Лавандовая лента.

47.
Сэмми улыбнулась.
– Нет, дорогая. У тебя были ненормальные отношения, когда весь твой мир должен был вращаться вокруг Эрика. Это он жалок. А ты? Ты великолепна!
Эдриэнн снова обняла подругу, чего та не ожидала.
Последовало долгое неловкое молчание.
– Но, должна признать, это не говорит о том, что ты умеешь выбирать друзей.
Эдриэнн рассмеялась.
Сэмми, обычно лишенная сентиментальности, положила руку на плечо Эдриэнн.
– Ты тоже отличная подруга, – признала она, слегка прижав Эдриэнн к себе. – А теперь расскажи мне все о мистере Замечательном. Мы посмотрим лавандовую комнату, когда покончим с этим.
Женщины уселись за кухонный стол, заваленный образцами красок. Следующим проектом Эдриэнн была ее спальня.
– Я не знаю, что рассказывать о нем. – Она водила пальцем по краю образца ярко-голубой краски. – Все произошло как в водовороте.
– Но ты влюблена в него?
Эдриэнн посмотрела на Сэмми.
– Да.
– Но…
– Сначала он отнесся ко мне с явным подозрением. Но потом, я полагаю, это подозрение рассеялось.
Она взяла образец краски и протянула его Сэмми, которая с выражением ужаса на лице бросила его в стоявшую поблизости мусорную корзину.
– Ты думаешь, что его подозрение рассеялось?
– Он никогда не говорит о своем прошлом. – Она протянула ей еще один образец, цвета сливочного масла. Сэмми он тоже не понравился.
– Итак, он не любит говорить о своем прошлом. Судимость? – пошутила Сэмми.
Эдриэнн закатила глаза.
– Нет, ничего подобного.
Сэмми пожала плечами.
– Некоторым людям проще сосредоточиться на будущем. Если в прошлом у них были проблемы, это мешает их росту. – Сэмми взяла зеленую краску и подняла ее вверх. – Вот эта.
Эдриэнн взяла ее и представила свою спальню в зеленых цветах. Она предпочла бы цвет глаз Уилла.
– У него большие проблемы с родителями.
– Честно, тебе не кажется, что они есть у большинства? – Сэмми снова пожала плечами. – Итак, мы имеем взрослого мужчину, у которого проблемы с родителями и который не хочет говорить о своем прошлом? Я не вижу здесь причин для тревоги.
Но мыслями Эдриэнн уже была далеко. Она думала о своем пятилетнем браке с самовлюбленным бабником. Она не представляла, почему ей потребовалось так много времени, чтобы понять, кто он такой.
– Эрик никогда не говорил о прошлом. Если там было что-то болезненное, он просто запирал это в сердце. Но проблема в том, что сердце все равно ощущает эту боль. И эта боль вырвется наружу. Выплеснется на кого-нибудь, кто окажется под рукой.
Сэмми внимательно посмотрела на нее.
– Ты думаешь, Уилл такой же, как Эрик?
– Я не знаю. Но одно я знаю точно – я больше никогда не вступлю во взрывоопасные отношения. Никогда. – Она невесело рассмеялась: – Знаешь, когда я делала не совсем то, чего он хотел, он говорил мне: «Ты что, не видишь, сколько проблем создаешь?»
Сэмми молчала, давая Эдриэнн возможность выговориться.
Эдриэнн положила руку себе на сердце.
– Сколько проблем я создаю. – Она покачала головой, и ее глаза стали печальными. – Именно это он сказал мне, когда я объявила ему, что хочу развестись. Не «Я люблю тебя. Я совершил ошибку, прости меня, ты одна нужна мне…». Нет. «Ты что, не видишь, сколько проблем создаешь?»
– Мне очень жаль, дорогая, – сказала Сэмми. – Но из того, что ты мне рассказала, не похоже, что Уилл такой же.
Эдриэнн посмотрела ей в глаза.
– Я думаю, еще слишком рано судить.
– Как же ты выяснишь это?
– Со временем само станет ясно, полагаю.
Сэмми улыбнулась.
– А он стоит того, чтобы тратить на него время?
– Я надеюсь.
Сэмми пожала ей руку.
– Я думаю, он того стоит. И, кстати, когда я познакомлюсь с мистером Многообещающим?
– Я работаю над этим, – улыбнулась Эдриэнн.
Был ли он мистером Многообещающим? Эдриэнн все еще не была уверена. Но она надеялась.
Надежда. Еще одно, чему научили ее письма Уильяма, – никогда не терять надежды. Так что, когда Сэмми ушла, Эдриэнн нашла среди копий писем свое любимое послание.
Январь 1945 г.
Дорогая Грейси, иногда мне становится страшно, что я забуду твое прекрасное лицо или звук твоего голоса. Кажется, я так давно не держал тебя в объятиях, так давно не слышал твоих слов… Ночью я крепко закрываю глаза. Я вспоминаю и вновь переживаю каждый миг, который мы делили с тобой. И хотя мои мысли меня подводят, у меня остается надежда. Это единственная сила, на которую я могу рассчитывать и которая меня не подведет.
Как можно измерить надежду? Она в каждом нашем вздохе, в каждом биении сердца. Надежда – цветок, который не погибнет в самую лютую стужу. Надежда – бурлящая река, омывающая берега земли. Она больше, чем сила: она заполняет все твои сосуды и помогает в битве. Я не поддаюсь отчаянию, Грейс. Надежда заставляет меня двигаться. И хотя сомнения пытаются одолеть мой ум, надежда захватила меня в плен. Я ее раб. И поэтому моя душа связана обязательством – надежда цветет во мне. Я надеюсь, что она цветет и в тебе.
Я люблю тебя, Уильям.
Уилл ехал в кофейню к Сэмми, и ветер, врываясь в открытые окна машины, трепал его волосы. До знакомства с Эдриэнн он всегда включал кондиционер и закрывал все окна. Но, глядя, как она упивается соленым прибрежным бризом, он тоже стал ценить его. Издалека до него донесся запах апельсиновой рощи, и Уилл понял, что ветер дует в правильном направлении, поэтому он чувствует аромат цитрусов. У него потекли слюнки. При виде Эдриэнн, заходившей в кофейню, пока он парковал машину, его аппетит разыгрался еще больше.
48.
Она познакомила его с Сэмми, и после нескольких минут дружеской беседы Сэмми усадила их за столик в углу, где им никто не мог помешать.
– Как насчет луау? [Традиционный гавайский праздник на открытом воздухе с угощением] – предложила Эдриэнн, просматривая страницы журнала, посвященного организации праздников.
Уилл положил в рот кусок индейки и задумался.
– Да, Попсу понравится. Как мы это организуем?
– Ну, – сказала Эдриэнн, оглядывая комнату, – нам понадобятся декорации, музыка и еда. Однажды я была на луау, и в качестве столика для фуршета было старое каноэ.
Он изумленно посмотрел на нее.
– Подожди, ты сказала – старое каноэ?
Она крутила в пальцах желтый карандаш.
– Ну, ты понимаешь… Заполняешь дно льдом, а на него ставишь подносы с едой. Это выглядит очень здорово. – Она закатила глаза. – Если мы сможем достать каноэ.
– У меня есть каяк, в котором уже давно нельзя плавать. Подойдет?
Она облокотилась о стол и ладонью подперла щеку.
– А можно на него посмотреть?
– Он у меня в гараже. Сможешь заглянуть к нам попозже?
Ему нравилось все это. Непринужденный разговор, и планы, и то, что он мог попросить ее заглянуть к ним.
– Конечно, но не решит ли Попс, что мы ведем себя странно, копаясь в гараже?
Уилл пожал плечами.
– Нет, я придумаю, что сказать ему. Кроме того, он сейчас немного поглощен своими мыслями.
Все складывалось хорошо. Он решил не беспокоиться о ее строптивости. Похоже, Эдриэнн становилась все более сговорчивой.
Они оба улыбались. Уилл начал понимать, как хорошо, когда в жизни рядом с тобой такой человек, как Эдриэнн.
– Они с Сарой вечера напролет разговаривают по телефону. После того как я вчера вернулся с работы, он успел позвонить ей дважды.
– Так приятно наблюдать за ними, – заметила Эдриэнн.
Она заказала сэндвич с салатом и цыпленком, но почти ничего не съела. Неудивительно, что она оставалась такой миниатюрной. Эта женщина почти ничего не ела. Кроме мороженого с печеньем и шоколадной крошкой. Его она могла поедать тоннами.
Эдриэнн откусила кусочек круассана.
– А потом она позвонила ему. – Он изучал лицо Эдриэнн. – Так здорово видеть его счастливым. Я уж начал волноваться из-за него.
– Что ты имеешь в виду?
Она отхлебнула ванильной кока-колы, которую Сэмми сделала для нее.
– Не знаю, но, похоже, он проводит все больше и больше времени, рассматривая эти дурацкие фотоальбомы и книги о войне. Я был бы рад, если бы он наконец закрыл эту главу своей жизни.
Эдриэн постучала по краю стола и опустила ресницы.
– Это не преступление – хотеть помнить свое прошлое.
– Да кто хочет его помнить? Оно ужасно, и оно уже прошло. Что хорошего может выйти из того, чтобы опять вытаскивать его на свет?
Уж Эдриэнн-то должна была это понимать. Разве она не провела много ужасных лет в скверном браке? Может быть, она все время сидит и размышляет об этом? Может быть, поэтому она все еще кажется печальной?
– Люди должны учиться отпускать прошлое, – произнес он вслух.
Крылья точеного носа Эдриэнн расширились. Злость. Это была злость. Уилл еще никогда не видел ее такой.
– Прошлое делает нас такими, какие мы сейчас. И все плохое в нас, и все хорошее – все это из прошлого.
В ярости она была еще прекраснее; золотые крапинки в ее глазах превращались в раскаленную лаву.
Она подалась вперед.
– Ты даже не слушаешь меня?
Нет, он ее почти не слушал. Его не интересовала эта тема, поэтому вместо ответа он отправил в рот кусок картофеля.
– Ты не слушаешь меня. – Она склонила голову набок и провела пальцами по темным волосам. – Если мы учитываем свои прошлые ошибки, то становимся лучше.
– Это легко говорить тому, кто живет большей частью в прошлом, а не в настоящем.
Ой! Уилл не собирался произносить эти слова вслух.
Эдриэнн нахмурилась – сказанные слова явно задели ее за живое. Она оттолкнула от себя тарелку.
– Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами.
– Ты провела целую неделю, читая письма моего деда, вместо того чтобы заниматься своим домом. Ты все забросила, чтобы иметь возможность погрузиться в чью-то историю.
Он видел огонь в ее глазах, понимал, что сказал не то, но, господи, эта женщина могла с легкостью вывести его из себя.
– Прежде всего, я не прекратила жить, чтобы сидеть и читать письма целую неделю. – Она вскинула руки. – Ты слишком резок, знаешь ли. И если даже я это сделала, что из того? Я могу оценить, через что пришлось пройти Попсу и другим людям. Эта война изменила современный мир.
Уилл сглотнул.
Она покачала головой и наклонилась вперед, схватив его за руку.
– А ты знаешь хоть что-нибудь о военном прошлом своего деда?
Уилл открыл было рот, но она продолжала говорить, и злость звучала в каждом ее слове.
– Ты знаешь, что он служил в одном из прославленных подразделений, получивших больше всего наград за всю войну? Ты знаешь, что он провел несколько недель, замерзая в лесах в Бастони? Ты знаешь, что его подразделение участвовало во всех важнейших битвах Европы?
Говоря это, Эдриэнн для большей выразительности стучала указательным пальцем по столу. Она посмотрела на него так, словно прежде никогда его не видела.
– И вообще, знаешь ли ты своего деда?
А может быть, она смотрела на него так, словно видела его насквозь.
Это был глупый вопрос, и это ее не касалось. Но злость вспыхнула и в Уилле, и с не меньшей силой.
– А ты думаешь, что знаешь его, прочитав несколько писем?
Он прожил с Попсом почти пять лет. Конечно, он знал его. Он знал, какую кашу Попс предпочитает. Какие спортивные передачи любит смотреть. Он практически вырос в доме Попса, проводя там каждое лето. Попс посещал все бейсбольные игры, в которых участвовал Уилл. В школе, в колледже, он всегда был там, в первом ряду, подбадривая Уилла. Когда Уилл был маленьким, каждый вечер перед сном Попс рассказывал ему удивительные истории о…
Кровь отхлынула от лица Уилла. Он вынужден был отвести глаза в сторону и почувствовал, как у него защемило сердце. Попс рассказывал ему удивительные истории о солдатах в далекой стране. Уилл напряг память, и в горле у него пересохло. А он любил эти истории, любил каждое слово, ловил каждое слово. Когда эти истории закончились? Стал ли Уилл слишком большим, чтобы ценить их? Он мучительно пытался припомнить хотя бы одну деталь этих рассказов, но не смог. Там, где была живая, яркая жизнь, остались лишь смутные тени. Это было все равно что пытаться снять песчинку со стекла, заливаемого сильным дождем.
На мгновение он вспомнил стопки книг Попса, лежавшие на полу у него в комнате. Уилл перенес их вниз в библиотеку. Он вспомнил глубокую печаль на лице Попса. Но Попс быстро справился с собой и пошутил, что намного приятнее будет читать их в комфорте библиотеки. Уилл не обратил внимания на названия книг. Честно говоря, его не слишком интересовали стопки старых изданий. Исторических книг. Книг о Второй мировой войне. И только сейчас он понял, что это были за книги. Это была история, которую Попс помогал творить.
Продолжение...