что же, милая, скачешь лошадью и ведёшь за собой конвой? из всего, что ни есть хорошего, ты не выбрала
ничего.
тебе письма писали длинные, причисляли к кругу богем. только ты почему-то выбрала для холодного быть никем.
залетаешь к нему стрекозами, все холмы на пути дробя. близких, знаешь ли, не используют.
да и это не про тебя.
ты-то веришь: дорога праведна, есть святое в твоей груди. от руки огрубевшей падая, не берёшься её судить. правда в том, что в сиропе вяжущем разум сузился и завис.
он не будет тебе товарищем, он прохожий, чужак, турист. под ударом кнута и палицы только глупый пойдёт служить.
правда в том, что тебе так нравится себе в грудь загонять
мне так много хочется, Господи, очень многого - неба ясного, чистого, морюшка осьминогого, и собаку большую, прыткую и лохматую, и работу любимую, чтобы к тому ж с зарплатою,
и рассветов таких, будто они - рождение, и сирени бессмысленной вечное чтоб цветение, чтобы мама жила и вечней любой сирени, чтобы мир никогда не ставил нас на колени
перед выбором диким, яростным и ничтожным, пред таким, когда выбрать, Господи, невозможно, чтобы третий этаж больнички, где онкология, был стабильно пустою, ненужною территорией,
чтобы сила в словах незыблемой была силой, чтобы счастливы были все, кого я любила, чтобы счастливы были все, без причин и правил... мне так многого хочется, Господи, ты б добавил
в моем коде какой рубильничек на хотелки, подкрутил бы во мне шестереночки все и стрелки, а иначе свихнуться страшно. мой милый Боже, помоги хоть чему-нибудь сбыться,
я не знаю, где есть мне место, где мой пылью покрытый дом.
где разлука звучит как "вместе", или "после" звучит как "до".
где на улице точно вижу отражение наших душ, разведённых ступенью ниже, но искрящихся на виду.
я не знаю, когда проститься, есть ли в этом и толк, и срок. забываю слова и лица - то, что тенью в меня вросло. забываю стихи и тайны, чуткий шёпот среди молвы... как встречаемся мы случайно, но уже говорим на "Вы".
и не грустно, поверь, - залатан. просто я потерял свой щит, свои стены, броню и латы, где мой бласт из тревоги вшит. просто я затерялся где-то в не-домашних уютах зим, и во мне не хватает света, чтобы стать хоть чуть-чуть другим.
- до свидания. (в мыслях: может, мы сойдёмся когда-нибудь?) по раздельности чувство гложет, что давно не сложился путь из тропинок, ведущих к дому.
я не знаю, где быль, где сказ.
но не сложится по-другому в месте, где не бывает "нас".
Я опоздал, — подумал я. — Она, может, и была хорошей, разговорчивой, доверчивой и любвеобильной девушкой, но какой-то гад все испортил. Он нагадил ей в душу, а потом испарился. Теперь, после долгих депрессий и самобичеваний, она стала грубее, холоднее и настороженнее. Она больше не верит в существование хороших парней или даже людей, она не верит в любовь. Это слово режет ей слух. Она ядовито улыбается, глядя на влюбленные парочки, думая: «Скоро им конец». И ей придется справляться со всем этим в одиночку. Ведь никто не сумеет зализать ей раны, пока она сама не захочет этого. Насколько мне известно, в мире пока не существует реабилитационного центра для обиженных и оскорбленных. Да и зачем он, если есть простая психушка? Ведь влюбленность это завуалированное сумасшествие.
И не знаю, о чем говорить. И душа пуста. И слова будто стеклышки, все холодны и колки. Я пою, ты меняешь синие поезда. Я всего лишь последний запах твоей футболки.
Я всего лишь две трети жизни, ее каркас. Ты несешь меня словно крест, за собой волочишь. Нет печальнее повести, чем о нас И о том как мы грустно проводим ночи.
Не вдвоем. Не сцепив наших рук в замок. И я счастлив. А ты привыкнешь. Еще не вечер. Я бы стал для тебя наставником, Если б мог. Я бы просто хранил тебя От увечий.
Мое сердце — пустая емкость, покрыто льдом. Я тебя не люблю, но мы дети единой крови. И я верю, что тебя укрывает своим крылом Самолет Амстердам-Ганновер.
Биссектриса твоих плеч — на груди. Если слышишь мою речь — то иди. Обойди закаты в цвет гематом. Мы все время говорим не о том. Мы все время говорим не о тех. Ты иди, иди На мой звонкий смех.
Словно кобра в своем царстве песка, Ты ползи-ползи, пусть смерть так близка, Что проводит от ключиц к животу, След кровавый. Я все время по ту Ее сторону, по эту — твой дом. Мы все время говорим не о том.
И никто не в силах перевести То, что слышит. Голос твой шелестит, Как листы, что ветер треплет о пол, Как сплетенье гребней бьющихся волн. Насыпаешь звуков в выемки рук, По пятнадцать г...ЕщёБиссектриса твоих плеч — на груди. Если слышишь мою речь — то иди. Обойди закаты в цвет гематом. Мы все время говорим не о том. Мы все время говорим не о тех. Ты иди, иди На мой звонкий смех.
Словно кобра в своем царстве песка, Ты ползи-ползи, пусть смерть так близка, Что проводит от ключиц к животу, След кровавый. Я все время по ту Ее сторону, по эту — твой дом. Мы все время говорим не о том.
И никто не в силах перевести То, что слышит. Голос твой шелестит, Как листы, что ветер треплет о пол, Как сплетенье гребней бьющихся волн. Насыпаешь звуков в выемки рук, По пятнадцать грамм сияющих букв, Что сверкают, как граненный алмаз.
/1/ Небо ясно, а мысли мутны. Подписала чистосердечное. Завтра здесь разольется утро. Я хотела бы подвенечное Примерять и смеяться, праздновать (что и нужно любой невесте). Мы до боли, до смерти разные, Потому и вместе.
Так банально и глупо, скажешь ты, так снимают малобюджетные. Так обидно терять, что нажили, прятать козыри под манжетами. Знаешь, сколько их, спят отпетые? Я сказать не в праве. Мы другие. Ужасно светлые, Все исправим.
Каюсь я, разбивая голову. Кровью крашу твои же прядки. —"Как ты, Милая?". —Да все здорово. —"Как ты, Солнышко?" —Все в порядке Ты прости меня. Осознание, Как и март, Приходит не сразу. Я была зеленая, раняя. Не включала разум.
Но теперь внутр...Ещё/1/ Небо ясно, а мысли мутны. Подписала чистосердечное. Завтра здесь разольется утро. Я хотела бы подвенечное Примерять и смеяться, праздновать (что и нужно любой невесте). Мы до боли, до смерти разные, Потому и вместе.
Так банально и глупо, скажешь ты, так снимают малобюджетные. Так обидно терять, что нажили, прятать козыри под манжетами. Знаешь, сколько их, спят отпетые? Я сказать не в праве. Мы другие. Ужасно светлые, Все исправим.
Каюсь я, разбивая голову. Кровью крашу твои же прядки. —"Как ты, Милая?". —Да все здорово. —"Как ты, Солнышко?" —Все в порядке Ты прости меня. Осознание, Как и март, Приходит не сразу. Я была зеленая, раняя. Не включала разум.
Но теперь внутривенно боль ввели и раскаиваюсь, подросшая. Сколько слов дурных мы промолвили, но забыли сказать хорошего. Не прощай меня, жалкой псины. Ты закатываешь рукав Вот оружие, будь же сильным. Если выстрелишь — значит, прав.
/2/
Пахнешь снегом и детским мылом. Любишь. Кутаешь в одеяло. Заменяешь отца и принца. Все, что делал ты, не ценила. От того-то и потеряла. Мы собрали все по-крупицам.
Они обещали свергнуть меня с постов, раскулачить. Перебросить в другую камеру, где пожестче, Разобрать на обрывки смысла мой нрав и ум. Но я продолжала молвить иначе, Все дни и ночи. Да пить улун.
Что говорить обо мне, никчемной, почти пропитой, Почти убитой. О чем тереть? Я умею ходить с ярко-розовым рюкзачком, Где бита. И карманом набитым бинтами. Почти на треть.
Это детская выучка. Поставленные удары. Пацанами за гаражами, да их главой. Я люблю убегать, как школьник, с последней пары. Лучше в мае, Чтоб все пропитанное травой.
Ты просил позвонить, но всю ночь я смотрю кошмары И мой баланс на сотовом нулевой.
Так что стой тут, изучай перекресты улиц, да улыбаться не забывай. <s sbifgy3...ЕщёОни обещали свергнуть меня с постов, раскулачить. Перебросить в другую камеру, где пожестче, Разобрать на обрывки смысла мой нрав и ум. Но я продолжала молвить иначе, Все дни и ночи. Да пить улун.
Что говорить обо мне, никчемной, почти пропитой, Почти убитой. О чем тереть? Я умею ходить с ярко-розовым рюкзачком, Где бита. И карманом набитым бинтами. Почти на треть.
Это детская выучка. Поставленные удары. Пацанами за гаражами, да их главой. Я люблю убегать, как школьник, с последней пары. Лучше в мае, Чтоб все пропитанное травой.
Ты просил позвонить, но всю ночь я смотрю кошмары И мой баланс на сотовом нулевой.
Так что стой тут, изучай перекресты улиц, да улыбаться не забывай. Я досмотрела свои кошмары и мы проснулись, учуяв май.
В этой весне ничего святого, снова убийство в соседнем парке. Каждое утро. Снова и снова. Выпечки запах и шум кофеварки. Кто-то мне скажет: "Мертвы все поэты, ты почему жива?", Но не для этого. Но не для этого Вдруг проросла трава.
Чтобы упасть в нее, грузом двухостым, теплый оставив след. Дети смеются на крышах высоток. Детям семнадцать лет. Ветер рисует портрет тонкой кистью, завтра придет жара. Новые листья. Зеленые листья. Майская мишура.
Ты молодеешь,а кто-то к стуже ближе и ближе все. Люди свои оставляют души, но ты сохрани ее. Солнце проснулось и ждет за ставнями, ты почему-то спишь. Ты отыщи свою милую, славную Между открытых крыш.
ради всего безумного — уезжай, рассредоточивать глупо всю эту боль. если когда-нибудь станет безмерно жаль, я обещаю поговорить с тобой.
если когда-нибудь что-то в груди кольнёт, я обещаю собрать тебе сотню трав, чтоб залечили они бесконечный гнёт праздного мира, в котором никто не прав.
рви, уезжай из города, что уже — больше ли, меньше ли — стал до конца тобой. я обещаю тебе не точить ножей, выслушать, высушить, вычерпать весь прибой
в том самом месте, где корни пустила дрожь, то ли от холода, то ли от синевы вечного неба, которое ты берёшь прямо в ладони над верной водой Невы.
ради всего жестокого — уезжай, громче ли, тише ли, рви, пока силы есть, и по-орлиному где-то вдали кружа, рви, не сорвись, уезжай и останься здесь.
Воздуха в этом городе стало мало, значит — весна. Что же, здравствуй и проходи. Там, где была ты, о прошлом не вспоминала? Прошлое, знаешь, встречается впереди.
Ходит по кругу планета, и мы, и линий остросюжетных загадочный переплёт. На перекрёстках оттаял последний иней, всё, что захочется, вряд ли произойдёт.
Это — весна. И она до конца ведома кем-то случайным за бархатную ладонь. Здравствуй, подруга, ты вновь оказалась дома — здесь всё пропахло твоей колдовской водой.
Прямо с порога бросаешься зеркалами, сетью уроков, нотаций и горьких «но». Знаешь, и с прошлого раза остался камень, верно вписался в раскрытое полотно.
<s sbifgy3c0000...ЕщёВоздуха в этом городе стало мало, значит — весна. Что же, здравствуй и проходи. Там, где была ты, о прошлом не вспоминала? Прошлое, знаешь, встречается впереди.
Ходит по кругу планета, и мы, и линий остросюжетных загадочный переплёт. На перекрёстках оттаял последний иней, всё, что захочется, вряд ли произойдёт.
Это — весна. И она до конца ведома кем-то случайным за бархатную ладонь. Здравствуй, подруга, ты вновь оказалась дома — здесь всё пропахло твоей колдовской водой.
Прямо с порога бросаешься зеркалами, сетью уроков, нотаций и горьких «но». Знаешь, и с прошлого раза остался камень, верно вписался в раскрытое полотно.
Видишь ли, крепкая почва важнее тыла, тонкую вену легко рассекает гвоздь. Ты не дождёшься «спасибо» за то, что было. Благодарю, но за то лишь, что не сбылось.
он – волшебник, моя чума, эпидемия, прямо пророчащая погибель. надо мной колдует и совсем обессиленную несет на руках во флигель. он – награда за злополучных бывших, первозданный воитель, посланный небом. независим, но приходит и улыбается хитро, завлекая ночлегом, - проблема решается сама по себе. не думала, что придется зависеть от человека, о котором не знаешь почти ничего. это яркий бисер, который метать не придется. в моем смертельном заплыве он – спасательный круг, знахарь, лелеющий каждую ранку тела, которое искорёжил недуг. это больше, чем чувство, и несравнимо серьезней, чем можно себе представить. ум от дьявола. такой может страстно любить до гроба...иль чрезвычайно ранить. кто не рискует – не пьет ни единой капли, согнувшись от мучительной жажды. а такие, как он, уникальны в своей чарующей сути. они – однажды.
от него пахнет порохом, веет теплым уютом и фортификацией стен. он приходит, он улыбается мне. сквозь его руки сочится мед перемен. он меня заключает в...Ещёон – волшебник, моя чума, эпидемия, прямо пророчащая погибель. надо мной колдует и совсем обессиленную несет на руках во флигель. он – награда за злополучных бывших, первозданный воитель, посланный небом. независим, но приходит и улыбается хитро, завлекая ночлегом, - проблема решается сама по себе. не думала, что придется зависеть от человека, о котором не знаешь почти ничего. это яркий бисер, который метать не придется. в моем смертельном заплыве он – спасательный круг, знахарь, лелеющий каждую ранку тела, которое искорёжил недуг. это больше, чем чувство, и несравнимо серьезней, чем можно себе представить. ум от дьявола. такой может страстно любить до гроба...иль чрезвычайно ранить. кто не рискует – не пьет ни единой капли, согнувшись от мучительной жажды. а такие, как он, уникальны в своей чарующей сути. они – однажды.
от него пахнет порохом, веет теплым уютом и фортификацией стен. он приходит, он улыбается мне. сквозь его руки сочится мед перемен. он меня заключает в медвежьи объятья, утыкает носом в стальную грудь, и меня с головой накрывает счастьем, причем так, что ни выдохнуть, ни вздохнуть.
ты не прав, мой друг, говоря о том, что я стала камнем, свинцом и льдом, что все крепче яд и острее жало. просто я так долго двоих держала, что одна выдерживаю с трудом. в стае хищных птиц, раздраженных ос, я чужая особь, немой вопрос, головные боли седых ученых. и тебе не велено знать, о чем я научилась думать, пока ты рос. это шутки гормонов и позвонков, кто-то взял свой метр – и был таков, кто-то больно тянется дюйм за дюймом. так в пустыне верблюд переходит дюны, но оазис по-прежнему далеко. иногда мне кажется: все мираж, здесь чужой язык, да и мир не наш, и создатель мира лицо скрывает. иногда я чудо творю словами и беру фортуну на карандаш. ты не прав, мой друг, этот путь не пыль, просто я однажды сошла с тропы, потеряла время, людей и память. мне бы льдом, свинцом, одиноким камнем, но судьба не любит вещей слепых. я умею дни проходить насквозь, вижу изгородь, жимолость, ржавый гвоздь, словно намертво впаянный в срез древесный. я жива. и мне все еще интересно, что с тобой проис...Ещёты не прав, мой друг, говоря о том, что я стала камнем, свинцом и льдом, что все крепче яд и острее жало. просто я так долго двоих держала, что одна выдерживаю с трудом. в стае хищных птиц, раздраженных ос, я чужая особь, немой вопрос, головные боли седых ученых. и тебе не велено знать, о чем я научилась думать, пока ты рос. это шутки гормонов и позвонков, кто-то взял свой метр – и был таков, кто-то больно тянется дюйм за дюймом. так в пустыне верблюд переходит дюны, но оазис по-прежнему далеко. иногда мне кажется: все мираж, здесь чужой язык, да и мир не наш, и создатель мира лицо скрывает. иногда я чудо творю словами и беру фортуну на карандаш. ты не прав, мой друг, этот путь не пыль, просто я однажды сошла с тропы, потеряла время, людей и память. мне бы льдом, свинцом, одиноким камнем, но судьба не любит вещей слепых. я умею дни проходить насквозь, вижу изгородь, жимолость, ржавый гвоздь, словно намертво впаянный в срез древесный. я жива. и мне все еще интересно, что с тобой происходит, когда мы врозь.
давно не читала тебя и очень сожалею, с уверенностью могу сказать что скучала по твоему творчеству! безмерно благодарна, за то что делишься своими шедеврами!!
у меня к тебе - планы и сны в сто пятнадцать строчек, без всего подвенечного, скобок, тире и точек, без причин и навечно - сильно, до боли, очень,
у меня к тебе - что не выразить в двух "люблю".
у меня - лишь дороги, дни, солнцепёк и мили, лишь вокзалы, кварталы, кладбища, дождь и штили. если ищешь комфорт и старость в пустой квартире - мы путями ошиблись - я за тебя боюсь.
собирай свой рюкзак - попробуй прожить иначе, научись отдавать, не требуя лжи и сдачи. если слово "свобода" что-то ещё да значит - то хватай мою руку, крепче её держи.
я тебе подарю дыхание, зной в зените, поезда, автострады, пыль, бесконечный Питер...
я подарю тебе море, слышишь? я подарю тебе море, Джи. если ты хочешь - залезем выше, если не хочешь - умрем во ржи. если угодно, то будет вечер самый прекрасный, и ночь бела. я отменяю любые встречи. к черту работу и в лес дела.
краем ботинка разбиты горы. пальцами в небо проложен путь. я зачинаю скандал и ссоры. я не могу без тебя заснуть. тело замерзло и сил немного, сорванный голос в комок зажат. я пробиваю к тебе дорогу кровью, зубами, клинком ножа.
холодом резким окатит лица, тонкой полоской преломлен свет. руки мечтают ветвями свиться, губы мечтают сойтись в дуэт. я подарю тебе книгу, слышишь? завтра отправлю - к весне дойдет. градус теплее - и тают крыши, краем ботинка расколот лёд.
только послушай! ну, Джи! послушай! хочешь - уедем. куда-не суть. ветром дорожным заложит уши, воздух весенний разрежет грудь. нечего трусить - вдвоем нестрашно. вроде, не дети - никто не съест. море и скалы, и воздух влажный. именно это безумно важно.
собрана сумка. открой п...Ещёя подарю тебе море, слышишь? я подарю тебе море, Джи. если ты хочешь - залезем выше, если не хочешь - умрем во ржи. если угодно, то будет вечер самый прекрасный, и ночь бела. я отменяю любые встречи. к черту работу и в лес дела.
краем ботинка разбиты горы. пальцами в небо проложен путь. я зачинаю скандал и ссоры. я не могу без тебя заснуть. тело замерзло и сил немного, сорванный голос в комок зажат. я пробиваю к тебе дорогу кровью, зубами, клинком ножа.
холодом резким окатит лица, тонкой полоской преломлен свет. руки мечтают ветвями свиться, губы мечтают сойтись в дуэт. я подарю тебе книгу, слышишь? завтра отправлю - к весне дойдет. градус теплее - и тают крыши, краем ботинка расколот лёд.
только послушай! ну, Джи! послушай! хочешь - уедем. куда-не суть. ветром дорожным заложит уши, воздух весенний разрежет грудь. нечего трусить - вдвоем нестрашно. вроде, не дети - никто не съест. море и скалы, и воздух влажный. именно это безумно важно.
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 17
ничего.
тебе письма писали длинные, причисляли к кругу богем. только ты почему-то выбрала для холодного быть никем.
залетаешь к нему стрекозами, все холмы на пути дробя.
близких, знаешь ли, не используют.
да и это не про тебя.
ты-то веришь: дорога праведна, есть святое в твоей груди. от руки огрубевшей падая, не берёшься её судить. правда в том, что в сиропе вяжущем разум сузился и завис.
он не будет тебе товарищем, он прохожий, чужак, турист. под ударом кнута и палицы только глупый пойдёт служить.
правда в том, что тебе так нравится
себе в грудь загонять
ножи.
неба ясного, чистого, морюшка осьминогого,
и собаку большую, прыткую и лохматую,
и работу любимую, чтобы к тому ж с зарплатою,
и рассветов таких, будто они - рождение,
и сирени бессмысленной вечное чтоб цветение,
чтобы мама жила и вечней любой сирени,
чтобы мир никогда не ставил нас на колени
перед выбором диким, яростным и ничтожным,
пред таким, когда выбрать, Господи, невозможно,
чтобы третий этаж больнички, где онкология,
был стабильно пустою, ненужною территорией,
чтобы сила в словах незыблемой была силой,
чтобы счастливы были все, кого я любила,
чтобы счастливы были все, без причин и правил...
мне так многого хочется, Господи, ты б добавил
в моем коде какой рубильничек на хотелки,
подкрутил бы во мне шестереночки все и стрелки,
а иначе свихнуться страшно. мой милый Боже,
помоги хоть чему-нибудь сбыться,
ведь ты поможешь?
где разлука звучит как "вместе", или "после" звучит как "до".
где на улице точно вижу отражение наших душ, разведённых ступенью ниже, но искрящихся на виду.
я не знаю, когда проститься, есть ли в этом и толк, и срок.
забываю слова и лица - то, что тенью в меня вросло.
забываю стихи и тайны, чуткий шёпот среди молвы...
как встречаемся мы случайно, но уже говорим на "Вы".
и не грустно, поверь, - залатан.
просто я потерял свой щит, свои стены, броню и латы, где мой бласт из тревоги вшит.
просто я затерялся где-то в не-домашних уютах зим, и во мне не хватает света, чтобы стать хоть чуть-чуть другим.
- до свидания.
(в мыслях: может, мы сойдёмся когда-нибудь?)
по раздельности чувство гложет, что давно не сложился путь из тропинок, ведущих к дому.
я не знаю, где быль, где сказ.
но не сложится по-другому в месте,
где не бывает
"нас".
Дэвид Лазба, «Кабак»
И слова будто стеклышки, все холодны и колки.
Я пою, ты меняешь синие поезда.
Я всего лишь последний запах твоей футболки.
Я всего лишь две трети жизни, ее каркас.
Ты несешь меня словно крест, за собой волочишь.
Нет печальнее повести, чем о нас
И о том как мы грустно проводим ночи.
Не вдвоем.
Не сцепив наших рук в замок.
И я счастлив.
А ты привыкнешь. Еще не вечер.
Я бы стал для тебя наставником,
Если б мог.
Я бы просто хранил тебя
От увечий.
Мое сердце — пустая емкость, покрыто льдом.
Я тебя не люблю, но мы дети единой крови.
И я верю, что тебя укрывает своим крылом
Самолет Амстердам-Ганновер.
Если слышишь мою речь — то иди.
Обойди закаты в цвет гематом.
Мы все время говорим не о том.
Мы все время говорим не о тех.
Ты иди, иди
На мой звонкий смех.
Словно кобра в своем царстве песка,
Ты ползи-ползи, пусть смерть так близка,
Что проводит от ключиц к животу,
След кровавый. Я все время по ту
Ее сторону, по эту — твой дом.
Мы все время говорим не о том.
И никто не в силах перевести
То, что слышит. Голос твой шелестит,
Как листы, что ветер треплет о пол,
Как сплетенье гребней бьющихся волн.
Насыпаешь звуков в выемки рук,
По пятнадцать г...ЕщёБиссектриса твоих плеч — на груди.
Если слышишь мою речь — то иди.
Обойди закаты в цвет гематом.
Мы все время говорим не о том.
Мы все время говорим не о тех.
Ты иди, иди
На мой звонкий смех.
Словно кобра в своем царстве песка,
Ты ползи-ползи, пусть смерть так близка,
Что проводит от ключиц к животу,
След кровавый. Я все время по ту
Ее сторону, по эту — твой дом.
Мы все время говорим не о том.
И никто не в силах перевести
То, что слышит. Голос твой шелестит,
Как листы, что ветер треплет о пол,
Как сплетенье гребней бьющихся волн.
Насыпаешь звуков в выемки рук,
По пятнадцать грамм сияющих букв,
Что сверкают, как граненный алмаз.
Только мне вполне хватает и глаз.
Небо ясно, а мысли мутны. Подписала чистосердечное.
Завтра здесь разольется утро. Я хотела бы подвенечное
Примерять и смеяться, праздновать (что и нужно любой невесте).
Мы до боли, до смерти разные,
Потому и вместе.
Так банально и глупо, скажешь ты, так снимают малобюджетные.
Так обидно терять, что нажили, прятать козыри под манжетами.
Знаешь, сколько их, спят отпетые? Я сказать не в праве.
Мы другие. Ужасно светлые,
Все исправим.
Каюсь я, разбивая голову. Кровью крашу твои же прядки.
—"Как ты, Милая?". —Да все здорово.
—"Как ты, Солнышко?" —Все в порядке
Ты прости меня. Осознание,
Как и март,
Приходит не сразу.
Я была зеленая, раняя.
Не включала разум.
Но теперь внутр...Ещё/1/
Небо ясно, а мысли мутны. Подписала чистосердечное.
Завтра здесь разольется утро. Я хотела бы подвенечное
Примерять и смеяться, праздновать (что и нужно любой невесте).
Мы до боли, до смерти разные,
Потому и вместе.
Так банально и глупо, скажешь ты, так снимают малобюджетные.
Так обидно терять, что нажили, прятать козыри под манжетами.
Знаешь, сколько их, спят отпетые? Я сказать не в праве.
Мы другие. Ужасно светлые,
Все исправим.
Каюсь я, разбивая голову. Кровью крашу твои же прядки.
—"Как ты, Милая?". —Да все здорово.
—"Как ты, Солнышко?" —Все в порядке
Ты прости меня. Осознание,
Как и март,
Приходит не сразу.
Я была зеленая, раняя.
Не включала разум.
Но теперь внутривенно боль ввели и раскаиваюсь, подросшая.
Сколько слов дурных мы промолвили, но забыли сказать хорошего.
Не прощай меня, жалкой псины. Ты закатываешь рукав
Вот оружие, будь же сильным.
Если выстрелишь — значит, прав.
/2/
Пахнешь снегом и детским мылом. Любишь. Кутаешь в одеяло.
Заменяешь отца и принца.
Все, что делал ты, не ценила. От того-то и потеряла.
Мы собрали все по-крупицам.
Перебросить в другую камеру, где пожестче,
Разобрать на обрывки смысла мой нрав и ум.
Но я продолжала молвить иначе,
Все дни и ночи.
Да пить улун.
Что говорить обо мне, никчемной, почти пропитой,
Почти убитой. О чем тереть?
Я умею ходить с ярко-розовым рюкзачком,
Где бита.
И карманом набитым бинтами.
Почти на треть.
Это детская выучка. Поставленные удары.
Пацанами за гаражами, да их главой.
Я люблю убегать, как школьник, с последней пары.
Лучше в мае,
Чтоб все пропитанное травой.
Ты просил позвонить, но всю ночь я смотрю кошмары
И мой баланс на сотовом нулевой.
Так что стой тут, изучай перекресты улиц, да улыбаться не забывай.
<s sbifgy3...ЕщёОни обещали свергнуть меня с постов, раскулачить.
Перебросить в другую камеру, где пожестче,
Разобрать на обрывки смысла мой нрав и ум.
Но я продолжала молвить иначе,
Все дни и ночи.
Да пить улун.
Что говорить обо мне, никчемной, почти пропитой,
Почти убитой. О чем тереть?
Я умею ходить с ярко-розовым рюкзачком,
Где бита.
И карманом набитым бинтами.
Почти на треть.
Это детская выучка. Поставленные удары.
Пацанами за гаражами, да их главой.
Я люблю убегать, как школьник, с последней пары.
Лучше в мае,
Чтоб все пропитанное травой.
Ты просил позвонить, но всю ночь я смотрю кошмары
И мой баланс на сотовом нулевой.
Так что стой тут, изучай перекресты улиц, да улыбаться не забывай.
Я досмотрела свои кошмары и мы проснулись,
учуяв май.
Каждое утро. Снова и снова. Выпечки запах и шум кофеварки.
Кто-то мне скажет: "Мертвы все поэты, ты почему жива?",
Но не для этого.
Но не для этого
Вдруг проросла трава.
Чтобы упасть в нее, грузом двухостым, теплый оставив след.
Дети смеются на крышах высоток. Детям семнадцать лет.
Ветер рисует портрет тонкой кистью, завтра придет жара.
Новые листья.
Зеленые листья.
Майская мишура.
Ты молодеешь,а кто-то к стуже ближе и ближе все.
Люди свои оставляют души, но ты сохрани ее.
Солнце проснулось и ждет за ставнями, ты почему-то спишь.
Ты отыщи свою милую, славную
Между открытых крыш.
рассредоточивать глупо всю эту боль.
если когда-нибудь станет безмерно жаль,
я обещаю поговорить с тобой.
если когда-нибудь что-то в груди кольнёт,
я обещаю собрать тебе сотню трав,
чтоб залечили они бесконечный гнёт
праздного мира, в котором никто не прав.
рви, уезжай из города, что уже —
больше ли, меньше ли — стал до конца тобой.
я обещаю тебе не точить ножей,
выслушать, высушить, вычерпать весь прибой
в том самом месте, где корни пустила дрожь,
то ли от холода, то ли от синевы
вечного неба, которое ты берёшь
прямо в ладони над верной водой Невы.
ради всего жестокого — уезжай,
громче ли, тише ли, рви, пока силы есть,
и по-орлиному где-то вдали кружа,
рви, не сорвись, уезжай и останься здесь.
значит — весна. Что же, здравствуй и проходи.
Там, где была ты, о прошлом не вспоминала?
Прошлое, знаешь, встречается впереди.
Ходит по кругу планета, и мы, и линий
остросюжетных загадочный переплёт.
На перекрёстках оттаял последний иней,
всё, что захочется, вряд ли произойдёт.
Это — весна. И она до конца ведома
кем-то случайным за бархатную ладонь.
Здравствуй, подруга, ты вновь оказалась дома —
здесь всё пропахло твоей колдовской водой.
Прямо с порога бросаешься зеркалами,
сетью уроков, нотаций и горьких «но».
Знаешь, и с прошлого раза остался камень,
верно вписался в раскрытое полотно.
<s sbifgy3c0000...ЕщёВоздуха в этом городе стало мало,
значит — весна. Что же, здравствуй и проходи.
Там, где была ты, о прошлом не вспоминала?
Прошлое, знаешь, встречается впереди.
Ходит по кругу планета, и мы, и линий
остросюжетных загадочный переплёт.
На перекрёстках оттаял последний иней,
всё, что захочется, вряд ли произойдёт.
Это — весна. И она до конца ведома
кем-то случайным за бархатную ладонь.
Здравствуй, подруга, ты вновь оказалась дома —
здесь всё пропахло твоей колдовской водой.
Прямо с порога бросаешься зеркалами,
сетью уроков, нотаций и горьких «но».
Знаешь, и с прошлого раза остался камень,
верно вписался в раскрытое полотно.
Видишь ли, крепкая почва важнее тыла,
тонкую вену легко рассекает гвоздь.
Ты не дождёшься «спасибо» за то, что было.
Благодарю, но за то лишь,
что не сбылось.
надо мной колдует и совсем обессиленную несет на руках во флигель.
он – награда за злополучных бывших, первозданный воитель, посланный небом.
независим, но приходит и улыбается хитро, завлекая ночлегом, -
проблема решается сама по себе. не думала, что придется зависеть
от человека, о котором не знаешь почти ничего. это яркий бисер,
который метать не придется. в моем смертельном заплыве он – спасательный круг,
знахарь, лелеющий каждую ранку тела, которое искорёжил недуг.
это больше, чем чувство, и несравнимо серьезней, чем можно себе представить.
ум от дьявола. такой может страстно любить до гроба...иль чрезвычайно ранить.
кто не рискует – не пьет ни единой капли, согнувшись от мучительной жажды.
а такие, как он, уникальны в своей чарующей сути. они – однажды.
от него пахнет порохом, веет теплым уютом и фортификацией стен.
он приходит, он улыбается мне. сквозь его руки сочится мед перемен.
он меня заключает в...Ещёон – волшебник, моя чума, эпидемия, прямо пророчащая погибель.
надо мной колдует и совсем обессиленную несет на руках во флигель.
он – награда за злополучных бывших, первозданный воитель, посланный небом.
независим, но приходит и улыбается хитро, завлекая ночлегом, -
проблема решается сама по себе. не думала, что придется зависеть
от человека, о котором не знаешь почти ничего. это яркий бисер,
который метать не придется. в моем смертельном заплыве он – спасательный круг,
знахарь, лелеющий каждую ранку тела, которое искорёжил недуг.
это больше, чем чувство, и несравнимо серьезней, чем можно себе представить.
ум от дьявола. такой может страстно любить до гроба...иль чрезвычайно ранить.
кто не рискует – не пьет ни единой капли, согнувшись от мучительной жажды.
а такие, как он, уникальны в своей чарующей сути. они – однажды.
от него пахнет порохом, веет теплым уютом и фортификацией стен.
он приходит, он улыбается мне. сквозь его руки сочится мед перемен.
он меня заключает в медвежьи объятья, утыкает носом в стальную грудь,
и меня с головой накрывает счастьем, причем так, что ни выдохнуть, ни вздохнуть.
я жива.
и мне все еще интересно, что с тобой проис...Ещёты не прав, мой друг, говоря о том, что я стала камнем, свинцом и льдом, что все крепче яд и острее жало. просто я так долго двоих держала, что одна выдерживаю с трудом. в стае хищных птиц, раздраженных ос, я чужая особь, немой вопрос, головные боли седых ученых. и тебе не велено знать, о чем я научилась думать, пока ты рос. это шутки гормонов и позвонков, кто-то взял свой метр – и был таков, кто-то больно тянется дюйм за дюймом. так в пустыне верблюд переходит дюны, но оазис по-прежнему далеко. иногда мне кажется: все мираж, здесь чужой язык, да и мир не наш, и создатель мира лицо скрывает. иногда я чудо творю словами и беру фортуну на карандаш. ты не прав, мой друг, этот путь не пыль, просто я однажды сошла с тропы, потеряла время, людей и память. мне бы льдом, свинцом, одиноким камнем, но судьба не любит вещей слепых. я умею дни проходить насквозь, вижу изгородь, жимолость, ржавый гвоздь, словно намертво впаянный в срез древесный.
я жива.
и мне все еще интересно, что с тобой происходит, когда мы врозь.
у меня к тебе - что не выразить в двух "люблю".
у меня - лишь дороги, дни, солнцепёк и мили, лишь вокзалы, кварталы, кладбища, дождь и штили. если ищешь комфорт и старость в пустой квартире - мы путями ошиблись -
я за тебя боюсь.
собирай свой рюкзак - попробуй прожить иначе, научись отдавать, не требуя лжи и сдачи. если слово "свобода" что-то ещё да значит - то хватай мою руку, крепче её держи.
я тебе подарю дыхание, зной в зените, поезда, автострады, пыль, бесконечный Питер...
у меня к тебе - соль лишений и свет открытий.
у меня -
для тебя,
к тебе -
[бесконечно] -
жизнь.
если ты хочешь - залезем выше, если не хочешь - умрем во ржи.
если угодно, то будет вечер
самый прекрасный, и ночь бела.
я отменяю любые встречи. к черту работу и в лес дела.
краем ботинка разбиты горы. пальцами в небо проложен путь.
я зачинаю скандал и ссоры. я не могу без тебя заснуть.
тело замерзло и сил немного, сорванный голос в комок зажат.
я пробиваю к тебе дорогу кровью, зубами, клинком ножа.
холодом резким окатит лица, тонкой полоской преломлен свет.
руки мечтают ветвями свиться, губы мечтают сойтись в дуэт.
я подарю тебе книгу, слышишь? завтра отправлю - к весне дойдет.
градус теплее - и тают крыши, краем ботинка расколот лёд.
только послушай! ну, Джи! послушай! хочешь - уедем. куда-не суть.
ветром дорожным заложит уши, воздух весенний разрежет грудь.
нечего трусить - вдвоем нестрашно. вроде, не дети - никто не съест.
море и скалы, и воздух влажный. именно это безумно важно.
собрана сумка. открой п...Ещёя подарю тебе море, слышишь? я подарю тебе море, Джи.
если ты хочешь - залезем выше, если не хочешь - умрем во ржи.
если угодно, то будет вечер
самый прекрасный, и ночь бела.
я отменяю любые встречи. к черту работу и в лес дела.
краем ботинка разбиты горы. пальцами в небо проложен путь.
я зачинаю скандал и ссоры. я не могу без тебя заснуть.
тело замерзло и сил немного, сорванный голос в комок зажат.
я пробиваю к тебе дорогу кровью, зубами, клинком ножа.
холодом резким окатит лица, тонкой полоской преломлен свет.
руки мечтают ветвями свиться, губы мечтают сойтись в дуэт.
я подарю тебе книгу, слышишь? завтра отправлю - к весне дойдет.
градус теплее - и тают крыши, краем ботинка расколот лёд.
только послушай! ну, Джи! послушай! хочешь - уедем. куда-не суть.
ветром дорожным заложит уши, воздух весенний разрежет грудь.
нечего трусить - вдвоем нестрашно. вроде, не дети - никто не съест.
море и скалы, и воздух влажный. именно это безумно важно.
собрана сумка. открой подъезд.