После триумфа, каким мне запомнился концерт в зале Академической капеллы, где прозвучал и мой опус, я зачастил в гости на Моховую. Знакомство быстро перешло в настоящую дружбу, я стал своим человеком в семье Колбасьевых. […]
В передаче Терпиловского дошли до нас три из «Десяти заповедей любителям грампластинок», составленных Сергеем Колбасьевым. И сейчас они отзовутся священным трепетом в сердце коллекционера грампластинок, особенно старых шеллачных дисков на 78 оборотов в минуту.
Не давай никому на сторону свои пластинки, делать это — всё равно, что одалживать жену.
Не пользуйся никогда металлическими иглами — они изуродуют пластинку не хуже сапожного гвоздя.
Не употребляй слово «патефон» — оно одиозно…
(Согласно Терпиловскому, Колбасьева «передёргивало от одного этого слова [патефон. — Ред.]; сколько раз доказывал он, что подлинный патефон — это акустический аппарат фирмы «Пате» с алмазной иглой и что у нас в ходу портативные граммофоны…»)
Просветительская деятельность закономерно привела Колбасьева и в джазовую журналистику. В 1933 г., незадолго до того, как он впервые был арестован по подозрению в шпионаже, но через 23 дня выпущен на свободу, он опубликовал в журнале «Рабочий и театр» статью «о том, что такое джаз на самом деле» под задорным названием «А какой у вас процент синкоп?». Она была написана в соавторстве с музыковедом Николаем Малковым — отцом Нины Малковой, которая в последние годы жизни Колбасьева стала его подругой и в следственном деле указана как его жена, хотя они находились в гражданском браке, а распавшийся в 1928 г. брак с первой женой Колбасьев так и не завершил законным разводом.
Джазовая просветительская деятельность Сергея Колбасьева протекала не только в Ленинграде. Он проводил «беседы о джазе» — лекции с демонстрацией звукозаписей — и в Москве. Вот как одну из его московских лекций описывал историк фотоискусства, журналист Леонид Волков-Ланнит:
«…1933 год. Московский клуб мастеров искусств проводит вечер из цикла «Музыкальная культура Америки». На эстраде высокий лысоватый мужчина увлеченно рассказывал. Дюк Эллингтон уже покорил Европу. Этим летом в Англии его встречала многолюдная толпа. Влияния талантливого пианиста, дирижера и композитора не избежали лучшие джазы мира. Эллингтон строго придерживается импровизации и почти всегда работает без партитур. Даже готовая вещь заменяется от выступления к выступлению. Послушайте его «Индиго».
Лектор подошел к стоящей на просцениуме радиоле.
— Есть несколько пластинок с тем же названием, выпущенных разными фирмами; музыка того же Эллингтона, оркестр в том же составе, но содержание каждой различно. Убедитесь сами…
И затихший зал убеждался, слушая грамзаписи…»
Помимо домашних встреч и прослушивания пластинок с друзьями-музыкантами, помимо лекционной работы для широкой аудитории, в начале 1930-х Сергей Колбасьев пришёл и к джазовому просветительству на радио.
Хотя после ареста Колбасьев вышел на свободу и даже прошёл военно-морскую переаттестацию, получив звание интенданта III ранга (соответствующее армейскому званию капитана и флотскому — капитан-лейтенанта), в апреле 1937 г. он был снова арестован. В дни, когда ещё шло следствие, в передовой статье журнала «Рабочий и театр» за август 1937 года «бывший офицер Колбасьев» был назван в числе «подонков, оказавшихся агентами фашизма».
Готовивший «справку на арест» Колбасьева младший лейтенант госбезопасности Рассохин делал вывод, что Колбасьев был завербован «финской охранкой», потому что он работал в торговом и полномочном представительствах СССР в Хельсинки с 1923 по 1928 годы, а поскольку он в этот период постоянно контактировал с представителем «английской фирмы Колумбия англоподданным Честер» — то, следовательно, был завербован и английской разведкой.
Если что, Columbia — это фирма грамзаписи, через которую Колбасьев заказывал в Хельсинки джазовые грампластинки. Но сам факт связи с Великобританией для 1937 г. был достаточным основанием для обвинения в шпионаже, и младший лейтенант Рассохин сделал вывод, что Колбасьев подлежит аресту как «англо-финский разведчик».
4 апреля справку утвердил начальник 5-го отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области майор госбезопасности Перельмутр, а 7 апреля военный прокурор Ленинградского военного округа Кузнецов санкционировал арест. Интендант флота III ранга Колбасьев был арестован в ночь с 8 на 9 апреля 1937.
В деле Колбасьева, которое подробно проанализировал в журнале «Нева» (№4-1999) историк, капитан II ранга Валентин Смирнов, имеются многочисленные выдержки из протоколов допросов Колбасьева. Виновным он себя ни по одному пункту не признал.
В деле содержится указание, что 25 октября 1937 Колбасьев был приговорён к расстрелу постановлением Особой тройки УНКВД по Ленинградской области, и приговор был приведён в исполнение 30 октября.
Дочь писателя от его первого брака, распавшегося в 1928 г. — Галина Сергеевна — до конца своей жизни не верила в эту дату. Ей попадались свидетельства репрессированных о том, что её отца видели в лагерях и что он якобы умер в заключении на Таймыре в 1943 г. Писатель Василий Аксёнов, прочитавший воспоминания дочери Колбасьева в журнале «Нева» за 1989 г., изобразил его в своей трилогии «Московская сага» лефортовским узником, хотя никаких свидетельств пребывания Колбасьева в московской Лефортовской тюрьме не существует. Согласно новейшим данным петербургских историков, с большой долей вероятности можно утверждать, что Сергей Адамович был расстрелян 21 января 1938 г., в отделении тюрьмы госбезопасности на Нижегородской улице в Ленинграде (ныне ул. Академика Лебедева).
Когда в период «оттепели» началась волна реабилитации репрессированных, явно «дутое» дело Колбасьева тоже было пересмотрено. В 1956 г., востребовав дело Колбасьева, управление КГБ по Ленинградской области и военный прокурор Ленинградского военного округа пришли к заключению, что «в ходе проверки данных о принадлежности Колбасьева к агентуре иностранных разведок не получено» и его преступная деятельность не подтвердилась. 2 июля 1956 военный трибунал ЛВО издал определение №651-Н-56, согласно которому постановление Особой тройки в отношении Сергея Колбасьева было отменено, а дело о нём прекращено за отсутствием состава преступления.
В 2007 г. на доме №18 по Моховой улице в Санкт-Петербурге была установлена мемориальная доска в память о Колбасьеве, которую создал архитектор Геннадий Пейчев.
Комментарии 9