"Меня больше всего привлекает абстракция.

Я стараюсь находить ее в любых предметах, особенно в простых и на первый взгляд незначительных, и по возможности передавать ее посредством своих снимков. Этот процесс позволяет преодолевать физическую реальность и выходить на какой-то более глубокий уровень понимания различных процессов и явлений в природе." (с) Ральф Гибсон
Место, которое занимает Ральф Гибсон в современной фотографии, по меньшей мере необычно. Он - успешный фотограф, давно отказавшийся от "пути успеха", который неизбежно привел бы его в коммерческую фотографию. Он абстрактен в своем творчестве так, как может быть абстрактен только истинный художник - при этом не корректируя, не переделывая и не ретушируя реальность. Снимки Гибсона - это особый мир повседневных вещей, продуманный до мелочей и уложенный в интуитивно понятные, минималистичные изображения.
В определенном смысле, он - наследник блестящей плеяды европейских и американских фотографов, поместивших в фокус своего внимания повседневность. При этом Ральфа нельзя назвать ни репортажным, ни социальным фотографом - он вообще не документалист. Гибсон ближе Каллахану, чем Виногранду - если вообще имеет смысл его с кем-то сравнивать. Снимки Гарри - как у Бродского - "это ряд впечатлений": лаконичных, многомерных, афористичных, рассказывающих о чувстве, а не предмете.
"Для меня ценны самые обыденные и незначительные мгновения" - говорит Гибсон, и это потому, что именно в них и можно найти самые важные и значительные вещи. Ральф исследует мир и единственное, что им движет - это желание максимально расширить границы этого познания.
Практически все его снимки сняты "Лейкой" и на пленку, по большей части - черно-белую. Гибсон считает, что "цифра" - это попытка имитации фотографии, которая пригодна для начинающих фотографов и для коммерческой сферы. Вот как он объясняет свой выбор: "Благодаря настоящей фотографии, т. е. той, что создается путем попадания света на пленку и формируется с использованием галогенов серебра, можно получить совершенно новую визуальную информацию, которая до этого не существовала в природе." Ключевые слова здесь - "создается" и "новая визуальная информация". Камера в руках Гибсона - как кисть в руке художника. Она - для создания, а не для копирования.
Ральф Гибсон (Ralph Gibson) родился 16 января 1939 в Лос-Анджелесе, США. Попав под военный призыв и отправившись на флот, он по ошибке оказался на курсах фотографии, поступление на которые благополучно провалил. Но тут же понял, какой это было ошибкой и упросил начальство вернуть его в школу. Начальство согласилось, но с уговором, что в течение шести месяцев он будет чистить сортир. После армии, в 60-м, обучался в калифорнийской школе изящных искусств в Сан-Франциско. Через год школу бросил и с 1962 работал ассистентом у Дороти Ланг (Dorthea Lange), а 1969 году, в Нью-Йорке, работал оператором у Роберта Франка на съёмках фильма «Мне и моему брату» (Me and my brother).
Несмотря на знакомство с этими и другими грандами американской фотографии и тем, как складывалась его собственная судьба, которая сама по себе могла стать сюжетом для множества снимков, фотография, которую делает сам Гибсона крайне спокойна и уравновешенна: изучение света и тени; медитативные картины, которые раскрывают истинную суть вещей, будь то человеческое лицо, простая ваза, кухонная солонка или изгибы светотени на женском теле. У Гибсона есть, например, целый альбом, который посвящен целиком снимкам гитары в разнообразнейших ракурсах. Известность же он приобрёл после выхода книги «Сомнамбулист», для выхода которой организовал собственную компанию «Lustrum Press». С этого момента фотографический мир начал осознавать, что современная фотография может заставить людей думать не меньше, чем самые достойные примеры литературы, живописи и кинематографа. Это особенно важно сейчас, когда благодаря интернету мы привыкли "перелистывать" сотни изображений, по большей части не останавливаясь и не задумываясь.
То, что может нас остановить - это действительно хорошая фотография, т.е. та, которую, будь она на стене, не захочется снимать; к рассматриванию которой захочется вернуться и без которой стена будет нервировать нас своей ничем не оправданной пустотой.