Кое-где в Чите ещё встречаются островки частного сектора, постепенно вытесняемые многоэтажками. Вот и мне с балкона четвёртого этажа открывается дивный вид на чей-то огород и на новую маленькую баню, построенную в прошлом году хозяйской рукой. Время от времени баня сия растапливается, и тогда над кварталом повисает вкуснейший берёзовый дым, который мне хочется откусывать крупными кусками и глотать, не пережёвывая. Это дым моего детства, дым, который слаще всех самый изысканных ароматов мира. Стоит лишь закрыть глаза и принюхаться…Как же долго тянулся учебный год. Казалось, сама вечность состарилась и поседела с того момента, как отзвенели первые звонки. Если бы год не разбавлялся каникулами (особенно новогодними), то можно было сойти с ума от скуки и однообразия школьной жизни. Как я завидовал тогда своему отцу, который шёл на работу. Как я отчаянно хотел поехать с мамой на дачу, а не сидеть на уроках. Тем не менее, сладкий запах свободы можно было почувствовать уже в середине весны, когда отдалённо веяло летними каникулами и перспективой долгого отдыха. Моя дочь спит и видит поездку в детский лагерь, хотя до каникул ещё два месяца. Я в пионерских лагерях никогда не был, поскольку мне с излишком хватало нашей дачи. Когда начинали пахнуть прелая земля и набухшие почки, мы постепенно расконсервировали наш приусадебный участок. Хотя на дворе стояло лихое послеперестроечное время, никто на дачах не лазил по чужим домам. Можно было оставить всё с уверенностью, что жулики ничего не тронут.
Отец вытаскивал все вещи из бани, которую требовалось тщательно отмыть после зимовки, а мама развешивала на заборе подушки и одеяла, чтобы как следуют просохли на жарком весеннем солнце. Мне лет тогда было очень немного, поэтому свои чувства в плане «что такое хорошо и что такое плохо» я разграничивал только дачей и школой. О, я готов был помогать во всём, работать сутками, лишь бы меня не заставляли делать уроки! Для меня не было ничего ненавистнее на свете, чем уроки, перед которыми меркла даже школа, и вряд ли что-то появится страшнее в жизни. Делать уроки, особенно на любимой даче, – ужасная пытка, от которой веяло какой-то безысходностью и бессмысленностью. Но весной, когда до лета оставалось совсем немного, было ощущение скорой свободы, ощущение праздника и безмятежности. Отец затапливал баню сам, но когда я был неподалёку, доверял мне самостоятельно чиркнуть спичкой. Я смотрел, как язычки пламени растекались по мятым бумажкам и перекидывались на лучину. На это можно было пялиться бесконечно, но отец закрывал заслонку, так как дым начинал ползти в помещение.
Над баней росла громадная раскидистая берёза, сквозь которую дым поднимался высоко в небо. Видимо, берёза догадывалась, что в топке горит её спиленная подруга, поэтому тревожно вздрагивала ветками и тоже, казалось, принюхивалась. Запах печки, видимо, заложен в нас на генетическом уровне, потому как там, где горит огонь, тепло, сухо и безопасно. Городской житель никогда не прочувствует запах настоящих дров, поскольку знает только вонь сгоревшего угля котельных.
У бани было два входа: один вёл в предбанник и оттуда на огород, прямо под громадный, выше человеческого роста, куст смородины, а второй выходил на дорогу. Дорогой этой ездили редко, потому как кооператив был маленький. Проедет машина раз в день, вот и всё событие. Входом этим мы пользовались в технических целях, сюда заносили воду и дрова. После того, как баня протапливалась, дверь запиралась изнутри наглухо и начинал работать второй вход (или выход)...
Читать далее:
zemlya-chita.ru/beryozovyj-dym
Нет комментариев