, 90-е годы. Но сказала: «Я подумаю». И я даже помню момент, когда этот хит родился... Мы с ней в такси ехали, и вдруг она говорит: «Придумала!» Достаёт нотную бумагу и сразу пишет. Вот так она работала, даже без рояля. А её муж, Николай Николаевич Добронравов, написал стихи – причём было несколько вариантов к каждому куплету. Потрясающе высокий уровень работы…

– Вы говорите, что этот Ваш хит поначалу нигде не принимали – ни на радио, ни на концертах...

– Абсолютно верно. Я очень долго ходил и обивал пороги, прежде чем песню хоть где-то начали крутить. Но как только люди её услышали, она моментально выстрелила.

– Юлиан – это ведь не псевдоним, а Ваше настоящее имя. Почему Вас так назвали?

– В тот день, 15 августа, по телевизору шёл фильм «Семнадцать мгновений весны». Меня и назвали в честь автора романа, по которому сняли картину – Юлиана Семёнова. Мама рассказывала ещё, что когда я родился, то не кричал, а молчал. Акушеры шлёпнули меня по попе, и тут я выдал так, что у всех в ушах зазвенело. Врачи сказали матери, что я буду либо певцом, либо оратором.

– А какие ещё были карьерные варианты?

– В детстве хотел стать врачом. Из-за бабушки. Она долго тяжело болела – у неё был рак. И мне очень хотелось её вылечить. Но сама бабушка перед смертью сказала, что я буду не врачом, а известным певцом. У нее была очень непростая судьба. Она людей лечила – руки накладывала и избавляла от недуга. Её болезнь и смерть были для меня огромным стрессом, потому что она меня с детства нянчила.

– Ну а к музыке кто Вас приучил?

– Изначально я сам заинтересовался. Подошёл к роялю, который стоял у нас дома, и начал на нём играть. Мама меня поддержала – она была педагогом по музыке и сама меня учила. Я ведь официально не закончил музыкальную школу – были только мамины уроки. А песни уже начал писать с 5 лет.

– Ещё учась в 8-м классе, Вы поехали поступать в ГИТИС?

– Да! Мне очень хотелось стать артистом, и я решил прощупать почву и посмотреть – смогу ли я пройти эти театральные туры. Папа сказал, что я глупостями занимаюсь, а мама меня поддержала. Вот с ней я и поехал в столицу пробоваться. Наврали в приёмной комиссии о моем возрасте и о том, что я уже закончил школу, и меня как-то допустили к турам. А экзамены принимала великая Людмила Касаткина. Я выступал с песней, которую сам же и написал. Ей очень понравилось! Все три тура прошёл. Она меня зачислять собиралась, тут-то и пришлось сознаться, что я ещё школьник.Только из-за этого меня и не взяли. Но я вернулся домой в Коломну уже окрылённый, уверенный в своих силах. Школу я закончил экстерном – чтобы скорее поступить в театральный. Это, кстати, был первый такой случай в городе – чтобы кто-то экстерном школу закончил.

– То есть Вы – вундеркинд?

– Нет! Физику, химию и вообще точные науки я очень плохо знал. Но женщины-учителя обожали моё пение и ставили мне четвёрки и пятёрки. Только благодаря этому и вырулил! Да что там говорить, в 12 лет я один уже собирал в Коломне дворец культуры – полные залы были! Пел хит Градского «Как молоды мы были», и народ просто рыдал.

– У Вас, прямо скажем, неординарная внешность – рост 190 см, при этом Вы всю жизнь боретесь с лишним весом...

– Это верно. Я и в молодости был пухлым. Где-то в 1998 году появились тайские таблетки для похудения. Вся наша эстрада врала, что худеет на кефире и диетах, а на самом деле все пили вот эти таблетки. И они действительно давали эффект. А потом выяснилось, что в таблетках этих жуткая гадость, чуть ли не глисты. Был жуткий скандал, и все их пить перестали. Но я могу сказать, что на себе за эти годы практически всё перепробовал. И на диетах сидел, и калории считал. А сейчас есть модные уколы – я их себе сделал. Сбросил за несколько месяцев около 20 кг. И я такой не один – вся эстрада их делает. И опять врут, что худеют благодаря диете и спорту. Но я искренне говорю, что люблю поесть. В том числе и на ночь. И сладкое тоже люблю. Мой максимальный вес был около 118 кг. Сейчас вешу в районе 90-95 кг.

– Вы же не едите мясо. Почему перестали?

– Уже 20 лет не ем. На скотобойню съездил и с тех пор перестал. Животных жалко. Плюс к этому я начитался ещё разных исследований, что мясо курицы вызывает онкозаболевания и т.д. Но рыбу я ем. Её мне почему-то не жалко! Кроме кальмаров. Прочитал, что они очень умные, и теперь не могу их есть, хотя раньше очень любил. Конечно, есть сумасшедшие веганы, которые считают, что с ними морковь разговаривает, но я не из таких. Собаку свою я, например, мясом кормлю спокойно.

– Как она у Вас появилась?

– Это пёс породы корги, и я его считаю своим спасителем. До этого у меня был шарпей. Он у меня всех шарпеев мира пережил и умер в парке, прямо на прогулке. Просто бежал, бежал и умер. Сердце остановилось. Для собаки – хорошая смерть. Не мучался. Он был мне безумно дорог – после его смерти я не мог без слёз в квартиру зайти. Уехал жить к родителям, потому что в доме всё о нём напоминало. Для меня это было равносильно потере близкого человека. Но спустя несколько недель я увидел в Интернете щенка с голубыми глазами – и сразу понял, что он будет моим. Очень умный, послушный и спит он со мной.

– В детстве таскали домой бездомных собак и кошек?

– Я петуха принёс. Живого. Это, конечно, цирк был. У нас в детском саду был живой уголок. И на лето детям раздавали животных на хранение. Кто-то черепаху взял, кто-то хомяка. А я решил, что петух – идеальный вариант. Приволок его в квартиру. Мама, конечно, в шоке была. Пришлось его отдать.

– Как ещё чудили?

– Из травмпункта я не вылезал. Меня там очень хорошо знали. Кастрюлю с кипятком на себя вылил и обварился, запихнул отвёртку во включённый утюг, и меня чуть током не убило, разбил большое зеркало и порезал себе запястье так, что кровь фонтаном хлынула – зашивали потом без наркоза. Ну, и под мотоцикл попал, когда дорогу переходил. Меня ударило головой об стекло и швырнуло на обочину – только ботинки в разные стороны разлетелись. А бабушки на лавочке увидели и говорят: «Примета есть: коль ботинки в разные стороны полетели, значит всё – покойник!» Но я встал и домой пошёл. Говорю маме: «Меня тут мотоцикл сшиб».

– Вы очень стильно одеваетесь, особенно любите необычные свитера. Откуда это у Вас?

– Ещё с детства. Даже в советское время мама с папой умудрялись меня модно одевать. В школе я, что называется, был звездой – мне директор дал особое разрешение носить длинные волосы. Все ходили коротко стриженные, только я один с шикарной шевелюрой. В то время я уже пел, выступал на конкурсах, поэтому мне давали такие поблажки.

– Ещё один необычный факт – Вы не умеете плавать. Как так получилось?

– Тоже с детства. Каждый раз когда я захожу в воду – неважно в реку или в море – мне кажется, что я начинаю тонуть. Хотя воды по колено. До сих пор не могу понять, откуда у меня этот страх – меня никто никогда не топил и не пугал. Единственный водоём, в котором я могу плавать, – это Мёртвое море в Израиле.

– Какие ЧП с Вами случались в путешествиях?

– Я часто деньги теряю. Был случай, когда весь гонорар забыл в такси. Но самое удивительное, что мне его вернули! Самая крутая история была в аэропорту Парижа, откуда я должен был лететь в Москву. Когда я проходил контроль, меня отвели в сторону и заявили: «Вы не полетите. Потому что вы пилоту не понравились». Я был в шоке. Оказывается, во Франции у лётчиков есть такие права – если им по каким-то причинам не нравится пассажир, они могут его снять с рейса без объяснения причины. При этом я был трезв, никого не трогал и ни с кем не скандалил. Я пытаюсь выяснить, что происходит, но всё осложнялось тем, что я не знал языков. Я начинаю спорить и делаю большую глупость – кидаю в полицейского какие-то бумаги, которые у него на столе лежали. А это равнозначно по местным законам покушению на жизнь полицейского. На меня надевают наручники и волокут в местное КПЗ. Я там просидел несколько часов, пока мне не привели русскоязычного адвоката. Он мне и говорит, что мне теперь грозит от 7 до 10 лет тюрьмы за нападение на полицейского. Меня спасло только то, что я к тому моменту уже был знаменит и успел выступить перед Борисом Ельциным и Елизаветой II. В итоге я просидел за решёткой 10 часов, а потом меня выпустили и официально извинились.

– У Вас никогда не было продюсера. А кто, простите, решал вопросы с бандитами в лихие 90-е?

– Это очень хороший вопрос. Я сам удивляюсь, почему никто на меня ни разу не наехал и не потребовал дань. Возможно, потому, что после истории с Ельциным все решили, что я придворный певец и часть какой-то госструктуры. Но это было совершенно не так!

– Жизнь свела Вас с ещё одной легендарной женщиной – Нонной Мордюковой. Как Вы с ней познакомились?

– Так случилось, что незадолго до нашей встречи она потеряла сына и была в жуткой депрессии. Но в какой-то момент поехала на гастроли. И мы с ней пересеклись на концерте в Череповце. Я стоял за кулисами, и ко мне подошли местные детишки-актёры из самодеятельности. Они очень хотели сфотографироваться с Мордюковой, но её саму просить боялись и обратились ко мне, чтобы я с ней поговорил. Ну, а я парень простой – подошёл к ней и передал их просьбу. А ведь я с ней не был знаком. Мы разговорились, и она мной заинтересовалась. И вдруг я вижу, она смотрит на меня своим пронзительным гипнотическим взглядом и спрашивает: «Ты поёшь? Я хочу тебя послушать». И после того как я выступил, она сказала мне: «Боже, как это было красиво!» Я понимаю, что неприлично себя хвалить, но Нонна Викторовна именно так и сказала. Она очень любила музыку. Так мы с ней и подружились. Она дала мне свой адрес и пригласила в гости. Естественно, я к ней приехал. А потом ещё и притащил с собой всю свою группу ГИТИСа – это же какое счастье для молодого артиста пообщаться с Нонной Мордюковой! Она была не против. Главное, чтобы я был рядом. Я уже потом понял, что я в каком-то смысле заменил ей погибшего сына. Она действительно стала мне как вторая мама. Помню, позвонила в театральное общежитие и устроила разнос коменданту, мол, в каких условиях у вас содержатся студенты?! Волновалась, что я мало ем, и говорила: «Приезжай, я «ножки Буша» приготовила!»

– И Вы даже переехали к ней жить?

– Да, буквально через несколько месяцев после знакомства. Она мне просто сказала: «Ну чего ты в общаге маешься? Переезжай ко мне. Поставлю тебе на кухне раскладушку». Конечно, сразу поползли слухи: «Мордюкова завела себе молодого любовника!» А мне ведь тогда всего 16 лет было. И великие коллеги Нонны Викторовны – Людмила Гурченко, Клара Лучко – говорили ей: «Ты с ума сошла?! Что ты устроила?!» Нонна Викторовна, конечно, выходила из себя, особенно когда эта история попала в газеты. Она говорила: «Ты скажи этим сволочам, что ты у меня на раскладушке спишь!» Был ещё случай, когда она зашла в театре в туалет и услышала, как там наш «роман» обсуждают другие актрисы. Она так орала на них: «Девки! Вы хоть понимаете, что значит слово «ДРУЖБА?!!»

– Вы сами как смотрели на Ваши отношения с Нонной Викторовной?

– Я видел свою миссию только в одном – продлить ей жизнь. И я уверен, что мне это удалось. Она вышла из депрессии, стала улыбаться, смеяться. Мне сёстры её потом говорили: «Если бы не ты, она умерла бы гораздо раньше». Я снял её со снотворных таблеток, которые она пила. Купил ей магнитофон, она на нём мои песни слушала. Я помню, что меня просто потрясло и возмутило, как бедно живут наши великие люди. На западе актёры уровня Мордюковой встречают свою старость во дворцах с миллионами на счетах. А тут – скромная однушка со старой мебелью… Она, как и другие артисты её поколения, даже не знала, что может получать высокие гонорары, и часто выступала просто за еду. За те же куриные окорочка и картошку. На ней зарабатывали миллионы, а ей было неудобно попросить достойный гонорар! И я выбивал для неё нормальную зарплату, потому что ей самой было стыдно.

– А какой Нонна Викторовна была в быту?

– Постоянно телефоны разбивала. Ей предлагали какие-то идиотские роли в безвкусных фильмах, она злилась и швыряла трубку об стену. И я ей постоянно дарил новые телефоны. А она мне ботинки клеила. Представляете? У меня была единственная пара. Ну и она порвалась. Как-то прихожу после института, а Нонна Викторовна сидит и клеит мою обувь клеем «Момент». А одежду она покупала себе в подземных переходах. У них был даже анекдот с Кларой Лучко:
– Клара, ты где одеваешься?
– В Париже, в Берлине, в Лондоне… А ты где?
– А я в табачном ларьке!

– Чему главному она Вас научила?

– И Мордюкова, и Зыкина учили меня тому, что звёзды – на небе. А мы все – люди. А понты – это дешёвка. Ты просто артист, твоя работа – развлекать людей. Всё! И ещё я помню, что перед смертью она сделала мне предсказание: «Юлик, запомни, у тебя всё начнётся только после 50 лет».

– Вы упомянули Людмилу Зыкину. Вы ведь и с ней близко общались?

– Мы познакомились, когда я уже был известным артистом – встретились в гостинице на гастролях. Наши номера были напротив. И так случилось, что мы одновременно открыли двери. Она увидела меня и ни здрасьте, ни привет, а сразу: «Есть хочешь?» Я говорю: «Нет, да что вы…» А она: «Ну вот ещё! Ты же студент. Давай, заходи!» Накормила меня котлетами, которые были у неё с собой в кастрюльке. Это сейчас у артистов заоблачные райдеры. А раньше ездили со своей едой и с кипятильником. У Зыкиной была потрясающая энергетика. Рядом с ней находиться – это было что-то... Меня просто колбасило. Ведь такие люди рождаются раз в 100 лет. Я не раз был у неё в гостях, и она у меня. Чтобы выступить на концерте, она вызывала «скорую помощь», потому что у неё сахар был за 30 единиц. И врачи постоянно дежурили у концертного зала, чтобы в случае чего сделать ей укол. А потом я ещё попросил Пахмутову и её мужа написать специально для нас с ней песню, которая бы выглядела как разговор матери и сына. И когда мы с Зыкиной её исполняли, то каждый раз овации были по пять минут. Два у меня было самых близких человека и учителя – Мордюкова и Зыкина. И сейчас эту песню мне спеть не с кем…

– Нет достойных на современной эстраде?

– Практически нет. Когда я вижу Бузову и Милохина – у меня вообще возникает непонимание: что они делают на сцене? Я искренне считаю, что бездарные люди не должны там появляться. И при этом настоящие талантливые люди не могут никуда пробиться. Мне сейчас говорят: «Идите в шоу-бизнес! Спойте с Милохиным и с Бузовой! Или разденьтесь и спляшите. Но я хочу, чтобы меня любили за мою музыку, а не за пиар и скандалы.

– Была ещё одна очень интересная фигура в Вашей жизни – Джуна.

– Да, и с ней я дружил. В те времена к ней ездили многие артисты. Забавно, она всё время на меня ругалась, чтобы я не подходил к её приборам. Кричала мне: «Уйди от них, ты их сломаешь!» Она считала, что у меня какая-то бешеная энергетика, которая повредит её чувствительную технику. Но я не смеюсь, я верю в её дар. Видел, как она лечит людей. Конечно, что-то о ней придумали, что-то придумала она сама. Но, безусловно, некие силы у неё были. Правда, после смерти сына она очень сильно ослабла. Это её подкосило.

– Самые странные выходки Ваших поклонников?

– Есть странная группа товарищей из Астрахани, которые каждый год пешком приходят ко мне, как они говорят, чтобы «поклониться», и приносят в дар рыбу. Я этого не понимаю, говорю им: «Ребята, чего вы ко мне какое-то паломничество совершаете! Я же не Бог!» Ещё есть одна женщина, которая время от времени приезжает к моему дому и ходит вокруг него кругами. Понять не могу, чего она делает. Может, колдует? Другая приехала к моей квартире, разделась во дворе и танцевала голой. Милиция потом за ней бегала по этажам, не могла поймать. И во Владивостоке был случай – зашла женщина ко мне в гримёрку с цветами и этими цветами мне по морде, говоря: «Ты бездушная кукла!» Ну, что тут поделаешь? Эту ситуацию описывает песня: «Детка, не плачь, я же не врач!» Вообще, очень много сумасшедших стало. Особенно в последнее время.

– Давайте о личном. Вы впервые женились в 45 лет на певице Анастасии…

– Первая свадьба – и первая ошибка. Я считаю, что совершенно необязательно ставить штамп в паспорте. Многие говорили, что это был пиар и придумка. Нет, это не так. Я даже хотел в какой-то момент взять ребёнка из детского дома. Но Настя наотрез отказалась. У нас с ней был серьёзный разговор – ведь сама она уже родить не может. Для меня это был окончательный удар. До этого мы столько лет дружили, и нам обоим показалось, что это будет прекрасной идеей. Мы с ней и ругались, и мирились, и искры между нами летали. Но мы ошиблись. Нас обоих занесло. Словно сглазил кто-то обоих. Практически сразу мы поняли, что в быту абсолютно друг другу не подходим. Это был просто взрыв мозга. Чуть друг друга не поубивали.

– Насколько болезненным было расставание?

– Месяц мы не разговаривали. Но потом вернулись к той дружбе, которая была между нами до этого 30 лет. Насте на самом деле нужен другой тип мужчины – подкаблучник. А я – не подкаблучник. Но я и не диктатор.

– А какой человек нужен Вам? Или вообще не нужен?

– Для меня это сложный вопрос. Я должен провести с человеком несколько лет, прежде чем понять, что готов связать с ним свою судьбу. Можно встречаться, можно любить, но ни в коем случае нельзя сразу съезжаться и бежать в загс. И тем более – рассказывать об этом всей стране.

– Одиночество Вас не напрягает?

– Это очень хорошее состояние. А для творческого человека оно необходимое. Но я редко бываю одинок.