Корреспондент DW побывал на мастер-классе в Праге для школьников "Что зависит от тебя и как сохранить то, что у тебя отнимают?". Главной темой стало вторжение СССР в Чехословакию.Ярмарка неподцензурной литературы "Пражская книжная башня" проходила в столице Чехии уже во второй раз.

В 2025 году в середине сентября она собрала более двух десятков издательств, работающих в эмиграции, в основном русскоязычных, но был и стенд для книг на белорусском. Отдельно выставлялись украинские книги - свидетельства продолжающейся войны. В насыщенной программе участвовали писатели, поэты, публицисты, художники, активисты, живущие в Чехии, Польше, Германии, Израиле, Франции, Швейцарии, США. Помимо книжных презентаций и дискуссий, отдельная программа была обращена к детям.

Корреспондент DW побывал на мастер-классе для школьников "Что зависит от тебя и как сохранить то, что у тебя отнимают?", построенный вокруг книги "25 августа”, изданной в России еще до начала полномасштабного вторжения в Украину издательством "Самокат" и международным "Мемориалом" при поддержке немецкого Фонда имени Генриха Бёлля и Европейской инициативы в области демократии и прав человека.

Эта детская книга посвящена очень взрослому событию - демонстрации против вторжения в Чехословакию, которую провели 25 августа 1968 года на Красной площади Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг.

Акция советских диссидентов имела большое политическое значение, не говоря уже о ее медийном эхе. Ее участники подверглись репрессиям. Годы спустя их назвали героями. Но как рассказать об этом событии и почему оно, собственно, произошло, подрастающему поколению почти 60 лет спустя, когда Москва ведет агрессивную войну в Украине? Об этом мы поговорили с ведущей мастер-класса и одной из создательниц книги, исследовательницей "Мемориала" Александрой Поливановой.

DW: Как пришла идея такого издания, как оно было сделано?

Александра Поливанова: В 2018 году исполнилось, с одной стороны, 50 лет вторжению советских войск в Чехословакию, а с другой - демонстрации на Красной площади 25 августа. Мы делали выставку в "Мемориале", приглашали Павла Литвинова (советский диссидент, бывший политзаключенный, сейчас живет в США. - Ред.) и других, много разговаривали о той демонстрации со взрослыми людьми. Но поскольку я занималась музейной педагогикой, мне казалось важным говорить об этом и со школьниками, причем буквально от 7 до 18 лет. И мы подумали, что было бы здорово сделать детскую книжку, понятно рассказывающую про 1968 год.

Про поступок людей, вышедших на площадь. Оказалось, сделать это очень трудно, если не начать с предыстории, с 1917 года. Мы долго работали. В итоге книга вышла в январе 2021 года, как раз когда шли большие митинги в поддержку Навального. Начались "накаты", мол, агитируют детей выходить на улицы. Издательство было вынуждено убрать книгу с прилавков, хотя она все же продавалась.

В магазине можно было спросить: "Есть у вас такая книга?" - они из-под прилавка ее доставали. А потом "Мемориал" ликвидировали, а Фонд имени Генриха Бёлля признали нежелательным. В общем, эта книжка в России почти не продавалась. Когда меня пригласили в Прагу, я подумала: самое время поговорить о том, что случилось в 1968 году в Чехословакии, и как реагировали люди в Советском Союзе, в России. А реагировали они по-разному, но мы взяли случай тех, которые протестовали.

- На встрече в Праге вы обсуждали, что происходило с людьми 50 или 100 лет назад, какую политику проводил СССР, почему эти восемь человек решили выйти на публичный протест - где были избиты и арестованы уже через 5 минут. На большом листе бумаги вы рисовали то, что можно назвать схемой институционального насилия, где есть отдельная роль для агрессора, его жертвы и для свидетелей - либо молчаливых, либо возвышающих голос. Пришли, кстати, не только дети, но и взрослые! Но в чем специфика работы именно со школьниками?

- Я стараюсь не так много разговаривать, а больше спрашивать. И больше обращаться к тому, что сам человек знает, как чувствует, реагирует, осмысляет какие-то тезисы, которые можно прочесть в книге или увидеть на выставке. В Европе с такими проектами немного проще, они, как правило, накладываются на то, что в школах с самых младших классов есть правовое образование. И в европейских магазинах можно увидеть книги о правах человека, в том числе для самых маленьких детей. В России правового образования практически нет, апеллировать к правозащитной оптике невозможно, потому что ее никто не изучал.

Приходится обращаться к собственным этическим установкам ребенка, подростка, так сказать, будоражить его критическое мышление. Каждая встреча проходит по-своему. Вот сейчас мы пришли к слову "агрессор". И к схеме "агрессор - жертва - свидетели". Иногда возникают другие слова: "палач", "насилие".

Можно было видеть, как в качестве своего примера многие приводили не какую-то ситуацию исторического масштаба, а то, с чем они столкнулись в собственном классе или на улице, когда кто-то напал на женщину, а кто-то пытался вмешаться. Это не я, кстати, придумала, такая структура разработана в амстердамском Музее Анны Франк, она помогает понять, что все происходящее в мире так или иначе касается тебя лично. Будь то глобальные процессы, как войны или ядерная угроза, или простые ситуации, когда в школе кто-то обзывает другого человека.

- Такие образовательные программы, касающиеся России, казалось бы логичным и проводить в России, однако мы беседуем хоть и на русскоязычной книжной ярмарке, но в Праге. Если в 2019 году еще можно было представить себе там что-то подобное, то сейчас все это попросту вытеснено из РФ. Нет ли у вас ощущения поражения? Вот мы что-то делали, старались, трудились, но агрессор растоптал это.

- Если эту схему разбирать и делать более сложной, то никто не утверждает, что свидетель изменит ситуацию сразу, за один день или месяц. Это может быть делом многих лет. Да, он может находиться очень близко к агрессору, но роли у свидетелей бывают весьма разными, в том числе в зависимости от их дислокации. И от людей в России, и где бы они ни находились, может зависеть многое, но надо это понять и найти.

Как верно кто-то из участников сказал, что потребуются и ум, и даже хитрость, чтобы сообразить, как именно действовать. Мне не кажется, что люди в России ничего не могут сделать - они могут. И хорошие образовательные программы все равно проходят там в каких-то школах, хотя, может быть, и завуалированно. Работа с гражданами РФ не бесполезна, это может быть долгая, но не безнадежная работа.

- Как вам кажется, современные дети, подростки, тинейджеры хорошо знают историю? Или на вопрос "кто такой Ленин" они отвечают: "Это последний русский царь"? Какое ощущение от этого поколения?

- Какие-то знания уходят, какие-то нет, чувствуется немного разная подготовка и, может быть, подход, если сравнивать, как я работала в России со школьниками и здесь, в Европе. Можно было бы подумать, что на организованные "Мемориалом" события приходят некие специально подготовленные люди, но когда начинаешь разговаривать со школьниками, часто оказывается, что у них есть какие-то установки, может, от бабушек и дедушек, не знаю, но довольно, я бы сказала, прототалитарные.

Но вопрос не про то, что они должны знать что-то конкретное. Моя цель - не чтобы они ушли, знаете, как с лекции уходят - вот мы запомнили, что в таком-то году был Ленин, а потом Сталин. Скорее, цель - запустить процессы критического мышления и осмысления исторических процессов и тех, что происходят в твоей школе. И - критического осмысления самого себя и собственной роли. Вау, оказывается, от меня может что-то зависеть! И что-то может зависеть от каждого.

- Как устроена работа "Мемориала" сейчас, когда он фактически в изгнании, какие стратегические цели?

- Не только в изгнании - он и в России, и есть укорененные европейские "Мемориалы", которые продолжают работу со своими сообществами. Есть эмигрантские "Мемориалы", работающие в диаспоре. Есть в Украине Харьковская правозащитная группа. В целом можно сказать, что мы заново осмысляем те же ценности, в той же правозащитной оптике, но с учетом новых вызовов. Когда связь исторических преступлений с преступлениями нынешнего российского режима становится более наглядной.

И мы, как люди, занимавшиеся историей много лет, что-то лучше понимаем про нынешнюю агрессию России, но также можем лучше понять, как были устроены агрессия и насилие в Советском Союзе. Эта связь, эта деконструкция насилия - попытка понять, как мы не смогли ему противостоять в 1930-е годы, как мы пришли к тому, что происходит в наше время, и как с этим опытом можно противостоять насилию. Вот это и есть работа "Мемориала".

- Во всем мире нарастает волна политического популизма, ставящего под угрозу демократические ценности. Возникают сомнения, что привычные, казалось бы, проверенные временем методы просвещения, образования и контрпропаганды все еще работают. Как действовать в этих условиях?

- Есть страны, где происходят выборы, пусть даже их результаты могут нам казаться какими-то странными, но все же они проходят по демократическим процедурам, и это реальный выбор людей. И есть Россия, где никаких выборов уже нет очень давно, а просто узурпация власти преступным режимом. Здесь есть разница. При этом путинский режим, как мне кажется, пагубно воздействует и на демократические страны.

Не знаю, есть ли какие-то иные способы действия, кроме как осознать, что демократия - да, это что-то прекрасное, что нам нравится, но ее надо защищать. Также как Украина защищает свою независимость, свой суверенитет и свою демократию. И каждому из нас, в какой бы стране мы ни находились, надо каждый день защищать те ценности, которые мы отстаиваем. Ежедневно оказываться в ситуации активного свидетеля. Только это нас может сдвинуть в ту сторону, куда мы хотим.