Он сбежал из России.

И не захотел вернуться. Даже когда мог. Даже когда двери открылись.
После революции он покинул страну. Англия. Германия. Франция. Потом Америка. Уютные кабинеты. Университеты. Покой и коллекции бабочек. И ни одной попытки оглянуться назад. Ни одной попытки вернуть себе язык — не как литературное средство, а как живую связь с народом, с болью, с правдой.
Русскую литературу XX века он считал “второсортной”. Ни Платонов, ни Шолохов, ни Твардовский его не интересовали. Зато восхищался собой. Ученики вспоминали: говорил о Пушкине — только в сравнении с собой. О Гоголе — с ревностью. О Чехове — с презрением. Пастернака считал слабаком. Маяковского — клоуном.
Но его самого сделали всемирно известным не “Дар” и не “Пнин”, а роман о педофилии - “Лолита”, который отказались печатать десятки издательств. Даже в свободолюбивой Европе. В итоге — опубликовало то, что выпускало эротику и порнографию. Вот так в мир вошёл “шедевр”.
Да, он писал изящно.
Да, фразы блистали.
Но о чём был этот блеск?
О разрушенной детской судьбе, описанной с такой холодной эстетикой, что мороз по коже.
Да, он мастер языка. Да, он владеет словом, как хирург скальпелем.
Но то, что он вскрывает — болезненно и грязно. И его эстетизация порока, обволакивание мерзости в кружево из аллитераций — пугает.
Глубина? Возможно. Но глубина не всегда значит — чистота.
Он не хотел быть русским.
Он не хотел быть советским.
Он не хотел быть “одним из”.
Он хотел быть над. Вне. Выше.
И это получилось. Его переводят. Его цитируют. Его изучают.
Но его не любят.
Десять раз номинировался на Нобелевскую — ни разу не получил.
Возможно, потому что гений — это не только форма, но и содержание.
Россию — ту самую, реальную, живую, где пахло землёй, а не кабинетной пылью — он называл «советским недоразумением». Но ностальгия мучила. Он писал стихи, где просил Россию не смотреть на него. Просил не искать его жизни. Просил забыть. Но — от этого его внутренняя разорванность только нарастала.
…обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня, — мой язык.
Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,
дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!
Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд, —
поздно, поздно! — никто не ответит,
и душа никому не простит.
Владимир Набоков.
Гениальный писатель?
Или человек, превративший талант в броню, чтобы не чувствовать больше ни Родины, ни Совести?
Нужен ли нам такой гений?
Или пора перестать молиться на тех, кто сам стёр следы своих шагов по русской земле?