– На чём рос поэт Шаганов в детстве? Какие Вы читали книги, смотрели фильмы?

– Как только я научился читать, меня записали в районную библиотеку, а когда был студентом, то уже был записан в пять библиотек. Порой, даже прогуливая занятия, я ехал в читальный зал и читал Пастернака, Цветаеву, Мандельштама. Тогда этого в магазинах не было. А кинофильмы? «Место встречи изменить нельзя» и «Зимний вечер в Гаграх» - их я могу пересматривать до сих пор.

– Вы же были знакомы с Андреем Вознесенским?

– Это громко сказано. У нас с ним была всего одна встреча, но она очень событийная. Андрей Андреевич – это кумир моей юности. Однажды я случайно узнал его номер телефона и позвонил. И он мне очень вежливо ответил. И я ему решил отправить свои стихи, но перепутал адрес, указал не ту цифру. Тогда я решил переписать письмо и отправить его с телеграфа. Там-то я и встретил моего кумира Андрея Вознесенского, он тоже отправлял телеграмму. Я подошёл к нему весь смущённый, он припомнил мои звонки, я показал стихи, и он мне сказал: «Шаганов, у Вас фамилия поэта, постарайтесь её оправдать». Возможно всё, что я делаю – это оправдываю свою фамилию, чтобы не подвести то доброе пожелание Андрея Вознесенского.

– А что он Вам сказал про стихи?

– Мне тогда было шестнадцать лет, и он сказал, что стихи немного подражательные, но так всегда бывает в юности.

– Песню «Комбат» Вы посвятили своему крёстному отцу, расскажите о нём?

– Это старший брат моего отца, который прошёл две войны – Финскую и Великую Отечественную, был награждён за оборону Ленинграда. Когда я приезжаю на Неву, то всегда вспоминаю его и всем рассказываю, что мой дядя защищал эти рубежи.

– Дядя рассказывал что-то про войну?

– Пройдя через все тяготы, ни дедушка мой, ни дядя не говорили о войне. На всех праздниках они поднимали тост только за то, чтобы не было войны. Мне кажется, что нам ничего не рассказывали о войне, чтобы не пугать нас. Все эти страшные события остались у них в сердцах. В каждом из нас генетически живёт память предыдущих поколений.

– Ещё одна песню, которую очень любят – «Там, за туманами». С ней действительно связано огромное количество трогательных историй?

– «Там, за туманами» я придумал за год до трагедии с «Курском». И получилось так, что история страны и история песни соприкоснулись. Изначально я её сочинил в память о своём отце, который в 50-е годы служил на Балтийском флоте. И он мне всегда рассказывал, что эти четыре года были самыми лучшими годами в его флотской юности. Потом я выступал с концертом в военном госпитале. Многие ребята были с очень тяжёлыми травмами, у некоторых ампутация. Когда исполняли «Там, за туманами», весь зал встал, а один парень на кресле отстоял всю песню на руках. Я готов был сам разреветься внутри, потому что он этим своим поднятием и гордым взглядом показал, что всё равно остался в строю. Вот так песня поднимает дух.

– Ваше лето часто проходило в деревне, а где Вам больше нравилось?

– Деревенский быт очень сильно отличается от городского. В деревнях все друг другу помогают, праздники устраивают, даже в последний путь провожают как-то дружнее. Как-то я, шестилетний, взял у деда кнут, пошёл загонять овец, а они меня испугались и разбежались. А я за ними бегу с этим кнутом и так щёлкнул, что зарядил себе между глаз. Глаз заплыл, бегу домой, овцы за мной. Но деду не мог сказать, что это я так кнутом игрался, сказал, что мошка залетела.

– А когда Вы начали курить?

– В студенческие годы и меня настигла эта пагубная привычка. Человек становится взрослым только в двух моментах - когда он начинает курить и когда он бросает. Я, к сожалению, пока не бросил.

– Вы пробовали иглоукалывание?

– Если избавляться от курения, то только таким способом. Иглоукалывание состоит из десяти сеансов, иголочки вставляют в ухо и в переносицу. В этот момент у тебя сразу же пропадает желание курить. Я потом находился в компании курящих и уже никак не реагировал на табак. Но в это же время мне нужно было закончить песню «Не валяй дурака, Америка!». И там были какие-то строчки, которые нужно было срочно исправить. И от безнадёжности и стресса я опять закурил.

– А когда в первый раз попробовали пиво?

– Мне было 16 лет, и мы с моим товарищем решили шагнуть во взрослую жизнь. Он мне и предложил прогулять школу и пойти в пивную. Взяли этого пива целый бидон. Причём его было так много, что я отравился и лет 5 потом ещё не мог даже запаха переносить.

– А как отреагировали родители?

– Отец заметил, и у нас с ним состоялся серьёзный разговор. Я ему рассказал всё как есть. Мой отец никогда не повышал голос и никогда не ругался. Но мог так строго сказать, что с первого раза всё станет понятно. Я помню, как он меня застукал с сигаретой, это когда я уж учился в институте. Я шёл домой и курил, думал, что он дома будет через 5 минут, но мы встретились с ним на улице. Тогда он подошёл ко мне и так задумчиво сказал: «А я думал, что ты у меня никогда не закуришь…». Я начал оправдываться, что, мол, баловался. И после этой фразы я даже сейчас часто задумываюсь о том, как я его подвожу, что до сих пор не бросил.

– Вашей дочке-то уже 19 лет, Вы готовы принять её жениха?

– Папа может расслабиться только тогда, когда она будет на пенсии, а всё остальное время я буду переживать. А по поводу жениха? Я считаю, что ребёнок сам должен решать, с кем и как ему быть. И право на ошибку должно быть у всех.

– Вы выросли в большой семье, какое правило было главным в доме?

– Уважение к родителям, с их суждением нельзя было спорить. Среди нас, детей, всегда было равенство, если одному что-то покупалось, то, насколько возможно, и всем остальным. Если денег не хватало, то родители предупреждали нас, что в следующий раз купим. У моего отца было трое детей, а у дедушки пятеро. Мы все вместе собирались, принимали гостей. Вот этот деревенский быт в городской жизни не терялся, и все друг другу помогали. Когда у тебя большая семья, она даёт защиту и надёжность.

– Вы долго жили всей семьёй в одной комнате в коммуналке...

– Ребёнок все эти тягости не испытывает, это, наоборот, в радость, что ты живёшь в коммунальной квартире и рядом есть новые люди. Но для родителей это было очень тяжело, потому что жили мы впритык. Когда родители получили квартиру – это было одно из самых ярких впечатлений моего детства, потому что со старшим братом у нас была теперь одна комната на двоих. Так что застал две вот таких эстетики, и я счастлив, что так получилось.

– Расскажите про комнату, где Вы жили?

– Как заходишь, слева стояла кровать, на которой я спал с бабушкой. Рядом стояла маленькая кроватка моей сестры, потом диван, где спали папа с мамой и кресло-кровать, на которой спал старший брат. Стоял письменный стол, был телевизор на тумбочке и раскладывающийся стол. Мы все ходили по кругу и жили как космонавты. Коридор был большой и длинный, и мы могли даже покататься там на велосипеде. А из игрушек у нас были только стулья – мы ставили их так, что как будто бы получалась кабина самолёта. Каждые выходные мама пекла пироги, а на большой праздник покупался торт. Вообще я был сладкоежка и очень любил пироги с изюмом, яблоком и творогом.

– А историю любви родителей знаете?

– Эта история очень непростая, потому что моя родная мама умерла, когда мне был всего годик. Я знаю её только по фотографиям. Папа остался со старшим братом и со мной, но через какое-то время он встретил семью, которая помогла ему обрести счастье. Я не думаю, что это была тотальная любовь, это просто было для него спасение. Но я безмерно благодарен своей второй маме за то, что она приняла двоих детей и воспитала их как родных, всем сердцем и заботой. Для меня моя сводная сестра – очень родной человек, я её называю министром иностранных дел. Потому что она мне всегда помогает.

– Когда Вы узнали правду?

– Когда понял, что есть какая-то нестыковка в документах. А когда мне рассказали, то для меня это было некоторое испытание. Но за то количество добра, которое она сделала для нас с братом, я не мог подвести её своей нелюбовью.

– Сколько они прожили вместе?

– 19 лет, сначала из жизни ушла матушка, а через год не стало отца, я ещё был студентом. Мне очень жаль, что они не смогли увидеть мои успехи, а я не мог им тогда помочь. Это было очень скоротечно, так как у детей войны не самый сильный организм и на их долю выпало много всего. Я уже старше своего отца, но никогда не смогу стать таким же добродушным, умным, мудрым и сильным, каким был он.

– Чем занимался отец?

– У него была очень простая профессия, как он говорил - «по малярке». Он неплохо зарабатывал, дед тоже был маляром. Именно он за год до разрушения храма Христа Спасителя его ремонтировал. Малярная профессия и меня коснулась, когда мы в школе получали рабочие профессии и мне даже выдали диплом маляра 2-го разряда.

– Родители знали о Вашем увлечении поэзией?

– Я был смущён им показывать что-то, но мама видела черновики. На 16-летие моя родня пожелала мне удачи в моих начинаниях. Я тогда весь краской покрылся, но для меня это было очень важно. Папы не стало за месяц до того, как вышла первая пластинка с моей фамилией. Мне кажется, что его бы это очень сильно вдохновило.

– Эстрада когда появилась в Вашей жизни?

– Когда я ступил на эту стезю, никакого шоу-бизнеса еще не было. Когда четырнадцатилетним мальчишкой я первый раз побывал на концерте группы «Песняры», то я влюбился. Тогда я и подумал, как же хорошо живётся артистам, ездишь на гастроли, встаёшь, когда захочешь. Поэтому и задумался о поэзии. А когда узнал, что поэт-песенник вообще на работу не ходит, то точно понял, что мне нужно в эту сферу.

– А с чего началось Ваше увлечение поэзией?

– Меня вдохновлял мир книг. Это был некий романтизм, но когда я сочинял, а в то время было много песен о любви, я решил, что об этом я писать не буду. Если смотреть мои первые сочинения, то нигде не упоминается любовь. Может, именно это дало какую-то свою событийность.

– Вы же чуть не стали футболистом, как так получилось?

– Моя футбольная юность мне до сих пор вспоминается. Я играл с Пашей и Юрой Савичевыми, один из них стал олимпийским чемпионом, а другой тренирует команду в «Торпедо». Можно сказать, что это я размял и подготовил двух чемпионов.

– Расскажите про свою первую влюблённость...

– Я до сих пор испытываю чувство влюблённости. Например, еду по эскалатору и могу влюбиться во всех, кто мимо меня проезжает. Потому что я смотрю на мир восторженными, влюблёнными глазами. Это влюблённость на уровне детской симпатии. Были у меня подружки и одноклассницы, с некоторыми мы общаемся до сих пор. Можем порой встретиться и поужинать. Я сам приглашаю и проявляю инициативу.

– Свои первые стихи Вы зачитывали друзьям, как они реагировали?

– Они поражались, потому что человек, который ни с того ни с сего начинает писать стихи, вызывает неподдельный интерес. Это же удивительно, когда человек начинает рифмовать мысли. У нас был творческий круг общения. Конечно, кто-то мог покритиковать, кто-то, наоборот, поддержать, но в любом случае это вызывало удивление.

– А Вам отказывали в сотрудничестве?

– Кто отказывал, я с ними уже помирился. Когда Вячеслав Малежик был на пике своей славы, то я решил пойти к нему за советом, но он сказал, чтобы я проваливал. Через какое-то время он узнал про меня и вспомнил. Я считаю, что каждый поэт должен пройти через тех людей, которые ему откажут. Но потом на его пути всегда появится тот, который скажет, что в этом что-то есть. И тогда будет успех и удача, потому что из этого ручейка ты выливаешься в большую реку.

– А как Вы пробивались к звёздам?

– Я приезжал на площадки к артистам за два или три часа до их выступления. Главное – деликатно подойти с хорошей улыбкой. И неважно к кому. А к большим артистам нужно подходить через его музыкантов.

– Песня «Владимирская Русь» с рок-группой «Чёрный кофе» стала Вашим первым прорывом. Сколько Вы тогда за неё получили гонорар?

– Я был безумно счастлив, что выходит именно пластинка, и был уже всему рад. За текст я получил 250 рублей, что тогда было неплохо. А в сумме за две песни я получил 500 рублей. Но вся многомиллионная прибыль с этих пластинок досталась государству. И если бы я тогда правильно подписал договор, то с того тиража я мог получить намного больше. Но мы были наивными, и поэтому получилось как получилось.

– Что купили на тот гонорар?

– Я их отложил для будущих накоплений. Я тогда ещё работал инженером и только мечтал уйти на вольные хлеба.

– А как Вы начали работать с Маликовым?

– Нужно отдать должное отцу Маликова – он, будучи руководителем группы «Самоцветы», всегда держал ухо востро в поисках дарований. Видимо, я и попал в круг его интересов, и он нас познакомил. Для Димы я написал песню «До завтра». Его облик был очень ярким и красивым, и мне хотелось, чтобы он был не далёким принцем, а как пацан с нашего двора. Потом я написал ему ещё одиннадцать песен, с которыми он выступает до сих пор.

– А когда на горизонте появилась группа «Любэ»?

– Когда меня познакомили с «Любэ» у нас вообще не было денег. Хорошо, что у меня был товарищ Андрей, который помог нам со студией. Солиста потом нашли, но сначала мне было всё равно, кто им будет. Я не то что не верил в успех, я просто не думал, что он будет такой ошеломляющий. После того как я написал все песни, я отнёс их Алле Борисовне, и только тогда она пригласила группу «Любэ» к себе в программу.

– Как Вы познакомились с Пугачёвой?

– К тому времени я был уже умным и хитрым мальчиком. Если ты написал хотя бы одну хорошую песню, с тобой все хотят знакомиться и от этого ты никуда не денешься. Мои музыканты как-то и передали мне, что со мной хочет познакомиться Алла. И я, испытывая робость, пошёл к ней. Но она оказалась очень доброжелательной. А когда она попросила меня написать ей песню, я сказал, что лучше Вам в этом поможет Илья Резник. Мы с ней обменялись телефонами, и так началось наше общение. Спустя год я привёз ей записи «Любэ».

– А имидж для «Любэ» тоже придумала Алла Борисовна?

– Да, по её просьбе им подарили форму от «Мосфильма», И после этого десять лет Николай выходил на сцену в этой кольчуге. Это оказалось идеальным образом.

– Расскажите про Ваши первые сборы на программу «Песня года»?

– Накануне съёмки нас собирают и мне говорят: «Саша, Вам нужен костюм, потому что программа у нас серьёзная. Не вздумайте в джинсах приезжать». А у меня ничего не было. Взял какие-то накопления и поехал с сестрой в магазин. А везде пустые прилавки. Мы нашли летний костюм бежевого цвета, ботинки были зимние, а галстук я взял старенький папин. Во всём этом и поехал.

– Как у Вас всё сложилось с Игорем Матвиенко?

– Мы жили по соседству, ему понадобилась помощь, и я одолжил ему денег до вечера. Мне сначала он не понравился своей задумчивостью, а я более экспрессивный. Вот в этой нашей беседе я понял, что он очень свойский.

– Расскажите историю, которая связана с песней «Атас!».

– Я её придумал после похода в привокзальное кафе, где был разбавленный кофе и яйца под майонезом. Тогда один товарищ и предложил мне описать всю эту разруху. Успех этой песни заключается в том, что до этого никто не мог воспеть киногероев. А у нас получилось. Правда, сначала Матвиенко хотел переделать припев, но слава богу, что ничего менять не стали. Ну и Николай очень талантливо исполнил эту песню.

– Это правда, что Вы были одним из авторов, который писал вариант нового гимна России?

– Да, это так, причём мой вариант был достаточно серьёзный. Когда я написал, мне сказали, что вариант очень понравился и его хотят рассмотреть. Но в итоге взяли другой гимн. И я вот сейчас думаю, что если бы утвердили мои стихи, то это было бы переломным моментом в моей жизни, гордыня наполнила бы мои вены, и я мог бы потеряться. Но в то же время я рад, что этот маленький факт моей биографии прикоснулся со страной. Эта история будет интересна в первую очередь моим внукам, моей семье, а стране должен быть интересен гимн, принятый сейчас.

– Многие артисты благодаря Вам стали популярными, а они потом как-то благодарят Вас за это?

– К сожалению, авторы заходят не через парадную дверь. Недаром Алла Борисовна тогда сказала, что «умные исполнители берегут своих авторов». Но многие исполнители, действительно, не уделяют внимание автору – в основном, все певцы очень эгоцентричны. Они не хотят делиться славой, не хотят кого-то возвышать.

– Однажды Вы сами отказали самой Алле Пугачёвой...

– Песня «Подари мне вечерок» была написана для Евгения Белоусова, и Алла Борисовна обратила на неё внимание. Она сказала мне, что хотела бы её исполнить. Она не спорила с тем, что Женя её хорошо исполняет, но у неё было своё видение и свой мотив. Но песню я ей не отдал и Женю не подвёл.

– Ваша песня же тоже есть у Пугачёвой?

– Да, я отметился, но не могу сказать, что это лучшее приобретение в её жизни. Одна песня - «Кристиан», а другая - «Свечи зажги».

– А почему Вы в какой-то момент начали разговаривать с ней на «Вы»?

– Находясь в её обществе, я понимал, какого полёта этот человек, и иначе к ней мне было обращаться неудобно. Всё равно дистанцию нужно держать.

– Расскажите, что за человек был Евгений Белоусов?

– По сей день он всегда рядом, и свет его песен до сих пор не покидает нас. Женя был очень свойским, он всегда мог протянуть руку помощи, у него было безупречное чувство юмора и иронии над самим собой. Мне он очень нравился как человек.

– Как Вы узнали от том, что его не стало?

– После одного из концертов он попросил меня зайти к нему в номер и рассказал о своей болезни. Это был февраль 1997-го. Потом он попал в больницу с другим заболеванием и уже шёл на поправку. Но случилось кровоизлияние в мозг, Женя долго был в коме. 2 июня я был на даче, и неожиданно в летней ночи по радио зазвучал его голос, а потом диктор сказал, что не стало Евгения Белоусова. Его хоронила вся наша эстрада. Могила Жени находится рядом с могилой Валерия Ободзинского. В жизни они никогда не встречались, но жили по соседству в Лефортове. Женя мне тогда говорил, что очень хотел бы познакомиться с Ободзинским и пообщаться с ним, но в земной жизни этого так и не случилось.

– А Вы как относитесь к алкоголю?

– Пить будут всегда, потому что у нас такая культура. Другое дело, что пить тоже нужно уметь культурно. Если ты понимаешь, что без этого уже не можешь обойтись, то нужно что-то предпринимать. Разные люди бывают, некоторые идут, споткнулись, в лужу упали, сразу же поднялись, отряхнулись и дальше пошли. А некоторые сидят в этой луже довольные. Пока сам с собой не договоришься, ничего хорошего не будет. Сначала зелье веселит, потом удручает и становится трагедией.

– После какого случая Вы сами обратились к врачу?

– В 2018 году проходил чемпионат мира по футболу, и тогда я понял, что лето меня может убить. Так как будут эмоции, будет жара и будет срыв. Поэтому решил обратиться к наркологу. Он назначил мне лечение, и оно быстро привело меня в чувство. Жена сразу же после клиники отвезла меня в тёплые страны, и я вернулся к жизни обновлённым человеком.

– Как Вы познакомились со своей женой?

– У нас разница с Катюшей 12 лет. Мы познакомились, когда она 15-летняя пришла ко мне брать интервью со своей подругой. Насколько мне известно, со мной тогда больше всего хотела познакомиться её подруга. Но Катя мне очень понравилась. Мы обменялись телефонами, и началось наше общение. Я ей позванивал, приглашал на концерты и понимал, что именно с ней у нас может получиться что-то серьёзное. Потом я Кате достался в предразобранном состоянии, то есть были у меня проблемы с алкоголем и так далее. И она сделала так, чтобы я изменился в лучшую сторону.

– Легко ли жить с поэтом?

– Я думаю, что она просто счастлива. Тем более с таким, как я. Да, всегда есть моменты, когда что-то не так. Но я стараюсь ей угодить. В быту я человек абсолютно нетребовательный и вообще не понимаю эту тиранию в бытовом плане.

– Вы показываете стихи своей жене?

– Нет. Я не вижу в ней литературного критика, который может что-то посоветовать и сказать. Вот в живописи мы схожи, здесь мне очень интересно узнать её суждения, она может и посоветовать, и в пух и прах разнести.

– Чего женщина никогда не должна позволять по отношению к мужчине?

– Многие женщины думают, что мужчина – это кремень, но на самом деле мы очень ранимые. Мужчин никогда не должны унижать, потому что для нас это сильный удар.