Предыдущая публикация
Мать отселил, чтобы будущей невестке жизнь не портила...
- Мать, я не знаю, какого ты золотого петушка ощипала, но я требую свою долю! Через пару месяцев спокойного проживания, когда мысли о свалке начали забываться, а разваливающийся дом испаряться из памяти, явился Кирилл.
Кто-то ему донес, что его мать барыней в городе проживает. Сразу вспомнил, что он сын и имеет право на имущество матери...
***
Воронье с дикими воплями носилось над головой.
- Это еще ничего, — прокряхтела Илона Николаевна, присаживаясь на поломанную микроволновку, — вороны это не страшно. Вот собаки! Собаки – это страшно!
Нет зверя на свалке, страшнее собаки. Это Илона Николаевна знала отлично. Если от ворон и отмахнуться можно, то собак так просто не спугнешь. Особенно, когда те голодные. А на свалке они всегда голодные. Страшные, хищные.
Да и сама Илона Николаевна сытостью похвастаться не могла.
- Было б чуть больше сил, — приговаривала она, завидев очередную стаю барбосов, — еще неизвестно, кто на кого охотился бы!
Мысли такие были больше бравадой, чем правдой, хотя… Голод иной раз так за горло брал, что самой страшно становилось.
- Вали отсюда! Попрошайка! – вот что чаще всего слышала она от сыночка Кирилла.
- Сыночек, миленький, дай мне денежек хоть на пару буханочек хлебушка! – слезно умоляла Илона Николаевна своего сына.
Детей у нее было семеро, да только с ней в деревне остался лишь Кирилл. Как с ней?
Жил он своим домом, своей семьей. Богател, толстел и жизни радовался. А мать, еще до своей свадьбы, отселил на окраину, к самому лесу, чтобы будущей невестке жизнь не портила.
А Илона Николаевна в жизни бы ни к кому с советами не полезла. Тихая она была, да жизнью утомленная.
Семеро детей, шутка ли? В декрете женщина не отдыхает, как думают многие. Это труд и старания, которым нет, и не может быть конца. А что до декретов, что после, одно слово – завод!
Так Илона Николаевна зарабатывала копейки, чтобы деточек поднимать, там и здоровье свое оставила. Станок в разнос, а ее с копеечной пенсией выпнули за ненадобностью да непригодностью.
Оставил бы ее Кирилл с собой, так она ни словечка, ни шажочка. Только бы покушать, да чтоб на голову не капало.
А вышло так, что и покушать не получалось, да на голову постоянно капало.
Домик разваливался. Крыша прохудилась, стены повело. Из щелей дуло.
Илона Николаевна их мхом затыкала, как предки древние, да ни умения, ни мастерства. Тряпки пихала.
- Сыночек! Родненький! Не хочешь денег давать, так ты мне хлебушка! Хлебушка дай! Хоть черствого! – Илона Николаевна привалилась к калитке. Не держали старые ноги, да голод грыз изнутри.
- Шагай, говорю, отсюда! – кричал Кирилл из окна.
Не вышел к матери, побрезговал.
- Перед людями не позорь! Все работали, все пенсии зарабатывали! Что ж и ты не заработала? Мы малые были, не видели, может ты вместо той работы гули гуляла!
- Да, куда ж мне гулять? Семеро детишек?
- Вали отсюда! – крикнул Кирилл зло. – Цепного спущу!
Илона Николаевна от калитки отвернулась, но оперлась о забор.
«Сейчас передохну, да домой пойду, — подумала она, тяжело дыша, — может там, где что завалялось».
Хотя знала – пусто. Подчистую подъедала, а запасов никаких.
- Илона Николаевна! – услышала она приглушенный голос невестки. – Илона Николаевна! Это Варя, не пугайтесь. Вот, — она протянула пакет и покраснела.
- Деточка моя! – по морщинистым щекам текли слезы.
- Вы простите, меня! Тут немного. Кирилл жадный, смотрит, сколько чего.
- Так может не надо, — Илона Николаевна протянула пакет обратно, — тебя чтоб не заругал.
- Все одно орать будет, — Варя опасливо покосилась в сторону дома, — а вы через пару деньков опять загляните. А может, сама к вам прибегу.
Только дома хватило храбрости заглянуть в пакет. Полбуханки хлеба, полпакета риса и полпачки масла. Кто-то скажет:
- Пф! На один зуб при хорошем аппетите!
А для Илоны Николаевны это было огромным счастьем! Три, а то и четыре дня можно протянуть.
- Это ж, можно и Дану угостить! – проговорила Илона Николаевна, пропуская рисовые зернышки сквозь узловатые пальцы.
С малых ногтей были две подружки: Илона и Дана. Когда кругом Машки, Светки да Ольки, девочкам с необычными именами пришлось держаться друг друга.
Всю жизнь они так и прожили. Вместе и старость встретили. Что одна осталась одна в доме, что вторая.
Деткам старики к месту не пришлись.
«Выживайте, как хотите!»
Что у одной пенсия копеечная, что у второй. Вот они и помогали друг дружке, если где кто что найдет, достанет, добудет.
Злословы скажут:
- В деревне же живете! Неужели земля не прокормит?
Прокормила бы, да деревня была старая. Земля истощилась за давностью лет. Удобрить бы ее, а это все одно деньги. Да и сил не осталось огороды возводить. Себя еле по свету таскаешь.
А таскать себя приходилось Илоне Николаевне, потому как единственным способом выжить стала городская свалка.
- Мы не из брезгливых, — говорила она, — плесень срежем, гниль отрежем. Кипяточком обдать, чуток проварить и живот урчать перестанет!
На свалки много еды попадает. Это Илона Николаевна опытным путем поняла. Не со всем стоило связываться. А вот сухари, макароны, крупы, мука – это можно было использовать.
- А червячки? Так их и выбросить можно, — уговаривала она себя первое время, а потом вспомнила, что азиаты и их едят. Но сама пока выбрасывала.
Чуть прибив голодные спазмы из дареных Варей богатств, как всегда, засобиралась на свалку. С утра пять машин мимо деревни туда проезжало. Привоз, так сказать.
Дорога не близкая, да и не далекая. А все одно, силы оставляли. Что та жменька риса, да Ленинградская пайка?
- Кши! – замахнулась Илона Николаевна, поднимаясь с микроволновки, на вездесущих ворон. – Кши!
Стая снялась и рванула куда-то в сторону, потому-то Илона Николаевна и услышала.
- Ох, ты ж, Господи!
То ли писк, то ли плач, да с кряхтением.
- Опять ир_оды котят в мешок да на помойку! Живые ж, поди. Пустить надобно!
Не раз и не два, находила она мешки с живым «мусором». Отпускала. К себе не брала, но хоть шанс давала.
- Где ж оно? – она шла на звук.
Под картонкой в пеленках с вензелями…
- Дитятко! Миленький!
Ребенок. Полгода от силы. Синий весь, колотится. Но ведь жизнь в нем крепко сидела, кто кричать еще мог.
Не думая, сняла куртку, расстелила прямо на мусоре. Вынула детеночка из мокрых пеленок и укутала в куртку, которая еще сохраняла ее тепло.
Подобрала пеленки, вензеля на них вышитые, родителей чтоб найти, поспешила в деревню.
Как молитву бормотала под нос, прижимая ребенка к себе:
- Миленький! Ты же живи! Вон сколько прожил! И еще чуток потерпи! Там тепло будет! Там люди! Помогут! Ты же только живи!
Так до опорного пункта и добрела. А как ребенка передала, так и рухнула от усталости на стул для посетителей. Ноги не шли. Все силы потратила, пока ребеночка несла.
Когда полицейские осознали, что Илона Николаевна ребенка на свалке нашла, так даже у молодых, не женатых да бездетных, краска с лиц схлынула. По долгу службы имели представление о разных зве_рствах, но:
- Это ж, каким изув_ер_ом надо быть, чтоб ребенка так выкинуть? Да при_души_ть и то гуманнее было бы!
Из последних сил Илона Николаевна добралась домой. Сил не осталось совершенно. Уже засыпая, проговорила:
- Сподобил Бог душу безгрешную спасти! И на том спасибо! Авось и зачтется за грехи мои тяжкие!
С вчерашних поисков пропитания добыть не случилось, потом Илона Николаевна собралась опять на свалку. Силы беречь надо. Присела на лавочку у своей калитки.
- На дорожку, стало быть.
От своего дома ковыляла Дана. Илона Николаевна вставать не спешила.
«Дойдет, парой слов перекинемся, да и потопаю» - решила она.
- Илоночка, а я же прощаться пришла, — проговорила Дана, опускаясь рядом с подружкой. – Дочка меня в дом престарелых определяет. Будет у меня трехразовое питание и чистая постель!
- А ты и радуешься? – скептически спросила Илона Николаевна.
Знать, она не знала, но предполагала, что дом престарелых это такое место, куда люди уходят ум_ир_ать. Такие, как она сама, как Дана, как тысячи и сотни тысяч, которые не нужны своим детям.
- Понятно, что не на курорт, — кивнула Дана, — но там на макушку не капает, и крысы последние сухари не воруют. Все ж теплее, чем при холодной печи сидеть, когда ни дров, ни растопки.
- Ну, так-то оно так, — кивнула Илона Николаевна.
- Да и другие старички со старушками. Словом перемолвиться, не думая, чтобы такое в рот закинуть. А может, и дочка будет наезжать.
- Ну, дай-то Бог! – сказала Илона Николаевна. – Дай-то Бог!
Возле них притормозила машина дочки Даны:
- Мать, давай в темпе! – гаркнула дочка из-за руля.
- Прощевай, моя подружка, — смахивая слезу, сказала Дана, — не поминай лихом!
- И тебе, — ответила Илона Николаевна.
А что «и тебе»? И та и другая понимали, что Дана поедет доживать денечки неведомо куда, а Илона без подружки не долго еще прокоптит небеса. Вместе оно веселее было.
Сил никуда идти не было. Да и настрой был гадким. Илона так и сидела, смотря в ту точку, где за поворотом скрылась машина Даниной дочки.
- Кое-как да как-нибудь, да с Божьей помощью, — тоскливо проговорила Илона Николаевна.
А перед глазами пролетала жизнь, частью которой была Дана. Как они отплясывали на свадьбах друг друга. Как радовались каждому рожденному ребенку. Как подменяли друг дружку, когда нужно было задержаться на работе. Как пахали вместе оба их огорода. Как копейки пересчитывали у дверей магазина, думая, чтобы бы такого сытного купить.
А сейчас этот огромный кусок жизни испарился за поворотом.
Плавая по воспоминаниям, Илона Николаевна не сразу заметила, что со стороны центра деревни, порыкивая моторами, на ее окраину едут машины.
Большие машины, грозные, страшные, черные. От редких солнечных лучей вспыхивающие яркими звездами на изгибах корпусов.
А заметила их, когда одна из машин остановилась прямо напротив нее.
- Вы Илона Николаевна? – спросила городская дама из окошка, опустив стекло.
- Я, — ответила та.
Дверь распахнулась и из машины выскочила спрашивавшая дама.
Была она в белых брюках, в сапожках на шпильках и в белоснежном манто.
Дама рухнула перед Илоной Николаевной на колени и стала целовать той грязные руки.
- Спасибо! Спасибо! – заливаясь слезами, говорила она, — Если бы не вы, я бы жить не стала! Спасибо вам, что сыночка моего спасли!
Из-за машины вышел представительный мужчина в деловом костюме:
- Спасибо вам огромное, что вы ребенка нашего спасли! Понимаете, — он начал оправдываться, — конкуренты мои берега попутали. Их сейчас порешают. Но если бы не вы…
Он сглотнул комок в горле, поднял голову выше, сдерживая слезы. Совладав с собой, сказал:
- Нам служивые рассказали о вас, ну, вы понимаете. Короче, это, в общем.
Он замялся и достал несколько купюр по пять тысяч.
- Это вам, чтобы немного продержаться. Буквально день, максимум два. Купите, что хотите. Покушайте! Это не откуп, вы не подумайте. Я не т_варь мелочная! Вы мне спасли больше, чем жизнь! Там просто не успевают!
А дама рыдала, уткнувшись в колени Илоны Николаевны.
- Спасибо! Спасительница вы наша! – как заведенная продолжала повторять она.
Илона Николаевна осталась на лавочке в полнейшей растерянности. Пока она понимала, что это родители найденного ею ребенка. А еще в ладошке лежали деньги. Много денег. Очень много денег!
- Как их тратить-то? – прошептала она. – В магазине, наверное, и сдачи не будет.
Деньги спрятала в карман.
«Это ж больше, чем три мои пенсии!» - подумала она, когда прятала.
И сегодня на свалку она не пошла. Домой вернулась. Чуть-чуть поела. Что с деньгами делать, пока не решила.
- Что купить? Сколько? На сколько их хватит, если позволить себе маленький кусочек колбаски? Может не надо колбаски? Так, как-нибудь? Сахара можно купить! А еще чай! Или нет! Кофе! Конфету! Одну, но шоколадную!
Непонятно, как жить, когда умеешь только выживать.
Деньги прятала в доме. Среди ночи вставала, перепрятывала. Спала плохо. Почему-то ждала грабителей, которые обязательно должны украсть свалившееся богатство.
Ближе к полудню, когда Илона Николаевна собиралась на промысел на свалку, с улицы донесся пронзительный гудок автомобиля, а в калитку через минуту кто-то настойчиво постучал.
Илона Николаевна выглянула из дома, а с той стороны калитки стоял молодой улыбающийся парень:
- Здравствуйте, Илона Николаевна! Я водитель, меня зовут Саша. Я должен вам помочь с переездом.
- В дом престарелых? – почему-то спросила Илона Николаевна.
- Нет, конечно, — он снова улыбнулся, — мы ж не звери! Собирайте вещи, если вам что-то нужно. Памятные, фотографии, документы. Насчет всего остального, просили не беспокоиться!
У огромного многоэтажного дома Илону Николаевну встретила давешняя дама. Она сначала Илону Николаевну обняла, потом нежно взяв под руку, повела внутрь здания.
Фойе, консьерж, ковры, лифт, площадка, размером с весь дом, в котором жила Илона Николаевна, огромная железная дверь.
- Проходите, — попросила дама, — это теперь ваша квартира. Тут четыре комнаты. Ремонт свежий, но если у вас есть желание что-то поменять, скажите, оперативно все будет сделано по вашему запросу. Мебель вся новая. Если что-то тоже захотите поменять, тоже скажите.
Дама указала на стационарные телефоны по всему дому.
- Это связь с консьержем, — она подняла трубку и показала на единственную кнопку, — в любое время дня и ночи, по любому вопросу. И без стеснений. Он на зарплате и в его обязанности входит уход за вами по требованию.
Дама открыла кошелек и достала банковскую карту:
- Это вам. Денег тут достаточно, чтобы жить без мыслей о ценах.
Илона Николаевна ошеломленно молчала и плакала. Она пыталась выговорить спасибо, но горло перехватывало всхлипами.
- Илоночка Николаевна, — говорила дама, плача вместе с ней, — это меньшее, что мы можем сделать. Если бы не вы! Вы даже представить не можете, что было бы, если бы не вы!
- А можно, — Илона Николаевна проговорила шепотом, — а можно я сюда подружку заберу?
- Это ваша квартира, вы можете приглашать всех, кого пожелаете!
Через две недели Илона Николаевна при содействии консьержа, нашла и перевезла к себе Дану.
Ох, и нарыдались они. А все равно лучше жить вместе, сколько бы той жизни не было.
- А дочка твоя, — говорила Илона Николаевна, — пусть утрется! Она небось дом твой продала. Или участок. А может и то, и другое! А мы с тобой будем в хоромах жить! Помнишь, как мы мечтали?
- Ага! Пряники трескать и зефиром заедать!
- Теперь у нас и пряники есть, и зефира завались!
- Мать, я не знаю, какого ты золотого петушка ощипала, но я требую свою долю!
Через пару месяцев спокойного проживания, когда мысли о свалке начали забываться, а разваливающийся дом испаряться из памяти, явился Кирилл. Кто-то ему донес, что его мать барыней в городе проживает.
Сразу вспомнил, что он сын и имеет право на имущество матери.
- Ах, долю? – спросила Илона Николаевна, изображая испуг. – Сейчас-сейчас. Сыночек!
Она взяла трубку телефона для связи с консьержем:
- Это Илона Николаевна говорит, — произнесла она в трубку, — Сереженька, это ты? А поднимись ко мне с парой крепких ребят, тут надо имущество вынести!
- Да-да, — кивнул Кирилл, — телевизор я первым делом заберу!
А когда явился Сереженька и пару амбалов, Илона Николаевна сказала:
- Мальчики, прихватите этого козлика!
Кирилла моментально зафиксировали, выкрутив руки за спину.
Илона Николаевна подошла к сыну, погладила его по щеке:
- Долю, значит, захотел? Которая тебе от моих богатств полагается? Ты же мой ненасытный!
Потом подняла глаза на консьержа:
- Сереженька, милый мой, а донесите этого гражданина до мусорного контейнера с пищевыми отходами, закиньте его туда и крышечку на часок прикройте. Пусть он маминой доли хлебнет!
Когда Кирилла уводили, сказала вслед:
- Маме для любимого сыночка ничего не жалко!
__________________
Автор: Захаренко Виталий
Следующая публикация
Нет комментариев